Мама

Если бы однажды отец или брат сказали Меропе, что судьба её окажется в руках десятилетнего мальчика, плохо понимающего и ещё хуже говорящего на английском языке, то юная ведьма приняла бы это за очередную издёвку родственников. Тогда, около года назад. Не сейчас. С чего всё началось? Разумеется, с любви. Внезапной и головокружительной, как полный запахов пробуждающейся природы апрельский ветер в обманчиво-тёплый солнечный день. А следом обязательно снег на голову — презрительно-брезгливый взгляд предмета воздыхания. Красавец Том Риддл из богатой маггловской семьи был очарователен даже когда произносил жестокие насмешки, без стеснения гоня от себя страшненькую ведьму-замухрышку. Правда, потом оказалось, что ждал он у ручья какую-то разодетую и излишне манерную магглу. Что было потом? Правильно, взыграли семейные гордость с недальновидностью и Меропа всеми силами захотела получить Тома Риддла себе. Хотя бы раз в этой мордредовой жизни получить что-то безраздельно своё, хотя бы раз пожить так, как жили её пра-прадеды: в окружении денег и красоты, а вовсе не грязи и дохлых змей! Маггл. Ну и что с того. Едва ли он хуже отца и брата. Так думала Меропа, кидая в котёл голубиный глаз и начиная вымешивать амортенцию до розового цвета. Вопрос о том, насколько глупо было ошибиться в сотни раз приготовленном прежде зелье, Меропа предпочитала не поднимать даже у себя в голове. Дурой от размышлений об этом она называть себя всё равно не перестала бы, хотя раз за разом приходила к выводу, что те беспризорные мальчишки всё же продали ей глаз воробья. Если ещё встретит их, нужно будет непременно проклясть, да позаковырестей. Вернуться в Литтл-Хэнглтон? Ха-ха. Крайне дурацкая шутка. Отец если не убил бы её ещё на пороге дома, то непременно избавился бы от её ребёнка. Любыми методами. И Морфин бы ему помог. А Том… а что, собственно, Том? Ничего бы не изменилось. Он был в ярости, когда ушёл из их номера. Он ударил Меропу. Не раз. Ему плевать на их ребёнка. Всем кроме Меропы плевать. Она родила малыша Тома в каком-то приюте, без документов и пенса в кармане. Она думала, что умрёт там. Нет, снова ошибка. Выжила. Уже после полудня следующего дня их выставили вон. И вот, Меропа брела по улицам, отчаянно соображая, что же ей делать дальше. «Хоть в Темзу идти и топиться» — промелькнуло в голове прежде, чем ведьма почувствовала, что кто-то схватил её за одну из складок на длинной зелёной юбке. — Ты почему плакать? — Глядя исподлобья спросил мальчишка с очень грубым акцентом. — Ты боль? — Что? — растерялась Меропа, застыв под необычайно серьёзным детским взглядом. — Кто бить ты боль, так что ты плакать? Ты есть ветка бить тот человек? — Меня… меня никто не бил, о какой ветке ты говоришь, мальчик? — Волшебная ветка. Ты ведьма. Цвет одежда ведьма. Почему ты плакать? Нет дом? — Нет дом… — машинально повторила Меропа, чувствуя, как её пробил холодный пот. Этот мальчик с каждой секундой казался всё более жутким, особенно с этими своими вопросами. Чего он вообще к ней прицепился? — Ты мочь делать магия? — Ещё больше оживился ребёнок. — Я помочь ты дом. Ты помочь я жить не бить. Хорошо? — Ребёнок отпустил юбку Меропы и протянул руку, ожидая, что ведьма её пожмёт. Его небольшая рука подрагивала, но взгляд оставался непоколебимо решительным в своём отчаянье. — По-погоди, стоп, давай ещё раз, ладно? Ты помогаешь мне найти дом, так? — Мальчишка кивнул, не сводя пристальный взгляд. — А я взамен помогаю тебе с чем? — Папа кузен дядя бить я. Я нет иметь магия ветка, я маленький. Мама магия ветка умереть. Помоги я, я помочь ты. — Твоя мама тоже ведьма? Вы с ней волшебники? — Два утвердительных