В доме твоем

      Сережа изо всех сил старается не поднимать глаза, смотреть только в свою тарелку. После вчерашнего инцидента последнее чего хотелось, так это остаться без завтрака за “наглый взгляд”. При вспоминании вчерашней ночи спину обжигало огнем, а синяки ныли, так вот неудачно упал на табуретку.       Взгляд невольно падает на друга, сидящего напротив. На у того красовался скуле серо-синий, как штормовое небо, синяк. Чувство вины вновь подкатывает к горлу, и возможность остаться без завтрака уже не кажется такой уж и смертельной. Дима, словно чувствуя его взгляд, отрывается от своей тарелки и легонько пинает его под столом, осторожно улыбаясь краешком губ.       Сергей дружит с ним уже почти полгода, но до сих не понимает, как же так получилось, что они стали настолько близки. Даже в свои пять лет Сергей видел, что они принадлежат совершенно разным мирам, просто пересеклись случайно, создавая свой собственный, небольшой, но уютный и родной. Дима – мальчик, к которому хочется тянуться, как к солнцу. Он отзывчив, добр и невероятно щедр. Как раз из тех ребят, которые спустятся ночью на кухню за стаканом воды ради других, рискуя попасть под горячую руку взрослых. Ему бы водиться с Лизой – девочкой-звездочкой. Невинной, яркой, слегка взбалмошной, но всегда с интересной историей в запасе. Сергей же это его полная противоположность. Он закрытый, неразговорчивый, одинокий, со своими странностями и причудами, к нему в лучшем случае тянутся мыши, живущие в их комнате.       Сергею бы подошел Петя. Самый старший и ответственный из них, но такой же нелюдимый и абстрагированный, застрявший в воспоминаниях о прежней жизни. Принципиальное различие между ними лишь в том, что Петя специально возвращается в закоулки памяти, а Сережу туда тянут кошмары. Возможно, противоположности и впрямь притягиваются.       Лиза, неестественно тихая после вчерашнего скандала, ставит перед ним чашку чая. Судя по цвету, заваренного еще вчера в обед. За столом тихо. Сегодня они завтракают без Егора, что неудивительно после его ночного «представления». Никто не смог бы встать после такого количества дешевого бухла.       — Вам повезло, что вас не заперли на чердаке, — Ксения смотрит на них светло-карими глазами, похожий оттенок имеет чай в его кружке, и прижимает пальцы к вискам.       В ее голосе слышится абсолютное безразличие и холод.       — Сегодня вы пойдете туда же, на обед вернитесь домой с половиной суммы. Потом возвращайтесь, в восемь ужин. Петр, покрутись сегодня в районе Ладожского вокзала. Лиза, останешься дома и приберешься в гостиной и на кухне, после обеда составишь компанию Диме и Сереже. Всеволод обещал зайти на этой неделе.       От Сергея не ускользает то, как морщатся ребята. О Всеволоде он слышал немного. Мужчина, приходящий к ним раз в полгода или реже. По словам Лизы, самому давнему обывателю этого дома, его визиты были всегда, не регулярно, но в обязательном порядке. Взрослые запирались в комнате Ксении и Егора, по долгу что-то обсуждая на пониженных тонах. Зато о его сыне ходило много слухов. Кирилл не отличался ни сдержанностью, ни воспитанием, представляя собой воплощение грубости и надменности. Сергей искренне надеялся, что все это было лишь глупым преувеличением Лизы, но загнанный взгляд друга и ссутулившийся на месте непоколебимый Петя говорят громче свяких слухов.       Дима допивает свой чай и собирается вставать из-за стола, когда Ксения ловко ловит его за рукав одежды. На секунду все замирают, Сергей сжимает зубы, стискивая кружку, напрягается. Только вода шумит в раковине, у которой застыла девочка.       