Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
— Я поцеловал лучшего друга твоего парня, которого я ненавижу.
— Ты поцеловал лучшего друга моего парня. — глупо повторяет Римус ровным голосом, все так же глядя перед собой. — ты поцеловал Джеймса. — делает вывод он.
— Я поцеловал Джеймса.
Посвящение
софе, которая сказала «делай, бро»
Искренняя
18 января 2025, 07:05
Регулус красит ногти в темный бордовый цвет.
По правде, ногти ему красит Барти по вечерам, сидя на его кровати, пока рядом сидит Эван, вальяжно закинув ноги на стол и держа в руках учебник по Истории магии. Подготовка к грядущему зачету шла полным ходом: только у Эвана, правда. Он зачитывал главу о восстании гоблинов 1898-1902 года вслух уже в третий раз, и никак не мог запомнить имена и фамилии магических полковников и основные даты этапов восстания. Книга с грохотом упала на стол, а Эван, приложив руки к лицу, простонал:
— Я просто ненавижу историю. Это худшее, что случалось в моей жизни, после знакомства с вами.
— Да, Эван, — Регулус делает в воздухе неопределенный жест рукой с только аккуратно накрашенными ногтями, и страница левитирующего перед ним учебника перелистывается, позволяя ему продолжить изучение теории чисел с помощью математического анализа. — мы тоже ценим тебя и считаем хорошим другом.
— Говори за себя. — сосредоточенно произносит Барти, стараясь красить ногти на левой руке Регулуса аккуратно.
Общение с Барти шло Регулусу на пользу, скромно думали их общие друзья. Каждое лето Барти сбегал из отцовского дома в немагический Лондон и по окончании лета привозил в Хогвартс множество маггловских вещей, так или иначе завлекающих его чистокровных соседей. Регулус пристрастился к учебникам по математике, лаку для ногтей и одежде из секонд-хендов, которую урвал ему Барти за сущие копейки. На самом деле, вещи были хорошие, хотя по началу Регулус воротил нос, фыркая и хмуря брови, потому что «Барти, эту одежду уже кто-то носил, и ты думаешь, что я надену ее?». Барти тогда пожал плечами, сложив её и положив в шкаф Регулуса. Он нахмурился вновь и полез в шкаф, перекладывая вещи по цветам и видам, параллельно причитая, чтобы Крауч никогда больше не лез к его полкам. Регулус был до мозга костей педантом, по, опять-таки, скромному мнению его друзей. Все его вещи были сложены по определенному принципу, и разложены по цветам и фасонам. Он заправлял кровать каждое утро, но только после того, как переоденется из футболки с Человеком-пауком (так же любезно привезенную Барти по окончании лета). Вещи на его рабочем столе были разложены по группам и стояли под определенными углами, оставляя возможный максимум свободного места на поверхности, чтобы было где складировать на них учебники и пергамент. Соседям приходилось с этим мириться: не сметь дышать на его выложенные подушки и ни за что не брать перо со стола без разрешения, потому что для других людей он выдавал перья из выдвижного шкафчика. Со временем Эван и Барти просто свыклись с этим — они делили спальню с первого курса, так что волей-неволей, а мириться со странностями друг друга приходилось. И, что ж, пожалуй, они были и впрямь хорошими друзьями.
Но, возвращаясь к их теплым препираниям в спальнях Слизерина.
— Почему ты вообще читаешь это? Разве математика не бесполезна? — спрашивает Барти, легко взмахивая рукой над пальцами Регулуса, чтобы лак высох. Бытовые заклинания были и впрямь полезны, как бы он ранее ни отнекивался от посещения дисциплин, изучающих соответствующие чары.
Регулус встает с его кровати, щелкая шеей в разные стороны.
— Она нравится мне?
— Твоя увлеченность цифрами убивает. Неужели ты хочешь до самой далекой смерти корпеть над бухгалтерией в Министерстве с эльфами? — Эван подмигивает ему, поднимаясь тоже. Поправляет ослабленный галстук, встав перед зеркалом в полный рост, и улыбается отражению.
— Только об этом и мечтаю вечерами, Розье. — Регулус театрально прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу, на манер актерам в спектаклях в моменты отчаяния по сюжету постановки. Этим летом Барти показал им театр в маггловской части Лондона, и, он готов поклясться, это был самый большой выброс адреналина в его кровь. Он тогда отпросился к Эвану на семейный ужин, до которого так и не дошел, перебившись после спектакля чем-то, что Крауч назвал «чуррос». Это было вкусно, и, наверное, он хотел бы попробовать это снова. — пожалуй, я лучше покину вас.
И он машет рукой, прежде чем поскорее закрыть за собой дверь: если он увидит чуть больше, чем то, как Барти тянет на себя Эвана за галстук, у него останется психологическая травма.
В гостиной ему широко улыбается Доркас, и стоит ему одной ногой ступить на пол — она тут же берет его под локоть, заставляя перебирать ногами быстрее. Несмотря на то, что он был выше, и его ноги были длиннее, Доркас была шустрой, и иногда за ней было не поспеть.
— Я страшно рада видеть тебя, Рэгги. — по ощущениям, в ее улыбке можно было углядеть все 32 зуба, выстроенных ровным рядом на челюстях. И, кажется, у нее было хорошее настроение. Удивительное для человека, которого завтра, как и весь его курс, ожидает зачет по Истории магии.
— Мы виделись с тобой несколько часов назад, я не верю, что ты могла соскучиться. — он закатывает глаза, улыбаясь уголком губ и позволяя вести себя дальше, к выходу из гостиной. Им пора было выдвигаться на ужин, но он по обыкновению давал Эвану и Барти время побыть вместе, уходя из спальни раньше официального начала ужина, чтобы если те и опоздали — то не так значительно.
Доркас тащила его за локоть по коридорам чуть ли не вприпрыжку, определенно несвойственную ей. Казалось, что еще немного — и они будут повторять тошнотворные сцены из мюзиклов, где главной героине, идущей по школе, подпевает каждый встречающийся ученик.
— Итак, — начинает Регулус, невольно улыбаясь — самыми уголками губ, незаметно, но искренне радуясь радости подруги, пляшущей в глазах. — Бинс отправился в забытье?
— Что? Упаси, нет! — Доркас сидит рядом с ним. — с чего ты вообще это взял?
— Ты выглядишь подозрительно радостной.
— М-м, может быть, — ее глаза озорно блещут, когда она ставит чашку чая на стол, поворачиваясь к нему. — может быть… я иду на свидание в Хогсмид послезавтра.
