Я здесь, Тэтте

Случилось то свыше четырёх лет назад. Война: окровавленные, бездыханные и навеки окаменевшие холодом тела самураев, отражающие своей полировкой наточенности ярко-алым месиво спин воинов, что избиты в кровь и застрелены до каждой возможности использования возвращения пульса. Казнённые головы предателей прямо-таки на поле битвы, насквозь пронизанные ядовитыми стрелами туловища и сгрызенные вражескими псами колена своих же союзников. Кровавое поле, алые розы, разбросанные револьверы, оружия по всей поверхности земли. Сквозь кровавые океаны, что протекают абсолютно на всех реках границы между странами пробегает подросток, шустро жмурящийся в попытках игнорирования собственных эмоций и лицезрения алой жидкости в прямом смысле везде. Переступая через трупы, перепрыгивая через рассеченные другими оружиями катаны, мчится тот же самый мечник, держа в руках заветный свиток о просьбе прибавлении численности самураев на поле битвы. Ветки царапают кожу колен, ветер обдувает запотевшие виски и плечи, холодным потоком образуя кроваво-ледяную корочку на бледной коже. Страшно ли? До безумия. Сердце бешено бьется и бьется, руки дрожат, но заветную рукопись отпустить не в состоянии по совести. Рассеченная бровь нудит о невыносимой боли, правая нога хромает, а слабенькая и хрупкая катана, что, благодаря неизведанной силе смогла бы превратиться в настоящий безжалостный и самый крепкий клинок, способный принимать любую форму в размерах, лишь стоит тому оказаться в руках мальчишки. Но…работает то, честно говоря, абсолютно не всегда. Управлять этим брюнет и не умеет. Смоляные, запотевшие с капельками крови прядки волос безалаберно прилипли ко лбу, причёской образовывая лишь лохмы, а не нечто, схожее с приличным видом в обществе. На руках крепко-накрепко повязаны бинты, что используются в качестве брони во многих случаях на поле боя. Длинные ресницы медленно прикрываются и трясутся, слез и отнюдь нет, но усталость рассеивается по всему телу с невыносимой скоростью. Ноги подкашиваются, и на сей раз далеко не от хромания. Земля в определённый момент проваливается в воду, брюнет издаёт болезненное шипение и всеми данными ему силёнками спохватывается и пытается удержать равновесие, но все тщетно. Тэтте падает в глубины кровавого водоёма, секундно набирая дыхание и стеклянным взглядом сверля упавшую в воду бумагу, напрочь разваливающуюся от воздействия жидкости. Это конец: он потерял ценную вещь, что была передана ему родственником. Он же умер, это ясно, отца больше нет. Смотря на это, стоило бы и радоваться: больше никаких бесчеловечных тренировок на профессионального мечника, больше никаких криков и физическим наказаний. Но это больно. Сил выплывать уже нет. — И вообще, стоит уже как-то завязывать мне с самогоном. Не думаешь? — Фукучи элегантно поправляет усы и подозрительно поглядывает на находящийся в его правой руке мешок со стеклянными полтора-литровыми бутылками коньяка и иного алкоголя в честь очередного корпоратива, запланировано проводимого буквально через считанные часы. Дзёно лишь скорчивает лицо от некого отвращения к столь масштабному количеству спиртного и отворачивает голову в другом направлении, дабы любитель выпить не включил в счёт свои грязные мыслишки и его сердцебиение не участилось. И, о чёрт, кажется, не сработало! Хотя… нет, не совсем. Сайгику заслышал два сердцебиения, привычное, вечно опьяненное стучание Фукучи, чуть ли не в темпе вальса и постороннее, бешеное в буквальном смысле, чуть ли не 12 стучаний в две секунды. Парень подозрительно косится в сторону источника звука, и, судя по журчаниям стоило предположить, что это река, либо же в принципе водоём. — В воде кто-то есть, — Дзёно и сам ответа не даст, зачем ему это говорить. Ему абсолютно плевать на всё и на всех, но на сей раз слова вырвались самостоятельно. Предвкушая полнейший игнор Сайгику уже предположительно разворачивается в сторону главы «Ищеек», планируя продолжить свой путь, но, похоже Фукучи его слова