кивка. — А где твоя мама, почему ты один здесь? — Папа кузен дядя умереть мама. Он мама магия ветка ХРУСТ, — на последнем звуке мальчик сломал в воздухе невидимую палочку. — Он прятать мама коробка-сумка, прятать коробка-сумка река. Сейчас он бить я. Помоги я, я помочь ты. Ты не дать денег я, жить я дом. Хорошо? — Мальчик, я тебя правильно поняла, — чуть дрогнувшим голосом спросила Меропа не взгляда с ребёнка, вместе в тем машинально прижимая к груди Тома ещё крепче прежнего. — Дядя убил твою маму и сломал её… волшебную веточку, а потом спрятал тело твоей мамы в… как же там… спрятал её в коробку-сумку и выкинул её в реку? — Да. Он умереть мама Рождество. — Так… Мерлин великий… А где твой папа? Ты говорил об этом кому-то ещё? — Говорить. Они не слушать, идти не смотреть я и злиться я говорить они. — А папа? — Папа умереть большой день назад. Начало осень. Я и мама идти папа кузен дядя дом. Бабушка бабушка любить папа, не любить папа кузен дядя, но папа жить Россия, папа кузен дядя и бабушка бабушка жить Лондон. Мы идти поезд, папа умереть, я и мама идти плыть большой лодка. Бабушка бабушка писать — её дом дать папа, но папа кузен дядя сказать мама, папа дом — он дом и он жить я и мама дом, мы хотеть или нет. Ты помочь я? — В глазах мальчика блестели так и не пролившиеся слёзы, а ещё пухленькие пальцы сжались в кулачки. У Меропы закружилась голова от пересказанной цепочки практически бессвязных слов. Тем не менее, было очевидно, что мальчику перед ней угрожала опасность из-за алчного дяди, хотя, будь сама Меропа на его месте, не исключено, что поступила бы также. Всё же целый дом. И они с Томом могут жить в этом доме если приструнить дядю мальчика… Только вот не слишком ли это опасно — тот мужик всё же сумел убить ведьму. — Мальчик, а твой дядя волшебник? — Уточнила на всякий девушка, прикидывая свои шансы. Не видь она лица мальчишки, непременно сказала бы, что над ней сейчас самым наглым образом смеются, принимая за сентиментальную дуру, да только вот и глаза, и интуиция подсказывали, что ребёнок не врёт. И если всё действительно так, как он говорит, то лучшего шанса им с малышом Томом может более и не представиться. Если поверить этому ребёнку, то у них скоро будет крыша над головой… — Нет. И папа нет. Мама ведьма и я. Вопрос о том, как справиться со взрослым мужчиной оставался открытым — конечно, Меропа слышала про непростительное проклятье Империус, однако едва ли ей хватит сил и навыков, чтобы его исполнить. Всё же, стоило признать, что амортенция была вершиной её способностей, и даже не все простенькие бытовые заклинания у ведьмы выходили хорошо. Малыш Том тем временем завозился, закутанный в вещи Меропы. — Он голодный, — невозмутимо заметил ребёнок напротив. — Идти. Дом ты мочь кормить он. Мальчик в который раз протянул ладошку. «Тяжко же ему живётся, раз так легко он доверяется чужому человеку, прося убить родного» — подумала Меропа, понимая, что справедливо это и в отношении неё самой. И тут словно что-то щёлкнуло в немытый черноволосой голове. Глаза ведьмы азартно сверкнули, как в тот день, когда девушка впервые сварила приличного вида амортенцию. Резко взяв мальчика за протянутую руку, она вдруг сказала: — Меня зовут Меропа, а его — Том. Тебя? — Антонин. Тони. — Что ж, пойдём, Тони, я помогу тебе. *** Дверь, к которой их привёл Тони, располагалась в длинном тёмном доме, недалеко от места, где мальчик столкнулся с Меропой и Томом. Узкие коридоры в бежевых тонах и светлая липовая мебель словно из дворца (будто бы девушка знала, как выглядят дворцы изнутри) захватывали дыхание. Малыш Том, попав в тепло, оживился, и Меропа, прежде чем приниматься