
Эпилог
***
Скрип двери нарушил тишину и вместе с тем впустил Нила в, казалось бы, обособленный от всего остального дома мир, замерший в вечной тоске и горечи. Нилу было не по себе, уже когда он поднимался по лестнице, шёл по длинному, мрачному коридору, стены которого мало того, что давили, так ещё и увешаны фотографиями семьи Хэтфордов. От снимков пятнадцатилетней давности внутренности скручивались тугим узлом, а в горле вставал ком из пыльных воспоминаний, оживающих память о матери. До этого Нил позволял себе думать, что их объединяет нечто большее, чем общие фотографии, но теперь их правда объединяли лишь эти раритетные рамки со снимками внутри. Отныне всё это — просто история, подошедшая к концу и перебравшаяся доживать свои дни на бумагу. — Нет, конечно нет, — скажет ему позже дядя Стюарт. — Я не привык говорить такие вещи, да и эти слова ты должен был услышать не от меня, — затаённая глубокая печаль пробралась в его скупую усмешку. — Но, Нил, послушай. Она ведь всегда была рядом, верно? Не физически, но ты чувствовал. Сейчас это… будет немного сложнее, — Нил опустил голову, но дядя вернул его внимание к себе, положив руку на плечо, — однако, не изменит того, что её гордость тобой всегда будет у тебя, никто не посмеет отнять это. Тем не менее лишившись важной части себя, он не мог выскребать её с фотографии, не мог порвать их, чтобы не видеть лишний раз, мог лишь смотреть побитой собакой, упиваясь тоской и виной, завязывающихся на его шее подобно петле. Опора под ногами столь шаткая и схватиться здесь не за что. Он заходит в комнату, чудом не опустившись на пол в позорном бессилии. Набрав побольше воздуха в лёгкие, ему удалось выговорить всего пару слов: — Привет, мам, — прежде, чем он поёжился от давящей тишины в ответ. Не было слышно приглушённого голоса дяди Стюарта или шагов кого-либо из новоприбывших гостей. Совсем ничего. Её комната словно жила тут сама по себе. Здесь чувствовался мрак и холод, от которого спина покрывалась мурашками, но напряжение и недоверие Нил считал родными спутниками в те годы, когда ещё носил фамилию Веснински. Нил выдохнул — прерывисто и спешно, мысли тут же оборвались. Он тянул время, отсчитывал секунды до момента, когда ему нужно будет подойти ближе к кровати. Но нельзя вечно стоять здесь; нет смысла отнекиваться от неизбежного. Кого он обманет, если скажет, что прилетел в Лондон не за тем, чтобы навестить Мэри? Ну, точнее — то, что от неё… осталось. Наконец сдвинувшись с места, он подошёл ближе к нетронутой заправленной — словно много лет назад — кровати и тяжело опустился на неё. Всё это неправильно. Он не должен сейчас находиться здесь один, без неё. — Прости, — он ссутулился, будто желая стать ещё меньше. — Прости, что из-за меня всё это случилось, — Нил опустил голову, но всё равно чувствовал пристальный взгляд матери с фотографии. Она злится? Ответила бы она что-нибудь, если бы была рядом? — Если бы только ты позволила мне быть рядом с тобой все эти годы… — сокрушённо прошептал он, скрепив руки между собой мёртвой хваткой, вспоминая, какой сильной была хватка матери по сравнению с неокрепшей детской ладонью когда-то. — Почему ты решила спасти меня ценой собственной жизни? — спрашивал он, даже зная, что ответ не получит. Не мог не спросить, вопрос мучил его всё сильнее и невыносимее с того самого дня, когда его похитили. — Я был всего лишь ничтожеством из Балтимора, где все всегда говорили, что я бесполезен, пока не докажу обратное. Так какой смысл был не отдавать меня в команду Воронов? Это же отличный способ избавиться от проблемы и помочь себе! — Нил повысил голос, не успев вовремя сдержать себя и внезапный эмоциональный всплеск. Звенящая тишина в ответ ни капли не изменилась, но Нил, ведомый внезапным накатившим чувством острой вины, всё равно вскинул голову, чтобы убедиться, что всё в порядке, и замер. Мэри Хэтфорд — моложе на несколько лет — с ещё не угасшим оживающим блеском в глазах, тускло-медными волосами, обрамляющими ещё не покрытое шрамами, хронической нервозностью и усталостью лицо, смотрела на него серьёзно и