Регулус успевает только вскинуть брови, когда напротив с грохотом приземляется Барти, а рядом с ним садится Эван, поправляющий ослабленный галстук.
— Что мы пропустили? — тут же спрашивает Барти, выпрямлять и опираясь локтями на стол.
Дурной тон, который Барти старательно соблюдал, зная, как раздражает это его отца. Регулус, на самом деле, не видел ничего такого в том, чтобы есть рыбу столовой вилкой или ставить локти на стол, но едва ли не выжженные на подкорке его сознания устои, названные хорошим воспитанием, автоматически отбивали в нем любые мысли принебречь этикетом, и он без напоминаний сидел с прямой спиной, словно проглотив меч Годрика Гриффиндора.
— Ничего особенного, — Регулус показательно разглядывает только высохший лак на ногтях и серебряные кольца, охватывающие фаланги его пальцев. — просто Доркас променяла нас на… — он моргает, поднимая глаза. Смотрит сначала напротив себя, на выжидающих Барти и Эвана, и после поворачивается на Доркас. Она поджимает губы в улыбке, собираясь ответить на его немой вопрос, но не успевает.
Подбежавшая к их столу Марлин Маккиннон, коротковолосая блондинка, состояла в команде Гриффиндора по квиддичу, была загонщиком и дружила с Сириусом и Джеймсом Поттером.
Но, собственно, она подбежала. И, клюнув Доркас губами в щеку, развернулась и убежала, получив за свои действия одобряющие крики «Мародеров» — так называла себя компания его брата. Громче всех был Джеймс — он был донельзя высоким, хорошо сложенным и кудрявым. Он, подняв руки над головой, хлопал, пока Сириус, оперевшись на его спину, согнулся пополам, стараясь отсмеяться. Регулус почти никогда не слышал чтобы он смеялся с ним самим. Бурные аплодисменты в исполнении одного только Джейса были завершены, а громкий смех Сириуса перешел в усмешки, стоило подошедшей Марлин пихнуть их в плечи руками. Развернувшись, они проследовали к своему столу. Несмотря на то, что они стали тише после пары тумаков от Маккиннон, они все равно были достаточно громкими, чтобы давить на уши Регулуса. Спасибо, что он сидел к ним спиной.
От мыслей о брате и его смехе становилось тоскливее. Его отвлек вкрадчивый вопрос от Эвана, адресованный к Доркас:
— Итак… — протянул он, умолкнув и усмехнувшись. — черт возьми, что это было, Медоуз?
— Предвестник к свиданию, на которое я пойду послезавтра.
— С Гриффиндоркой. — спрашивая-утверждая, произносит Барти.
— С Гриффиндоркой. — Медоуз уверенно кивает, и улыбка не сходит с её лица.
— Мерлин, ты оставишь меня одного с этим приторным дуэтом? — Регулус не обращает внимания на то, что в него кидают маленьким помидором — он ловит его, не глядя.
— Прости, Рэгги, но я уже не могу их терпеть. — она кладет руку ему на плечо и легко дергает, игнорируя существование рядом друзей. — ты обязательно справишься с ними, я верю в тебя.
— Я вас ненавижу. — Эван лениво бросает в Доркас еще один маленький помидор, но и его Регулус ловит с легкостью.
— Да, Эван, мы тоже тебя любим.
— Умрите в муках.
***
Зачет по Истории магии оказался достаточно простым. Во всяком случае, настолько, насколько простым может быть зачет по предмету, в котором важна исключительно хорошая память и умение собирать цепочки событий. Регулус данными умениями обделен не был. Он споткнулся на одной фамилии, двух названиях сражений и ошибся в одной дате, впрочем, тут же поправив себя. В общем, день обещал быть неплохим. — Регулус! Он не останавливается, слыша, как его зовут из начала коридора и как далее приближается топот ног. Интересно, ему вообще было удобно бегать в берцах? Кто знает, но грохот от этого стоял такой, словно обваливается вся школа. — Регулус, черт возьми!.. — на его плечо опускается чужая ладонь, и он, наконец, останавливается, вдыхая глубоко и тихо. — постой, — он слышит шорох рубашки и ощущает, как его плечо отпускают. Сириус упирается ладонями в колени и сгибается, стараясь отдышаться. — Курение до добра не доводит. — говорит, наконец, Регулус, давя усмешку. — А ты в святых заделался? — улыбается Сириус, разгибаясь. Ему приходится приподнять голову, чтобы смотреть в глаза брату. Они молчат, глядя друг на друга. Регулус складывает руки на груди и выжидающе вскидывает брови. — Я хотел… — Сириус прерывается, обводы взглядом потолок коридора. — я хотел спросить, может, ты хочешь пойти завтра с нами? — С «вами»? — уточняет Регулус, не меняя выражение своего лица. Он только выразительнее опускает голову, постукивая кончиком пальца по локтю. — Да, — Сириус коротко улыбается, тут же продолжая: — там Хвост, Лунатик, я, Сохатый. — С чего такой интерес? — Марлин идет на свидание с твоей подругой, — Доркас, да? — и я подумал, что, может, ты захочешь присоединиться? Регулус разворачивается, начиная идти дальше, к Подземельям, и бросает ему: — Не интересует. Он слышит тяжелый вздох и следующие за ним шаги, чуть ли не эхом отбивающиеся от каменных стен. — Мерлин, Реджи! — Сириус взмахивает руками в воздухе, нагоняя его. — имей совесть, не несись так, словно тебя преследует бладжер. — Регулус, не проронив ни слова, чуть сбавляет шаг, слыша облегченный вздох. От этого звука хочется вновь набрать скорость и пойти еще быстрее, чем было, но он не делает этого. У кого-то из них же должно присутствовать уважение, верно? — Редж, почему нет? «Сладкое королевство», «Три метлы», погуляем, развеемся… — И твои друзья. — И мои друзья. — они одновременно останавливаются, поворачиваясь друг на друга. Сириус складывает руки на груди и поджимает уголок губ. Регулус сразу видит нетерпение и опасную близость ко взрыву, именуемому «Сириус Блэк защищает свою шайку». — чем они тебя не устраивают? — О, мне перечислить тебе в алфавитном порядке или по убыванию проблемности? — Регулус усмехается, но выходит совсем не так, как он усмехается Эвану, когда тот вновь не может запомнить дату из учебника, или Доркас, ворующей у него сладкую булочку и при этом знающей, что он не против, потому что он не ест сладкое, не так, как усмехается Барти, когда тот вновь эмоционально жалуется на уроки Трансфигурации, разваливаясь на диване в общей гостиной. Получается усмехнуться так, едва сдерживая плещущую в нем злость, разочарование