Тысячеликий Какаши

      Не могу сказать, что проснулся бодрым и свежим, потому что притворялся спящим, и пытался уснуть, пока от подушки не начала болеть голова.       Вставать с постели решительно не хотелось, выходить из комнаты - тем более. Я бы тут забаррикадировался, но это дом сенсея, а не мой.       Сев, повернулся к занавешенному окну и замер, пялясь даже не в шторы, а куда-то под подоконник. То, что я обнаружил в своей черепушке воспоминания с чужого плеча, меня не радовало. Еще больше меня не прельщало резать глотки другим людям и рисковать шкурой за деньги. Их как бы можно заработать множеством других занятий, но подозрительно. Если я внезапно захочу покинуть ряды шиноби, это привлечет ко мне много внимания.       В глянцевом боку непрозрачного стеклянного флакона отражалась чужая мне рожа, того седого пацана, с которым я оторванными конечностями перебрасывался. Ну, задолбал он сильно, я в него даже кистью запустил с криком "Хэдкраб!".        — Адекватность — это не мой конек, — заходясь в нервном хихиканье, прошептал я.       Да и откуда ей взяться? Мне доступна память мизантропа Какаши и знание из сериала "Наруто", и там почти нихрена не было о детстве и юношестве того, чье тело я занял. Но зато, как постарше стану, таких звиздюлей огребать буду, м-м, мама не горюй!       Мои размышления прервал тихий оклик.        — Не пугайся, — с чашкой в руках зашла невероятно красивая женщина. Я засмотрелся на нее, как кролик на удава, и чуть не пустил слюну. Как в песне поется "Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую!". Ну да, ну да, но ты Какаши, а не Минато. Хрен тебе, а не Кушина!       А красноволосая нимфа, не подозревая о моих мыслях, села на краешек постели и, вручив глубокую плошку прямо в руки, ласково сказала:        — Тебе нужно поесть, чтобы выздороветь, Какаши-кун.       Первое мгновение я хотел что-то сказать, но отвлекся на звонко жужжащую муху и наглухо залип.        — Какаши!       Помотав головой, зачем-то сказал "спасибо, было вкусно", чем заслужил полный жалости взгляд, пожелание скорейшего выздоровления, и был оставлен один на один с едой.       С палочками мне еще предстояло столкнуться, но к супу-пюре они были не нужны.       Смакуя каждую ложку, я понимал, что когда-нибудь отсюда выйти придется не только в ванную. Что придется общаться с кем-то из прошлых знакомых. Да, я все о них знаю из первых рук, но как же не хочется! Мне комфортно одному, а тут придется постоянно среди людей находиться. Шиноби — это работа с людьми. Одних защищать, других убивать, но все равно с людьми.       Задумавшись с ложкой во рту, я чуть ее не проглотил, когда штора отодвинулась снаружи, и в комнату влез мой ровесник в зеленом трико.       Тяжко вздохнув, уныло прогундосил:        — Здрафстфуй, Гай.       Зеленый чел с прической перевернутый горшок, судя по всему, не ожидал такого и грохнулся назад.       К несчастью, он ничего себе не сломал и быстро влез обратно, сияя широкой улыбкой.        — Я так рад, что ты выздоровел! Давай посоревнуемся в метании кунаев?        — Майто! Отстань от него! — на подоконник забралась мелкотравчатая нескладная девушка с черными кудряшками и миловидным лицом.        — Ух ты! Он без маски, как ты и говорил, — она пробормотала, порозовев. — А ты красивый.       В комнату ворвалась Кушина, но, опознав нарушителей, милостиво разрешила им меня проведать.       Люди… Ненавижу, блядь, людей. Вас слишком много вокруг меня!       Исподлобья глядя на трех гостей, медленно-медленно жевал суп, чтобы не болтать с ними.        — Какаши! — обиженно надулась Юхи. — Скажи уже что-нибудь! Мы тебе всё-всё рассказали, а ты молчишь!       Медленно, пародируя ленивца:       — Я-я е-ем.        — Он невыносим! Как мы вообще с ним дружим?! — вместо ответа Куренай получила тычок в бок от Асумы и выразительный взгляд типа "думаешь вообще, что болтаешь?!".        — Извини, Какаши, — виновато улыбнулась кудряшка, — мы хотели тебя поддержать.       Разговор не клеился: я разговаривать не хотел, а знакомые, считая, что я скорблю, не спешили начать диалог.       Посидели, неловко помолчали, да и разошлись. Точнее, они - вышли, а мне-то никуда идти было не нужно.       Так по-дурацки прошел день, а вечером ко мне заглянул сенсей.        — Друзья на тебя жаловались, — солнечно улыбаясь, заявил Минато, но не дождавшись ответной реакции, тяжко вздохнул.       Заняв то же самое кресло, он какое-то время пристально на меня смотрел, а затем спросил:       — Ты опять за старое?        — Не понимаю про что Вы, Минато-сенсей.        — Прекрасно понимаешь, — осуждающе нахмурился он. — Ты снова отталкиваешь от себя друзей. Я понимаю, что тебе сложно, но всю жизнь одному прожить нельзя! И общаться нужно не только со мной и Кушиной, тебе нужны друзья твоего возраста.       Слова Намикадзе подтвердили то, что я и так знал - мы - нелюдимые замкнутые люди, которые с трудом переносят общество других людей. "Мы" - это я и Какаши. После того кошмарного сна мы с Хатаке будто стали одной личностью. Хотя скорее, мы будто и были одной личностью, но с разными воспоминаниями.       И если я в прошлом проходил коррекцию мизантропии, то Какаши тупо заставляли имитировать нормального человека: дружи, общайся — это твое задание.        — Ты не кривись, — встал Минато, — я свое слово, данное твоему отцу, сдержу и человека из тебя сделаю.       На самом деле, слова никакого никто не давал, просто Минато считал меня кем-то вроде младшего брата. Еще когда я пачкал пеленки, Джирайя сбагривал Минато другу, Сакумо, а тот спихивал на Намикадзе меня. В какой-то мере мы с ним были товарищи по несчастью, а потом отца не стало, но Минато по-прежнему считал себя в ответе.        — Я понимаю, что тебе было сложно пережить смерть Обито, а теперь еще Рин, но… жизнь продолжается. Нельзя бесконечно страдать, нужно радоваться. Перестань изображать снулую рыбу! Какаши?!       Раздраженный Намикадзе стянул с моей головы одеяло и взашей выпихнул в гостиную.        — Сегодня и всегда ты будешь есть с нами, понятно? Я тебе в четырех стенах мхом покрываться не позволю!       Кушина хотела было осадить мужа, но подумав, поставила на стол еще одну тарелку.       За ужином я в основном ел, а не слушал, так что опять проворонил, когда ко мне обратились.        — Какаши!        — Угу.        — Хорошо, с завтрашнего дня ты приписан к моей личной охране.       От такой новости у меня из рук выпали палочки, упала челюсть и задергался глаз под повязкой.        — Но я еще не согласился!        — Ты кивнул, — ехидно ухмыльнулся Намикадзе, — слушать нужно было внимательнее, Какаши-кун.       Только воспитание не позволило мне разразиться матом, а Кушина вдруг просияла, сказав, что я начал оживать.       Пока давил подушку в беспамятстве, успел отгреметь праздник в честь Победы, Минато назначили Четвертым и еще куча всего, а я обо всем этом - ни сном, ни духом!        — Минато, — шепнула Кушина мужу на ухо, — мне кажется, он не рад.        — Привыкнет, - отмахнулся тот.