Нежелезные дровосеки

Олег сидит в своём кабинете и разбирает счета. После того, как он научился – она научила – оказалось, что, в принципе, это не так уж и сложно. Только головы периодически присылали. Олег, конечно, не разбирался нихера, но Ева безошибочно тыкала пальцем в очередную голову, морщась от запаха, и говорила: этот хорош, бери. Даже в субботу, в принципе, работать не напрягает – не мешки же таскать. Олег смотрит на телефон – от Серого ничего. Смотрит на руку, где на смуглой коже синяк. «Привет» от Марго – не понравился. А птичка-то чует. Птичка – умница. Олег вздыхает. Адольфыч со своими подозрениями ему не нравился. Мало того, что пидорас, так ещё и с профессиональным – ну не в вузе же его расстреливали – чутьём. Адольфыч задавал правильные вопросы. Как его нейтрализовать, Олег так и не придумал. Теоретически, конечно, можно было и согласиться на его предложения – уж как-нибудь у Олега бы встал, подумаешь: мужика трахнуть – и это было бы весомым аргументом в дискуссии на тему «сам отъебись от Серого». Но Олег не мог себя пересилить, внушая себе, что Серёжа однозначно Адольфыча не выберет, несмотря на все его майорские погоны и идеальные белые рубашки. Олег пишет Серёже сообщение: «Чё, Серый, как ты там? Приедешь?» В конце концов, можно же с ним просто дружить? Серый нормальный. С Петей же дружат они, безо всякой пидорасни, по-пацански. Можно же, ну, не торопиться? Ну чё, не увезёт же она его с мешком на голове – менты заинтересуются. Ева вваливается, как всегда, без стука, пока Олег отвечает на рабочую почту. Олег вздрагивает – к этой её манере везде заходить, как к себе домой, он никак привыкнуть не может. Сходу садится на диван, говорит: – Жарко. Так, Волчонок... – Ну чё опять? – Ничё. План меняется. Дальше я сама. Понял? – В смысле? – В прямом, Олег. У него там медийность растёт – доходил по митингам – и у меня есть подозрение, что ещё пара статей – и никакие твои прекрасные глаза уже не справятся. К тому же, по данным моих информаторов, Адольфыч твой намертво в него вцепится – уже вцепился. И ты – извини, конечно, но – ему проиграешь. Тот умеет. Ещё мент этот... не нравится мне. – И чё мне делать? – Тебе – ничего, Волчонок. Сиди спокойно, занимайся делами. Сделка не аннулируется – ты же не виноват, что так всё получилось. Ну такой вот у нас Серёженька особенный мальчик. Во всех смыслах. Она поднимается на ноги – Олегу происходящее нравится всё меньше. – Ах да. Чуть не забыла. Я беременна, Олег. – Чё? Олегу вдруг кажется, что у него из-под ног земля уходит, и потолок с полом готовы местами поменяться. – Волчонок, самое время тебе рассказать страшную тайну: от секса иногда случаются дети. – В смысле? Ты же на таблетках была. – Ну, такое случается. Забыла выпить. – Бля, погоди. Это чё, у тебя ребёнок будет? – У нас, Волчонок. – И чё делать? – Как что? Поженимся – тётушку свою порадуешь – я к тебе перееду. Только никаких собак, я тебя умоляю. А ты чего так побледнел? Какие-то проблемы? – Нет. – Вот и прекрасно. Ладно, я позвоню, если мне что-то понадобится. От Разумовского пока отстань. Она выходит, и Олег закрывает лицо ладонями. Что это всё значит вообще? Спросить: «а это точно мой ребёнок?» – он не догадался. Олег возвращается домой, осматривает свою квартиру, пытаясь представить здесь ребёнка – получается так себе. Лезет в холодильник за водой – свиные головы, новые уже, смотрят на него с осуждением. Олег с ними полностью согласен. Ева звонит на следующий день, уже ближе к ночи, когда Олег всерьёз раздумывает, не уйти ли в запой, говорит вкрадчиво, крайне довольная собой: – Волчонок, у меня для тебя маленькое задание, последнее, обещаю. Поезжай к Разумовскому и попытайся его отговорить. – От чего? – От того, чтобы соглашаться на мои предложения. Только сильно не шуми – там дивная женщина у Серёжи в соседках, не нужно её пугать. Потом мне позвонишь, понял? Олегу очень хочется вместо всего этого достать бутылку вискаря и забыть обо всем. А потом проснуться – и чтобы ничего не было. Он едет к Серому, свет у того горит. Дверь в подъезд