Женщина тянет мальчика к себе и берет его лицо за подбородок, поворачивая ударенную щеку к свету. Ее длинные пальцы с идеальным красно-белым маникюром на мгновение сжимаются, а потом, недовольно цокнув, она отпускает его.       — Сегодня не лучший день давить жалость. Зайди в ванную, мы замажем это тональным кремом. Если кто-то спросит, скажешь, что упал. Понял?       — Да.       Дима безропотно топает в указанное место. Петя встает из-за стола и спешит убраться куда подальше, а точнее в район старого вокзала, попрошайничать у приезжих. Лиза продолжает мыть посуду, что-то напевая под нос. Сережа одним глотком допивает безвкусный чай и идет в гостиную, чтоб уже там дожидаться товарища. На старом диване появилось новое пятно – разлитое пиво – как очередное напоминание о вчерашнем. Ни то чтобы редкость, но в том случае он чувствовал себя действительно правым.       А за правое дело не очень-то страшно упасть на табуретку, так ведь?       Упомянутая табуретка валяется в углу, возле телевизора. Мальчик кривит губы – это была единственная подставка для ног. Егор заставит его ходить на свалку снова и снова, пока он не найдет достойную замену.       За окном солнце с трудом пробивается сквозь тучи, скоро лето. Больше работы, меньше свободного времени. Зимой они выходили по три-четыре раза в неделю, но теперь с наступлением теплого сезона, скорее всего, у них не будет такой роскоши как выходные.       Дима появляется спустя десять минут со смешно выделяющимся пятном на коже. Ксения немного смуглее, и на белой, как снег, коже это выглядит чуть ли не абсурдно. Сережа ничего не говорит и быстро выходит из дома. За дверьми дышится легче, спокойнее, прохладный ветерок приятно касается кожи. Можно дышать полной грудью. Или почти полной.       — Прости, — искренне извиняется Сережа, поравнявшись с Димой. — Нам не стоило кормить ту собаку.       — Это было наше решение, - качает головой Дима. — К тому же, это не меня толкнули на табуретку. Как спина?       — Нормально, уже не болит, — вранье выходит легким, но Дима недоверчиво хмурится. — Ты предлагал купить что-то подешевле, да тот же самый хлеб. Возможно, такую недодачу они бы не заметили.       — А может быть заметили бы, и нам бы влетело за то, что Долли поела хлеба, а так может она единственный раз в своей жизни ела настоящий собачий корм. Представь, как было бы обидно разбить спиной стул за кусок хлеба для собаки, а?       — Думаешь, это правда? — Сережа заворачивает за угол, ведущий в петляющие дворы. Так безопаснее, чем по главным улицам.       — Что правда?       — То, что он заставит нас месяц питаться собачьим кормом?       — Ну, — Дима чешет плечо, поворачивая голову в сторону друга, — однажды он пообещал Софии скормить ей ее же мелки, но забыл об этом на следующий день, а потом как-то заставил Петю пить соленный чай за неудачный розыгрыш. Так что тут не угадаешь. Навряд ли.       — На запах вроде как неплохо.       Мальчишки переглядываются, корчат рожицы отвращения и начинают смеяться, заполняя тонкие переулки детским смехом.       — Егор, можно, пожалуйста, добавку?       — Да, пожалуйста. Это в сто тысяч раз вкуснее макарон Ксении. Спасибо за столь щедрое наказание.       Сергей закидывает голову, представляя себе нереальную картину и удивленное лицо Егора. В такие моменты он ни о чем не жалеет. Иногда, когда они с Димой сидят под одеялом с маленьким фонариком, рисуя на старых газетах и разговаривая обо всем на свете, делясь сокровенными тайнами и до невозможности глупыми шутками, ему кажется, что будь у него выбор, он бы предпочел эту жизнь, той, что у него была раньше. Выбрал бы бесконечные вспышки агрессии Егора, холодные комнаты, стряпню Ксении, громкие ссоры по ночам, постоянную нервозность. Он бы выбрал Диму. Но кто говорит о таком вслух? Уже ребенком он понимал, что он не такой как все. Как говорил его дед?       “Пропащий с гнилой кровью в венах”.       Дима, наоборот, тоскует по прежней жизни, по уюту, по родителям, по теплу. Его там любили, его ждали. И что он ответит? Что променял бы яркую жизнь из телевизора на рыжего мальчугана в оборванном шмотье?       — О чем задумался? — Дима смотрит, как всегда, внимательно, в самую душу, все еще улыбаясь.       — Мы почти пришли. Что, если собака снова там будет? Голодная.       В ответ он пожимает плечами, улыбка сходит с лица. Ослушаться взрослых страшно и кажется немыслимо, они всегда обо всем узнают, но пройти мимо и остаться безучастным кажется куда более бесчеловечным. Если бы только Ксения не попросила их вернуться к обеду, он бы легко скормить ей свой, утоляя голод и заглушая свое чувство вины.       Место выглядело точно так же, как и вчера. Небольшой парк с лавочками и редкими хвойными деревьями. Маленький фонтан с грязноватой водой и старая детская площадка. Здесь давно уже никто не гуляет, не считая некоторых сомнительных личностей и престарелых, которым не повезло жить неподалеку. Не самое лучшее место, но они довольно часто ходили сюда в последнее время.       В прошлом месяце неподалеку начали постройку, и рабочие часто приходили в парк на обед или проходили через него по пути домой, не забывая дать копейку двум оборванцам. Ко всему прочему, как говорила Ксения, здесь нет добрых самаритян, так и норовивших пристроить куда-нибудь обездоленных, сделав парочку соответствующих звонков. Полиция, обычно закрывающая глаза на теневой бизнес, со свидетелями становится невероятно учтивой к головной боли взрослых.       А еще были голуби, до странного притягательные и отталкивающие. Дима их любил, искренне завидуя крыльям, Сергея же крылья настораживали. Однажды, очень давно, он увидел по телевизору павлина. И пока все восхищались красотой хвоста птицы, его не покидало ощущение, что темно-синие «глазки» не перестают следить за ним, сопровождая его во снах и быстро подтверждая, его уверенность в том, что павлины жуткие и пугающие.       — Смотри, — Дима берет его за руку, останавливая и утягивая за потрескавшуюся деревянную скамью.       Под большим деревом на корточках сидели два мальчика, о чем-то споря и толкая друг друга локтями. Ветки хвойного дерева образовывали маленький купол, куда и пытались заглянуть парнишки. Один был высоким светловолосым, с крупными кудрями, бурно жестикулирующий и громко шепчущий. Второй, казалось, был его полной противоположностью – черные волосы, непонятное каменное спокойствие к частым тычкам под ребра и тихий голос.       Если вы встретитесь с другими детьми в красивой, яркой одежде, то даже не вздумайте играть или говорить с ними. Они опасны. Если одежда старая и поношенная, а рядом нет взрослых, можете привести их в гости.       Сергей быстро опустил взгляд на одежду ребят – потертые джинсы и серые, почти идентичные майки. Одежда была какой угодно, но только не красивой и яркой. Но на скромный взгляд Сережи, вчерашней взбучки было более чем достаточно. Страх, что из-за ближайшего куста выскочит Егор с бутылкой в руках, быстро отбивает всякое желание анализировать чужую одежду.       — Ты куда? — шипит Дима, когда Сережа собирается уйти подальше. – Там может быть Долли!       Сережа вновь смотрит на мальчиков, что-то разглядывающих под деревом. Если прислушаться, можно услышать едва слышный шелест и чавканье. Вчера собака была именно там. Он замирает, размышляя. До обеда здесь почти никто не гуляет, но по времени они уже должны сидеть на своих местах. Взрослые всегда предупреждали, что могут заявиться в любой момент, чтобы проверить их работу, а в суровости наказания за увиливание никто никогда не сомневался.       — Кинем в них шишкой и убежим? — предлагает Сергей.       — Что?       — А что? Они побегут за нами, потом устанут и пойдут домой, а мы вернемся к Долли.       — Дурацкий план, — качает головой Дима. — Далеко ты убежишь с синяками на спине. А если упадешь?       — Тогда ты убегай от кудрявого, а я задержу темноволосого.       — Это еще более…       — Эй! Чего вы там прячетесь?       Сергей вздрогнул, посмотрев в сторону кричащего мальчика. Тот хмуро смотрел на них на пару с кудрявым. Мельком он успел заметить слабое движение под деревом. Долли точно там. В любой другой ситуации он бы, не задумываясь, убежал, прихватив с собой друга,и, не оборачиваясь, добежал бы до старой заброшенной полицейской будки на другом конце парка и переждал там. В столе в будке есть пара листов и один фломастер. Они специально положили их туда. Как раз на такой случай. Но Долли под деревом, и, скорее всего, это их вина, они прикормили ее вчера, и в надежде на повторную порцию она вернулась.       Очень медленно. Вспышки гнева Егора научили его опасаться резких движений. Сережа тянет руку под скамью и берет шишку, до боли сжимая ее в руке. Серьезного вреда не нанесет, но кожу оцарапает знатно. Тело напрягается, но первый он не полезет. Как только они подойдут…       — Мы не прячемся, — уверенно заявляет Дима, выпрямившись во весь рост. Сергей поджимает губы. Дима врет отвратно, к тому же их буквально поймали с поличными. — Мы гуляли.       Брови кудрявого недоверчиво ползут вверх, с немым вопросом «Да ну?», другой хмурится, видимо выражая свое сомнение. Они не поверили, и Сережа чувствует, что теперь им точно не избежать конфликта. Шишка в руке так и проситься пустить себя в затылок друга.       — Скажи же? — Дима смотрит на него, едва заметно кивая головой, мол все под контролем. И Сергей неохотно принимает игру друга.       — Просто гуляли, — подтверждает он, всеми фибрами души надеясь, что Долли поможет им отбиться.       — Просто гуляли? Одни? Без взрослых?       — Они неподалеку, — Сергей не дает Диме ответить, потому что какой бы хорошей не была его фантазия, а она действительно была потрясающей и особенно ярко отображалась в его рисунках, в стрессовых ситуациях все сходило на уровень ниже плинтуса. — А ваши где?       Лица мальчиков мрачнеют, светловолосый делает шаг навстречу, и Сережа прибегает ко всей своей силе воли, чтобы не сделать шаг назад. Между ними еще три метра и скамейка. При бегстве у них будет преимущество, будет фора…       — Долли!       Черная собака, средних размеров, вылезает из-под ветвей дерева, с любопытством рассматривая всех добрыми коричневыми глазами. Она тянется, начиная вилять хвостом, обнюхивает руки незнакомцев, тыкаясь в них мокрым носом. Прям как им вчера, когда они покормили ее. Атмосфера немного разряжается, но никто не спешит сделать первый шаг. Один из мальчиков садится на одно колено и чешет псину за ушком.       — Ваша? — спрашивает второй.       — Не совсем, — тихо отвечает Дима, не отрывно смотря на собаку. Осознание того, что Долли ничего не угрожает, немного разряжает обстановку. Шишка осторожно ложится на скамью.       — Если вы дали ей имя, значит она ваша.       — Но…       — Брось, Олег. Я Игорь, а это Олег. Детдомовские, — кудряшка со всей серьезностью подходит к ним и протягивает руку. Единственное, о чем может думать Сережа, так это о потере их превосходства в побеге. Игорь на полголовы выше его и на голову выше Димы.       — Дима. Это мой друг Сергей.       "Уличные, ничейные" — остается недосказанным.