и тень обиды. Но в последнем он никогда и никому не признается. — Редж, почему ты каждый раз ведешь себя так? — Как, прости? Выбирая тех, кто мне близок, и не бросая их одних? — не сдерживается Регулус. Он говорит все так же спокойно, все с той же холодной усмешкой, но слова сквозят недосказанностью. — Ты перегибаешь. — А ты, по-моему, иначе и не понимаешь. Я не хочу контактировать с ним. — бросает он и разворачивается, вновь держа курс на спальни Слизерина. В этот раз грохот массивных ботинок его не преследует. Он был рад, что Сириус ушел. Он был рад, что хоть один из них смог исчезнуть из этого кошмара. Льдины в голове Регулуса двигались слишком медленно, чтобы соответствовать движению Сириуса. Он продолжал потакать родителям. Делал столько, сколько мог, желая быть наконец замеченным матерью. А потом Сириус ушел. И, да, он был рад. Был рад, что Сириус там, где его любят. Но разве Регулус любил его недостаточно, чтобы чувствовать это в ответ? Они отдалялись с момента, как Сириус поступил в Хогвартс. Сначала он думал, что, конечно, они ведь увиделись только на зимних и на летних каникулах. Но дальше поступил и сам Регулус. И видеть его брат совершенно перестал. Наверное, как только младшего отправили на Слизерин — он искал среди всех взглядов учеников всего один, и наткнулся только на лицо без улыбки. Они практически не виделись в школе: иногда здоровались в коридорах, когда Сириус носился со своими новыми друзьями, а в остальном он лишь со стороны имел удовольствие наблюдать как вновь и вновь выбирали не его. Как новые крышесносные шутки над учениками от Сириуса и его компании сводили с ума преподавателей и учащихся, и он всегда был в центре внимания, был в нем, как рыба в воде. И вполне существовал без Регулуса. А потом он ушел к Поттерам. Зимой. Исчез перед Рождеством, и, даже несмотря на свои классическую нелюбовь к праздникам, заставил Регулуса чертово Рождество возненавидеть всей душой. А еще немногим позже в его жизнь ворвался новый Барти: криво красящий ногти на правой руке, с покрашенными в черный волосами, проколотымм ушами и хамоватой манерой общения. С рассказами о маггловском мире, свободе там. И льдины в голове Регулуса стали двигаться все быстрее и быстрее, сталкиваясь и крошась, уходя под воду. Лак для ногтей оказался откровенно неплох, и, как говорил Барти, жутко шел ему. Барти был тем, кому он предпочитал верить. И тогда Сириус начал предпринимать свои попытки наладить контакт. И, может, Регулус вел себя как ребенок в своей глупой обиде — но он считал, что имеет полное право злиться. Злиться, что он оставил его, а теперь предпочитает вести себя так, словно ничего такого не было. Регулус падает спиной на заправленную кровать, раскинув руки в стороны. И, кажется, этот день был обречен.***
На Регулусе образ, подобранный его личным стилистом — так Барти предпочитал называть себя. Блэк отвечал, что чудак и стилист — не синонимы, но позволял ему отбирать подходящие вещи из своего шкафа, примеряя их. Ничего не мог с собой поделать, раз это могло порадовать Барти. В этот раз его нарядили в почти целиком в одежду из того секонд-хенда, про который рассказывал Крауч. На нем были широкие черные брюки, белая рубашка, темно-серый свитер и черные высокие кеды. — Мерлин, ты словно собираешь меня на свидание. — закатывает глаза Регулус, когда Крауч придирчиво оглядывает его с головы до ног, прося — или, скорее, приказывая, — надеть кольца. — Кто знает, может, встретишь сегодня свою судьбу. — он легкомысленно жмет плечами, одобряя, наконец, конечный образ. Барти находил удивительное спокойствие, подбирая одежду другим людям. Он искренне радовался, что Регулус позволял делать его своим подопытным, но ни один из них не признается друг другу в этом. Регулус фыркает в ответ, оттаскивая Эвана от зеркала, пока тот старательно подводил глаза чёрным карандашом. — И так красавчик, Розье, твой парень от тебя без ума. — он закатывает глаза вновь, утягивая парней за собой. Барти смеется громко-громко. Уже в Хогсмиде они расстаются с Доркас, что, улыбнувшись им напоследок и пообещав рассказать все в гостиной вечером, убежала к своей блондинке, стоящей в двадцати метрах от них. Регулус остался возле входа в магазин, куда улиняли Барти и Эван, намереваясь купить последнему новые перья. Он оперся поясницей о перила близ лестницы, ведущей к прозрачной двери, и вздохнул, запрокидывая голову назад. — Как думаешь, они еще долго? — Регулус резко возвращается голову в прежнее положение, на долю секунды теряя самообладание. Он быстро возвращается к прежнему виду, напускному равнодушию и холодности. Перед ним стоял Джеймс Поттер, сунув руки в карманы серой джинсовой куртки и чуть улыбаясь, глядя на него. — Кажется, с тобой не начинали разговор. — уточняет Регулус, сложив руки на груди. — Кажется, что так, поэтому я начал его сам. — И где Сириус? — Регулус игнорирует лучезарную улыбку, посланную ему Джеймсом, и беспристрастно смотрит в карие глаза напротив. — Бросил меня, уйдя целоваться со своим парнем. — Джеймс не выглядит так, словно ему жаль. Он разводит руки в стороны, улыбаясь, и ерошит волосы. — Кажется, это его кредо. — Регулус качает головой, отводя взгляд и усмехаясь. Регулус стучит пальцами по локтю, испытывая исключительно сильное желание исчезнуть отсюда куда подальше. Нахождение в присутствии Джеймса Поттера и так оставляло его в непонятных ощущениях и их непривычном переизбытке, а тут он был с ним наедине. У него, наверное, даже не было особых оснований испытывать к нему такие… двоякие чувства. С одной стороны, он отобрал у него родного брата, с другой — спас из кошмара, именуемого семейством Блэк. Иногда в голове Регулуса было катастрофически огромное количество мыслей, пролетающих перед глазами с неземной скоростью, и он не мог ухватиться ни за какую из них: это пугало вечно собранного Блэка. Его раздражал тот факт, что в такое состояние его вводил тот человек, с которым он имел минимум контакта за все время обучения в Хогвартсе. Он редко здоровался с ним в ответ, когда их тренировки следовали друг за другом и они пересекались у входа на поле, совершенно не обращал