за разъяснения необходимых для приготовлении Амортенции компонентов, устроилась в вычурном кресле и всё же решила его накормить. Тони, на удивление юной ведьмы, оказался прав — малыш с жадностью принялся сосать материнскую грудь, сосредоточив всё своё внимание на процессе. Из дальнейшего разговора с Тони Меропа вынесла несколько важных вещей: дядя мальчика — человек не работающий и прожигающий наследство, и при том любящий ходить в гости к таким же друзьям, от которых возвращается ближе к полуночи; ему под шестьдесят, характером вспыльчив и чрезмерно горделив. Ни одна горничная не задерживалась у него на работе дольше, чем на месяц. Будь на улице относительно тепло, Меропа бы не раздумывая пошла искать пару-тройку гадюк — они бы покусали этого мерзкого дядюшку во сне и дело с концом. Едва ли юной ведьме удастся использовать какое-нибудь проклятье — палочка почти не слушается её, да и знала она о большинстве из них лишь с позиции жертвы. Марволо не чурался использовать болезненные проклятья на, по его мнению, сквибке. Оставался только старый и уже проверенный на Томе Риддле способ, за ингредиентами для которого девушка отправила Тони. На то, чтобы объяснить ему, что именно ей нужно и в каких количествах, ушло много нервов, но, благо, мальчик понял верно, и уже через час Меропа располагала всем необходимым для приготовления Амортенции. К вечеру и возвращению пожилого мужчины домой, приворотное зелье уже было во всех бутылках со спиртным, в джеме и, разумеется, в горячем пироге из размороженных ягод, четверть от которого Меропа, не сумев совладать с запахом, изъяла в пользу голодающих ведьм и волшебников. Да они с Тони даже все чашки и столовые приборы Амортенцией смазали, чтобы уж наверняка. Результат не заставил себя долго ждать. Сам дядюшка, по мнению Меропы, не представлял из себя ничего интересного: упитанный мужчина невысокого роста с маленькими поросячьими глазками и тонкими губами над которыми висели такие же тонкие тёмно-серые усики. Старательно прикрываемая шляпой и тремя длинными сальными прядями волос лысина поблёскивала даже в неярком ламповом освещении — столь часто мужчина машинально поправлял её своими потными руками. Нельзя было сказать, что он неопрятен, однако, сравнению даже с Томасом Риддлом данный субъект подлежать никак не мог. Хотя, кое-что в этом старичке всё же было: вкрадчивый, низкий и властный голос. Даже когда мужчина, точно преданная собачка стоял на коленях у кресла, в котором по-королевски расположилась Меропа, уверяя, что он сделает всё что угодно во имя своей неземной любви к юной ведьме, даже когда сам тон его был полон мольбы, голос его подчинял слух, словно околдовывая. И пока Тони в спальне на втором этаже присматривал за малышом Томом, Меропа стремительно воплощала свой план в столовой. — Что я должен здесь написать, ангел мой? — Раболепно вопросил мужчина, когда девушка сунула ему под нос стопку бумаг и перьевую ручку. — Опиши для меня во всех подробностях, как именно ты убил ту женщину, почему и для чего ты это сделал. А также о том, как ты спрятал её в чемодан и вбросил его в Темзу. — Но зачем тебе это, любимая? — В лёгком недоумении нахмурил лоб мужчина. — Столь мерзкие подробности разве… — Тшшш… — прошипела ведьма, кончиками пальцев касаясь липких от ягодной начинки губ и усов. Нужно было срочно сочинить что-то более-менее складное. — Альберт, милый, я поведаю тебе одну очень, очень страшную тайну, если ты поклянёшься беречь её от любой живой души, кроме нас с тобой. Мне так тяжело… От одной этой тайны зависит вся моя ничтожная жизнь. — Нет, нет… вовсе твоя жизнь не ничтожна, — перехватил холёными руками грубые