Моя жизнь теперь хвостатая

      Воздух напевал колыбельные и гладил волосы ледяными касаниями. Сны от этого становились нежными, почти неощутимыми. Виделась мне размеренно раскачивающаяся крона деревьев родной деревни, сочная трава, насыщенная росой, да лис, ловящий рыжей шкурой лучи начавшего греть солнца.       Потому и просыпаться было легко. Чувствовать, как сама нега прикасается к тебе, невероятно, но вместе с тем очень легко. И тогда не заботило разрешение вопросов с двумя биджу, не волновало, что нужно мне. Однако, я не могла представить, как все проблемы навалятся на меня.       А для этого мне стоило лишь раскрыть веки, отбрасывая прочь дымку сна. Надо мной склонилась мужская тень. Я едва могла что-то рассмотреть, будучи заспанной, но после пары секунд осознала, что это был не Джирайя. И не какой-то там ветер напевал колыбельные, а сам Йондайме Хокаге.       После инцидента на крыше Резиденции узким кругом лиц, знавших и про воскрешение Каге, и про не менее важные факты, было решено дать волю жертвам Эдо Тенсей. Братья Сенджу изъявили желание остаться в Конохе и под прикрытием наблюдать за деревней. Хаширама ну очень хотел поговорить с внучкой, однако вскоре он сам отказался от затеи. Стоило лишь Тобираме наглядно показать способ их с наследницей встречи. Но вот отговорить пустить его в архив и дела советников не вышло.       Реакция экс-Хокаге на вольность многих шиноби будет куда страшнее испуганной Сенджу, не понимаю, зачем его тогда вообще ограничивать? Уверена, что после информации о произволе Корня и его непосредственного начальника, Хашираму будет не скрыть за техникой. Он точно будет зол за свою деревню и наверняка сам объявится перед лицом нечестных на душу жителей.       Сколько раз замечала, что мои мысли зациклены на Конохе. А ведь передо мной находился сам Йондайме. Он сидел на самом краю футона, видимо, не хотел меня тревожить, однако не убирал руки с моей головы. У меня возникало неоднозначное мнение касательно этого мужчины. Он считал меня не его сыном и все же беспокоился и заботился как о собственном ребенке. Было сложно представить, что такой человек стал бы петь колыбельные. Но именно благодаря его голосу мне было так спокойно. Я не могла сказать что-то насчет него наверняка, кроме того, что услышала со скамьи Академии. Этот человек спас деревню. Не так уж важно, от кого. В официальной версии звучит, что от Кьюби. Но я уже видела лицо наследника Учиха, шаринган которого заставил биджу подчиниться. Если бы не тот разговор с Саске, неужели я бы так и считала виновным Лиса?       Ох, это не важно. Йондайме — смелый шиноби и был прекрасным Хокаге, и это все, что мне нужно знать. Из-за моих размышлений Кьюби громче привычного топал по подсознанию. Да, я признаю не только тебя, представь себе.       Перед моим отправлением я очень сильно удивилась, что Минато не остался с Сакурой, а решил быть запечатанным в свиток. Я нехотя согласилась, так как искренне думала, что Харуно сблизится с отцом, однако время поджимало. Мне пришлось выполнить его волю. Но еще больше я была поражена, когда поняла, что Намикадзе самостоятельно выбрался из этого свитка.       Сейчас он был неестественным на фоне гостиничного номера. Горчичные обои высветлили и без того серое лицо. А синие глаза горели огнями.       Окна были зашторены, но та малая часть света, проникавшая внутрь, била прямо ему в зрачки. Если раньше он казался живым, сейчас это было не так. Но стоило ему проявить эмоции, и наваждение исчезло. Минато вновь казался нетронутым смертью и временем. Обычным мужчиной.       — По выражению твоего лица сценарий писать можно, — в своей манере мягко улыбнулся Намикадзе. — Тебя удивляет, почему я не остался за замками печати?       — Да, очень. Но мне интересно не только это, — Минато был сосредоточен и внимателен к моим словам, что было видно по чертам его лица, но он и добродушие сохранял, — еще почему вы не остались с другими Каге? И почему с Сакурой не попрощались? Для нее это очень важно!       