открывает, сильно дёрнув её на себя, поднимается. Некоторое время стоит под дверью. Олег чувствует себя последней мразью. И вдруг думает: а если правда его отговорить? Всё рассказать? Пойти в полицию? Только чтобы не было с Серым всего этого. А Ева? А его ребёнок? Олег решительно стучит в дверь. Некоторое время за дверью ничего не происходит, ворона тоже молчит. Серый распахивает дверь, какой-то чудовищно уставший, осунувшийся, с красными глазами, встрёпанный, как воробушек. На Олега смотрит с отвращением. И Олег понимает, что тот всё знает. – Серый, погоди, Серый, послушай, минуту дай мне. Я не знаю, что она тебе наговорила, но выслушай меня, пожалуйста. Руки Олег не подставляет, но Серый закрывает дверь с таким усердием, как будто за дверью стихийное бедствие, наводнение вместе с пожаром, дьявол, волки, что там ещё. Олег на пробу говорит в закрытую дверь негромко, почти прижавшись губами к лакированному дереву: – Серый, не делай этого. Не верь ей. Пожалуйста. Серый, прости, что обманул. Я не хотел. Ты мне правда нравишься. Серый, я не знаю, что они с тобой сделают, если ты уедешь с ней. Серый. Пожалуйста. Из-за двери больше не раздаётся ни звука. Олег на пробу набирает Серого – звонок сбрасывается. Олег со злости ударяет в стену. За соседней дверью, где живёт бабушка Адольфыча, слышны какие-то подозрительные звуки, и Олег поспешно спускается вниз. Садится на байк, трёт глаза руками. Решает, что оставаться один на один в квартире с бутылкой вискаря он не хочет. Уезжает в салон. Снимает дверь с сигналки, открывает своими ключами. Уходит в свой кабинет. Еве звонить не хочет – отправляет сообщение с коротким «всё». Ева перезванивает сама: – Умница, Волчонок. Что он тебе ответил? – Ничего. Он не стал со мной разговаривать. – Вот и прекрасно. Слушай внимательно, Волчонок: если до тебя докопаются, можешь всё рассказывать, можешь даже в мою квартиру их отвести – там пусто. Я уеду на время, как обычно. Тебе, в любом случае, ничего не будет. Так что ничего не бойся, понял? Вернусь – и займёмся свадьбой по-нормальному. Уже без всякой имитации. Не скучай. Олег роняет телефон на пол, сам вытягивается на диване – нихуя же неудобно – смотрит в потолок, подсвеченный одной настольной лампой. На улице кто-то орёт и смеётся – центр города, май, ночь. На пробу ещё раз набирает Серого – бесполезно. Хочет позвонить Пете. Или написать – как писал раньше. Сказать: Петя, я проебался. Чё делать? У Пети всегда план есть, на все случаи жизни. Уснуть Олег так и не может. Вспоминает... всякое. Всех их вспоминает, с самого первого. Как смотрели на него влюблёнными глазами и улыбались осторожно, не веря. И не надо же было верить. Зачем это всё так? Вспоминает, как вёз их одним и тем же маршрутом в сторону Финской границы и как останавливался на одной и той же заправке, а потом отходил. Возвращался уже в пустую машину. После первого хотелось вскрыться. После второго – тоже. Перестало хотеться где-то после четвёртого. Ева говорила одно и то же: «Волчонок, не грузись: мы их не убиваем». Но после каждого Олег неизменно уходил в запой на некоторое время. Потом всегда приезжал Петя – чуял он, что ли. Сначала бухал вместе с Олегом, потом выводил его из этого всего, супы ему там варил, ржал, пока Олег этими супами блевал. Не спрашивал ни о чём, считал, что Олега очередная любовница бросила. И всегда в это время был чистым. Как он так умудрялся, Олег так и не понял. Девочка-администратор приносит кофе в десять утра, смотрит на Олега с жалостью. – Чё? – Олег Давидович, может, вам такси до дома вызвать? – Нет. Отъебись. Можно меня просто не беспокоить? Девочка кивает и выходит. Олега грызут плохие предчувствия. Адольфыч сначала звонит, а потом приезжает. Очень злой. Доёбывается до Олега, хочет знать, где Серый. Тот, судя по всему, доделывал дела оригинальным способом: потрахался с Адольфычем – Олегу вдруг кажется, что он чувствует ревность – ворону свою ему оставил. Олег смотрит, как Адольфыч бесится, и пытается понять, почему. Думает: надо просто это всё перетерпеть. Чужие истерики, чужие