на него внимания в коридорах, если он был без Сириуса, что случалось достаточно редко, и старался абстрагироваться от шума, эпицентром которого извечно были Мародеры. Донельзя глупое название для их компании, так всегда считал Регулус. Впрочем, и достойное их. Они стояли молча все это время, и, кажется, единственным, кого это заставляло думать, смущаться и раздражаться, был Регулус. Он вперил свой взгляд в дверной косяк входа в магазин, вжимался поясницей в перила, что, по ощущениям, скоро не выдержат его действий и отвалятся, падая на землю, и сильнее сжимал руки на груди. Пальцами другой руки, скрытой под локтем сложенных на груди рук, он перебирал край свитера. Он, наконец, повернул голову в сторону Джеймса, и тот был донельзя расслабленным: опирался на перила напротив него, уложив на них локти по бокам от тела, и, приподняв голову, смотрел на облака. Олицетворение внешнего умиротворения, не иначе. Регулус неслышно вздохнул, концентрируя взгляд на Поттере, все не имея возможности ухватиться хоть за одну мысль из своей головы и обдумать ее тщательнее, чем другие. Уйти отсюда хотелось все сильнее, но он продолжал стоять, ожидая друзей. Он понятия не имел как можно было так долго выбирать дурацкие перья. Это истинное кощунство. — Итак, — начал Джеймс, выпрямляясь и глядя на Регулуса сверху вниз. — что насчет сливочного пива? Регулус сверлит его взглядом молча, и его раздражает необходимость смотреть на него снизу вверх — Джеймс был выше примерно на шесть дюймов. Блэк вскидывает бровь, надеясь, что его схема, работающая каждый раз, сработает и сейчас — молчать, надеясь, что тишина в ответ на вопрос смутит собеседника и он ретируется, умирая от неловкости. — Мне казалось, что пара несчастных дюймов не окажется такой звуковой преградой для общения. Мне повторить громче? — Джеймс улыбается. Но Джеймс Поттер оказывается непрошибаемым придурком. — Шесть. — отвечает ровным голосом Регулус, и ему кажется, что его шея начинает затекать. — шесть дюймов. — Вау, так это было игнорирование? Я, знаешь, искренне подумал, что ты просто не слышишь меня. Хотя Бродяга как-то справляется, а он даже ниже тебя. — Поттер, ты идиот. — Регулус не впечатлен от слова «совсем». — что ты хочешь? — Выиграть Слизерин на матче. — он не медлит с ответом ни секунды. Подумав немного, он добавляет: — и выпить сливочного пива, конечно. Идем? Регулус задумывается: ему рассмеяться или нахмуриться, и так и не определяется, оставаясь молчать, подняв обе брови и испытующе вглядываясь в лицо напротив. — По-моему, тебя зовут твои друзья. — выдает он, кивая Джеймсу за спину. — Неужели, они друг от друга отлипли? Снег пойдет... — он поворачивает корпус, чтобы взглянуть на Римуса и Сириуса, о которых говорил Регулус, и, никого не увидев, продолжает: — да ты обманщик, Мерлин! — но, обернувшись назад, он не видит никого перед собой. Задумчиво чешет затылок, зарываясь пальцами в кудри, и качает головой. — Мы тебя потеряли, Сохатый! — секунды спустя слышит Джеймс и чувствует, как его хлопают по плечу. Поворачивается, глядя на встречающие его улыбки друзей. — ты чего здесь? — Постарался спрятаться и избежать вашей романтики. — он закатывает глаза, улыбаясь в ответ широко. И, уходя, он все же бросает взгляд назад, видя на крыльце магазина только вышедших Крауча и Розье.***
Курс Иллюзорной Магии и Обмана Восприятия был доступен ученикам с пятого курса как дополнительный предмет по выбору и посещался студентами любых факультетов с пятого по седьмой курс. Особого смысла ходить на эти занятия на седьмом курсе Регулус не видел, но замечал стабильно пару-тройку студентов Слизерина в кабинете. На самом деле, он и впрямь был донельзя увлекательным — во всяком случае, ему он нравился больше, чем то же Зельеварение, являющееся символом Слизерина уже долгое, долгое время. Но, кажется, у Слизерина появляется и второй символ — в основном эти занятия посещали как раз-таки студенты данного факультета, и проходящие мимо кабинета гриффиндорцы не пренебрегали возможностью в очередной раз бросить колкость о тяге к обману у слизеринцев. Регулус закатывает глаза, слыша очередную шутку в спину, и заходит в кабинет. Сейчас шла практика. Использование заклинаний под внимательным взглядом преподавателя, зачарованных зеркал и спарринги. Регулус только усаживается за парту, закатывая рукава белой рубашки, и слушает здоровающегося преподавателя, когда дверь распахивается, являя миру взъерошенного Джеймса Поттера с накинутым на шею красно-золотым галстуком. Он, на ходу бросая извинения, бегло осматривает взглядом кабинет и падает на стул рядом с Регулусом. Занятие продолжается с оборванной реплики учителя. — Привет. — понизив голос, говорит ему Джеймс. — Ты потерялся? — игнорирует приветствие Регулус, поворачивая голову. Блэк не видел его здесь ни разу с начала года, а сейчас был ноябрь. Он в принципе не видел здесь никого кроме Слизерина и Рейвенкло, и такая деталь, как галстук, окрашенный в красно-золотой, и мантия с красной внутренней стороной, привлекала предостаточно внимания сразу же. Если, конечно, игнорировать его опоздание, рост и голос, вызывающий в учителях легкую дрожь. Что гриффиндорцы вообще могли здесь забыть? — Нет? — словно спрашивая, отвечает ему Джеймс. — я пришел на занятие. — Я вижу. Зачем? — Очевидно, получать знания. — Джеймс смотрит на него, как на умственно-отсталого, и Регулус невпечатленно хмыкает. — ты нормально спишь? — следует вопрос из его взгляда. — Сириус что, заставляет тебя за мной следить? — Регулус вскидывает бровь, бросая взгляд на доску, где преподаватель пишет пункты для сегодняшней работы в парах. — не суть. Ты понимаешь в чем смысл предмета? — Что? Он, конечно, одержим идеей общаться с тобой, но не настолько. — Джеймс тоже обращает внимание на переднюю часть кабинета, пробегается глазами по записям и вновь смотрит на Регулуса, сталкиваясь со светло-серыми глазами. — ну, думаю, я быстро разберусь. Регулус выдыхает. Что ж, кажется, сегодняшняя работы будет обречена. На самом деле, задание было простым: одному человеку нужно было создать иллюзию, поменяв несколько деталей на мудреной фигурке