совершенно спокойно — хоть у фотографии и нет эмоций, Нил чувствовал их на каком-то подсознательном уровне, из-за чего горло стали скрести извинения и ставшее мантрой «ты не заслуживала всего этого». Он вспомнил каждый раз, когда мама уговаривала его, напуганного мальчишку, вылезти из-под кровати, чтобы она могла обработать его раны, и как он, захлёбываясь в беззвучных рыданиях, категорически отказывался, забиваясь только дальше. Мама протягивала свою руку, чтобы напомнить ему, что он не один и позволить прикоснуться к родному теплу, и Натаниэль хватался за неё, как за единственный во всём мире шанс на спасение. Нил вдруг осознал. Конечно, в этом и состоял ответ на все его вопросы — они нуждались друг в друге. Быть рядом означало прожить немного дольше; помочь друг другу равносильно глотку свежего воздуха со вкусом надежды, что не всё напрасно. Никто из них не хотел это терять. По крайней мере, до того самого дня, когда спасение возымело цену, стоящую им родственных уз и уникальной ментальной связи, дарующей силы раньше. — Прости, я не должен был кричать, — перешёл на более сдержанный и ровный тон Нил, на секунду только почувствовав себя тем самым мальчиком, который не любил расстраивать свою маму не потому, что она будет злиться и кричать на него, а потому что однажды во всём мире она являлась единственным человеком, которого подводить не хотелось совсем. — Честно сказать, я не думал, что вообще решусь вернуться сюда, — это казалось не лучшим вариантом оправдания, но он всё же посчитал нужным объяснить своё поведение. Как в старые добрые. — То есть… я знаю, что могу назвать это место своим законным домом, но прошло слишком много лет, чтобы всё было так просто, — покачал головой. — У меня есть семья, знаешь? — признался он, хотя часть его не сомневалась, что Мэри каким-то образом давно уже знала об этом. — Эбби — моя приёмная мать, — Нил не думал, что слова сорвутся с его языка так легко и неожиданно, и поспешил добавить, пока не потерял запал внезапной уверенности: — она замечательная, правда. С тех пор, когда ты была не рядом, и я даже не знал, что с тобой, она заботилась обо мне. Я не думаю, что когда-нибудь смогу в полной мере отблагодарить её за это, — отстранённо пожал плечами. — Но очень хочу постараться. Нил представил, будто внимательно слушащая Мэри рядом, одобрительно кивает, говоря, что он не должен сразу опускать руки, даже не попытавшись, что нужно приложить больше усилий. Своеобразное вымышленное подбадривание хоть и говорило о том, что в комнате он как никогда одинок, но — сквозь ком в горле — помогло признаться ещё в кое-чём: — Надеюсь, ты не будешь против, если я буду называть её мамой? Она правда заслуживает этого. Наверное, ты бы спросила, почему я так тянул с этим, — он скупо усмехнулся своей бывалой неуверенности и на секунду даже показалось, будто воздух вокруг понемногу становится не таким плотным, а напряжение — не настолько физически ощутимым. Хотя некоторые слова всё ещё приходилось буквально выталкивать из себя. — Наверное, часть меня надеялась, что ты ещё жива, и я бы не хотел делать вид, что уже забыл тебя в своей новой семье. На короткое мгновение Нилу привиделось, будто уголок губ Мэри дёрнулся вверх, как если бы она хотела показать едва заметное одобрение или сказать, что он был слишком самонадеянным. — Спасибо, — искренне шёпотом поблагодарил Нил. — Я попробую. Некоторое время Нил задумчиво смотрел на фотографию и стоявшую рядом урну с прахом. И в какой-то момент слова сами полились из него, как если бы он встретился со старым другом, и захотел рассказать ему все важные последние события своей жизни, пока они не виделись. — Ещё я бы хотел узнать, какая была твоя реакция, когда имя команды «Лисов» стало чаще мелькать в заголовках и новостях. Ты никогда не одобряла моё увлечение, неважно, занимался ли я сам или ходил на тренировки в Эвермор. Ты хотела оградить меня от этого. Как видишь, бесполезно, — усмехнулся Нил, отведя взгляд. — Как однажды сказал Ваймак, проще убрать экси из меня, чем меня из экси. Серьёзно, я тот ещё «помешанный», — он