принял уж очень близко к сердцу. Ориентируясь на шарканья обуви о землю, тот пошёл доставать это «нечто» из водоёма, вообще не втыкая: вдруг это не человек вовсе. Но, заслышав уж очень громкий кашель и приглушённые, но так же чересчур шумные вздохи понятно, что достал он всё-таки хомосапиенс. — Вы серьёзно? Не плевать ли? — Он военный, — утверждено и грозным тоном заявляет седой, похоже, проверяя создание неподалёку от него на наличие рефлексов и щёлкая пальцами, предварительно, перед его лицом. Сайгику равнодушно вздыхает, — честно говоря, была бы у него возможность: закатил бы глаза, — и ориентируясь на шумное сердцебиение подходит к двум слишком громким особам. — Хах, с чего бы? Форму отцовскую налепил? — усмехается слепой, стараясь сверлить взглядом, хотя и нечем, некого анонима, что всё так же как партизан молчит, лишь переводя дыхание и продолжая раздражительно пульсировать, как бешеный. Резко слышится рваный шорох, и, похоже, оголение какого-то меча, что был направлен в противоположную по звуку от Фукучи и Дзёно сторону. Слепой тоже, что ли? И меч то тот туповат, судя по звуку шмякания о землю. — У него зрачки пульсируют, либо же меня зрение подводит от старости, — голос Фукучи звучал озадаченно, на что блондин уже всерьёз насторожился. Дыхание тот всё так же не мог перевести, и похоже, этот некто к ним не с добрыми намерениями. Послышался звон катаны, и на сей раз острие печаталось во фрагмент обуви формы ищеек. — Эй, ты страх вообще потерял?! Я тут тебе жизнь спасаю, а ты, бестолочь?! Это твоя благодарность? — Сайгику на считанные секунды насторожился, какого черта у тупого по звукам клинка вдруг появилось до безумия наточенное остриё. — Я тебе сейчас твой детский клинок знаешь куда вставлю… — слепой нагнулся в попытке нащупать тот самый заветный клинок, но попытка оборвалась. Он настолько далеко его отодвинул? Или в Фукучи вонзил? Ой, ему от Теруко достанется… — Не пытайся даже, Дзёно, — похоже, не вонзил, раз уж Фукучи подал голос. Мальчишку, похоже, хотят оставить в положении обескураженности и лишить детской игрушки, что может как бы и головушку отчеканить, но глупец желаний седого не разделяет. — У него катана форму меняет… Правда, кривовато, — слышится очередной шорох, но на сей раз катана улетела в противоположную сторону к воде. Проблема обезоружена, главное, чтобы эта тупица не взялась за рукопашку против старика. — Точно со фронта. Где-то в двадцати километрах от этой реки самураи не могут какие-то безделушки поделить. А у этого, походу, шок, оттого и молчит. Разве тебя не радует? — У него сердце бьется как тысячи голосов разом. Лучше б голос подавал, нежели это, — слепой равнодушно вскинул бровью и слегка топнул ногой, почесывай затылок, а следом скрещивая руки на груди. — Хотите сказать, что у него меч форму меняет? Или, имеете ввиду, что у него также есть способность? — Второе, — усатый всё ещё махает около лица брюнета, пытаясь привести того в чувства и доставить во внешний мир. Это предоставляет бонусный шум на слуху Сайгику, на что не возмущаться просто нельзя! Сколько происшествий за несколько минут сотворил этот тупица и сколько мучений на уши слепого свалились, благодаря этому утопленнику. — Очнулся! Тэтте действительно пришёл в сознание. Зрачки переставали сужаться и расширяться под ритм пульсации, подобно нечеловеческому облику животного, что нажит лишь на инстинктах. Словно зрение вернулось к нему, словно он перестал ориентироваться лишь на стынущий в жилах страх и пульсирующую по открытым ранам кровь. Взгляд сфокусировался на блондине с красными кончиками прядок, на его военной форме и аккуратной катане, нежели его скромная палочка, что при обезумевшем состоянии может превратиться в настоящий смерч, а его хозяин — в машину для убийств. Сама же модель фиксации зрения Суэхиро была недовольна излишним вниманием и скоро зашагала ко второй незнакомой фигуре, похоже, желая, чтобы все внимание перешло к седому мужчине. Это и было их первое знакомство. Было.

