Опекун

Музыка грохотала в наушниках, вышибая из головы все мысли и не давая сосредоточиться, и Дазай в раздражении откинул их подальше. Так лучше. Хватит прятаться за нотами, ему действительно есть, о чем подумать. С того инцидента с его невольным стриптизом (хах «а теперь я ме-е-е-едленно сматываю бинты…» мелькнула непрошенная пакостливая мыслишка), прошло уже несколько дней. Несколько дней безудержной прокрастинации* не прошли даром. Ну, он хотя бы выспался, и начала таки читать ту самую трилогию, что так впечатлила Одасаку. Ладно, самого Дазая эта повесть не особо впечатлила, но не суть. Его редко можно как-то впечатлить. И малявке это удалось. Теперь при одной мысли об алкоголе у него начинает болеть голова от воспоминаний, как его таскали, как плюшевого мишку. И раздевали, как какую-нибудь бесполую куколку из девчачьих игрушек про американскую красотку**. Нет, сам Дазай ханжой не был. И по поводу собственной обнаженки не комплексовал — есть чем похвастаться. Но не перед малолеткой же! Да еще свежи в памяти уроки джентельменского поведения от сестрицы Коё. Тогда она их с коротышкой знатно выпотрошила на тему этикета, этики и гендерных взаимоотношений. Аж вспоминать тошно. В общем, пить пока не хотелось. Даже чуть-чуть. Акира был счастлив. Мелкая… не очень. Особенно странным был ее взгляд, когда он начал выползать из комнаты на кухню на запахи готовящегося ужина. Будто и не ждала его вовсе. Ах да, действительно, не ждала. Последние месяцы он ужинал исключительно в барах и под крепкий алкоголь. Это неожиданно покоробило. На ум сразу приходило другое малолетнее «чудовище». Бешенный пес Портовой мафии. Акутагава Рюноске. Он тоже его собственность. Точнее уже бывшая собственность. Зачем ему кто-то, кто пытается присвоить его себе? А пацан был именно таким. Таким же жадным, как и остальные мафиози. Крутился постоянно на глазах, искал с ним встречи. Требовал безнадежных тренировок, из которых вообще ничего не выносил! Пытался занять собой все его свободное время. Которого и так было немного. Это бесило. Этот вечно болезненный замухрышка раздражал. Он даже не пытался самостоятельно шевелить конечностями, предпочитая мести перед ним хвостом. И зачем ему такая бесполезная собственность? Юноша медленно вздохнул и выдохнул. Даже воспоминания раздражали. Мелкая тоже раздражала. Но не так. По-другому. Она вообще на него внимания почти не обращала. Будто живет совсем одна, а его и нет совсем. Только тарелка с его порцией оставалась нетронутой, и прикрытой крышкой, чтобы не остыло. Свою же эта малявка относила к себе в комнату, где ела одна. А… еще чистые вещи, аккуратно сложенные, либо молча вручались ему в руки, либо лежали под дверью, на табуретке. И вот спустя несколько дней, Дазай понял, что ему не хватает общения. Обычного такого межличностного общения. Может, и вправду воспользоваться советом Акиры и попробовать поболтать с малой? Она, кстати, должна была уже вернуться. Шатен потянулся к телефону и недоуменно хмыкнул: в это время мелкая обычно уже вовсю готовит ужин. Может, в магазине задержалась? Но его подопечная так и не появилась ни час, ни три часа спустя…

***

Атсуко медленно брела по улице, прижимая к груди пакет с продуктами. На душе было тревожно. Ее опекун неожиданно решил сменить образ жизни, сидя дома и периодически беря ее книги. Готовить пришлось больше и чаще. Вставать по ночам, чтобы выловить пьяное тело уже не приходилось, и синяки под глазами медленно исчезали, а скулы перестали так явственно выпирать. Даже математика пусть медленно и тяжким скрипом сдавала свои позиции. Нет, до отличницы, конечно, не дотянет, но формулы уже путает один раз из трех. И вроде бы все хорошо, но страшно… и стыдно. После того, как ее застукали за раздеванием Атсуко было до ужаса стыдно и неловко не то что взглянуть на своего опекуна, но и просто находиться с ним в одно помещении. Даже ела она теперь в своей комнате, чувствуя просто ужасающую панику, когда он заходил к ней на кухню, наблюдая за готовкой, и стоит поистине чудовищных усилий, чтобы ничего не уронить. А-а-а… и что ей делать?! Может, поговорить с Акирой-саном? Но не будет ли слишком наглым навязывать ему свои проблемы? Девочка застыла на краю тротуара, погрузившись в свои мысли. Внезапно ее кто-то схватил ее за руку, почти швыряя между домов, едва не впечатав в мусорные баки. Коротко взвизгнув, Атсуко с трудом удержала равновесие, но купленные в магазине овощи выпали из пакета, рассыпавшись по земле. — Что? — Дрянь! — раздался раздраженный мужской голос. — Где твой ублюдочный братец?! Я его уже несколько дней сторожу, но он там не появляется. Где мои деньги?! Девочка в панике обернулась, но выход преграждал грузный мужчина средних лет. Кажется, она видела его в свой последний визит бар. Именно он орал, что Дазай-сан должен ему денег. Но ведь это оказалось недоразумением, разве нет? — Я не понимаю… Щеку обожгло болью, и Атсуко с тихим всхлипом упала, глядя на мужчину с паническим ужасом. Перед глазами стоял облик директора приюта. Сердце зашлось в бешенном до боли ритме. Даже Тсукико притихла. А, новолуние. — Ты хоть знаешь, сколько я твоего пьянчугу-братца окучивал, чтобы он документы на передачу денег подписал. Но тут приперлась ты. И все испортила! — он орал, брызжа слюной, и схватив за шиворот дернул вверх. Ворот футболки впился в горло, заставляя хрипеть от ужаса, в глазах начало темнеть. — А теперь он вообще в баре не появляется! У меня уже все сроки прошли, и если я не получу свои деньги, то… Но дальше девочка уже не слышала. Ужас парализовал ее, кровь гулко шумела в ушах, а сердце вновь пыталось проломить ребра. И Тсу нет. Никого нет. Она одна. Всегда. Внезапно ее выпустили, и Атсуко упала, жадно хватая ртом воздух. Мутная пелена слез и черных мушек все не желала рассеиваться. Ее бесцеремонно схватили за плечи и куда-то потащили, не обращая внимания на слабые попытки освободиться. В нос ударила убойная смесь из табака и резкого запаха мужского пота. Паника накатывала волнами, заставляя скулить от ужаса.  — Да угомони ты ее, — раздался чей-то раздраженный голос. Голова взорвалась болью, и темнота поглотила ее сознание.