Завтра не настанет

Взгляд из ниоткуда

-

      — да ладно тебе. Йоичи, не неси чепухи.       — мам, клянусь, тут делать вообще нечего...       — сынок, ну, обратно только через месяц — так что тут ничем помочь не смогу. Давай там, не унывай особо. Кстати, папа уже уехал?       Бархатистый голос, доносившийся из трубки, всеми силами старался отвлечь опечаленную и встревоженную душу. Душу, которая искренне не хотела верить, что настали те самые проклятые четыре недели, что ему предстоит провести в квартире, да ещё и в незнакомой стране. Скучно. Особенно скучно, когда ты — четырнадцатилетний футболист, так сильно нуждающийся в эволюции; верно, сравнить можно лишь с кислородом. Нуждающийся в бесконечных тренировках и победах, отбрасывающий здравый смысл и отдых прочь.       И как больно осознавать, что стены Мюнхена забрали с собой все эти возможности, на долгий месяц сажая вольную птицу в клетку.       — ага. Мы как только заехали, так он сразу куда-то убежал, — незаинтересованно пробубнил Исаги, пока палец правой руки вырисовывал на белоснежном пледе причудливые фигуры, что оставались на нем приподнятыми ворсинками. Затем ребро ладони нежно приглаживало их обратно, освобождая холст для заскучавшего художника.       — понятно... — на том конце трубки повисло недолгое молчание, после чего поступило вдруг предложение: — слушай, а ты не хотел на улицу выйти? Может, познакомишься хоть с кем-то.       — ну ма-ам, — устало и как-то обречённо тянет он, роняя голову на свое творение, которое моментально размазывается, превращаясь в кашу из перекошенного ворса.       — что «ну мам»? Сам же жалуешься, а я вот тебе идеи подкидываю. Тем более, немецкий ты знаешь.       — то, что я смотрю матчи Бастардов в оригинале, еще не значит, что я знаю язык, — выдвигает свою точку зрения он, хотя прекрасно знает, что мать, пускай и не полностью, но права.       — да не ври. Ты ведь сам недавно что-то с немецкого мне переводил, причём это звучало так складно, что я уже не уверена, где именно ты рос: в Японии или Германии, — пошутила над своим сыном Йо, после чего по-доброму хихикнула, слыша, как Йоичи недовольно пыхтит в трубку.       — ну одно дело — переводить, и совсем другое разговаривать! Я же и двух слов не свяжу, — вздохнул парень, вдруг осознав свою беспомощность. — примут ещё за дурака...       — так, Исаги младший, во-первых, никто тебя за дурака не примет, а во-вторых, почему хотя бы не попробовать? Если вдруг что-то будет не так, то просто уйдёшь, делов-то.       Йоичи поджал губы, решив всерьёз обдумать её слова. И ведь действительно. Разве мир схлопнется, если он попытается?       Его вечно терзали сомнения. Прогрызались в плоть, оседали в ней и разрастались уже в теле, сковывая и без того загнанного ребёнка в тяжёлые кандалы. Но мама всегда служила для него спасательным кругом, не дающим утонуть в море переживаний: внедряла надежду, веру и радость, которых Исаги порой так не хватало.       Друзей у него не было. Точнее, были, но тех можно по пальцам пересчитать, да и для Йоичи они всегда казались ненадежными. Какими-то корыстными, лицемерными, слабыми; такими, каким сам он не являлся. И вытаскивала из этого тёмного омута родительская любовь. Даже папа, который практически круглые сутки отсиживал в офисе, старался не забывать о сыне. Баловал, любил и всегда поддерживал, пускай, как и мама, ничего не понимал в его увлечениях.       