***

Тэтте стоит на том же самом месте, где был чуть ли не захоронен водами несколько лет тому назад. Стеклянный взгляд целиком и полностью погружен на колебаний жидкости, на осадок каких-то водорослей: ведь только ему известно, что раньше эти водоросли были окровавлены и окутывали его босые ноги во время побега. Холодно, голодно, влажно, некомфортно, одиноко и страшно. Пробирает холодком и леденящим ветерком костяшки, ключицы, плечи слегка подрагивают, но брюнет положения не сменяет, поручена себе смирённое сидячее положение, будучи уже не в состоянии двигаться без причин. Соседний берег: небольшой ручеёк, что отращивался после сколотого ногой мечника участка земли. Словно жидкое стекло, по щекам стекает слеза, или капля пота — не понятно. Поджатые к груди намертво колени, обвитые руками в бинтах, накрепко сжимающие собственные ляжки. Тихое, еле слышное дыхание: нет всхлипов, нет дрожи, нет шмыгание носом от прохладной температуры на улицах. Вонзившийся в землю японский меч, что стал настоящим спасением во всей ситуации, благодаря способности брюнета. Равнодушные радужки глаз, померкшие, исчезшие огоньки в зрачках и любые намеки на блики. Лишь тишина, горящая свеча и журчание воды. Но и свечи надолго не хватало, горький проливной дождь: капля за каплей падает на тёмную макушку, пока и не попадая на свечу вовсе, словно это природной явление явилось лишь отвратной тучкой над головой мечника и решила подпортить ему весь вечер времяпровождения с самим собой. Но после, даже такой исход был лучшим, нежели потухшая свеча, поставленная в честь погибшего напарника. Его тела нет, но данный факт очевиден. Дзёно: любимый, грациозный, прекрасный, восхитительный, тёплый и до жути интересный. И всё это Тэтте мог бы напрямик проговорить ему лицом к лицу с наисерьезнейшим выражением эмоций, монотонным голосом и без капли дрожи. Он бы хотел снова ощутить себя таким: живым и ослеплённым вечными презираниями Сайгику, постоянно шуточно укалывать его катаной за зад, когда тот перетруждается в допросе гражданских. Желал бы снова прикоснуться к его коже и по ночам слышать абсолютно иные речи, нежели есть слепой в дневных рутинах. Как его Дзёно подмерзает, лезет к обогревателям и, выпинывая дверь, без привета без ответа требуя помощи Тэтте. Бесприкословно, как приказ вымолвит: «Согрей меня, тупица!» и замолкнет. Не навсегда, не на весь вечер, но Суэхиро без вариантов должен располагаться около обогревателяя рядом с ним без каких-либо вариантов лишний раз пошевельнуться, да нет, даже дыхнуть! И то, как слепой попросит поправить меч в чехле на пояснице, поскольку его изящные пальцы не должны подвергаться в порезам об острие ни в коем случае. Тэтте до безумия мечтал бы вернуть всё это: плевать, что эти отношения основаны на односторонней ненависти Сайгику, он до безумия хотел бы все вернуть, как раньше, как всегда. Но это бесполезно. Дзёно уже тысячи лет, — хотя, в смерти напарника он убедился лишь благодаря Кенджи, с которым считанные часы назад сражался до потери пульса, — для него. Он хочет обнять хотя бы бездыханное тело, но даже так, Сайгику просто нет. Его не похоронят, его не отвергнут, его не будут оплакивать. Но, была бы возможность: Суэхиро бы беспрекословно расплакался на могиле, игнорируя все упреки покойного отца о блокировке собственных эмоций и однообразных ответов: «Понял, хорошо, как скажете». Это всё до безумия жалко: оплакивать того, кто тебя ненавидит. Так бы сказал Дзёно. Но брюнету уже до лампочки, его цель совершена: он убеждён, что Вооруженное Детективное Агентство абсолютно не причастно к нынешней ситуации во всём мире. Пропал Тачихара, погиб Сайгику — что же осталось? Трое ищеек никому не сдобны, и остаётся