А я всего лишь одинокий мальчишка

Тропинка петляла между двух стен: одна, бетонная, от которой веяло холодом и мраком зимних ночей, окружала одинокие виллы-великаны; вторая выглядела не менее могущественно, но всё-таки не так внушительно. Деревья смотрелись живее, от них доносилось некое спокойствие... Эмильен по-прежнему скрывал за собой Фабьена, который старался не отставать от него, делая широкие шаги. Ботинки утопали в снежной каше, а под куртку постепенно попадала вода. Хотелось наконец оказаться в помещении и согреть всё замёрзшее тело. Дорога почему-то не выводила их на главную улицу ни спустя минуту, ни спустя почти пять. Хотя расстояние до той точки, где пересеклись пути парня и учителя, Фаб пролетел буквально за несколько секунд. По крайней мере, ему так казалось. Только редкий скрип деревьев, доносящийся из глубины соснового леса, и тихий хруст влажного снега под ногами нарушали эту тишину. Никогда ещё не было такого отсутствия звуков вокруг: это вызывало и страх, и некое странное увлечение одновременно. Спустя ещё несколько десятков шагов парень наконец догнал Эмильена. Они шли вровень, буквально в ритм — Фабьен старался сделать так, чтобы их ноги одновременно ступали на землю. Но у него это всё никак не выходило. — Эмиль... Мужчина едва повернул к нему голову и пробормотал что-то невнятное. — А как... ты здесь оказался? Он ничего не ответил и продолжил пялиться куда-то чуть дальше носков своих ботинок и молчать. Фаба такой расклад немного взбесил, но своих эмоций он, разумеется, показывать не стал. Парень лишь пробежал несколько шагов, чтобы оказаться чуть впереди Эмильена, и заглянул ему прямо в глаза. Сейчас они были пустыми, точнее, опустошёнными, они не выражали ни одной эмоции. — У тебя глаза пустые. Как по мне, это так красиво, как будто в этой... голубой бездне весь мир отражается. Мужчина снова промолчал и чуть замедлил шаг. Его губы расплылись в небольшой улыбке... И вот уже виднеются первые освещённые участки среди леса: это несколько окон в домах светятся до сих пор. Вот уличные фонари уже показались из-за домов и деревьев, и двое наконец оказались в месте своей первой встречи. Эмильен неожиданно остановился и тихо сказал: — Мне показалось, или ты у меня что-то спрашивал в лесу? Фаб взглянул ему в лицо и проронил: — Нет. Наверное, это был ветер. Мужчина улыбнулся и опять быстрым шагом двинулся в сторону центра города. Притворялся он, что поверил, или нет, парень знать не мог, но он точно знал одно: он встретил человека, у которого такой же богатый внутренний мир...

***

— Ну вот мы и пришли, — пробормотал Эмильен и ловко вставил ключ в тёмную замочную скважину калитки. Это поразило Фабьена до глубины души, хотя, казалось бы, ничего странного в этом нет. Но какой-то шарм в каждом его движении присутствовал.

Ну конечно же, это же сам, мать его, Эмильен Жаклен открывает тебе калитку своего нового дома, что тут необычного?