К слову, именно работа Иссея заставила его покинуть Японию, отправившись в командировку, что должна была продолжаться ровно до окончания лета. И Йоичи выпала возможность поехать с ним. Хотел ли сам Исаги этого? Навряд ли, однако выбора не предоставлялось. Иссей настаивал, говорил, что для мальчишки это будет интересно, и сколько бы тот не противился, в конечном счёте понял: сопротивление смысла не имеет. Отца он уважал, отчего видеть в его глазах разочарование, горькое, обидное, убивающее медленно, словно дешёвый алкоголь, купленный за пару йен в каком-то переулке Токио, было просто ужасно. И до этого папа никогда не терял веру в сына, ведь тот покорно придерживался его советов. И ещё ни разу не ошибся. Не станет ли этот раз исключением?       Йоичи надеялся, что нет.       Да только сомнение все равно скользкими вьюном подползало к глотке, заставляя адамово яблоко подскочить куда-то выше, пока в глубине сапфировых глаз отражался страх и неуверенность.       Ведь вот он, первый день в Германии — а он отсиживается дома, думая, что остальные тридцать дней пройдут также.       Наверное, и прошли бы, если бы Йо не уговорила Йоичи покинуть здание.       —... Ладно, твоя взяла, — вздохнул парень, небрежно сминая переносицу двумя пальцами, попутно собираясь с мыслями, — пойду, попытаю удачу.       — Давай-давай, у тебя все получится! Главное не переживай, в Германии люди даже добрее, чем в Японии, — подбодрил тёплый голос из динамика, заставляя тело покрыться мелкими мурашками. Верно, волнуется.       — хорошо-о, давай, я тебе вечером наберу, — усмехается Исаги, в очередной раз поражаясь жизнерадостности матери. На последок она просит не уходить слишком далеко от дома и первой кладет трубку, оставляя Йоичи наедине с глухим гудками.       Он вдруг задумался. А есть ли вообще в мире вещи, о которых стоит переживать? Йо всегда превращала любую беду в пустяк, отчего в голову начали прокрадываться мысли, что, быть может, ему стоит просто перестать загоняться. И касалось это не только личной жизни — но и спорта. Упрёков сокомандников и тренера, грубых слов насчёт того, что Йоичи слишком эгоистичен и футбол — игра командная, между прочим.       Может, стоит просто забить и играть так, как он хочет сам? Эгоист в нем требовал расправы над слабыми товарищами, но сомнения все ещё тянули на дно. Хорошо бы избавиться от них до окончания каникул, чтоб вернуться в Японию с точным знанием того, чего он хочет и какую сторону займёт. Однако нужно трудиться, не покладая рук. А для этого было бы неплохо найти поле и как минимум одного мальчишку, который знает хотя бы определение слова «футбол». И если первое было в шаговой доступности — корт можно было разглядеть даже из окна, то вот второе придётся поискать, а там все должно пойти, как по маслу.       По крайней мере, так думал сам Исаги.

***

      Холодный сапфир, словно бы почувствовав на своём обладателе взгляд, что медленно проскользил по его телу и снова исчез в неведомом направлении, принялся оглядываться вокруг, чтоб понять, кем было вызвано это чувство. На улице пусто. Йоичи все время дивился этому; в отличае от густонаселенного Токио, где не было, кажется, ни одного безлюдного места, в Мюнхене тихие, словно бы безжизненные улочки были вполне нормальным явлением.       Но эта таковой точно не являлась.       Футбольное поле было обтянуто пластиковой, наверняка ненадежной сеткой, в которой красовалось как минимум несколько широких дыр. Таких, что в них, кажется, при большом желании и взрослый человек мог поместиться. Впрочем, интересовало ли благосостояние сетки Исаги? Вовсе нет. Пролезая через неё, он несколько раз зацепился за торчащие прутья, чертыхаясь на неведомом себе же языке — смеси японского и немецкого. Хотя до сей поры мальчишка ещё ни разу не контактировал с жителями Германии, он старался переводить хотя бы какие-то небольшие обрывки фраз: так, он считал, можно будет быстрее перестроиться на новый язык.       