лишь один вариант: оставить Теруко и Фукучи наедине, они ведь прекрасно сочетаются в работе. Тэтте лениво встаёт на ноги, потирая правый глаз кулаком и хруща позвоночником. Слышатся шелест листьев, гром и молнии: да, дождик уже вовсе не проливной. Один шаг, второй, третий — и пустота. Нет объяснения, почему данная речушка столь глубока, хотя, скорее всего, раз уж за горизонтом не видно конца данного водоёма — это вовсе не речушка. Глаза прикрываются, пузырьки воздуха всплывают на поверхность, будучи с лёгкостью на душе выпущенными мечником. Суэхиро вновь тонет, как четыре года назад. Только, уж на сей раз это абсолютно не случайность, и его спасение чудом не проявится. Брюнет остался абсолютно один: даже тот, кто постоянно называл его никчемным тупицей не отзовёт его. Не окликает придурком посреди залов здания рабочей деятельности «Ищеек». Это всё в прошлом: больше нет «Тэтте». Есть лишь память, возможно, Теруко о нем, возможно Фукучи. Но миру никогда не сдавался никакой Суэхиро: какой-то там самурай с 11-летия, участвовавший в войне в подростковом возрасте. Никому не сдобна эта персона, что намучилась столько за свои годы. Никто не узнает… Но слышен голос. Слышится крик, обеспокоенный и недовольный. До жути знакомая кличка, буквы складываются в общий подсознательный ребус, и слышно сквозь воду лишь: «Тупица, выплывай!». Кровь в жилах резко запульсировала, как тогда, словно Тэтте приобрёл в себе запасную жизнь и использовал её чисто ради самовнушительных криков Дзёно, что, скорее всего являются лишь плодом его собственного воображения. Суэхиро пулей вылетает на поверхность из-под воды, опираясь руками о фрагмент камня неподалёку. Зрачки пульсируют, сердце стучит, но ничего не слышно. Это пришло осознание содеянного? Или просто показалось? Галлюцинации? Нет. — Придурок! Тупица! Идиот! На какие ещё клички ты откликнешься?! — руку тут же обхватывает знакомое запястье бледного оттенка с тонкими, белёсыми выпирающими костяшками. Они сжимаются до покраснений и тянут мечника из воды на сушу, тут же сползая по тому моменту, как только Суэхиро оказывает на поверхности земли и на сей раз обвиваясь вокруг груди брюнета и скрещиваясь где-то за спиной. — Не смей сейчас как-то комментировать это. Тебе нужно согреться, дебила кусок! Ишь, что удумал: сдохнуть торопится! — Дзёно? — это всё, что смог выкашлять Тэтте. Это правда он? Мастер допроса действительно жив и обнимает его? Посылает, по привычке игнорируя мнение других. Неужели он выжил? Это… это его счастье? Мечника сидит не двигаясь, как остолбеневший. Он потерял дар речи, он потерял все грязные мысли о попытке самовыпила. Дзёно. Теперь только Дзёно. — Кто ещё? Тебя тупицей никто не смеет обзывать помимо меня! Ясно? А если назовут — я разобью им психику к чертям собачьим. Ты понял меня? — Тэтте ничего не в силах ответить в очередной раз, просто скромно скрещивая руки за спиной Сайгику. Блондин характерно фыркает: он так же делал, когда просил согреть его по холодным вечерам. После продолжая выжимать всю излишнюю влагу с формы мечника. Суэхиро шмыгает носом и лицом утыкается в привычно пахнущую одежду Дзёно. Точно он: пахнет дешёвым ликёром и дезодорантом малинового аромата. На глаза нагнетают слёзы. — Ты что, плакать решил? — блондин замолк, получив на заданный вопрос лишь всхлип. — Тэтте, Боже ты мой! — Сайгику отстраняется от груди брюнета, внутренне самодовольно ухмыльнувшись проделанной работе с выжиманием ткани, после хватая брюнета за щеки и стараясь направлять лицо на влажные глаза мечника с дорожками из слез. — Соберись! Ни одна война не заканчивается слезами и самоубийством. Ты нужен миру, ты нужен ищейкам, ты нужен мне! Ты понимаешь? Ты сильный, ты