Она со скрипом приоткрылась, и огромный силуэт проскользнул во двор; только скрип ботинок по заснеженной тропинке выдавал его. — Ну ты идёшь там, Фаб? Парень опомнился и зашёл за ним, медленно прикрыв калитку. Чувствуя необъяснимую силу вокруг, которая тянула его в верном направлении, он дошёл до крыльца. В темноте Фабьен сумел рассмотреть стол и два стула. Наверное, летом здесь просто идеальный вид на горы, потому что дом находился достаточно далеко от других зданий. Плотная деревянная дверь предстала перед ним стеной, и он, пока Эмильен пытался справиться с ключами, оглядывался вокруг. Сад около дома состоял из нескольких яблонь и одного более высокого дерева, которое почему-то было огорожено. Забор, определяющий границы участка, был лишь сеткой, которую легко, казалось бы, можно снести ударом. А сам дом обособленно смотрел на восток своими двумя этажами. Он, кстати, был не больше, чем их семейное гнёздышко, что немного удивило парня. Но, посмотрев влево как раз в тот момент, когда Эмильен наконец распахнул дверь, то он заметил бы металлический корпус нового мерседеса. Единственное отличие, которое не сыграло роли в этот вечер. — Проходи, ботинки и куртку можешь оставить здесь, — тихо сказал мужчина и, заметив, что Фаб весь трясётся от волнения, добавил: — Главное — не бойся, а то отправлю домой по тёмным улицам и не буду волноваться, — и улыбнулся. Парень наконец смог немного расслабиться и справиться с надоедливыми шнурками. Затем куртка уже полетела на маленький пуфик около входа. Оставшись в спортивном костюме, он прошёл туда, где пару минут назад исчез Эмильен. Это оказалась просторная кухня (по крайней мере, бóльшая, чем у него дома) с приятным тёплым светом и современной мебелью. Фабьен присел на стул и начал наблюдать за мужчиной, который, похоже, делал им ужин. — Я надеюсь, ты любишь хлеб с маслом? — нежный низкий голос позволил парню полностью расслабиться. — Конечно, — он не постеснялся добавить: — Если бы была возможность, я бы его ел каждое утро. — Что значит была бы возможность? — Да так... я часто просыпаю и не всегда успеваю позавтракать перед школой. Сижу, бывает, голодный. — Так вот почему ты такой худой, — Эмильен усмехнулся. — Ты смотри, я тебя потом ловить не буду, если унесёт ветром. — Не унесёт, обещаю, — с улыбкой ответил Фаб и упёрся взглядом в столешницу. Спустя пару минут чайник вскипел, и звук разливающегося по чашкам кипятка заставил парня поджать ноги и почувствовать тепло этой воды. Здесь, на его удивление, была такая же спокойная и тёплая атмосфера... — А тебя вообще обижает кто-то? — резко сменил тему Эмильен, когда сел напротив и придвинул к нему тарелку с бутербродами. — Ну... да. У нас первый семестр в классе учились парни из Норвегии и Швеции. Они нашли того, кто им не нравится, то есть меня, и начали сначала как-то задевать, потом уже и до большего дошло... — Они тебя били? — смутился мужчина и потёр костяшки, положив на них подбородок. — Да, было дело пару раз. В первый раз, это было где-то в октябре, они избили меня за школой после того, как я пожаловался учителю на их поведение. Я не знаю, каким чудом дошёл домой, правда. А второй раз... — Фабьен ухмыльнулся, — я уже отомстил им по полной. Валялись на полу, как маленькие. Эмильен улыбнулся, но не стал прерывать этот рассказ. Он прекрасно чувствовал: парню надо выговориться именно сейчас, чтобы его никто не смущал. — Как-то не знаю, получилось так, что я уже тогда снова катался на лыжах, обрёл некую форму. Одному в плечо попал, другому даже не помню куда, но тоже. Потом шумиха даже не началась из-за этого, удивительно. — Ну вообще я в шоке, что ты, такой мелкий, тощий, дал им отпор. — Да они называли меня задохликом, вот и узнали, кто он на самом деле, — Фаб сжал кулаки и немного покраснел, но всё же смог взглянуть мужчине в глаза. — Меня вот тоже обижали что в школе, что в лыжном клубе, только вот из-за обратного: я всегда был высоким и немного полным. Ты бы знал, каким я был жирным и уродливым по их мнению. Показал им, кто тут жирный, — под футболкой заиграли твёрдые мускулы. — Кстати, в лыжном клубе меня тоже не любят. Там всего несколько парней моего возраста, и они вообще ничего не хотят добиться, бросят через пару лет, когда окончательно надоест, и всё. По их мнению, я должен быть таким же, вот и начинают, бывает... — Ну, ничего удивительного, просто завидуют, что у тебя есть такая семья, возможности... — Эмильен поднялся из-за стола, допивая последний глоток чая и доедая кусок бутерброда. — Просто забей на них и следуй за целью. Парень кивнул и тоже встал из-за стола. Мужчина быстро помыл посуду и повёл его на второй этаж, наверняка в спальные комнаты... — Располагайся, — он и правда указал на широкую кровать и несколько шкафчиков. Фабьен кивнул, но направился в ванную, которая была как раз напротив, чтобы как минимум умыться и помыть руки. Он, выполняя эти процедуры, краем глаза заметил, что мужчина зашёл в "его" комнату, будто что-то достал из кармана... Затем послышался звук открытия и закрытия ящика. Парень едва успел убрать глаза обратно под волосы, прежде чем Эмильен выйдет из помещения. Наконец закончив с гигиеной, он прошёл обратно в дверной проём, но неожиданно услышал неожиданный для себя вопрос: — Слушай, а тебя никто не ждёт дома? — Нет, — равнодушным тоном ответил Фаб. — Мама в командировке, но скоро уже уйдёт в отпуск, Флоран улетел в Австрию на тренировки, а мелкий где-то у друзей шляется. — А... папа? — Эмильен смущённо посмотрел на парня. Фаб, ухмыльнувшись, проронил: — А папа всегда рядом, потому что наблюдает за мной сверху. — Сверху?.. — мужчина явно не ожидал услышать от него такой ответ. — Прости, я не знал... — Поверь, Эмиль, рано или поздно об этом узнают все. — Как и то, что ты куришь, так? — Так, — тихо сказал парень и присел на кровать. — Ладно, я пойду уже. Если что, я в соседней комнате. Фабьен кивнул, и дверь за ним тихо закрылась. Наконец полная тишина окутала комнату, и лишь иногда из-за стены раздавались тихие ругательства знакомым голосом. Только туман хотел проникнуть через окно прямо в его душу... Он долго смотрел в потолок, обдумывая всё произошедшее за день. Его почему-то нисколько не смущало то, что он сейчас находится в доме самого Эмильена Жаклена. Может, именно из-за этого парень не мог уснуть слишком долго... Оторвав голову от подушки и снова посмотрев в окно, Фаб понял, что уже достаточно много времени пытался уснуть: за окном стало ещё темнее. Он протёр глаза пальцем и уставился на один из шкафчиков. Ванная, Эмильен в комнате, звуки...