усмехнулся — воспоминания о Лисах помогали чувствовать себя здесь не таким виноватым. — Часто это слышу. Знаешь, что самое забавное? Тот, кто говорит мне это, возможно, и сам помешанный, но я не уверен, на чём именно, — усмешка переросла в знакомую улыбку при мыслях об Эндрю. Это всегда успокаивало Нила, закрепляло последнюю плотину, сдерживающую бурю его эмоций. Он мог лишь предположить реакцию матери на то, что позволял себе испытывать не простое чувство признательности и привязанности, а нечто более глубокое, сильное и необъятное. Со слов дяди Стюарта, Мэри лишь однажды, ещё до брака с Натаном, состояла в тайных отношениях с тем, кому она готова была продать сердце и душу, но, увы, мафиозные кланы стояли выше чьих-либо чувств, и решение о её замужестве с чудовищем разрушило веру в любовь и в то, что каждая история заслуживает собственную хорошую концовку. — Дядя Стюарт говорил мне, что ты всегда хотела для меня счастья, — снова заговорил Нил. — Чего-то лучшего и большего, чем я получал когда-то. Но ты ведь тоже, да? — он стих, а глаза застелило пеленой, но он велел себе держаться и договорить то, что хотел. — Ты тоже заслуживала лучшего. Мы все. Но выбраться из того ада удалось только мне… Прости. Но я благодарен, что ты спасла меня. С трудом поднявшись с кровати, он сделал несколько глубоких вздохов и напоследок произнёс: — Обещаю, что буду навещать тебя. Перед тем, как покинуть комнату, не мог не добавить: — Люблю тебя. В гостиной Стюарт встретился с Нилом и его опустошённым взглядом в особенности. Не стал задавать лишних уточняющих вопросов, лишь прочистил горло, кивнул в сторону кухни, сказав: — Мы поговорили с Эбби. Всё прошло нормально, тебе не о чем переживать, — непривычно близкий к заботе тон Стюарта несколько сбил с толку Нила, но он чувствовал себя слишком уставшим, чтобы удивляться вслух. Если он говорит, что всё в норме, то так оно и будет. — Спасибо, — только и сказал он, думая, что разговор закончен, и он мог бы сейчас наконец вернуться в комнату, чтобы наедине позволить мыслям улечься в голове, а чувствам — перестать быть похожими на острые осколки и затихнуть, отпечатавшись особыми отметинами на стенках сердца. — Хочу отдать тебе кое-что, — вдруг заявил Стюарт, а на немой вопрос племянника ответил: — это от Мэри. Нил замер. — Пойдём, — Стюарт направился к лестнице, откуда недавно спустился ещё не успевший прийти в себя Нил, как снова случилось нечто перевернувшее внутри всё с ног на голову. И тем не менее он послушно пошёл вслед за дядей. Память подкидывала догадки, что идут они к кабинету Хэтфорда-старшего, но эти мысли казались такими далёкими по сравнению с теми, которые зудели в черепной коробке нескончаемыми «что это может быть? что она могла мне оставить?». Стюарт открыл дверь, щёлчок замка вернул Джостена в реальность, и он прошёл внутрь кабинета, внимательно наблюдая за мужчиной, взявшим со стола какую-то… книгу? На его лице застыло выражение глубокой задумчивости и вновь вернувшейся тоски. Нил хотел сказать что-то, — в конце концов, они кровные родственники, теперь единственные друг у друга, и должны оказывать поддержку в такой трудный период — но прежде, чем успел, Стюарт протянул ему вещь и заговорил: — Этот блокнот она вела с того года, когда вы сбежали. Думаю, она бы хотела, чтобы ты знал, как ей жилось, и каким непростым решением было покинуть тебя. — Я знаю, — твёрдо ответил Нил. — Но хочу прочитать, — он взял блокнот из рук и ощутил, какой отчаянной стала собственная хватка. I was unconscious, half asleep The water is warm 'til you discover how deep I wasn't jumping, for me it was a fall It's a long way down to nothing at all Стюарт внимательно наблюдал за племянником, размышляя о том, что тому ещё многое предстоит понять и пережить. Но худшее уже было позади — оба это понимали, хоть вслух и не озвучивали. — Она очень берегла этот блокнот. Не думаю, что она надеялась на то, что когда-нибудь ты прочтёшь записи, — задумчиво произнёс мужчина. Сам он ранее пролистал блокнот, но, вероятно, благодаря своему — не самому безопасному и