Момент после предела

      Если обобщить всё, что сейчас происходило здесь, то картина вырисовывалась не особо красивая. Можно было даже сказать — особо не красивая. Передо мной стоял одноклассник Кацуки-куна, которого вот уже несколько минут назад я спасла от злодея. Убив. Спасла, убив злодея. Кохай бурчал где-то на фоне. Мне в нос ударял запах крови. Я слышала, как Изуку-кун учащенно дышал. Шоковое состояние, что ли? С моего ножа капала кровь на асфальт.       Нет, картина определённо шикарная. С учетом того, что посторонние незнакомые мне зрители мною не планировалось, так вообще… Замечательная, да.       Кацуки-кун часто в своих разговорах упоминал своего одноклассника, беспричудного мальчишку по имени Мидория Изуку. По словам ребенка, его друг во всем походил на него: упрямый, дотошный, с характером. Кохай, правда, еще упоминал о том, что он тот еще плакса, чего я за самим Кацуки не замечала, но, судя по тому, как Изуку-кун молчаливо воспринял ситуацию, проблем с характером у него не было.       Как я вообще докатилась до жизни такой?       — И чего тебя занесло на темную сторону, а, Деку? — о, Кацуки-кун начинает приходить в себя. В голосе появляются рычащие нотки, а на грани слуха можно уловить едва слышимые хлопки. Еще не взрывы, так, игрушки. И всё же, его причуда слишком сильно на него влияет. Я принюхалась. Палёный запах становится все ближе. Старатель или Даби, вот в чем вопрос… Впрочем, нет, тут вопроса не стоит.       Походка Даби красивая, танцующая. Мне нравится. Я улыбаюсь. Вся эта ситуация меня, почему-то, смешит.       — Я-я п-просто заблудился, Кач-чан! — в голосе мальчишки слышится паника, — А что ты сам здесь делаешь? И кто все эти люди, они твои знакомые? — вопреки этой самой панике, вопросы он задает дельные. Голос у мальчишки звонкий, но слух не режет. Я присаживаюсь около трупа. Начинается уже не вполне привычная мне работа: я ощупываю труп на предмет денег и прочих бумажек. Обычно таким занимается Кацуки-кун или, если он находится рядом, это делает Даби, но сейчас, из-за свидетеля, пришлось слегка нарушить традицию, — Может быть, стоит вызвать поли… — я тут же разочаровываюсь в парне.       — Завались, придурок! — Бакуго прерывает его на полуслове, делая несколько шагов. Слышится треск ткани. Звуки хлопков усиливаются, почти превращаясь в звуки взрывов, — Ты будешь молчать об этом, понял?!       Напряжение в воздухе нарастает. Я могу себе представить, как домашнему мальчику, должно быть, сейчас жутко. Сначала потерялся, потом встретил злодея, потом наткнулся на нас. Сколько ему сейчас? Если он одноклассник Кацуки-куна, то, скорее всего, они ровесники. Восемь-девять лет, да? Это даже не смешно. А вообще, правильно кохай говорит, Мидории-куну лучше об этом молчать. Интересно, по какому герою фанатеет этот мальчик? Надеюсь, не по Всемогущему, ибо это было бы слишком очевидно.       Я киваю сама себе — предположение о том, что друг Кацуки-куна окажется одним из группки желающих стать героями, крепчает. И тут же хлопаю себя по коленям, резко вставая и оборачиваясь на звук. Что-то мне подсказывает, что благородный порыв Кацуки-куна спасти своего друга от меня бессмысленен в принципе. Даби не влезает, от него я слышу лишь тихую песенку. Приятель любит насвистывать мотивы, но еще больше он любит петь. И танцевать — по звукам его шагов всегда можно уловить определенный ритм. Прям музыкальный человек, даром, что причуда далека от музыки. Только голос у него немного неприятный, как будто болеет чем-то.       — Хочешь стать героем, малец? — губы растягиваются в ухмылке. Герои, злодеи, черное-белое, в крапинку, серо-буро-пошкарябанное… Мне даже интересно, что этот пацан скажет. Многие говорили «да». Из тех, кто сказал «нет», в живых остался только Даби. И я сама. Насчет последнего комментарий только один — «какая жалость». Насчет первого — «человека лучше него я пока не встречала». Здесь не встречала. Оставшийся там Одасаку не в счет.       Как так получается, что Мусутафу рождает своих злодеев пачками ежедневно без перерывов на выходные и праздничные дни, я не знала. Догадки были, но за них цепляться не то, чтобы хотелось. Дьяволов рождают ангелы, чтобы потом те самые дьяволы породили богов для того, чтобы боги сокрушили дьяволов. Ну не смешно ли?       Мне — очень. Очень смешно, в смысле.       Перекатываюсь на ногах и жду ответа. В голове вырисовывается забавная картина: напуганный мальчишка со слезами на глазах — наверное, ибо никак иначе интерпретировать задушенные всхлипы Мидории-куна не получается — озлобленно-обеспокоенный Кацуки, отпустивший, наконец, рубашку своего друга, убитый злодей, ранее стремившийся убить мальчишек. И на закуску — Даби, насвистывающий веселенький мотив. И я, четырнадцатилетняя девчонка, стоящая с ножом в руке, с которого все еще капает кровь. Самое интересное, мы с Даби действительно готовы убить пацана, и Кацуки-кун это отлично осознает.       — Да, хочу, — ответ уверенный, а вот в самом голосе слышится истерика. Я тяжело вздыхаю и делаю шаг вперед. Кохай перегородил мне дорогу. Даби замолк. Я криво ухмыльнулась, — Кач-чан, что ты…? — мальчик обрубил сам себя, — Вы меня теперь убьете, да?       Я поперхнулась воздухом. Это что-то новенькое. Кто в здравом уме задает такие вопросы? Это становится интересно. Темная сторона сегодня явно преподносит сюрпризы. Наша стая сегодня увеличится? Хотя… Нет, есть у меня вариант получше. Но это только в том случае, если мальчишка пройдет все круги ада и останется жив. Мне хочется смеяться.       — Бакуго, отойди. Твой друг выживет, но мне нужно задать ему пару вопросов, — я дожидаюсь выполнения приказа и подхожу ближе к Мидории, присаживаясь на корточки напротив него. Мальчик делает шаг назад, явно не желая находиться рядом с убийцей. Быстро хватаю его за руку. Рука мальчишки мягкая, как сосиска, мышц почти нет. Изуку-кун напряжен, — Физическая подготовка отсутствует. Как ты собираешься стать героем с таким слабым телом? Мышц нет, ты хоть зарядку делаешь по утрам? — я ощупываю руку мальчика. Если ему сейчас восемь-девять лет, то до поступления в Юэй у него шесть-семь лет. Время еще есть, но его не то, чтобы много. Исходные данные даже не нулевые, а в глубоком минусе. «Может, просто его убить, чтоб не мучился?» — мелькает в голове мысль, — Я мало знаю о героях, но, обычно, чтобы поймать злодея, нужны всего два фактора: мозги и физическая сила, — я замолкаю, отпуская руку Мидории, и встаю. Мальчик падает на асфальт. Я выпускаю из рук нож, целясь ему в руку. Вскрика не следует. Втягиваю носом воздух — запаха крови я тоже не чувствую. Слышу лишь звук удара лезвия о землю. Увернулся, значит. Интересно, этому его Бакуго научил? Или сам научился?       Ветер свистит, и я отшатываюсь. Атакует меня моим же ножом? Хе, любопытный мальчик. Слышится, как по асфальту скачет нож. Кажется, у Мидории-куна паника. Видимо, сам от себя не ожидал такой прыти. Даби позади меня присвистывает.       — Интересный пацан, — я киваю.       — Ладно, Мидория-кун. Считай, что свою жизнь ты выторговал, — я щелкаю языком и разворачиваюсь к выходу из переулка.       