справишься, я никогда не хвалю тебя, но ты нуждаешься в этом. Тэтте, у нас нет другого выхода, теперь я — твои глаза на нынешнюю ситуацию. Мы не будем сражаться плечом к плечу, мы не сможем спорить о твоих вкусовых рецепторах, но я с тобой. И всегда был, есть и буду! Это моя профессия, которую я нанял, когда сказал Фукучи достать мальчишку из воды. Пускай от тебя откажется весь мир, я — не все эти идиоты, хотя ты такой же придурок, знаешь ли. Мы обязательно вернём все, что у нас было: мы вернём Тачихару, мы справимся со всеми вампирами, пока ты есть! И пока я могу говорить с тобой… — в ежедневной форме Дзёно бы прокомментировал это как «телячьи тошнотворные нежности», но сейчас это было произнесено до чертиков искренне и с душой. Он не кричал, говорил максимально обычно, чтобы вся нагнетающая атмосфера не воздействовала на неравную в каком-то плане психику Суэхиро отрицательно. Сайгику протирает дорожки из слез со щек, понимая, что Тэтте сейчас до жути покрасневший за счёт давно не выпускаемых слез и столь душевных речей. Слепой обвил руками шею мечника, кладя голову чуть правее, ближе к уху Суэхиро. — Я здесь, мой тупица Тэтте. Ты же доволен? Не будешь умирать? Ты правда мне очень дорог, особенно сейчас. — Так Вы… мёртвы, командир Дзёно? — Суэхиро стеклянными глазами смотрит на мастера допроса, не в состоянии прошептать что-либо ещё. Сейчас это — главное. Дзёно поджимает губы и сглатывает, вновь отстраняясь от Тэтте и теперь просто сидя на коленях напротив него, заправляя прядь тёмных волос за ухо. — Да, Тэтте. Я погиб, но я всеми силами разгрызал все рамки ради встречи именно с тобой, — щеки Дзёно слегка покрываются какими-то долями процента румянцем и тот слегка улыбается. Не зловеще, не коварно, не задумчиво. Как обычно, как только наступает ночь. — Слушай меня внимательно. Включи прямо сейчас задумчивого, хладнокровного и рассудительного Тэтте, самого умного и прекрасного, чтобы ты смог воспринять информацию! Хорошо? — Суэхиро кивает. — Агентство непричастно к этой войне, никак абсолютно. За этим стоит Фукучи, но просто так нам к нему не пробраться: когда я старался выбраться из комнаты с помощью способности он оголил какой-то необычный клинок, способный нанести мне рано даже при растворении на самые мелкие частицы. Камуи хотел, чтобы я присоединился к нему… но нет. Сейчас, пока у меня появилась возможность говорить с тобой — я буду это делать постоянно. Мы будем плечом к плечу, но никто не увидит меня. Я призрак, но я буду с тобой. Договорились? — Договорились, Дзёно, — Суэхиро сплетает свои пальцы с фалангами слепого. И улыбается, несмотря ни на что: весь мир в опасности, он узнал о стопроцентной смерти Тачихары и о предательстве главного основателя «Ищеек», что на самом деле является членом состава «Смерти Небожителей». Минутами ранее пытался покончить с собой, освободиться ото всех забот и вернуться к Дзёно. Он узнал, что Сайгику точно погиб, хотя, до сего момента на теорию это было похоже слабовато. Узнал, что теперь от него зависит продолжение этого ада. Тэтте… очень много узнал, но сейчас, конкретно в эти секунды ему абсолютно плевать. Рядом с ним Дзёно: он не посылает его, не ругает, говорит спокойно и заботится. Ему уже плевать на всех, он может говорить с ним. И, пока не наступило утро, погружённое во мрак войны между организациями он молит о спокойствии в объятиях Сайгику, раз тот его не прогоняет. Они оба знают, что будет. Оба знают, что скоро настанет битва, что Тэтте рискует своей жизнью, а Дзёно и вовсе неживой. Но им плевать. Они хотят отдохнуть ото всех сейчас: там, где они познакомились. И плевать, что на рассвете Сайгику исчезнет, как абсолютно любая погибшая душа. Он вернётся ночью.