законному — образу жизни уже не так поражался прочитанному, нежели это делал бы подросток, живший вдали от постоянной смены места жительства, поддельных документов и погонь с драками, каждая из которых могла стоить жизни. Хорошей жизни на страницах, конечно, не находилось и следа. Иногда записи вместо даты ограничивались только инициалами сверху — новым именем из поддельных документов, сам почерк вышел отрывистым, порой неаккуратным, но в этом чувствовалось родство. Большую часть их содержания составляли гребанные проблемы, неприятности и читающееся между строк «продержаться бы ещё немного». Мэри могла описывать свою простуду, перерастающую во что-то гораздо серьёзное («лишь бы не воспаление лёгких, лишь бы не…» говорилось там); количество машин, которые она сменила пока добиралась автостопом из одного города в другой, какую плату брали водители, кого она хотела бы пристрелить за грубость и наглость; сколько дней подряд ей приходилось держаться на одном лишь сухпайке; последствия того, что прихвостни отца находили её (в такие моменты Нил очень жалел, что не мог помочь, его ведь даже рядом не было). И лишь несколько раз она обращалась к своему сыну. Таких записей Нил насчитал всего восемь — это количество лет, проведённых в разлуке.«1998 Говорю себе, что поступила правильно, что он поймёт, когда вырастет. Теперь это «когда», а не «если», значит, всё было не зря. Он у меня сильный, справится.» «1999 Снова не нашла место для ночлега, ночь была холодной. Скучаю по сыну, надеюсь ему не приходилось проживать такие ночи, как эта. В конце концов, к ребёнку же вероятнее всего проникнуться жалостью и помогут, так?» — Знала бы ты, что случилось со мной в ту ночь, — хмыкнул Нил. «Л.М. Эттвуд Каждый раз, срываясь в бег, думаю о том, что хотя бы мой сын в безопасности. Молюсь Богу за него. Он заслужил гораздо лучшей жизни, чем получил сначала. Хотя может не стоило оставлять ему деньги, не принадлежащие Натану на самом деле… Но, по крайней мере, ищейки явно не напали на его след, они идут только за мной.» — Да, не стоило, — прошептал Нил, перелистывая страницу. — Но что сделано, то сделано. «2001 Когда едва поддаюсь глупому порыву послать ему открытку через Стюарта, обрываю себя. Ребячество может стоить нам жизней. К тому же, я не должна без веских причин вмешиваться в его жизнь. Тем не менее хочу узнать, как у него дела. Он же жив, верно? Тогда пошёл ли он в школу, интересно? Нашёл ли себе семью? Хотя бы временную, но готовую принять и сберечь. Бережёт ли себя?» — Тебя бы кто сберёг… «Б.А. Донован Уладила проблемы с документами, снова думала о том, что повезло избавить сына от участи такой жизни. Хоть бы у него всё было хорошо…» «Р.Э. Петерсон Зрение стало подводить, водить машину становится рискованной затеей. Но лучше я буду думать, как справиться с этим самой, чем стала бы заставлять несовершеннолетнего сына получать нелегальные права.» — Слишком рискованно, — хмурился Нил. «2004 Иногда даже не верится, что прошло уже семь лет после побега. До сих пор не сомневаюсь, что это было верным решением, я ненавидела жить в Балтиморе. Но неизвестность — хуже пули, с ней нельзя ничего сделать. Не знаю, где мой сын и что с ним сейчас, но надеюсь он доволен своей жизнью и не злится на меня за тот поступок.» — Единственный, на кого злюсь, — это я сам. «2005 Видела его недавно по телевизору с заправки. Амбициозный спортсмен с великим будущим — так говорили о нём. Он стал тем, кем я не хотела видеть его раньше. Играет в экси, прямо-таки светится перед всеми камерами. О чём только думает, глупый? Но он… Когда увидела его, слёзы навернулись. Так сильно похож на отца. Но столько же в нём собственных уникальных черт. Кто бы его ни вырастил, это был человек с большой буквы. В нём больше не было видно мальчика, боящегося крови и не выносившего её запах. Теперь он повзрослел и сам строит свою жизнь. Опасно, конечно. Предостеречь бы его… Если бы был шанс свидеться с ним, обязательно бы сказала ему об этом. И что очень им горжусь за то, что он смог дожить до возраста, когда может сам отвечать за свою жизнь.»