Петляя по переулкам темной стороны Мусутафу, я широко улыбаюсь. Интересно, проигнорирует ли этот мальчишка просьбу Кацуки? Потому что если да… Впрочем, я бы посмотрела на ошалевшие лица полицейских в участке, когда они снимут отпечатки пальцев с орудия преступления. Хе-хе.       Даби скользит сквозь эту пустоту рядом со мной, я слышу его шаги. Позади идет Кацуки-кун. Я могу представить его хмурое лицо и почти слышу его беззвучное ворчание. Он всегда выбирал меня. Как бы не был труден выбор. Это восхищало. И бесило до дрожи.       Мусутафу сам создает своих монстров. Как он выбирает тех, на кого падает жребий, мне непонятно. Я почти уверена, что этот город живой, в темной части города я почти ощущаю его пульс. Йокогама 2.0, чтоб их всех. Я почти с ностальгией вспоминаю тот бедлам. Интересно, получится ли у меня провернуть здесь нечто подобное?       Даби останавливается. Я прислушиваюсь. Вдали слышится звук полицейских сирен. Изо рта кохая вырывается рычание. Судя по звукам, Кацуки-кун взрывает очередной мусорный бак.       — Может быть, его следовало убить? — сипит Даби. Никогда от него не чувствовала дыма сигарет. Я задумчиво качаю головой. Почему-то мне кажется, что убийство конкретно этого мальчишки совершать не стоит. Даби сжигает остатки мусорного бака. Запах плавящегося металла немного похож на запах крови. Едкий, солоноватый и приторный. Рядом с ним тепло, до тех пор, пока я не касаюсь его. Ничерта не вижу, но он как будто горит сам — и даже руки иногда хочется к нему поднести, чтобы согреться.       Постоянно мерзну.       — Мне интересно, как он выпутается из этой ситуации? — я хищно усмехаюсь. Если маленький мальчик решил поиграть во взрослые игры, что ж… Пусть. Поиграем, — Не убивай его, Даби.       Мне четырнадцать лет. Через несколько месяцев будет пятнадцать. У меня на счету четыре попытки самоубийства — вру, больше — неуравновешенный воспитанник с синдромом дефицита внимания — привет Акутагаве — и напарник, чем-то напоминающий Одасаку. Дайте мне веревку, я повеситься хочу.       Прошлое никак не отпускает.       В детдом мы с Бакуго заходим молча. С нашим приходом в здании наступает ошеломляющая тишина. Никто ничего не говорит, но я всё слышу. Заполошное дыхание детей, сглатывание, некоторые даже тихо пищат от испуга. Тошнотворный звук. На губах застывают непечатные выражения. Рядом слышу судорожный выдох. Это здание насквозь пропитано сквозняками, детским ужасом и призраками. Недавно умерла Аямэ.       Я до сих пор слышу её голос.       Прохожу в спальню и падаю на койку. Отстаньте, господи, просто отстаньте. И потом меня все спрашивают, почему мне перманентно хочется сдохнуть. Рядом постель продавливает Кацуки. Мне немного неловко — я строю планы на Мидорию-куна в присутствии Бакуго, но я ничего не могу с собой поделать. До тех пор, пока он будет ходить за мной хвостиком, мне придется это делать. Он это понимает, Кацуки-кун умный мальчишка.       Мы молчим.       — Вы действительно думаете, что Деку… — я прерываю ребенка на полуслове.       — Кацуки-кун, сходи на кухню, спроси, что сегодня готовят, — в ответ я слышу удаляющиеся шаги и громкий хлопок дверью. Темпераментный ребенок недоволен? Достаю из-под матраса железки и задумчиво кручу в руках. Идти на дело, вооружившись лишь отмычками, пусть даже я подкинула полиции работенку на сегодня?       — Оса-чан, я помогу. Я хорошо знаю план здания. Только убей его.       