Гиппокампа, а второму — развеять действие чар. После они менялись задачами, и если дело шло быстро — парами. Задание было нацелено на банальную отработку действия заклинаний, на его стабильность: чтобы иллюзия не шла рябью, и создавала ощущение, что зачарованная вещь изначально так и выглядела. Регулус уже был готов к краху, на самом деле. Он, покрутив в руках фигурку, бросил взгляд на Джеймса, что наблюдал за его действиями, и подумал, что и впрямь не видел его ни на одном уроке. Может, это будет даже забавно. В любом случае, он ставит фигурку на стол и пробует использовать Иллюзио молча и без палочки — на это была нацелена часть курса, чтобы, при работе с темными магами, можно было на допросах с предоставлением улик разрушать их иллюзии или, при непосредственном бою, создавать и разрушать чужие иллюзии прямо в сражении. Регулус уже думает о изменяемых деталях и начинает произносить в голове заклинание, когда слышит: — Тебе идет лак. — Джеймс говорит это, лежа поверх сложенных на столе рук. Регулус, будучи сосредоточенным, сбивается и мелко вздрагивает плечами. — Черт, ты серьезно? — он резко поворачивает на него голову, сталкиваясь взглядом, и поджимает уголок губ. — Да, вполне себе. Бордовый хорошо сочетается с темными волосами. — Поттер невозмутим и только улыбается в ответ. Регулус глубоко вдыхает и выдыхает, вновь поворачиваясь к фигурке. Все же, иллюзия была наложена. До сего момента окрашенная в голубые и синие цвета фигурка полуконя-полурыбы заимела красные оттенки в чешуе и ярко-зеленые шевелящиеся плавники, как часть иллюзии. Джеймс садится и выпрямляется, разглядывая творение Регулуса, и, легко пошевелив пальцами в воздухе, произносит «Веритас Диссолвус», растворяя лежащую иллюзию в воздухе. Стоящий возле их стола учитель, чуть улыбнувшись, хвалит прошедшую работу. Так продолжается еще какое-то время, и легкость жестов и слов Джеймса, то создающего, то разрушающего иллюзии, завораживает и восхищает, в чем Регулус ни за что себе не признается, и ни грамма эмоций относительно чужих действий не отражаются на его лице. В какой-то момент Поттеру наскучивает играться с одной только фигуркой, и он, озорно улыбаясь и подмигивая Регулусу, шепчет заклинание, шевелит пальцами и меняет цвет дубовой кафедры преподавателя на ярко-оранжевый. Регулус тут же меняет его на желтый, а когда учитель, обходя ряд, начинает шествовать по пути к кафедре, рассеивает иллюзию. Тогда Джеймс начинает играться с полками, вынуждая их стать невидимыми, исчезнуть. Регулус едва слышно усмехается и рассеивает иллюзию, создавая при этом вылетающих из стоящего на полке зеркала ярко-синих Болтрушаек. Они, по мановению его пальцев, облетают громадную люстру, подвешенную к высокому потолку, и мельтешат за затылком учителя. Джеймс, удивленно вскинув брови, глядя на Блэка, рассеивает их. Занятие заканчивается за их молчаливыми развлечениями, первоначальная работа выполнена на ура, и Регулус, теряясь в сомнениях, дает Джеймсу «пять» в ответ на протянутую руку. Тот широко улыбается, и Регулус уже жалеет о своем действии. — Знаешь, это было на удивление весело. — говорит ему Поттер, выходя из кабинета. — я думал, ты не умеешь в веселье. — Знаешь, думать — это не твое. — Регулус закатывает глаза, накидывая на плечо сумку, и поправляет рукава рубашки, выпрямляя их. — Реджи! Сохатый! — доносится до слуха, и перед глазами Регулуса тут же образуются Сириус и Римус Люпин, которого тот тащил за руку. Он тут же отпускает ее, подхватывая под локти Регулуса и Джеймса, и начинает тянуть их в сторону от кабинета. — как твоя учеба, Редж? Хорошо получается? Честное слово, иногда Сириус звучал так, словно он — добродушный сорокалетний дядюшка, интересующийся жизнью своего племянника. Регулус едва заметно кривит губы и щурится: — Отпусти меня, пока я не превратил тебя в жабу. — И не подумаю, братишка. Регулус глубоко вдыхает. Это было слишком.***
Мародеров в жизни Регулуса стало слишком много. Правда, слишком много. Сейчас, например, Регулус с ними четырьмя был заперт в классе зельеварения на отработке и должен был драить котлы до блеска после урока второкурсников. Регулус прокручивал в голове события и решения, которые повлекли за собой такой итог. Вот он сидит на подоконнике первого этажа, закатав рукава рубашки, ослабив галстук и сложив ноги по-турецки. Он слышит грохот и следующее за ним «Редж, лови!» и выставляет руку за раму окна, ловя сложенный в несколько раз прямоугольный пергамент. Он спрыгивает с подоконника и поворачивает голову в ту сторону, откуда следовал крик. Он бегло осматривает попавшую ему в руки бумагу, на которой, внутри красного ромба, написано «Карта Мародеров». Регулус едва удерживается, чтобы не закатить глаза. Вот дальше ему кричит Северус Снейп, чтобы он немедленно передал пергамент ему, и дальше слышно громкое «Редж, ни за что не отдавай!» голосом Джеймса. Он на секунду складывает в голове цепочку мыслей, что, раз на этой «Карте Мародеров» обозначена ее принадлежность гриффиндорцам, он и не может отдать ее кому-либо другому, а потому он, не глядя на выросшего напротив Северуса, перебрасывает ее в руки высокому Римусу, оказавшемуся ближе всех. Радостное «молодец, Редж», следующее от Поттера, осталось в его ушах и слышалось даже тогда, когда его персонально отчитывал Гораций Слизнорт, декан их факультета и преподаватель зельеварения. Он слушал, глядя напротив себя, и в моменте бросил взгляд за спину учителя: там, весело подмигнув ему, Джеймс спрятал карту во внутренний карман мантии. В итоге, мародерам и Регулусу за компанию назначили двухчасовую отработку в кабинете зельеварения, и Регулус даже придумать не мог что такого наплел Слизнорту Северус, что их отправили сидеть здесь два часа безвылазно. И вот, они здесь. Без палочек, с тряпками в руках, вымывают присохшие к котлам зелья. Регулус, сжимает челюсти и вздыхает, наверное, четвертый раз за последние двадцать минут. Он понятия не имеет что тут варили второкурсники, но густая, еще не присохшая окончательно жидкость никак не сцеплялась с материалом тряпки, оставаясь на чугуне. Он пытается взяться за вязкую каплю пальцами, но тут