Коробочка с самым дорогим ему на свете. Одна эта коробочка могла избавить его от всех страданий. И опять эти мысли закрались в голову, заполонили разум. И опять он ничего не мог с этим поделать.

Парень встал с кровати и начал тихими медленными шагами пробираться в разные углы комнаты. Он внимательно прислушивался к каждому шороху, доносящемуся из-за стены. Но чаще всего это был только сильный ветер на улице. Открывая ящики один за одним, Фабьен не находил ничего интересного, кроме личных вещей самого Эмильена или каких-то листочков. Уже начиная разочаровываться в результатах поиска, он хотел вернуться в кровать, но вдруг понял: одна тумбочка оставалась неоткрытой. Тихо к ней подойдя, парень понял, что именно отсюда шли заветные звуки. Он открыл верхний ящик настолько тихо, насколько мог, но тот оказался полностью пустым. Собственно, так же как и следующие два. Последний, самый нижний, никак не хотел поддаваться дрожащим рукам Фаба, и тот со всей злости дёрнул его на себя...

Он распахнулся с ужасно громким хлопком.

Его сердце в этот момент остановилось. Он прислушался ко всем звукам вокруг, замер так, как будто его тут нет вообще. Только порывы ветра снова и снова гудят где-то между домами, ничего больше. Облегчённо вздохнув, парень протянул ладонь вглубь ящика... Вот она, помятая, потрёпанная жизнью коробочка, которую он узнает из тысяч. Нежно обхватив её пальцами, Фабьен присел рядом с тумбочкой и тихо ликовал. Свет из окна упал прямо на неё, и он бесконечно любовался своей старой новой находке, забыв обо всём на свете. Хотя уж точно не должен был... Неожиданно дверь резко распахнулась, и огромная тень закрыла свет одинокого фонаря из-за той стороны окна. Парень вздрогнул всем телом, но сдвинуться с места не смог: опять его будто парализовало, только рассудок оставался трезвым. — Так и знал... — сейчас голос, который раньше был добрым и улыбающимся, стал полным разочарования и... гнева. Самого настоящего гнева. Фаб сглотнул и попытался обернуться. Но дыхание перехватило, а шея осталась в положении полуоборота: силуэт уже двигался на него. Сильная рука, протянутая из темноты, молча подхватила худое тело и буквально бросила его на кровать. Не успел он опомниться, как ладонь уже оказалась на его груди, сжимая майку со всей силы. Он был счастлив, что это было не его плечо или рёбра. — Почему меня никогда никто не слушает... Почему я всегда пустое место для вас всех?!

Злой, рычащий от гнева голос разразился громом в небольшой комнате на чердаке. Пальцы ещё сильнее сжали футболку, а вторая рука вдавила плечо парня в кровать. Казалось, что оно вот-вот сломается... Ломаное дыхание сверху резкими толчками также заставляло его вжаться в матрас и умолять Эмильена отпустить его худое тело. Но этого, похоже, не произойдёт в ближайшее время... О чём он думал в этот момент? Только о том, чтобы мужчина всё-таки не перестал контролировать себя окончательно. Чтобы на теле не осталось больше, чем несколько синяков, которые можно списать на падение. Чтобы дышать наконец стало легче...