Услышав под ногами долгожданный хруст искусственной травы и начав разглядывать поле, мальчик обернулся, как только краешек его уха обнаружил странный, цикличный звук: словно бы мяч все время бился о штангу. Так слабо и невоодушевленно, что отбить подобный смог бы даже самый никудышный голкипер.       Начав рассматривать источник шума, Исаги заметил юношу, который бесцельно пинал мяч в ворота. Это не было похоже на тренировку, походило скорее на бесцельное сжигание времени. Странно.       Светло-коричневые, чуть волнистые волосы поблескивали на солнце и вились на ветру, заворачиваясь в причудливые кудряшки, которые, вполне возможно, расчесать будет не так уж и просто. Одежда, мятая и словно бы растянутая, небрежно облегала стройное тело, образуя великое множество складок и затертостей. И таким же затёртым был его мяч: весь подлатанный, в швах и заклепках, да ещё и старого образца. Исаги удивлённо вскинул брови, думая, как он вообще до сих пор не сдулся.       —...камера не повредилась? — чуть обдумав фразу, крикнул он через все поле, тут же привлекая внимание к своей персоне.       Лиловые, блестящие глаза сразу же встретились с тёмными, но такими же яркими очами, которые, кажется, наконец поверили в то, что этот месяц не будет настолько скучным.       — да черт знает, вроде есть пара трещин, — ответил шатен, когда мяч удобно улегся под ногой. Голова опустилась вниз, начав внимательно рассматривать предмет игры, словно бы тот видел его впервые. — иногда сдувается, но, знаешь, не смертельно.       Подойдя поближе, Йоичи внимательно слушал и анализировал, стараясь понять каждое сказанное шатеном слово. Может, и не дословно, однако общий смысл был для него предельно ясен: осталось только придумать, что ответить.       — кстати, а ты откуда тут вообще? Впервые тебя вижу, — начал парнишка, не дав Исаги даже словом обмолвиться — и он впал в ступор, не зная, что ответить. Мысли перемешались, пазлики, что он так любил складывать поочередности вдруг разлетелись в стороны, превратив почти что собранную картину в бурю из мелких кусочков. В голове Йоичи происходило нечто подобное, отчего он ужасно распереживался, до того сильно, что захотелось прокашляться.       «выгляжу, наверное, тупо,» — думал Исаги, прочищая горло и стараясь искренне не подавать вида. Будто он вовсе не волнуется. И, кажется, получалось вполне хорошо: брови чуть нахмурились, рассматривая побитый мяч, согнутый в фаланге палец остановится возле губы, и лицо подростка приняло до того мудрое выражение, словно он глазами оценивал состояние мяча, высчитывал, сколько ещё он сможет прослужить хозяину и сколько служил до этого, а не то, как бы ответить, чтоб не показаться странным и что надо поставить после «Ich».       — э-э... Я из Японии, — медленно и неуверенно протянул Исаги, продолжая безотрывно сверлить мяч взглядом. Будто бы до сих пор проводил гениальные анализы, из-за которых даже не получалось полноценно сконцентрироваться на диалоге.       — реально? А ты умеешь на японском говорить? — видимо, парень даже не подозревал, что только на японском Йоичи и говорил, а даже самые обыкновенные предложения на немецком складывались в единую картину с великим трудом и мог он более-менее спокойно общаться лишь на футбольные, но никак не на бытовые темы.       — да, — ответил просто парень, наконец поднимая взгляд. Лиловые глаза загорелись пуще прежнего, заставив уголки губ брюнета приподняться. Зрелище милое, что уж тут. Такое внимание ему дарили редко.       — а можешь что-нибудь сказ... — хотел попросить мальчик, однако оборвался на полуслове, не доведя свою мысль до логического завершения. Йоичи уже хотел спросить, что произошло, однако шатен снова был на шаг впереди. — блин, извини, я даже имени твоего не знаю, а уже что-то прошу. Некрасиво с моей стороны, наверное, — хихикнул нервно он, потирая затылок и уводя взгляд в пол. Словно бы почувствовал стыд: да только за что?       — все нормально, — постарался успокоить его Исаги, делая робкий шажок вперед. Хотел бы он сказать ещё что-то, да только понимал, что не знает, как именно, из-за чего ответ вновь получился односложным. Однако парню, кажется, и этого было достаточно, потому что он вновь взглянул на Йоичи, и фиолетовые глаза ярко блестнули на солнце.       — хорошо, но ты все равно прости, — пускай шатен и замялся, но на лице его вновь появилась добрая улыбка. — я, кстати, Алексис. А тебя как зовут?       — Исаги. Йоичи Исаги.       — это у тебя имя такое? Йоичиисаги, — протараторил Алексис, стараясь проговорить каждый слог. Исаги усмехнулся, прикрывая рот ладошкой. Сейчас он и сам себе казался глупым, однако этот парень, видимо, был ничуть не лучше его, отчего он стал чувствовать себя комфортнее.       — нет. Исаги — Фамилия.       — а-а, точно, в Азии же по фамилиям принято обращаться, да? — на вздохе Алексис приложил руку ко лбу, словно бы только что понял всю суть жизни и существования в целом. До того он был впечатлен. — мне друг рассказывал. Точнее, как... Мы с ним вместе в книжке вычитали, но он первым это нашел... — Алексис снова увёл глаза вниз, приложив руку к затылку. — как же объяснить... Я даже не знаю, ты понял вообще, что я сказал?       — более-менее, — снова последовал односложный ответ. — я плохо говорю, но я понимаю, о чем ты.       — ага, значит, у тебя с речью проблемы? — спросил парень, после чего заметил, как Исаги матнул головой. — ничего, исправим. Немецкий не такой уж и сложный, а если ты меня понимаешь, то за пару дней начнешь разговаривать!       Йоичи улыбнулся. Искренне, так, как давно не улыбался. Алексис нравился ему — его характер, дружелюбность и ещё тысяча притягательных качеств убивала в нем всю выдержку, заставляя раскрыться и дать им подружиться. Немца он смел сравнить с солнцем. С закатным солнцем: таким мягким, но не обжигающим; светлым, но не слишком ослепительным. И до того это сочетание притягивало, что парень сам не заметил, как в его глазах расцвел целый букет из синих васильков и роз.       — кстати, мне как к тебе обращаться? По фамилии или имени?       — как хочешь, мы же не в Японии, — Исаги развёл руки, и вдруг понял, что ответил быстрее, чем бывало это обычно.       — тогда я буду звать тебя Йоичи. Но, к сведению, у меня фамилия Несс. Я так, на всякий, — уточнил парень, вдруг пиная мяч в ноги японцу. — ты же умеешь в футбол играть, правильно понимаю?       И в сапфире его появилась неестественно яркая искра, которая объяснила все Нессу без лишних слов.       — тогда предлагаю сыграть, — хлопнув в ладоши и начав растирать их меж собой, парень стал приближаться к центру поля, зачем-то мимолетом оглядываясь, однако Йоичи этого действия не заметил — до того быстрым оно было. — до двух побед.       — как скажешь, — усмехнулся брюнет, сжимая руки в кулаки, из-за чего пальцы содрогнулись и из-под костяшек послышался громкий хруст, знаменующий о том, что Исаги, в общем то, подготовлен к игре не был. Было бы неплохо размяться перед этим, но раз уж выпала возможность сыграть, смеет ли он отказывать?