же одергивает руку, обжигаясь. И, ступая на путь наименьшего сопротивления, он просто прячет этот котел подальше, берясь за другой. Блэк поднимает взгляд и видит, как Джеймс и Сириус перебрасываются бутылкой с печенью дракона. Он вздыхает пятый раз, и опускает взгляд, натирая внешнюю сторону котла тряпкой. Чувствует, как рядом кто-то встает, и поворачивает голову, глядя на Римуса. — В первый раз на отработке? — он говорит достаточно тихо и мягко улыбается. Регулус кивает и чувствует, что этот парень приятнее. Уж точно приятнее его брата и Поттера. Римус больше ничего не спрашивает: просто стоит рядом, протирая другой котел губкой, молчит и иногда бросает на дурачащихся парней теплые улыбки. Регулус, подумав несколько десятков секунд, все же отвлекается от своего прошлого занятия, поворачиваясь корпусом к Люпину. — Что ты нашел в нем? — он старается говорить так же мягко, как сам Римус, смотрит снизу вверх и внимательно вглядывается в чужое лицо. Римусу нужна лишь пара секунд, прежде чем выдать ответ: — Он просто нравится мне. Есть в вас, знаешь, что-то притягательно-Блэковское. — он усмехается, а после обращается к парням, стоит Джеймсу вскрикнуть, когда Сириус едва успел поймать ядовитую печень. — ребят, сегодня на ужин пудинг. Уверены, что мы не хотим закончить пораньше? И они сразу же хватаются за котлы и тряпки, переговариваясь и громко-громко смеясь. Регулусу кажется, что задорный смех Джеймса остается в его голове рядом с «молодец, Редж». И Регулус удивительно быстро поддается общему легкому настроению. И решает, что немного проучить брата, хоть он и не был единственным виновным в отработке, будет достойным для него наказанием за это. А потом он, перекладывая тряпку в другую руку, легко шевелит пальцами в воздухе, как делал на уроке Иллюзорной магии Джеймс, и присохшее к его котлу зелье меняет цвет на красный, а когда Сириус, ругнувшись, начинает натирать его еще сильнее, его становится больше и больше. — Мерлин, что за хрень? — вскрикивает Сириус и отскакивает от котла. Он всегда был донельзя внезапным. Регулус держит невозмутимое лицо, просто вскинув брови на всю эту картину, и вновь концентрирует внимание на своем занятии. И, конечно же, на иллюзиях, которые он накладывает на котел брата. Пока то же самое не происходит с его, и из черного дна, взявшись из ниоткуда, не начинают вылетать ярко-синие Болтрушайки, разлетаясь в огромных количествах по всему кабинету. Он не сдерживается и тихо смеется, краем глаза наблюдая, как Питер начинает прыгать, отмахиваясь от безобидных, да еще и несуществующих в кабинете птичек. — Это какая-то новая версия Казни жабами, только теперь птицами, или что? — Римус машет рукой, отгоняя от себя еще не налетевших птиц, и между его бровей залегает складка. Регулус поднимает взгляд на Джеймса и видит, как он изо всех сил давит смех. А потому он на грани слышимости произносит «Сонорус Имаго» и концентрируется на словах, которые начинает кричать котел Римуса. Он поет песни старых музыкальных групп магического мира, возмущается на преподавателей и просто кричит. И тогда Джеймс, не выдержав, начинает смеяться, сгибаясь пополам и шевеля рукой, растворяя все иллюзии, которые они наложили вместе с Регулусом. Регулус тихо смеётся тоже, опираясь на стол. Ребята вокруг глупо моргают, единогласно и не сговариваясь решив, что разузнают все тогда, когда приступ смеха спадет. Регулус, быстро отходя, возвращается к чистке котла, параллельно пытаясь вспомнить хоть одно чистящее заклинание. Он клянется, что если прямо сейчас эта фиолетовая жижа не отмоется — он просто выбросит котел в коридор. Джеймс, стоящий напротив него, все еще усмехается с периодичностью в пару секунд, и тянет ему руку через стол, и Регулус, уже увереннее, чем несколько дней назад, дает ему «пять». На вопрос Римуса «что это было» он коротко отвечает, что это были иллюзии, на которые он теперь ходит. — Вообще-то, я тоже хожу на курс! Регулус закатывает глаза: — Ты был на одном уроке на днях. — Это не так важно, Редж, я тянусь к знаниям! — Ты опоздал на этот урок и наложил иллюзию на кафедру. — И что? Ты тоже. — отмахивается Джеймс. — Это не так важно, Джеймс. — Регулус закатывает глаза, улыбаясь уголками губ, и не замечает, как никто вокруг не вступает в их диалог, предпочитая молча наблюдать.***
— Иногда я задумываюсь: это проделки судьбы или ты просто меня преследуешь? Джеймс запрыгивает рядом с ним на подоконник и вытягивает невозможно длинные ноги, ничего не говоря в ответ. Регулус чиркает спичкой, прикрывая рукой мелкое пламя, и поджигает кончик сигареты, держа губами вторую сторону. Он глубоко-глубоко затягивается и выдыхает, выжидающе глядя на Джеймса. Получив в ответ лишь улыбку, он отворачивается и смотрит вперед, на рассыпанные по небу звезды. — Твое имя тоже связано со звездами? Регулус молчит какое-то время, прежде чем ответить, и начинает говорить, даже не глядя на парня: — Регул — самая яркая звезда в созвездии Льва. Он вновь обращает взгляд на Джеймса, разглядывая его внимательнее, чем вскользь. На нем все та же джинсовая куртка, накинутая поверх черной футболки, темно-синие штаны с динозаврами и красные кеды. Круглые очки съехали к кончику носа, а волосы в еще большем кудрявом беспорядке, чем обычно. — Уже поздно. Почему не спишь? — спрашивает Регулус. — Не могу уснуть. А ты? — Эвану не нравится запах сигарет, а Барти и так постоянно ими воняет. — и добавляет, сделав перерыв на затяжку: — и я не могу уснуть. Они молчат, пока сигарета тлеет до самого фильтра, и Регулус теряется глубоко-глубоко в своих мыслях, чувствуя, как постепенно замерзают пальцы. Время близилось к концу ноября, а он стоял среди каменных стен в пижамных штанах с мелкими звездами и сером свитере, рукава которого прикрывали ладони. — Сириус говорил, что ты ненавидишь меня. — Джеймс говорит непривычно тихо и называет Сириуса по имени, а не глупой кличке. Регулус даже не смотрит на него, вперив светлый взгляд в звездное небо. Джеймсу кажется, что в его радужках помещается весь-весь небосвод, и он ни на секунду не отводит от него глаз. — почему? — Потому что ты забрал его у меня. — Регулус