И пусть Галактика горит огнем. Книга 4: Десять Воителей

13.09.300 ПЗЭ, Планета Саммерхолл, система Саммерхолл Из всех представителей Дорна, явившихся на переговоры, Джейме, пожалуй, был единственным, кто лично встречался со всеми тремя братьями Баратеонами в ключевые моменты их жизни. И он не уставал поражаться тому, как лорд Стеффон мог породить таких разных сыновей. Роберта, оставшегося в истории под именем Узурпатор, было нетрудно понять. Этот человек был воплощением Воина, решившего погулять по миру смертных. Джейме знал, что большинство слухов о подвигах и свершениях старшего Баратеона не врут — у него действительно был громовой молот, которым мог орудовать только он сам, в своей собственноручно сконструированной терминаторской силовой броне. Роберт жил войной, жил ради войны и коротал время между войнами за пирами, от которых содрогалось небо и за совокуплением со всеми особами женского пола, которые только попадались ему на пути. «Нам — ярость» — так звучал девиз лордов Штормового Предела. Роберт жил этими словами и из-за них погиб. Победитель сражения над Саммерхоллом и жертва битвы в Трезубце успел за свою недолгую, но очень бурную жизнь выпить море спиртного, оставить после себя десятки бастардов и шрамы на теле Вестероса, которые до сих пор не могли зажить и продолжали сочиться кровью десятилетия спустя. Ренли, который по возрасту мог быть его сыном, был полным антиподом Роберта. Джейме знал, что большую часть жизни этот юнец провел в качестве заложника, но не ожидал, что он настолько сильно прикипит душой к своим пленителям, которые во время осады Штормового Предела морили голодом и его тоже. Ренли, он не мог этого отрицать, по сравнению с Робертом был никем. Он не был лидером, не был воином, не был стратегом, не был храбрецом и был верен лишь себе, своим сиюминутным желаниям… И, возможно, красавчику Лорасу. А еще был Станнис. И Джейме, в отличие от многих, кто его окружал, всегда понимал, что он — один из самых опасных людей в Галактике. В последний месяц это поняли и другие. В холодных голубых глазах этого человека виднелось что-то жуткое — как и у лорда Винтерфелла. Причем появилось это задолго до Фаунтона, до того, как брат Роберта безжалостнейшим образом покарал тех, кто осмелился пойти за Коннингтоном в последние семнадцать лет. Конечно, не только он уничтожал целые планеты в назидание остальным. Отец самого Джейме тоже экстерминировал Тарбекхолл и Кастамере, чтобы показать своим знаменосцам, что времена, когда над домом Ланнистеров можно было насмехаться, не боясь последствий, ушли навсегда. Теперь мертвый мир, окруженный обломками кораблей, провозгласил ту же истину в отношении Станниса — или Воителя, как его теперь называли. Многие ожидали, что Баратеон, обозначив окончательный разрыв с правящим домом Империума, тут же провозгласит себя королем Штормов, но он вместо этого воспользовался древним титулом времен ранних Дюррандонов. Рейнис это даже позабавило. Джейме вместе с остальными сопровождающими молча стоял позади своей Императрицы, которую вместе со Станнисом оградило от окружающего мира мерцающее Поле Тишины. Она явилась на встречу в своих любимых легких доспехах песочно-белого цвета, в которых, как он считал, смотрелась воплощением дорнийской красоты. Стройная и даже хрупкая, она была создана для быстрых ударов, между которыми прятала свои ядовитые клыки за завесой элегантности. Именно так дорнийцы представляли себе идеал умного и хитрого правителя. В качестве головного убора она выбрала легкую корону почти без украшений, с большим бриллиантом надо лбом. Станнис выглядел на ее фоне полной противоположностью. В терминаторской силовой броне черного цвета, угрюмый и молчаливый. Увидев этого человека впервые за много лет, Джейме вдруг подумал о том, что ни разу не видел его улыбающимся. Станнис не стал надевать никаких украшений, а на боку висели пустые магнитные ножны — оба военачальника договорились взять с собой по дюжине вооруженных охранников, но сами брать оружия не стали. Между его Императрицей и Воителем не было ничего общего — если не считать взаимной ненависти к Тиреллам и Таргариенам. Минут через десять устройство, генерирующее Поле Тишины, отключилось и Ланнистер услышал последние слова Черного Оленя, сказанные, как всегда, совершенно бесстрастно: — …ваши условия приемлемыми. Пока что. После этого Баратеон коротко кивнул, развернулся и покинул конференц-зал, сопровождаемый охраной. — Ну… Я бы не сказала, что это были самые легкие переговоры из всех, что я вела. Было похоже на то, будто бы я поймала свирепую кобру и пытаюсь выдоить из нее яд, а она хочет вырваться и укусить, — сказала Рейнис, когда они вернулись в покои, выделенные им новыми-старыми хозяевами планеты. — Однако кое-чего я все же добилась. Через пять дней треть флота Шторма ударит по Грассвейлу и начнет масштабное вторжение в Простор, пока остальные будут завоевывать Грифон, Лонмаут и другие оставшиеся системы лоялистов. Нам разрешено размещать военные корабли в системах Колосья и Вагстафф в ближайшие десять лет в обмен на щедрую арендную плату в казну Шторма. А Найтсонг отныне принадлежит Дорну и будущие наши завоевания в Просторе также будут признаны Воителем. И самое главное, Баратеоны и их знаменосцы в течение полугода обязались направить три четверти своих сил против Эйгона… Нам еще предстоит согласовать наши планы, но я готова отдать им все, что они успеют занять в северных секторах Простора. — Он тебя предаст, — не выдержал Джейме. То, что Станнис сейчас был таким покладистым, не могло убедить его в том, что лордам Шторма можно было доверять. Коннингтон тоже его недооценивал. Но Джейме понимал, что если кому и верен Воитель, то только Шторму, своим вассалам и самому себе. — Мой Белый рыцарь… — рассмеялась Рейнис и сделала глоток красного вина. — Ты иногда такие смешные вещи говоришь. Конечно, он меня предаст. Я прекрасно это знаю и хочу понять, когда именно он это сделает. Потому что он ненавидит всех — но Таргариенов ненавидит намного больше меня. И ему ни к чему воевать на два фронта. — И тебя это совсем не беспокоит? — Нет, — взгляд Императрицы скользнул по голографической карте Простора. — В этом есть справедливость. Я ведь тоже предам его. Но не сейчас. Сейчас у меня еще остался один большой цветник, который надо сжечь.