Аямэ, дурочка, ты всё еще зовешь меня по имени? Я беззвучно смеюсь. Почему люди так стремятся к смерти? Почему отдают полумертвых детей в детдома? Почему взрослые сами создают себе проблемы? Вот ведь глупые. Дураки.       Я еще раз продумываю план. Точнее, несколько планов. Один основной, другой — план отхода. Ну и разные варианты на случай форсмажора, всего пятнадцать на вскидку. У отца Аямэ должен быть сейф. Если сделать всё правильно, то полиция должна выйти на версию «убийство ради ограбления», в таком случае никто не подумает на его дочь. Да и что бедный ребенок могла сделать отцу, слабая и беспомощная настолько, что в антисанитарии своего нового убежища от отца загнулась за месяц? Я печально улыбаюсь.       — По улицам сейчас отовсюду слышно «Плюс Ультра». Герои с этим девизом уничтожают злодеев. Еще полгода назад такого не было. Злодеев и раньше уничтожали, но сейчас у героев с этим девизом как будто открылось второе дыхание, — я молчу несколько мгновений, — Когда я убью его, скажи мне это, пожалуйста, — наверное, странно то, что я прошу взамен у Аямэ, но мне хочется услышать это из уст друга хоть однажды, чтобы потом, когда меня поймают герои, я была морально готова к их «Плюс Ультра».       Здесь холодно.       — Отядзуке, булочка и чай. Придурки чертовы, в следующий раз взорву очередь, — слышу перезвон чашек, — Ешьте, — его попытки уважительно прорычать умиляют меня. Лапочка. Взрывная лапочка. Мне в рот суют булочку.       — Вкусная, — облизываю пальчики: из лопнувшей булочки потекла сгущенка, испачкав мне все руки, — Спасибо, Кацуки-кун. Ты очень заботлив. О, а ты знал, что со стороны мы похожи на влюбленную парочку? Впрочем, ты у нас знатный покоритель дам.       Сбоку слышится смех Аямэ. Бакуго рычит от смущения, а потом взрывается, как в прямом, так и в переносном смысле:       — Чего смешного, призрачная дура? Думаешь, померла, и я тебя достать не смогу? Сдохни! — он отставляет поднос с едой на тумбочку и кидается на неё. Я весело улыбаюсь, поворачиваясь в сторону звуков. Спальня явно превращается в хаос. Я доедаю булочку и берусь за отядзуке. Ацуши-кун был прав, это действительно вкусно. Пока ем, Кацуки успевает подорвать всю спальню за исключением моего уголка. Забавно наблюдать за этим, как и за тем, как Аямэ пытается направить взрывные волны в мою сторону. Взрывы меня не задели только чудом.       Вот ведь неугомонная.       Наш детский дом в Мусутафу — здание полулегальное, его даже полноценным детским домом можно считать с натяжкой. Здесь могут найти убежище раненные злодеи, именно отсюда некоторые дети исчезают, появляясь потом на черном рынке торговцев органами — я там не была, но Юта, умерший именно так, рассказывал об этом мне. Сюда могут сдать детей с неуправляемыми причудами — здесь воздействие на психику идет такого масштаба, что детишки ломаются. Или умирают. А еще иногда здесь оказываются дети, чьи причуды при появлении убивают людей. Именно так здесь оказался Кацуки-кун.       В этом месте законов нет. Точнее, есть один древний, как сам мир, закон: кто сильнее, тот и прав. Право сильного диктует, кому жить, а кому умирать. Мне это не нравится. Однако, пока Правительство выделяет деньги на поваров и продукты, я стараюсь этого не замечать.       