узловатые пальцы старичок, не давая отнять их от своего противного рта. — Клянусь своей бессмертной душой, что сохраню любую твою тайну, Меропа… — Нет! Молю, любимый, хотя бы ты не зови меня этим проклятым именем, — Воскликнула Меропа, и, поняв что мужчина под Амортенцией усиленно пытается начать соображать хоть что-то, дрогнула губами и позволила слёзам катиться из немигающих жалобных глаз. Как и с Томом, сработало безотказно — Альберт снова рухнул на колени и принялся её утешать, совершенно перестав подвергать сомнению дальнейшие слова ведьмы. Сейчас он был готов поверить во что угодно, лишь бы предмет его обожания перестал плакать. Несколько лишних секунд, чтобы подумать ей сейчас точно не помешают. Нужно заставить его письменно признаться в убийстве той женщины, но как теперь к этому подвести? Имя, страшная тайна, больше пока ничего не успела ляпнуть, и слава Мерлину. А что, если не ему это надо, а самой Меропе? А не исполнить ли ей вместо невинной овечки жертвенного агнца, раз этому старику так хочется поиграть в благородного рыцаря? — Ах, мой милый Альберт, — тяжко вздохнула девушка, смахивая слёзы. — Это старая история столь порочна и ужасна, что даже не являясь её участницей, я каждый раз сгораю со стыда едва вспомнив о ней. Однако Господь решил, что именно мне суждено положить ей конец, иначе я родилась бы мужчиной, или не родилась бы вообще. Моя бабушка совершила тяжкий грех: она полюбила женатого мужчину и даже родила от него сына, а ведь у него с женой было шесть дочерей и бедняжка ждала седьмую, когда дедушка скончался оставив унизительное для законной жены завещание. Отец мой, плод той самой порочной связи, унаследовал всё имущество, а законные дети не получили ни пенса и были изгнаны из собственного дома! От горя, жена дедушки помутилась рассудком, и в безумии своём прокляла весь род моей бабушки, в жертву Дьяволу принеся жизни себя и дитя в своём чреве. Отец мой, проклятый и несчастный оттого человек, был женат целых семь раз, и семь раз он становился вдовцом. Шестеро моих старших братьев погибли, едва сделав первый вдох, но я… я выжила, Альберт, и меня нарекли этим ужасным, страшным именем мёртвой жены моего деда! На этих словах Меропа спрятала лицо в ладонях, пытаясь расплакаться пуще прежнего. Альберт, с приоткрытым ртом не сводивший сочувственного взгляда и вовсе затаил дыхание, машинально положив руки на колени девушки. Выдержав драматическую паузу, ведьма продолжила спектакль. — Ты можешь смеяться над моей глупостью, Альберт, но я знаю, что обречена и даже более того, теперь обрекла нас обоих, ведь едва увидев тебя я поняла, что не будет мне жизни под этим небом, если ты покинешь меня! — О, ангел мой! Господь покарает меня, если полюблю я другую! — Яростно воскликнул мужчина и Меропа на миг пожалела, что у Тома Риддла был не ТАКОЙ голос. — О нет, нет, любимый, — с полной напускного сожаления улыбкой произнесла девушка, проведя рукой по красной от выпитого алкоголя щеке Альберта. — До сего дня я верила, что смиренно смогу принять участь уготованную судьбой и искупить грехи предков, но ты! Тебя я могу обречь на совершение греха! Пусть я стану грешницей, пусть я одна! — Что же ты говоришь, родная? Вовсе ты не грешница. Ты ангел, воплощённый ангел, которого Господь послал мне во спасение! «Лишь это имя мне желает зла»! На этих словах мужчины цепочка действий в голове Меропы замкнулась в неплохую цепь. Вот он, её шанс! — Именно поэтому, Альберт, я… я и хочу стать другим человеком, однако знаю что бесплатный совет обходится дорого. Если бы я только могла стать той женщиной, то избавила бы тебя от стольких проблем! Расспросы полиции, поиски, бесконечная