— Похоже ты удивила меня больше, чем я тебя тогда, — откладывая блокнот на прикроватную тумбочку, выдохнул Нил. Ни разу за всё время он не пожалел, что вступался когда-то за имя своей матери перед Рико на злополучном осеннем банкете или объяснял Эбби, что Мэри не могла избавиться от собственного сына только из-за его бесполезности. Прочитанные им записи говорили о том, что не всё напрасно; что он был прав.***
Отправив Дэн последнее сообщение о том, что всё действительно в порядке, Нил убрал телефон в карман и достал из другого пачку сигарет — если честно, принадлежавшую ранее не ему. Теперь запах сигарет отчасти ассоциировался с матерью, потому что из тех же записей Нил узнал, что она спустя несколько лет так и не рассталась с вредной привычкой. Что ж, ещё одно сходство, а? Ему стало интересно, бывала ли она в Лондоне в бегах? Обращалась ли к дяде Стюарту за помощью, как он в зимние каникулы? Он, конечно, мог узнать об этом у самого Стюарта, но это было не то же самое, что узнать, о чём думала его мать, выбирая следующий для укрытия город. Подумать только, если бы Нил так и не решился сюда приехать, он бы не узнал столько о жизни Мэри… Момент, когда он принял то важное решение он, видимо, запомнит навсегда. Стук по плексигласовому ограждению. Десятка. «Нил, на минутку!» — показывает Ваймак. — Тренер? — спрашивает запыхавшийся нападающий, в спешке закрыв за собой дверь, ведущую на поле, и на ходу начиная объяснять: — я правда нормально себя чувствую. Ничего не болит и… — Я не об этом, — перебил его Ваймак. — Твой телефон звонит. Нил снял шлем, положил его на скамейку и взял телефон. На экране высветилось «Стюарт», и взволнованное напряжение стало расползаться по венам. — Да? — сказал Нил, приняв вызов. — Не отвлекаю, Нил? — послышался серьёзный, но на удивление учтивый голос дяди. Бросив короткий взгляд на Ваймака, Нил ответил: — Нет. Что-то случилось? — Мне нужно сообщить тебе нечто важное, надеюсь на твоё понимание и благоразумие, — Нил сжал губы, готовясь к худшему. Где-то за задворках сознания пробиралась несмелая догадка, но он гнал её, не желая бередить нервы раньше времени. — Мэри кремировали, её урна с прахом будет у меня. Если захочешь приехать, сообщи мне, ладно? Окружающий мир сжался до звука чужого голоса из трубки и мыслей «прах, прах, прах». — Нил, ты как? — тихо спросил Ваймак. — Побледнел так… — Приеду, но позже, ладно? — выговорил Нил, смотря на Ваймака, но сквозь него, словно на поле, где Лисы вновь возобновили игру. После согласия Стюарта, Нил завершил вызов и обратился уже к Ваймаку: — Я схожу к Эбби? Тренер возражать не стал, наверняка заподозрил, что дело серьёзное. — Конечно, тебе нужно поехать, — заключила Эбби, когда выслушала немного взвинченного новостью и в то же время потерянного в собственных мыслях Нила. — Ещё он бы хотел поговорить с тобой, — добавил Нил. О чём пойдёт разговор между Эбби и Стюартом догадаться не составляло труда. Эбби кивнула и, подсев к нему на кушетку, приобняла за плечи. — Мы справимся с этим, — прошептала она. Нил слабо улыбнулся. Вера Эбби вселяла и в него светлую надежду. Балконная дверь открылась и спустя пару секунд почти бесшумно закрылась. Нил даже не обернулся к ней, лишь затянулся поглубже и выпустил облако едкого дыма, сквозь который звёзды казались уже не такими яркими. Эндрю без слов примостился рядом, устремив взгляд куда-то вдаль, на город, который загорался огнями и гудел — приглушённым расстоянием — ночным шумом. Нил затянулся ещё раз, выдохнул — медленно, но становилось всё же немного легче. Однако, сам особняк продолжал давить и от одной этой мысли хватка становилась более обессиленной, — он так сильно устал — сигарета вот-вот грозилась выпасть. Но прежде, чем это успело произойти, Эндрю осторожно забрал её, Нил и не возражал. Не нарушая тишину, затянулся, и Нил, как заворожённый, смотрел на дым и вдыхал то, что — он был уверен — пахло совсем по-другому, нежели когда курил он сам. Нил не знал точно, каким образом, но от одного присутствия рядом становилось не так тяжело. Это не являлось тёплой, физически ощутимой поддержкой Эбби, или успокаивающим шёпотом Дэн, или привычным подбадриванием от Мэтта; само присутствие Эндрю, казалось бы, находилось совсем на другом уровне. Вдруг он придвинулся немного ближе, но этого хватило, чтобы теперь их плечи соприкасались. Губы Нила тронула благодарная полуулыбка — что ж, кажется Эндрю в хорошем расположении духа. — Ты как? — наконец нарушил молчание Миньярд. После всего произошедшего на обычное «я в порядке» наложилось табу, так что пришлось отвечать: — Уже лучше, — такой ответ удовлетворил