***

      Игра оканчивается. Оканчивается со счётом 2:1 в пользу японца — в самом начеле он удивился бы, скажи ему кто-то, что он пропустит хотя бы один мяч парня, который изначально бесцельно прожигал время у ворот, однако Алексис был не так плох, как могло показаться изначально. Дриблинг на высшем уровне, скорость, точность — да только эгоизма будто бы не хватало. Несс сбивался, оглядывался и порой сомневался, словно искал кого-то; в эти моменты у Йоичи с лёгкостью получалось отбирать мячи, из-за чего он и обыграл шатена. Впрочем, будь тот уверенней, то Исаги действительно пришлось бы неплохо постараться для того, чтоб не проиграть.       — ты кого ищешь? — интересуется Йоичи, распрямляясь после продолжительной отдышки. Алексис, сидя на пластиковой траве, уткнулся щекой в согнутое колено, плодолжая разглядывать пространство вне площадки — словно бы там, за сеткой, сидел скрывающийся лев, что в любой момент будет готов выпрыгнуть и разодрать футболистов на части.       — а? — Несс отвлёкся и, чуть нахмурившись, приподнял голову, словно действительно не понял, о чем говорил его новоиспеченный друг. Однако затем вдруг осознал, что, быть может, слишком сильно акцентирует внимание на том, что происходит вовсе не здесь. Лицо моментально расслабились, приняло обыденное, совершенно спокойное выражение. — да не бери в голову, просто задумался.       Исаги лишь поджал губы, не найдясь с ответом.       Впрочем, нужен ли ему был ответ? Нет. Несс — человек на редкость понимающий, отчего не требовал от парня слишком многого. Верно, они с Йоичи смогли бы подружиться даже при помощи двух фраз: «да» и «нет». При таком раскладе шатен задавал бы вопросы, а Исаги просто отвечал на них, и так они узнали бы друг друга гораздо лучше. Однако брюнет мог говорить, а Алексис мог помогать ему в этом. Даже за два никчёмных часа его дикция немного, но улучшилась, ответы приходили в голову быстрее — именно так повлияло на него общение с носителем языка. Исаги думал, что это замечательно. И сложно. И в обоих отношениях был прав.       — пить хочу, блин, — сидячий вздохнул, начиная вставать на чуть подрагивающие ноги. — слушай, может, сходим куда-нибудь? Тут набережная недалеко, а там можно из фонтанчиков попить, — низверг умную мысль он, однако Йоичи, видимо, не оценив, поежился. Металлический привкус ледяной воды оставался неприятным дежавю на языке, отчего ему захотелось как можно скорее прогнать это чувство, подумав о чем-то более приятном.       — может, лучше в магазине что-нибудь купим?       И теперь поежился уже Несс. Опустив голову вниз и скрестив руки на груди, будто бы обдумывая предложение, он сжал свои пухлые губы в тонкую полоску. Аметист поднялся на Исаги: смотрел с какой-то всепоглощающей обидой, нотками злости и печали. Однако ответ был слишком простым для столь тусклых очей.       — я деньги дома оставил, так что не получится.       Нет, что-то не так.       Врочем, сейчас Исаги не горел желанием выяснять, что именно. Посыл слов Несса был кристально ясен: денег у него нет. Как минимум сейчас.       — да я куплю, не парься, — снова дал слишком быстрый ответ Йоичи, чем был явно удивлён. Глаза округлились до состояния бильярдных шаров, и Алексис, заприметив эту картину, хихикнул, пряча лицо в тыльной стороне ладони.       — не, Йоичи, так не пойдёт, мне потом стыдно будет, — буркнул парень, успокаиваясь. И снова эта печаль.       — да ладно тебе, вода — не машина, не такая уж и большая покупка. — и видя, что Несс все ещё старается сопротивляться, оканчивает всего одним коротким словосочетанием: — отказы не принимаются.       Алексис вздыхает как-то тяжело, устало, будто бы ему не нравится подобный исход, однако поделать он ничего не мог.       — оке-ей, твоя взяла, — тянет он обреченно, подхватывая пыльный мяч и усаживая его под мышкой.       — вот и замечательно, — довольно лыбится Исаги, следуя за Нессом, который принялся приближаться к одной из многочисленных дыр в сетке.       И снова его загривог будто бы прожигается насквозь, но все никак не удается понять, чем вызвано это чувство. Или кем. Изначально он думал, что это был Алексис — однако тот шёл спереди, отчего подобный вариант оказывался просто невозможным. Но синие, доселе пронзительные глаза не могли найти ни одного человека на улице, который мог бы вот так вот просто выбить его из колеи. Черт возьми. Быть может, не такой уж он и глазастый.       Зато совсем недалеко, в метрах двадцати от уходящих парней стоял тот, чьи очи были на несколько тонов светлее — и они, казалось, действительно могли убить каждого, на кого он взлянет. Каждого, кто посмеет взглянуть на шатена, что был привязан к обладателю васильковых глаз невидимой цепью, которая заставляла Несса каждый раз напряжённо оглядываться, выслеживая своего «спасителя».