череда подозрений и ещё этот несносный мальчишка, словно гробовой камень! Я… Альберт, милый, у меня есть план, тебе ничего не придётся делать, и если чемодан когда-нибудь найдут, то зная, как именно умерла та женщина, я бы смогла оградить тебя от любой беды. Но ещё… ещё я хочу наконец-то избавиться от чувства, что кто-то ходит по месту моей могилы. Мне нужно, чтобы Меропа умерла. Чтобы кто-нибудь написал её имя над пустой могилой. Я боюсь, Альберт, так боюсь участи покойницы, что готова обмануть Господа, лишь бы никогда не ступать на проторенную ею тропу! — Преданно смотрела в глаза старика ведьма, мысленно молясь всему, что только знала, лишь бы мужчина понял её верно и, не заметив, окрылённый Амортенцией, небольшой несостыковки в логике, сам предложил спасительный для Меропы вариант. — Ангел мой, есть путь короче и безопасней. Если ты так боишься злого рока, нависшего над нами, то мне, как мужчине, должно положить ему конец. Если Меропе суждено умереть из-за меня, то пусть так и будет, — успокаивающе сказал он, поглаживая руки девушки. — Меропа уже умерла в Рождественскую ночь от моей руки, а тело её похоронено под слоем ила. Ты не она, ты та, кого я полюбил вместо неё. Ангел мой, Майя… «Совпадений полон мир», чуть не выдала Меропа, узнав наконец-то имя матери Антонина. Может, и правда сама судьба столкнула их сегодня? Если так, то всё, что нужно девушке сейчас — ещё капелька везения, всего одна, чтобы хватило удачи закончить начатую авантюру и выполнить свою часть договора с Тони. Как бы ни была заманчива возможность обмануть мальчика, вместе с дядюшкой довести его до могилы, а после дождаться пока Альберт отойдёт в мир иной, и самой жить припеваючи с малышом Томом в большом доме, Меропа не собиралась так поступать. Что легко приходит, то легко и уходит, да и ведьма, наученная горьким опытом, больше не собиралась быть зависимой от человека, которого нужно регулярно поить Амортенцией. И, в конце концов, неужели Майя, хоть девушка её и не знала совершенно, не заслужила отмщения за такую жестокую смерть? — Как? — Одними губами спрашивает ведьма. — Напиши же мне, как умерла Меропа. — Если так твоё сердце наконец успокоится, любимая. — Да, милый, только так моё сердце обретёт покой. Поднявшись с колен, Альберт сел за обеденный стол, и, достав из кармашка пиджака очки, во всех подробностях начал расписывать, как он убивал некую Меропу, пришедшую к нему не задолго до Рождества, что сделал с её бездыханным телом после, а также указал единственную причину своего поступка, взятую из несколькими минутами ранее сочинённого на ходу рассказа сидящей подле ведьмы. В момент, когда Меропа увидела выражение лица старика, с неё сошёл холодный пот. Он был не просто увлечён письмом. Он упивался изложением, словно переживал всё произошедшее снова. Ему понравилось убивать. — Любимый, — тихонько и ласково позвала Меропа, чей голос едва не дрогнул на середине слова. — Да, ангел мой, — промурлыкал мужчина, не отрываясь от письма. — Я поднимусь наверх за шалью. На этот заснеженный город опустилась ночь и даже в доме воздух холодеет. — Конечно, береги своё здоровье. Первая дверь слева. О, она уже знала. В той самой комнате были Тони и малыш Том, который скоро должен был проголодаться. Как сказала одна из женщин в приюте, новорождённые хотят есть каждые два-три часа, и чтобы Том не заплакал, нужно было попытаться накормить его сейчас. Благо, Альберт будет писать ещё минут двадцать, а потом Меропу будет ждать предпоследняя часть плана — напоить и так уже тёпленького мужчину, вывести его на улицу и помочь умереть недалеко от крыльца. Любыми методами, она не брезгливая.