не думает над ответом — он сам слетает с его языка. Под покровом ночи он значительно откровеннее. Ночь унесет все с собой, пряча все, что услышит, в звезды, невидимые днем. — я рад, что он там, где его любят. Где он нужен. Где над ним не издеваются. Но разве я… — Регулус вздыхает, словно собираясь с мыслями. Джеймс слышит, как под его выдох спичка чиркает вновь. — разве я не любил его, чтобы он был рядом? — он вдыхает глубоко, и через секунды из его рта вырываются клубы дыма. — я ненавижу смену обстановки. А сейчас происходит именно она. — он отрывается от разглядывания звезд и смотрит сначала на кроны деревьев, а потом на Джеймса. — знаешь, трудно ненавидеть того, кого теперь хочется поцеловать. Он не дает ему вставить и слова. Хватает цепкими пальцами за воротник футболки, тянет вниз, на себя, и касается чужих губ — легкое прикосновение, невесомое, и Джеймс чувствует резкий запах табака, врезающийся в нос. Поднимает руку, касаясь чужих пальцев на хлопковой ткани, аккуратно проводит по ним вниз, к запястью, но Регулус одергивает руку, отходит на шаг сам и уходит, не оборачиваясь. Джеймс глупо смотрит ему вслед, и ему кажется, что его сердце пропускает как минимум два удара, пока он прижимает к губам руку, откинутую Регулусом. И отмирает Джеймс тогда, когда Регулус уже потерялся в темноте следующего коридора. И он, кажется, только сейчас начинает дышать. Отнимает от губ пальцы и позволяет себе рвано вдохнуть носом. И он, блять, честно не знает что ему теперь делать. Регулус тихо прикрывает дверь в спальни и падает на чистую, заправленную кровать, оставляя ноги в кедах стоять на полу. Он закрывает лицо рукой, вторую подкладывая под затылок, и думает — что он, блять, сделал, и что ему делать теперь. Вдыхает судорожно. В принципе, он уже сказал ему все. В принципе, Джеймс не тупой, как бы ни старался состроить из себя невесть что подобное, и должен был догадаться до всего как минимум после этого глупого соприкосновения их губ — это было стыдно назвать поцелуем. Наверное, проблема была в том, что Регулус сам не понимает о чем должен был догадаться Джеймс в итоге. Регулус должен ненавидеть его. Так уже повелось. И Регулус искренне ненавидит: темные кудри, ухмылки, громкий смех, разницу в росте в шесть дюймов, голос, которым он говорит «Редж», его идиотские попытки подавить смех на уроках Иллюзорной магии, сосредоточенность в глазах при накладывании чар, непосредственность и непрошибаемость, достойную фразы «слабоумие и отвага», и отсутствие в нем этого самого слабоумия — как следствие, его незаурядный ум. Он искренне его ненавидит. И должен ненавидеть, как уже повелось. Он искренне хочет его поцеловать. А должен ли? Регулус сжимает переносицу, и он не в состоянии рефлексировать собственные эмоции и чувства. Он никогда не был склонен заниматься этим и никогда не находил в себе скрытых способностей к самоанализу. Наверное, он никогда раньше такого и не чувствовал. Как же трудно влюбляться в шестнадцать. Влюбляться. Разве он был влюблен в Джеймса? От одной мысли о романтических чувствах к нему руки шли мелкой дрожью, как рябь, покрывающая иллюзии, когда он смещал фокус внимания на очередную реплику Поттера, ставящую в тупик. И он все еще должен был его ненавидеть. Потому что он ненавидел его так долго, и не имел сейчас права менять свое отношение. Его и не на что менять. Регулус ненавидит что-то не понимать, но именно сейчас он смотрит в потолок над его кроватью и думает, что больше не понимает ничего. На его пальцах — стойкий запах сигарет, которым за ночь пропахнет его одеяло. На губах Джеймса, так и сидящего на подоконнике — горечь табака и множество несказанных слов.***
На следующий день Регулус ведет себя точно так же, как и обычно, но для ответов на любые вопросы ему требуется пара секунд больше, чем обычно, а на завтраке ему кусок встает поперек горла, и он опрокидывает в себя горячий чай, обжигая горло. Он, честно, не помнит ни один диалог, произошедший за утро, и на уроках отвечает неосознанно, наполовину находясь в глубине своих раздумий. Если, конечно, тревожное множество мыслей в его голове, ни за одну из которых он не может ухватиться, можно назвать раздумьями. Регулус выхватывает Римуса одного в коридоре между Защитой От Темных Искусств и Трансфигурацией, тащит за рукав к стене и встает напротив. Поджимает губы, собираясь с силами, пока Римус сует руки в карманы и смотрит на него выжидающе. — Я поцеловал лучшего друга твоего парня. — Ты поцеловал лучшего друга моего парня. — глупо повторяет Римус ровным голосом, все так же глядя перед собой. — ты поцеловал Джеймса. — делает вывод он. — Я поцеловал Джеймса. — Регулус кивает, и чувствует, как поднимается внутри него паника. Ни грамма ее не проскальзывает на его лице, и он все так же смотрит в карие глаза напротив. Римус прикрывает глаза, задумавшись. — Он нравится тебе? — Я его ненавижу. — И поэтому ты его поцеловал? — Да. Римус вздыхает, и вспоминает, какие усилия были приложены в начале их отношений с Сириусом, чтобы тот принял, наконец, что он ему нравится. Римус начинает думать, что это у Блэков — общее. — И что ты планируешь с этим делать? — спрашивает Римус, опираясь на стену плечом. — Я не знаю. — Регулус моргает, кажется, в первый раз за их диалог, и прикрывает лицо рукой. Отнимает ее, вновь смотря на Римуса. — я идиот. — Нет. — и, подумав, добавляет: — но в этом вы с Сириусом похожи. — Значит, точно идиот. — Регулус кивает сам себе и разворачивается, держа курс на класс Трансфигурации. — спасибо. Римус думает: «да не за что», и остается стоять и стены. Когда Регулус скрывается за углом, он позволяет себе тихо рассмеяться. Прости-Мерлин, это и впрямь у Блэков в крови. После этого Регулус принимает отличное, как ему кажется, решение — просто избегать Джеймса и игнорировать его существование целиком и полностью. На Иллюзорной магии он подсаживается к кому угодно, кроме Поттера, в коридорах отшатывается от любого, имеющего красно-золотой галстук, в столовой еще сильнее абстрагируется от шума, эпицентром которого является одна определенная и небезызвестная компания за столом Гриффиндора. И, как