Самое важное в жизни

      Гермиона освоилась в кресле. Это была ее маленькая победа — пересесть, хоть и с помощью Гарри, и самой поехать куда-нибудь, да хоть в гостиную, к телевизору. Девочка начала чаще улыбаться, полностью внутренне приняв себя такой. И мальчик рядом, готовый успокоить, развеселить, обнять. Одиночество уходило, сменяясь надеждой на то, что когда-нибудь… И девочка взялась за учебники, чтобы не отставать от школьной программы.       Мама Мириам была категорически против школы, поэтому чуть погодя к детям начали приходить учителя. Эти взрослые совершенно отличались от тех, в обычной школе, они не пугались, не смотрели на девочку и мальчика с брезгливостью, наоборот — улыбались детям и много хвалили их. И у Гермионы, и у Гарри появилось желание учиться, несмотря на то что мальчику почему-то все тяжелее давалась математика. Вот с историей и английским все было в порядке, а математика… Но он не расстраивался, потому что жил не для математики, а для Гермионы, чтобы защитить ее.       Девочка заметила затруднения своего Гарри. Прошло совсем немного времени, но Гермиона поняла, что этот мальчик — именно ее. Она не знала, может ли он назвать ее своей, но… Все свои усилия девочка направила на то, чтобы поддержать мальчика, но не помогало ничего. Тогда Гермиона обратилась к Мириам.       — Мама, Гарри не дается математика, — тихо произнесла девочка, — я уже что только не пробовала. Если объяснять на уровне груш и яблок, то все в порядке, а если что-то сложнее — то никак.       — Значит, не прошла для сыночка даром химиотерапия, — вздохнула женщина, гладя Гермиону. — Мы подумаем, что можно сделать, все будет хорошо.       — Все будет хорошо, — убеждала девочка Гарри, когда в глазах мальчика мелькало отчаяние. — Так мама сказала, а она точно знает.       — Я верю, — слабо улыбнулся Гарри. — Но это не важно, важна только ты.       — Если не будет тебя, то не будет и меня, — произнесла Гермиона, в этот момент искренне верившая в то, что сказала. Именно эти слова поставили мальчика в тупик, потому что получалось, что благополучие самой важной девочки на свете зависит от его состояния.       Затем что-то изменилось, и мальчик просто начал заниматься до изнеможения, поражая Гермиону своим упорством. Если девочка еще могла покапризничать, то Гарри просто шел через «не могу» и «не хочу». Он, казалось, таких слов и вовсе не знал, а мама только грустно улыбалась, женщина хорошо понимала ставшего сыном мальчугана.       Гермионе понравилось ездить по улице рядом с Гарри. Хотя руки быстро уставали, девочка получала истинное удовольствие от этих минут — крутить колеса, чтобы ветер в лицо, вот только на снегу колеса проскальзывали, немного пугая Гермиону, но рядом всегда был Гарри. Он вообще был рядом всегда! Девочка привыкла к тому, что он есть и не представляла уже мира, в котором нет мамы Мириам и Гарри. Можно было сказать, что Гермиона заякорилась, но ведь ей это было очень нужно.       — Завтра мы поедем в больницу, — предупредила мама вечером. — Посмотрим, нельзя ли что-то сделать с ногами, ну и Гарри посмотрим, согласны, дети?       — Согласна, — кивнула Гермиона, очень ценившая такие моменты — ее мнением интересовались, как будто оно было важным. — Мама, а если бы я не согласилась?       — Тогда мы бы отложили визит, — просто сказала Мириам, улыбнувшись дочери. — Принуждать ни тебя, ни Гарри никто не будет.       — Ты самая лучшая, — призналась девочка. — Просто, как в сказке.       — Если чаще улыбаться людям, — заметила женщина, садясь между детьми и обнимая их. — То можно сделать сказкой каждый день.       Гермиона привыкла к своему состоянию, приняла его. Научилась не плакать, когда Гарри пристегивал к креслу емкость для мочи, спокойно относиться к тому, что ноги не ходят, да и другие органы ведут себя не всегда хорошо. Главным для девочки было совсем другое — тепло, объятия и ощущение собственной нужности. Цена Гермиону устраивала.       Мириам не то что догадывалась, а точно знала о том, что ее дочь считает паралич платой за семью. Женщина была в корне не согласна с такой постановкой вопроса, но ничего поделать не могла. Дети иногда становятся до невозможности упрямыми. А давить на Гермиону было совершенно нельзя, ее психика держалась на честном слове, да на них с Гарри. Хотя тот факт, что дети начали учиться, уже был хорошей новостью, вот если бы не проблемы Гарри…