***

Если бы однажды Томаса Риддла спросили, какой лучший подарок он получал на Рождество, то в свои неполные сорок семь тот не задумываясь бы ответил: «Возвращение блудного сына домой!». По крайней мере родительской радости не было предела, когда хмурое и виноватое лицо сына предстало пред очами главы семейства, да ещё и с новостью, что он больше никогда не вернётся к «этой чёртовой ведьме», что он собирается подать документы на развод, и вообще «мама, мама, как же ты была права!» Эта чёртова Меропа буквально испортила Тому всю жизнь! Он ведь уже был помолвлен с очаровательнейшей девушкой из приличной и уважаемой семьи, а тут — нате, получите и распишитесь. И ведь разрыв помолвки — не самое худшее. Вместе с невестой Том потерял возможности. Отец Эмили, так звали несостоявшуюся невестку Риддлов, был не последним человеком в тори и мог помочь зятю построить политическую карьеру. Но какой теперь смысл запирать ворота, коли лошадь уже убежала? А ведь жена говорила Томасу, что их сына околдовали, да только мужчина думал, что это паранойя. Но Мэри возьми, да окажись права! После рождества Том всё ещё был сам не свой, и это не могло не беспокоить родителей. Отец, тем не менее, списывал периодическое мысленное пребывание отпрыска «где-то не здесь» на тщетные попытки осмыслить и окончательно пережить происходивший последний год бедлам, а потому не лез с расспросами. Мать же поступала ровно противоположенным образом, будто чуяла, что драгоценная кровиночка не поделилась с ней чем-то важным. «Молния не бьёт дважды в одно место» — успокаивал себя Томас, однако к середине января жизнь решила доказать ему обратное. Мэри снова оказалась права. Кажется, это было одиннадцатое число. Хотя, может уже и двенадцатое, кто его теперь вспомнит. По обыкновению огромная стопка писем, газета и несколько выписываемых журналов, прибыли ближе к ночи из-за метели. — Господь милостивый… — сдавленно ахнула мать семейства, читая пришедшую газету. — Что там такое, Мэри? — Тут же спросил мужчина, прекрасно зная эту фразу и этот тон, как правило, не сулящие ничего даже просто неприятного. В последний раз он отчётливо слышал эту фразу, когда сын притащил домой эту оборванку Мракс. — Том, милый — так Мэри обращалась исключительно к сыну, а её дрогнувший голос и абсолютно ошарашенный вид говорили сами за себя. Молча, женщина привстала с кресла, протянула газету сыну, и как-то неловко плюхнулась на своё место, не сводя глаз с начавшего быстро читать заголовки молодого человека. Томас, поняв, что жена отвечать на вопрос не собирается, перевёл взгляд на Тома, сначала судорожно искавшего причину беспокойства матери, затем замеревшего на мгновение, а после стремительно бледнеющего. Судя по движению глаз, читал он всё медленнее и медленнее. — Том, — грозно позвал Томас сына, уставившегося распахнутыми глазами в одну точку на газете. Сын, вздрогнув, поднял на него абсолютно растерянные глаза. — Я… я не… — только и смог выдавить из себя молодой человек, начиная абсолютно машинально немного мотать головой. — Что «ты не»? Ну-ка дай сюда газету, — фактически приказал Томас и взял из подрагивающей руки названную бумагу. — Том, ты точно всё рассказал нам с отцом? — Всё же спросила Мэри Риддл, уже прекрасно зная ответ. — Нет, — глухо ответил молодой человек прежде, чем Томас дошёл до искомой статьи. — «Джек-Потрошитель двадцатого века. Зверское убийство в районе Ислингтон, раскрытое лишь благодаря случайной смерти убийцы» Прочитал вслух первую строку Томас и дурное предчувствие снова вернулось. — «…Ранним утром второго января Альберт Френсис Корвин, известный в Лондоне хирург, девять лет назад вышедший на пенсию, был найден мёртвым на ступенях собственного дома. По заключению окружного судебного пристава, вынесенного на основании вскрытия, а также свидетельских показаний друзей покойного врача, смерть Альберта Корвина наступила из-за падения со скользкой из-за льда лестницы в пьяном состоянии. Однако на этом расследование не закончилось, благодаря чему были найдены записи с шокирующим содержанием: описание издевательств, убийства и последующего расчленения молодой девушки, указанной в тексте как Меропа…» На имени ненавистной невестки Томас споткнулся, бросил два быстрых взгляда на точно окаменевших сына и жену, после чего прокашлялся и вернулся к статье. — «…В Рождественскую ночь молодая особа постучала в дверь своего будущего убийцы, надеясь получить кров хотя бы до утра. Причиной убийства стала «порочная сущность противной самому Богу грешницы», которую он «узнал в девушке с самого первого взгляда», во всяком случае, именно так утверждал в своих записях Альберт Корвин, очевидно, имевший ментальное расстройство. Оглушив свою жертву, Корвин положил её в ванну, где той же ночью расчленил, после чего запаковал голову, кисти, стопы и некоторые внутренние органы в большой саквояж с кирпичами, который позже выкинул в Темзу, откуда их достали четвёртого января. О судьбе остальных останков ничего не известно, как и неизвестна личность некой Меропы, ведь велика вероятность, что имя, данное ей в записях Корвина ненастоящее. Из известных примет: чёрные прямые волосы, сломанный нос, длинные узловатые пальцы рук и кельтский тип стопы. Также предполагается, что убитая могла быть беременна…» После последнего предложения во рту Томаса внезапно всё пересохло, и мужчина медленно поднял ястребиный взгляд на бледного сына. В голове уже сама сложилась целостная картина произошедшего, а потому газета была практически беззвучно положена на стол. — Что ж, судя по тебе, это всё правда, — тяжело вдохнул Томас столь необходимый кислород. Голос его стал обречённо-спокойным. — Когда… ты возвращался домой, ты предполагал хотя бы в половину менее ужасающий конец для них? — Нет, я… — Не подумал, — невесело перебил сына Томас, всё ещё пытаясь понять, как реагировать на всё произошедшее. — Ты вообще последнее время не думаешь. Ни о ком. В гостинной Риддлов воцарилась гробовая тишина.