назло, тренировки Гриффиндора в этом месяце начинаются ровно в то же время, когда заканчиваются тренировки Слизерина. Теперь они пересекаются еще и в раздевалке, и Регулус клянется, что не пялится украдкой на Джеймса без рубашки. Клянется, конечно же, скрестив пальцы. Джеймс каждый раз старается улучить момент, когда Регулус будет один, чтобы выхватить его, отвести в сторону и поговорить, но Регулус прекрасно играл в две игры: прятки и игнорирование, поэтому, чтобы поймать его где-либо во всем Хогвартсе, нужно было сильно постараться. На самом деле, кажется, раздражали они уже всех вокруг — как минимум, свои круги общения. Никто, кроме Римуса, не знал о случившемся. Барти имел возможность лишь догадываться, но он никогда не лез в душу. Он уже попытался ненавязчиво поинтересоваться причиной его «взгляда отсутствия присутствия», но в ответ он получил только темные круги под глазами и тысячу отмазок разной степени абсурдности. Джеймс ходил потерянный, и даже в шалостях не мог найти себе место, был тише обычного и постоянно смотрел «куда-то» — и только Люпин был удостоен знания куда же он постоянно вглядывался. Или, скорее, кого он искал. Но, конечно же, ничто было не вечно. Регулус узнал, что вечности не существует, когда спустя полторы недели избеганий Джеймс схватил его за горловину свитера со спины, заставляя вздрогнуть. Он даже не думал обернуться, когда услышал напряженное: — Что за черт, Блэк? «Блэк» его голосом уже звучало чужим, словно бы звали не его. Как легко, оказывается, привыкнуть к хорошему. К теплому «Редж», например. Или же Регулус просто выдавал желаемое за действительное, и даже когда он был «Реджем» он был «Блэком». Регулус украдкой вздыхает и поворачивается. — О чем ты, Поттер? Джеймс хмурится, и фамилия, слетевшая с чужого языка, тоже звучит чужой. — Ты избегаешь меня полторы недели. Тебе не надоело? — Не выдавай желаемое за действительное, Поттер, мир вокруг тебя не крутится. Много чести тебя избегать. Джеймс кривится. — Та ночь… — Джеймс замирает, на секунду задумываясь над своими словами. Он запускает пальцы в кудри и ерошит волосы ещё сильнее. — это не значит, что теперь ты имеешь право игнорировать факт моего существования. — Я не игнорирую. — Хватит строить из себя идиота. — Я не идиот. — и Регулус тут же думает: «да кого ты обманываешь?» Они стоят посреди пустого коридора-моста, где он поцеловал его полторы недели назад. Отличное место для душевного диалога. Просто, блять, шикарное. — Давай поговорим нормально. Регулус молчит в ответ, и ему кажется, что отсутствие звуков наполняет его рот, словно водой, обволакивает щеки и язык изнутри, и теперь он может только слушать. Он делает шаг назад, не глядя на Джеймса, и запрыгивает на подоконник, свешивая ноги над полом. Темно-синие кеды остаются болтаться в воздухе. Он вновь чиркает спичкой, и ему требуется чуть больше времени, чем обычно, чтобы зажечь ее, потому что делать это дрожащими руками — слегка проблематично. Джеймс тихо вздыхает и встает напротив. Собственно, он всегда был немного королем драмы, а потому до сего момента весь их диалог был достаточно драматичен — уж точно достойным Джеймса Поттера. Он понижает голос и говорит значительно тише. — Ты в порядке? Регулус смотрит в пол сбоку от Джеймса и неопределенно качает головой. — Что ты ко мне чувствуешь? — спрашивает Джеймс и продолжает смотреть на Блэка, несмотря на то, что тот игнорирует в упор его взгляд. — Я, — начинает Регулус и сбивается тут же. Он хочет ударить себя по руке, как делал обычно, когда был недоволен собой, но сдерживается. — я ненавижу тебя. В воздухе повисает ощутимая недосказанность, напряжением оседая, словно снегом, на их плечи. — Должен ненавидеть. — добавляет Регулус тише, и говорит, словно на грани слышимости. За не застекленными оконными рамами значительно потемнело, а любая листва уже спала с деревьев, оставляя миру лишь голые и сухие ветки. — Но? — Ничего. — но «но» остается в атмосфере между ними, накаленной до предела. Джеймс, кажется, вздыхает снова. — Ты мне нравишься. — говорит он, и Регулус заметно вздрагивает. Любые мысли о привязанности вселяют в него едва ли не панический страх. — нравишься, наверное, с «ты идиот?». Еще тогда, в Хогсмиде. Да, Регулус помнит. Именно тогда в его голове льдины начали сдвигаться совсем не туда. — Я не знаю. — говорит Регулус, не поднимая взгляда, и в его легких оседает дым. В последние дни он стал курить значительно, значительно больше. Ему нужно сделать огромный шаг через себя, чтобы говорить о своих чувствах. Даже мысли о них даются ему трудно, а озвучивать их вслух он, кажется ему, никогда не привыкнет и не научится полноценно. — но я хочу поцеловать тебя снова. — а потом он добавляет еще тише, и Джеймсу необходимо прислушаться, чтобы разобрать слова. — у тебя на носу веснушки. Они милые. И Джеймс просто пиздецки влип. И Джеймсу, честно, так до страшного все равно, и он машет рукой на все, о чем думал ранее, подходя ближе к Регулусу. Он тихо спрашивает, можно ли, накрывая его руку своей, и Регулус делает все сам: ему даже не приходится наклоняться, потому что, сидя на подоконнике, они с Джеймсом одного роста. Он подается вперед и целует его, стараясь запечатлеть момент в своей памяти — словно его оттолкнут прямо сейчас и он, он искренне надеется, упадет к чертям с этого моста. Но никто его не отталкивает. Джеймс просто кладет прохладную ладонь на его горячую шею и осторожничает в поцелуе, касаясь губами ближе и интимнее, углубляя поцелуй. Он снова чувствует дурную горечь табака и вкус мятной жвачки, разделяя его вместе с Регулусом. А потом он отстраняется, и Регулус, кажется, готов к чему угодно, глядя в глаза напротив. И Джеймс целует его снова. И снова. И, может, снова, потому что никто ему не запретит, кроме самого Регулуса, который тянет его ближе к себе за воротник рубашки. — Я искренне тебя ненавижу. — Регулус говорит привычно тихо, пряча лицо в изгибе плеча Джеймса. Он аккуратно поглаживает его по спине, прикрыв глаза. — Да, ты уже сказал об этом. И, знаете, целует его снова.***
— С Гриффиндоцем. — спрашивая-утверждая, произносит Барти. — С Гриффиндорцем.