Йондайме смутился, опустив взгляд, хотя и был слышен слетевший с уст нервный смешок. Он не спешил отвечать, подбирал нужные слова, а после смаковал их, произнося будто бы с ленью:       — Она бы расстроилась, узнав, что я ухожу, — Намикадзе решил остановиться на обращении «Сакура» или же «она», чтобы не путать меня. Он сообразил насчет этого довольно быстро, чем поразил меня. — А тут вышло так, будто бы я исчез.       Он действительно был умным шиноби, но, мне казалось, что ему не хватало мудрости. Минато должен был понять, что этим не сделал ничего хорошего.       — И это, по-вашему, лучше? — надобности спрашивать практически не было: по виду Йондайме было и так понятно, что сейчас он мялся, не зная, правильно ли поступил. Но когда принял решение, на его лице не осталось и тени сомнения.       — Сейчас я должен помочь тебе, ведь Акацуки грозят не кому-то другому.       — Они хотят схватить всех биджу, при таком положении я не могу думать лишь о себе. И вы, Минато-сан, будьте так добры переживать не только за меня, — его глаза в удивлении расширились, но уже спустя мгновение светились голубым. Трепля меня ладонью по макушке, мужчина улыбался.       — Не могу, ведь ты же остаешься моим сыном в независимости от того, Сакура ты или Наруто. Перестать думать о тебе — значит, быть безответственным отцом. А мне жена этого не простит, — и его смех был чистым, не тронутым нервными нотками. Одной бескрайней теплотой по отношению к Кушине.       Я бы хотела встретиться с этой женщиной. Когда-то мозаика воспоминаний тела, в котором я нахожусь, подбросила мне ее мимолетный образ. И, ощутив ее теплоту, ноту приятного голоса, я понимаю, откуда берутся эти чувства в Минато.       Кожу моего живота начало жечь, и это значило лишь одно. Печать расширялась, смещая канджи и выпуская ядовитую чакру. Передо мной явился биджу.       — Ты все стремишься на тот свет, — едко подметил Кьюби, вырвавшись из печати. Обращался он к Минато. Он не был в своем привычном виде: Лис разлегся на полу рыжим клубочком. В таком виде он очень походил на зверя. — Не хватило меня по частям заточить в телах, да? Еще и сам хочешь коньки отбросить?       — Девятихвостый! — поразился Намикадзе увиденному. Мужчина никак не ожидал того, что мы адекватно сосуществуем. Наверное. Ему удалось взять себя в руки, и он смог объяснить свое удивление: — Хоть твое общение с Наруто и происходило на моих глазах, никак не могу привыкнуть к мысли, что ты разумен.       — Тебе, помимо этого, не хватило мозгов дать немного воли моей темной половине. Хорошо, что соображалкой сын пошел не в тебя.       С первого взгляда могло показаться, что между мужчиной и биджу разразится битва. Однако, это не являлось правдой. Минато бы не ввязался в драку без очень значимой причины, слишком рассудительным он выглядит. А Кьюби в таком состоянии готов лишь поддразнивать. Так что я сидела без ощущения, что надо прекратить их словесную перепалку. Но все же мне удалось различить напряжение между этими двумя.       Посчитав разумным переждать бурю, я блуждала взглядом по номеру. Ваза с цветами, футон, не накрытый стол, пачка из-под последнего рамена… Я заметила, что-то и дело взгляд останавливался на лице Йондайме. Он был погружен в тяжелые думы, о чем свидетельствовала складка между бровей. Маленькие морщины различались среди бледности оживленного мужчины. И сидеть в тишине было неловко, хотелось разрушить ее.       — Минато-сан, вас что-то тревожит? — начала было я, но оказалась перебита. Выяснилось, что Намикадзе сам хотел поделиться кое-чем.       — Дело в том, что с тех пор, как вы пришли, я слышу голос темного Кьюби. И поведанное им навевает воспоминания о не лучших из моих поступков.       — Как сына на растерзание деревни оставил? — осклабился Лис, и хотя это должен был быть один сарказм, к нему примешалось презрение. Воздух накалялся под давлением ки рыжего комка шерсти. Он больше не лежал на ковре, а стоял на четырех лапах. Вид его был устрашающим.       Но ответной реакции от Йондайме он не получил. Намикадзе горько выдохнул. Я искренне не понимала, чего добивался Кьюби. Вывести мужчину на эмоции? Разговорить, заставить злиться — чего он хотел?       — Ты часть меня умереть заставил, понимаешь!       Так вот в чем было дело. Осознание стало резким и неожиданным, как если бы на меня обрушилась морская волна и захлестнула соленым потоком. Все предыдущие комментарии Лиса стали понятны. Йондайме запечатал в сыне светлую часть Кьюби, в себе — темную. И она погибла вместе с ним самим. Но я, сколько ни силилась, не смогла вообразить, что испытал биджу при виде Минато.       — Я виноват не только перед ним, но и перед тобой тоже, — сознался мужчина, и вина пропитала его слова насквозь, едва не вызывая слезы. — Но дело в другой ситуации, произошедшей до рождения Наруто. Ями говорит, что здесь находится биджу, джиинчурики которого стала моя ученица.       Кусочки картины собирались воедино с каждым его словом. Биджу, который находится рядом, джиинчурики, являющаяся девушкой — сомнений быть не могло, что историю именно про нее мне доверил Исобу, что речь шла конкретно о Треххвостом.       — Как ее звали? — меня, охваченную шоком, хватило лишь на этот вопрос. И волновал он меня больше прочих. Минато колебался в незнании, как верно поступить: стоит ли говорить или эта затея неразумна.       — Ее имя тебе ничего не даст, — отрезал Намикадзе. Он потер глаза, то ли от усталости, то ли стирая непрошеные слезы. — Я расскажу тебе как все было.       И он говорил, то взахлеб, то делая короткие перерывы, чтобы вдохнуть побольше воздуха и не заплакать. Казалось, он не выдержит пытки. Но воспоминания лились бурной весенней рекой, унося тяжелые камни из сердца Намикадзе. На время этого рассказа Лис примолк. Вряд ли проснулось его чувство такта, если только переживание за брата. А я внимала каждому слову Минато.       Его считали невероятно способным, и имел он действительно все. Успел признаться в любви самой удивительной девушке и даже выручить ее из беды годами ранее. Обучался у великого саннина и был его любимым учеником, почти что сыном. Начал изобретение собственной техники. А информация о нем слыла во всем мире шиноби. Минато доверили команду учеников. И все было хорошо, пока не грянула Третья мировая война.       — Мне было рано становиться сенсеем. Я мог рисковать собой и браться за сложные миссии, получать неодобрение от Кушины, что не берегу себя. А вот детей мне доверили зря. Я прекрасно помню тот день… Достопочтенный Сандайме вызвал меня в Резиденцию, отправив послание с Анбу. Я волновался и переживал, перебрав множество вариантов, что он мне скажет. А когда пришел и увидел и других джонинов, все встало на свои места. Нам разрешили выбрать место встречи и сказали одни лишь имена будущих учеников. Я позвал их к воротам Академии.       Тут он остановился, говорить помешали слезы. И я смотрела на него, как на диковинку. Ведь я до последнего считала, что восставшие из мертвых не плачут. Но он стирал бесцветные кристаллы с щек. Единственно было естественным: кожа лица не краснела — она была лишена крови.       — Я стоял у Академии с порциями купленного данго. Ведь все любят это лакомство, я подумал, они оценят. Первого генина ждать долго не пришлось. Он был наследником великого клана. Смотрел серьезно и выглядел именно так. Мальчик не радовался встрече, это было видно даже по глазам. Я и из его печальной истории мог догадаться, что его улыбку не скоро увижу. Какаши. Следующей поспела девчушка, будущий ирьенин. Вот ее улыбку и ее смех было ни с чем не спутать, как и счастливого взгляда. Помню, как она представилась нам и как попыталась разговорить мальчика. Рин. Самым последним пришел еще один наследник великого клана. Только он никак не показывал своей принадлежности к нему. Обито. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что я никогда не пожалею о знакомстве с ними, какие бы проблемы ни предстали впереди. После небольшой прогулки знал об их мечтах и планах. Они все были для меня равны, а вот Кушина выделяла Обито Учиха. Своим методом. Препиралась с ним, учила чему-то. А Какаши и Рин угощала домашней едой и звала к нам домой. Мы могли часами говорить с ними и разрешали ночевать. Мы были семьей.       