Так продолжалось где-то около минуты. Фаб только чувствовал весь этот гнев, который вываливался на него из дыхания, движений, хвата. Как ему становится всё тяжелее и тяжелее понимать, где он: во сне или же в реальности.

Это была самая длинная и мучительная минута в его жизни.

Неожиданно сильный хват ослаб, и ткань футболки рассыпалась по грудной клетке мятыми полосами. Но рука не осталась без дела — ей Эмильен продолжил удерживать Фаба за запястье, такое тонкое, что тот смог обхватить его ладонью почти два раза.

Он даже не заметил, когда мужчина схватил его настолько сильно. Парень в какой-то момент подумал, что ему пришёл конец.

Рукой, которая была более менее свободной, он на удивление смог пошевелить. Это дало Фабьену какой-то внутренний толчок сражаться за свою жизнь именно сейчас. Глаза налились гневом и ненавистью к тому человеку, который уже много для него сделал. Но именно в этот момент он не думал ни о чём, кроме сохранения своей собственной жизни. Худые пальцы чудом смогли дотянуться до руки Эмильена, но тут парня ждал первый облом его плана: она была каменной, каждый мускул был напряжён настолько, что убрать её с плеча становилось невозможным. А мужчина в этот момент ещё сильнее сжал его запястье. Тогда Фаб и понял, что такими темпами он не справится. Что пора, пора использовать остатки сил не на мысли о жизни и смерти, а на спасение своего тела... Ноги сами поджались к животу, а острые коленки неожиданно сыграли ему на руку. Парню удалось немного оттолкнуть Эмильена от себя. Но тот с необъяснимой для его габаритов скоростью снова оказался на кровати, только теперь он удерживал Фабьена коленкой, не менее трясущейся от напряжения, чем руки и плечи. Она настолько сильно впивалась в живот, что в глазах темнело, как во время гонки, когда ты не успеваешь вдохнуть полными лёгкими из-за темпа... — Не хочешь по-хорошему, будем так, как надо, — тихий слегка резкий голос заставил глаза парня засиять новой волной гнева. — Если даже так до тебя не допрёт, то я буду повторять это снова и снова в любом месте. Лучик света из окна попал прямо Эмильену в лицо, отчего тот зажмурился, но затем снова распахнул глаза. И Фаб остолбенел...

Они, эти обычно улыбающиеся светлые глаза, были полны слёз и боли. Даже намёка на гнев в них не было. Только бесконечное желание быть устышанным и боль от того, что этого до сих пор не произошло.

— Ну вот и чего ты злишься, Фабик? Я не желаю тебе зла, просто не могу себя контролировать. Я просто полный подонок с тонной непрожитых эмоций в душе... Сначала он поставил ногу обратно на пол, и парень наконец смог вдохнуть полными лёгкими. Затем он отпустил плечо, на котором явно останутся следы от крепкого хвата. И наконец сильные пальцы оставили запястье в покое. Но даже при таком слабом освещении Фабьен смог разглядеть браслеты из красновато-синих следов. Сколько же в нём силы... В этот момент мужчина куда-то исчез, что ещё сильнее его напугало. Но затем он также быстро появился на кровати. Сжимая волосы одной рукой и упираясь лбом в запястье другой, он проговорил: — Я больной ублюдок, который даже не способен проявлять сострадание. Я просто не могу жить с этим грузом, понимаешь? Мне некому высказаться обо всём, потому что у всех есть проблемы побольше моих. Никто никогда не хотел мне помочь, и я всё собирал в себе, абсолютно всё. Это часто выливается в подобное... Эмильен резко вздохнул, и невероятной силы удар обрушился на кровать. Он, посмотрев на парня глазами, полными слёз, добавил: — А в душе я всего лишь одинокий мальчишка, такой же, как ты. Слышишь? Мы одинаковые! Мужчина упал на кровать, но не издал ни единого всхлипа. Похоже, слёзы просто катились из его глаз, оставляя мокрые пятна на подушке. Фаб находился в полном ступоре. Что ему делать сейчас? Как он может помочь ему?

Но он знал, как помочь себе; и он знал, как помочь такому же одинокому мальчишке.