К чему я сейчас веду? К тому, что даже у такого оплота преступности, как наш детдом, есть инвесторы. Помимо Правительства есть несколько частных лиц. У меня нет доступа к документам — даже если бы и был, я бы их просто не смогла бы прочитать — но, если знать, что слушать, можно многое узнать. Естественно, слухи — не доказательства, но всё же какой-никакой, а повод для размышлений. На темной стороне Мусутафу люди шепчутся о неком «Наставнике». То тут, то там начинаются разговоры о Лиге Злодеев, в которую ведется строжайший отбор. И эти слухи появились три-четыре года назад. Примерно в тот же период в здании детдома провели ремонт и обновили проводку. А после этого сюда заселили самую большую партию детей. На моей памяти впервые за один раз заселили сразу десять человек одного возраста. Я это очень хорошо запомнила. Совпадение? Может быть, но я предпочитаю предполагать худший исход.       Аямэ была «дочерью» другого инвестора. Их дом стоял на отшибе Мусутафу. Подруга говорила, что там постоянно воняло ароматизаторами. Ее «отец»… Любил помладше. Точнее, он не был ее родным отцом, родного она почти не помнила, но очень любила. Там вообще излишне неприятная история произошла — Аямэ рассказывала, что её отца подставили и лишили родительских прав, в результате чего опека над ней перешла к её дальнему родственнику. У которого потом с Аямэ была не жизнь, а сказка. В том плане, что чем дальше, тем страшнее. В результате она очень быстро заболела. ВИЧ. Аямэ с её-то болезненностью слегла быстро. Умерла тоже. За это время успела привязаться ко мне, как банный лист. Тоже быстро. Веселая девчонка, активная, болезненная донельзя, успевала за день облазить все здание, достать почти всех мальков, а потом отчитаться мне об обстановке в этом гадюшнике. Девчонка, после смерти попросившая о мести. Об убийстве насильника. Я была не против. Бакуго, которому эта придурошная рассказала то же, что и мне, тогда чуть не подорвал сам себя и весь детдом. От ярости. Если б не моя реакция, умер бы.       — Оно?       — Да. Будь осторожна, от него периодически пахло кровью. Я пока что пойду, оглянусь, — она хихикнула, — Вспомню прошлое, так сказать.       Мне не хотелось её прогонять, но вопрос в голове стучал просто набатом: если её «папаша» умрет, Аямэ исчезнет или нет? Жаль только, задавать этот вопрос некому.       Я ощупываю дверь и стену рядом с ней, пытаясь найти звонок. Кацуки-кун тем временем лезет на дерево, растущее около дома. Нахожу звонок быстро, слышу тихий хлопок от кохая — сигнал, что в окне напротив дерева никого нет — и звоню в дверь. Киваю сама себе. Первый этап плана начался. Ну, всё, теперь все зависит от Бакуго. Надеюсь, он справится, точечные взрывы он уже научился делать.       — Удачи. Не сдохните там, — в грубом голосе слышится тревога. Из дома слышатся приглушенные тяжелые шаги и затрудненное дыхание. Я не нервничаю, по сравнению с Мерсо этот дом — ничто. По сравнению с квартирой Чиби, в которую я пробиралась на спор, тоже. Никаких растяжек на подоконниках, никаких кактусов, входная дверь — я еще раз ощупала её — хлипковата. Дерево, Достоевский его побери, де-ре-во! Впору думать, что здесь не подпольный воротила живет, а какой-нибудь старик, егерь или лесник, например.       — Кто там? Аямэ-чан, это ты? — меня передергивает. Ему, что, не сообщили о смерти «дочери»? Я настораживаюсь. Черт возьми, мне стоило идти в одиночку. Звук шагов усиливается, раздается щелчок. Дверь скрипит. Ладно, уже поздно поворачиваться назад.       — Так это здание жилое? Мне ребята говорили о доме с привидениями, — растерянно улыбаюсь, — Простите, что потревожила тогда.       Я явно схожу с ума. От мужчины не просто несет кровью, от него ей воняет. Опасен. Этот человек опасен. Этот дом опасен. Я, наконец, поняла, что меня смущало все это время. Мы с Бакуго шли на зов венериной мухоловки.       Откуда-то сверху послышалось довольное хихиканье.