***

      Этот аппарат мог бы стать катастрофой для Гарри. Считавший себя неважным, а свои нужды воспринимавший по минимуму, мальчик мог быть уничтожен самим фактом, но… Тут сработал аргумент девочки. Поэтому этот аппарат, как и кресло, вошли в категорию: «Это для Гермионы». Обследование показало, что доводящая до отчаяния математика — это не тупость Гарри, а «гипоксия». И появился этот аппарат, шипящий в нос днем и ночью.       Мальчик поразился тому, как Гермиона старалась его подружить с кислородным концентратором, беря и аппарат в свою игру. Раз за разом Гарри убеждался в том, что это именно та Гермиона, о которой говорил «папа» — волшебная девочка, просто чудо. Можно сказать, что отношение его старшей версии спроецировалось на мальчика, но психиатр заявил, что «лучше фиксация, чем распад личности», поэтому мама позволяла мальчику ухаживать за девочкой, кормить, поить и буквально дрожать над нею, закрывая от всех реальных и мнимых опасностей.       Для Гарри существовала мама и Гермиона, при этом мама отступала на второй план, а о себе мальчик вообще не думал. Это заметил даже наставник во сне. Мунго не ожидал фактически одержимости, по его мнению, поэтому решил поговорить с учеником, разъясняя некоторые, не вполне правильные вещи.       — Ученик, — целитель впервые задумался о том, как сформулировать так, чтобы не ранить мальчишку. — Целитель обязан заботиться о себе.       — Зачем? — удивился не задумывавшийся ранее об этом Гарри.       — Представь себе, — Мунго решил показать на примере. — Болезнь, скажем, оспа. Люди болеют, кого-то можно вылечить, кого-то нет. Ты не уберег себя и заболел. И вот когда заболеет твоя невеста, помочь ей будет некому, потому что ты уже умираешь. Ты, который должен был ее вылечить, этого сделать не сможешь!       Мальчик поднял на наставника глаза, полные ужаса, и с хлопком исчез из сна, а Мунго задумался о том, правильно ли он начал разговор. «Куда уж мягче-то» — подумал целитель древности. В его времена люди с сердечной недостаточностью не выживали, но времена прошли…. Эта ночь чуть было не стала последней для Гарри, представившего все, о чем говорил наставник.       Когда Гарри захрипел, Гермиона завизжала. Ей было так страшно, что она просто не понимала, где находится, но мама Мириам прибежала очень быстро, так же быстро вызвав коллег. Она сумела что-то сделать с мальчиком, которому было очень холодно. Приступ отошел, но Гарри еще долго не мог прийти в себя — так страшно ему еще никогда не было. Потерять Гермиону… Ничего страшнее он и представить не мог.       — Мама, — прохрипела сорванным горлом девочка. — Можно, Гарри… рядом?       — Можно, — кивнула не отошедшая от стресса доктор, осторожно перекладывая необыкновенно тяжелого ребенка на кровать тут же вцепившейся в мальчика Гермионы. — Напугал…       — Не умирай… не умирай… не умирай… — как заведенная шептала девочка, мягко обнимая мальчика. — Что угодно, только не умирай, я не смогу без тебя… не умирай…       — Я… не… умру… — смог выдавить Гарри непослушными еще губами. — Я… буду… всегда…       — Что же за сон тебя так испугал, сыночек? — проговорила медленно приходившая в себя Мириам. Сегодня она поняла разницу между пациентами и своим ребенком. Такого ужаса женщина еще ни разу не испытывала, хорошо хоть в руках себя удержала и все сделала правильно.       — Я просто понял, мама, — ответил мальчик, обнимая свою… смысл своей жизни. — Если я буду игнорировать себя, то… Если что-то случится, кто спасет Гермиону?       — Молодец, сын, — поняла его женщина, а девочка просто замерла в руках мальчика, понимая, что к ней еще никто и никогда так не относился. — Да, доченька, — кивнула мама в ответ на ошарашенный взгляд Гермионы, — ты стала смыслом жизни Гарри, так тоже бывает.       — Он… Гарри… — не сдержавшая необъяснимых эмоций девочка заплакала, прижимая к себе, как она теперь поняла, самое дорогое. Все произошло как-то очень быстро, с точки зрения Мириам, но что она знала об этих детях, бывших ранее никому не нужными и потому потянувшихся друг к другу, намертво врастая, казалось, самими душами?!       Психиатр, с которым женщина поделилась своими сомнениями, просто молча протянул ей книгу о так называемых «детях войны». Написанная научным языком, книга была не просто страшной. За каждым примером, за каждой строкой в ней скрывалась такая боль… Просто непереносимая боль, страдание маленьких, рано повзрослевших людей. И переворачивая страницы, Мириам понимала, что и почему произошло. Коллега-психиатр просто грустно улыбался.       — Кто бы мог подумать, что еще один случай будет написан в наше мирное время, да, коллега? — спросил он прослезившуюся женщину.       Мунго Бонам порадовался возвращению ученика, в этот раз просто рассказывая мальчику о своей жизни, о том, что происходило во времена его юности. Этот рассказ был Гарри очень интересен, ведь дотоле он знал только одну сторону магического сообщества, а вот теперь имел возможность посмотреть и с другой стороны.