Парень лёг рядом и нежно положил свою маленькую ладонь Эмильену на плечо. Оно всё ещё дрожало от сильного напряжения. — Я никогда не забуду всё, что ты уже успел для меня сделать. Мне плевать на то, что случилось пару минут назад. Я и сам хочу сделать подобное со всеми, кто вредил хоть раз мне и моим близким. Но я не могу. А ты... ты огромный, твоя агрессия — для кого-то смерть. Я хочу стать таким же сильным только ради того, чтобы показать, что всё возможно. Фаб вздохнул, вжался мужчине в локоть носом и добавил: — Это может прозвучать странно, но в моём маленьком теле прячется сильная душа. А ты... ты прячешь все свои слабости за горой мышц. Разве я неправильно говорю? Но это единственное наше отличие. Мы слишком похожи, чтобы быть разными. Смех, глухой, но с ноткой неприкрытой радости смех донёсся откуда-то из подушки. — А я не думал, что малолетка может быть настолько умным. Огромная рука вдруг обхватила худые плечи, и парень оказался на груди Эмильена спустя каких-то несколько мгновений. — А ещё я не думал, что в моей жизни появится такой одинокий мальчишка. Никогда ещё Фабьен не чувствовал себя в такой безопасности.

***

Утром на школьном дворе шумно. Парень пробирался ко входу сквозь громкие крики ребят. Но это, на удивление, не доставляло ему дискомфорт, как это обычно происходило. — Фаб, вставай, тебе же ещё идти домой за вещами, — пронзительный голос мужчины заставил его вздрогнуть от неожиданности. Он даже не сразу понял, где находится и что вообще происходит. Заметив бесконечный испуг в глазах, Эмильен улыбнулся через темноту утра, показав белые зубы. — Вспомни то, что произошло вчера, и успокойся. Фабьен выдохнул и снова расслабился. Наконец он смог оторвать голову от подушки и пройти по знакомому пути в ванную. Но, увидев себя в зеркале, он никак не мог перестать смотреть в свои глаза и думать, думать, думать... Думать о прошлом: вчерашнем дне, первом дне, когда наконец в школе состоялся урок итальянского, о том самом обычном ноябрьском дне прошлого года. Думать о будущем: том, что произойдёт сегодня, завтра, через неделю или месяц. Опомнившись, парень всё-таки умылся и спустился на кухню. Эмильен уже стоял у плиты, и от неё доносился аппетитный запах яичницы. — Ты поешь, и это не обсуждается, — ухмыльнулся он и взглядом пригласил Фаба за стол. Он снова присел на тот самый стул и достал из кармана телефон. От Софи не было никаких сообщений, и это понятно: она уехала на несколько дней в горы, в дом без света или воды, что уж говорить об интернете. Иногда и ему самому хотелось уехать в такое место. Тарелка с горячей яичницей оказалась у него перед носом. Парень протянул к ней худые руки и тотчас посмотрел на мужчину. Он внимательно наблюдал за каждым его действием. — Прости, если сделал тебе больно... — Эмильен поджал губы, уткнувшись взглядом в левое запястье, на котором виделись несколько полос от хвата. — Ничего страшного, никто и не заметит, — отмахнулся Фабьен и взял в рот кусочек вкуснейшего блюда. — А плечо как? — когда парень отодвинул часть кофты, под которым оно скрывалось, он добавил: — Ну тут ничего страшного вроде как. Ты знаешь, я лежал и думал об этом всю ночь. Мне так жаль, что так получилось. — Эмиль, ничего страшного, ещё раз говорю. Такое бывает со всеми, и... я сам виноват, что не обладаю силой воли. — Ладно, что сейчас уже поделаешь... — Эмильен вздохнул и опять упёрся взглядом в его руки. — Ты, я смотрю, Нирвану любишь. Он остолбенел от такого вопроса, но всё-таки выдавил из себя какой-никакой ответ: — Да, я вообще люблю рок. — Не понять мне вас, — мужчина встал из-за стола и указал Фабу на выход: — Ты опоздать можешь, а знаешь, какой сегодня первый урок? — Конечно, — он вскочил со стула и посмотрел в сторону прихожей. — Никогда нельзя опаздывать на итальянский. — Вот-вот, а то и одноклассники увидят наши любовные страсти, —Эмильен, конечно же, пошутил, но это заставило парня не на шутку испугаться. Он не помнил, как оделся, как добрался по темноте домой, как собрал портфель и вышел из дома в школу. Он запомнил только момент, когда дрожащие руки положили в рюкзак учебник по итальянскому... И вот сейчас, стоя на школьном дворе, Фабьен чувствовал, что он как будто предал кого-то.

И как будто кто-то предал его самого.