***

Пятнадцатого января по Косой Аллее бодро шагали мальчик с клеткой в руках и девушка с младенцем. Уже через несколько минут им предстоял путь до станции Кингс-Кросс, а оттуда прямиком в Хогсмид. С роскошным домом в Ислингтоне Меропе пришлось попрощаться почти на следующий день — столь очевидно огромными оказались расходы на него. Выставленный на продажу пятого числа, уже тринадцатого дом сразу и за полную стоимость выкупил какой-то подозрительно-очаровательного поведения иностранец с разноцветными глазами. Хотя какое ведьме до него дело? Заплатил и Мордред с ним. Новый дом к тому времени был уже присмотрен. Занимательным оказалось знакомство с продавщицей в магазине волшебных книг Афиной Лавгуд, во время первого похода юной ведьмы в скрытое от магглов место. Она-то, разговорившись с Меропой на тему маленьких детей, и подсказала, что на окраине Хогсмида с самой середины 1915-го года простаивает весьма добротный дом. Его не покупают только потому, что кто-то пустил слух, мол, прежде там жили тёмные маги, пытавшие в подвале магглов и домовых эльфов, а также проводившие какие-то кровавые ритуалы по вызову нечисти всех видов и мастей прямо в запретном лесу. Только вот это всё глупости, а новому хозяину здания просто нет до него никакого дела. Купят дом — хорошо, а не купят — не велика потеря. Тогда же ей посоветовали подыскать себе другую палочку, объяснив, что возможно, все проблемы с неудачным колдовством связаны именно с ней. Вяз и чешуя дракона, тринадцать дюймов — наизусть помнила Меропа характеристики перешедшего ей наследства. Про медальон Слизерина в данном контексте она старалась вообще не вспоминать. И вот, сегодня зайдя в магазин Олливандера, прежде чем отправиться в новый дом, Меропа убедилась в правоте Афины. Они с пожилым мастером подобрали новую палочку, сразу же откликнувшуюся на команды ведьмы: одиннадцать с четвертью дюйма, умеренно гибкая, из шиповника, а в сердцевине ус низла. К огромному удивлению девушки в придачу к палочке ей всучили ещё того самого низла, некогда пожертвовавшего свой ус на благое дело. И судя по размерам, кормить животину придётся больше, чем обычного кота. — Как назовём его? — спросила Меропа Тони, когда они уже сели в пустом вагоне. Мальчик довольно хорошо понимал английский и быстро запоминал значение новых слов, однако практиковаться в разговоре им ещё предстояло. — Мант, — невозмутимо ответил мальчик почти сразу. — Что такое мант? — Еда. Как пельмешка, но большой. — Что, нет, почему? — тут же растерялась Меропа, лишь недавно узнавшая от Антонина что такое пельмени, долма и чак-чак. — Потому что белый. И с мясом. Спорить не с чем. Низл и правда был белый и упитанный. Ещё и по снисходительной морде кошачьей видно, что имя устраивает. Ну и Мордред с ним. Мант, так Мант.