подозрения. Чё ему Адольфыч сделает? Изобьёт? Выебет? – Да не знаю я, куда он уехал. – Хорошо. А что ты знаешь? Олег закрывает лицо ладонями. – Пиздец. Адольфыч наклоняется к его лицу, заставляет убрать руки, сгребает ворот футболки, бешено блестит глазами: – Говори, сука. Олегу вдруг хочется, чтобы он что-нибудь сделал. По-настоящему. Но тот только смотрит Олегу в глаза. – Да блядь. Его сектанты какие-то увезли. Я не знаю, зачем. – С-с-сука, – Адольфыч толкает Олега на диван обратно, делает круг по кабинету, как разозлённое животное. – Так, блядь. Поехали в ментовку. Всё им расскажешь. Олег облизывает пересохшие губы. – У меня мент есть знакомый, который нас тогда оформлял, ну, с хулиганами. – Звони, блядь. Звони сам, или я тебя, на хуй, в багажник засуну и к ментам увезу без твоего активного согласия, понял? Олег послушно достаёт телефон, набирает Грома. Дальше для Олега всё превращается в одно сплошное серое пятно – сказывается бессонная ночь. Олег думает, что всё это бессмысленно. Серого они больше не увидят. Никогда. И всё это не имеет никакого значения. Адольфыч таскает Олега за собой, Олег не сопротивляется. Гром смотрит на него хмуро, тоже злится. В Евиной квартире пусто – замок с молчаливого одобрения Грома вскрывает Адольфыч. В отделении Олег послушно рассказывает всё. Гром держит его в допросной часа два, Олег перестаёт реагировать и на время тоже. Становится просто никак. Адольфыч всё это время ходит кругами и то и дело повторяет «пиздец, пиздец, пиздец, сука, как ты мог?» Олег отстранённо слушает, как Гром говорит Адольфычу негромко: – Слушай, короче, задержать я его не могу – нет состава преступления. Типа, заяву ты написать можешь, но я даже не уверен, что дело возбудят. У нас ни одного трупа на руках, ни одного свидетельства, что там кого-то насильно удерживают. Понимаешь, о чём я? – Сука. И что с ним делать? – Отпустить. И я, типа, не рекомендую тебе его прессовать дальше – потому что он тоже заяву может написать. – Похуй. – Слушай, не тупи. Пусть валит. Номера тачки есть у меня, ща заяву напишешь – и дальше я буду работать, понял? Надо видео с камер уличных искать, очевидцев опрашивать. Адольфыч везёт Олега домой молча. Когда паркуется во дворе, говорит, не глядя на Олега: – Какой же ты мудак. Вали. Олег послушно вываливается из машины. Поднимается к себе – дверь не заперта. Олег думает, что Ева вернулась – никогда так быстро не возвращалась. Может, Серый сбежал, и ничего не получилось? Но от вида пижонских белых кроссовок в прихожей становится неожиданно тепло, и одновременно умирает последняя надежда. Петя что-то колдует на кухне, улыбается. – Привет, мой татарский брат. – Петь. – Чё? Проебался? Чё тебе в ментовке наговорили? Олег ничего понять не может. Петя вытирает руки полотенцем. – Олег, я, типа, в курсе твоих дел с этими... Долго объяснять. Олег вспоминает, как Ева говорила, что она в курсе Петиных делишек. – Петь. Это ты меня ей продал? Петя перестаёт улыбаться, смотрит в стол, головой качает. Но глаза всё-таки поднимает на Олега. – У меня выбора не было – меня тогда прессанули за первый, у тебя тоже жопа была. Реально, я не хотел. Олег, погоди, не психуй. Всё кончилось уже. Уголовного дела не будет. – Чё кончилось-то? Даже если уголовки не будет, они же от меня не отъебутся. Ни мент, ни Адольфыч. А если что-то всплывёт, то... – Отъебутся. Им скоро станет не до тебя. Адольфычу твоему сделают деловое предложение, от которого он не сможет отказаться. Слышал, чё там в Сирии началось? Поедет работать по специальности. Мента отправят ФСБ-шникам в помощь террористов ловить. Журналистке, которая про твоего рыжего статьи писала, предложат работу в нормальном издании. А там её с теориями заговора быстро успокоят. Остальные в курсе. – Остальные – это кто? – Да неважно. – А мне чё делать? Прикинь, Ева говорит, что беременна. – Ну ты чё, блядь? Как ты так умудрился-то? – Да я хуй знает, Петь. – Ну женись. Не рекомендую её злить вообще. – Пиздец. Петя подходит, берет Олега за руку, говорит, глядя в глаза: – Да прорвёмся, Олег. Не грузись.