Но потом всех шиноби призвали воевать. И команду Минато в том числе. Тогда все и началось. По его тону я предчувствовала исход истории, но продолжала слушать. Я действительно надеялась на хороший конец. Прекрасно знала, что такое война, и все равно надеялась.       — Я хотел спасти как можно больше жизней. Брался за любые миссии, тогда казалось, что этим я приближу конец войны. Но она оказалась бесконечно длинной, а мое мнение ошибочным. Я не завершал войну, только посеял больше смертей. Я дал Какаши командование над остальными ребятами. Он проявлял лидерские качества и неплохо справлялся. Однако, у моста Каннаби Рин была схвачена, и Какаши не захотел прийти ей на помощь.       — Сенсей говорил, что его друг решил тогда пойти в одиночку, — вставила я, когда Намикадзе вновь стало тяжело погружаться в те дни. — И он же сказал ему: «В мире ниндзя те, кто не следует приказам и нарушает правила — отбросы. Но те, кто бросает своих друзей, еще хуже. А те, кому наплевать на чувства своих друзей, хуже в десятки раз!».       — Да, Обито такой, похоже на его слова, — усмехнулся Минато, — в моих воспоминаниях так точно. А имя твоего сенсея не Какаши случаем? — я кивнула. — Думаю, сейчас он — зрелый мужчина, и вы с командой в надежных руках. Что же касается прошлого, он пошел за Обито. И они отважно сражались. Но о моем кунае и том, что смогут призвать меня, вспомнили слишком поздно. Тогда я не смог спасти своего ученика, и Учихи Обито не стало, — Минато замолк, собираясь с мыслями. Прошло ровно шестьдесят секунд, прежде чем он продолжил. Этим он почтил его память. — Мы продолжали быть командой, но больше я не хотел оставлять их. Только война продолжалась. И Камень счел нужным снова похитить Рин. В этот раз они не ограничились ее пленением. Бедная девочка, я не спас ее. На ее тело ставили печати самые захудалые шиноби, толком не знавшие, как их ставить. Рин разрывало на куски. И когда эти нелюди пересекли границы своей страны, решили выпустить биджу на волю, дабы тот разрушил Коноху. Рин не могла этого допустить и попросила у Какаши смерти. Она рискнула всем ради деревни. Меня опять не было рядом. Чуть позднее ко мне прибыл Какаши с докладом. Я узнал, что Санби пал вместе с моей ученицей.       — Ты постоянно где-то околачиваешься! Допустил, чтобы меня схватил шаринганистый ублюдок и позволил этим уродам из Ивы издеваться над моим сородичем! — Лис решил добить бедного Намикадзе. Мне было так жаль этого мужчину. Я чувствовала отголоски сказанного им душой, и она болела. Я прижала носком ближайший хвост Кьюби и одним взглядом умоляла его больше не говорить гадостей.       — Мне с детства говорили, что вы — герой, Йондайме. И я не хочу менять своего мнения. То, что произошло, было на войне, а там всякое бывает. Но одно я знаю наверняка: шиноби обязаны жертвовать собой, — невольно вспоминалось, как Неджи хотел прикрыть Наруто от Мокутона, но я не дала этому случиться. — Вы должны жить дальше и не оборачиваться назад.       — Мертвому трудно жить, — не согласился со мной мужчина.       — Пока ваши чувства и эмоции с вами, вы не мертвы, Йондайме, — вспомнив, из-за чего начался разговор, я положила руку на свиток, думая, показывать ли его содержимое. Но я точно знала, что сказать я о нем обязана. — Ями был прав. Санби все это время был здесь. Он пребывает в свитке и сожалеет не меньше вашего о гибели своей джиинчурики. Биджу чувствуют то же, что и мы, поэтому я обязана их защитить. Иначе Акацуки затеют войну в разы хуже увиденной вами. Я прошу вашей помощи.       — Я же говорил, что защищать тебя — моя обязанность, Наруто, — сказал Йондайме, неверно поняв мое желание.       — Мне не нужна защита, только помощь.       Намикадзе недолго, но пронзительно всматривался мне в глаза. После кивнул и заулыбался.       — До чего же ты похож на Кушину, она всегда мне говорила подобные слова, — он помедлил, обдумывая решение до конца, и продолжил: — Я согласен. Если я могу чем-то помочь, это прекрасно. А пока, скажи-ка мне, когда обещал вернуться учитель?       — Старик не говорил мне, но, раз уж вы заговорили об этом, я чувствую, что очаг его чакры приблизился. Извините, но ему не стоит вас видеть, хоть вы и хотите этого.       — Ничего, я понимаю, Наруто.       Мне в жизни бы не хотелось испытать то, что сейчас терзало Минато. Он не мог встретиться с собственным учителем, даже видеть его издалека не мог из-за печати. Как бы ни была плоха моя участь, его в разы хуже.       Мужчина скрылся в печати. Он и Санби, они оба — свидетели Третьей мировой войны шиноби, находились в моих руках. И я чувствовала тяжесть их воспоминаний.       Я сопереживала им и одновременно чувствовала беспокойство из-за Джирайи. Один мой свиток оказался им обнаружен. Очень не хотелось раскрывать тайны этих двух. Лис все еще сидел на полу, сверля меня обиженным взглядом (мордой тоже).       — Мы должны спрятать эти вещи, Кьюби. Унеси их в печать или проглоти, что ты там можешь, — биджу скривился сильнее.       — Я тебе призывная жаба, что ли?! — воскликнул Лис, выражая крайнюю степень недовольства. — Я — гордый и сильнейший, могущественный лис с восемью целыми и одним оттоптанным хвостом и ущемленной гордостью биджу, — так вот в чем дело!       — Прости, о великий, и вали, пока старик тебя не увидел, — шикнула я, явственно ощущая чакру Джирайи.       — Почти идеально, — сощурился Кьюби, вымогая у меня искреннее раскаяние.       — В ноги кланяться не стану, — воспротивилась я, но зверь выпустил волну ки, из-за чего я оказалась на коленях, и был таков.       Противный, гадкий, самодовольный шерсти комок! Только он на такое способен, ну честное слово.       Когда Джирайя зашел в номер, Лиса уже не было, как и двух свитков. Только я, согнутая пополам.       — Это тебя так голод прижал, малыш? — засмеялся Саннин. И все встало на свои места.       Мне его не хватало, раньше я не успела ощутить этого по вине своей занятости. Но сейчас, когда я чувствовала его запах, его присутствие и голос, я поняла, что была лишена чего-то крайне важного.       Сейчас были он, пачки рамена, совместный ужин и его рассказы об обстановке в деревне.       Оказалось, что Карин была под приглядом Цунаде.       — Грызутся они с мальчиком из клана Учиха, как последние собаки грызутся, но она цела и невредима, — говорил старик.       Ли шел на поправку, Саске обучался с кланом Хьюга, ИноШикаЧо ушли на миссию — тут мой информатор замолк, поглощая принесенную из Конохи еду. Видите ли, лучше нигде не готовят. А потом заливал о том, как похорошела Сенджу. Да чакры чуть больше в технику вложила, и все дела. Джирайя не согласился и утверждал, что это влияние его любви. Он был неисправим.       Когда я уже склоняла голову к столу от жуткой усталости, саннин протянул мне какую-то вещь к самому носу. Я присмотрелась и не поняла, чего он от меня хочет.       — Малышка Сакура тоже в порядке и передала тебе это. Сказала, что вот, мол, у них жизнь спокойная, и ей это не пригодится, а ты — суешься в самое пекло опасности. Я, конечно, согласен. Но о чем она толковала, малыш? — толку скрывать опасность, грозящую от Акацуки не было, и я рассказала о нападении Итачи и Кисаме и об их словах. — Я и не предполагал, что они так рано начнут нападать.       — Значит, ты к бабуле не за простым отчетом ходил? Старик, появилась какая-то информация? — сегодня решила доверять не одна я. Джирайя пригнулся ближе, будто не знал, безопасно ли здесь.       — Плененный после нападения на Сандайме мальчишка был шестеркой Орочимару. Его держали в наихудшей пыточной Конохи. Но он растворился в воздухе, — я было подумала на Кабуто, но ведь тот уволок змеиного саннина и тоже исчез прямо у меня перед носом. Но кто же это был? Остальных я убила в порыве ярости, ведь так? — Морино говорит, что видел огромные клешни, которые захватили этого мальчишку. То же сказал и Яманака. Сомнений быть не может, что это правда. Иллюзии там не могут накладывать.       — А знаешь ли ты, был он Звуковиком? — я подумала, что кто-то мог выжить. Ведь одного из них бил Киба. Он бы не дал противнику умереть. Джирайя подтвердил догадку. — Больше никто не высовывался?       — На границе бывшей лаборатории Орочимару видели взрослого мужчину и мальчика, точных данных о них нет. Мужчина — блондин, мальчик — рыжий, — я совсем запуталась. Кем они могли быть? Неужели его подопытные? — Мои люди говорили, будто они кого-то искали. Я подозреваю, что Орочимару.       Их не было в Акацуки — это точно. Ведь они ходили без плащей, то есть это не Хидан. А больше блондинов, хоть как-то связанных с ученым, я припомнить не могла. Мне надо было посоветоваться с Наруто, он многое знал из жизни Саске-отступника. Быть может, на базе и был кто-то, подходящий под описание.       Старик зевал и уже пошел стелить футон. Мой сон сошел на нет.       — Я проветрюсь, старик, — сказала я, прежде чем скрылась из его поля зрения.       Находиться в номере было делом невозможным. В жизни столько разношерстных мыслей не роились в моей голове. Акацуки, Орочимару, Йондайме, биджу, тренировки, друзья, Сакура — о чем только я не думала. И все сводилось к тому, что я не могла завершить раздумье над одним делом, как посередине распутанного клубка выскакивал какой-нибудь узел.       Я чувствовала, что за сегодня не справлюсь с таким-то ворохом проблем. От безысходности я вперила взгляд в небо. Красные оттенки заката ослепляли, и глаза слезились, но отводить взгляд не было желания. Вскоре небесное полотно охватила темнота.       Я пошла к месту тренировок с Лисом. Там было холодно, и острозаточеные камни все больше походили на лезвия. На них падали тени и не попадало солнечного света. Было чувство, что я на поле, усеянном гигантскими ножами.       — Кьюби, — позвала я биджу. Он не отозвался. Неужели и он спал?       Я не могла успокоиться, а ответа все не было. Я смотрела на звезды, их свет был ярче обычного. Вечно я такие вещи подмечаю, когда нахожусь в отчаянии.       Вспомнилось, что я прихватила посылку от Сакуры. Это был свиток, но что же в нем находилось, я не могла припомнить. Слишком много их развелось в последнее время. Я сложила печати, чтобы снять защиту с вещи. Послышался звук призыва, воздух вокруг зашипел, и возник дым. Я ничего не видела, а техник Футона не знала, чтобы его развеять. Опасности я не чувствовала. Скорее, ностальгию и радость от предвкушения встречи.       — Привет, Иннер, давно не виделись, — улыбнулась я, еще не видя девушки.       — Давненько, лобастая, — она усмехнулась, я ни с чем не могла спутать звук ее ехидного смешка, — я успела соскучиться.       — Я тоже. А теперь расскажи-ка мне, куда это ты подевалась? — изображение вокруг прояснилось, и я видела обладательницу темных розовых волос и насыщенно-зеленых глаз.       — Ну, там, сям, к родному телу прикипело, Сакуру учить надо было — мало ли у меня дел? А вот ты наверняка бездельничала, я уже вижу твои дряблые ручонки, — в этом вся Иннер: спихивать вину на других и не давать себя в обиду, приправлять все это дело сарказмом.       — Тебя не было, вот и расслаблялся.       — Ничего, мы это исправим, — заверила Альтер, и по тону ее голоса можно было понять: даже мало-мальскому отдыху пришел конец.       К сожалению, девушка не знала всего дела и не слышала разговора с Джирайей. Может, она бы что толкового и сказала. Но мне уже стало спокойнее. Я вновь отвернулась от звезд и пошла в номер. Иннер уже примостилась на девяти рыжих хвостах.       Теперь все было в точности как прежде. Чувство ностальгии усыпляло бдительность и любое желание разгрести проблемы. Просто было желание коснуться горизонтальной поверхности и забыть обо всем, часов на семь минимум.       Мое пробуждение на следующий день разительно отличалось от устроенного Минато. Во-первых, Джирайя пытался на кухне прибить одного из Акацуки, иного источника подобного шума быть не может. Во-вторых, он же разложил свои черновики по всей площади номера, и добраться до уборной представилось возможным благодаря ходьбе по стенам. В-третьих, милые бранились, разрывая ушные перепонки. Удивляюсь, как чернила на печати не плавятся от криков Иннер и Кьюби.       Стоило мне поинтересоваться, что за предмет спора они не поделили на сей раз, как меня поглотила печать. Дойти до уборной оказалось невозможным, как и услышать, что у меня спрашивал Джирайя.