«Ноль-один»: Страж

      Изуку было девять лет. Год назад мама исчезла из его жизни. Какое-то время он жил в старой квартире, но потом там появились новые жильцы. С едой было сложнее: чаще всего ему перепадало что-то от добрых людей. Однажды Изуку узнал о центрах, где бездомным раздают еду и предметы первой необходимости. Он часто крутился там, но что-то подсказывало ребëнку, что его появление вызовет волну ненужных вопросов.       Изуку понимал, что такое детский дом для беспричудного. Да, ему было на тот момент восемь лет. Но его отец во всех красках расписал все прелести жизни в детских домах для таких, как Изуку.       Тогда Изуку познакомился со странным мужчиной: он был нервным, его обходили по кривой дуге даже другие бездомные. Но неопрятная внешность и огромный шрам, рассекающий лицо наполовину, не пугали Изуку.       Мальчик подошёл к нему и, не колеблясь, спросил:       — Что ты здесь сидишь?       Мужчина поднял голову. Серые глаза казались слишком уставшими, чтобы обрабатывать информацию о стоящем рядом мальчике. Зелëные глаза напротив внимательно изучали его.       — Сижу. Не твоё дело. Это не я. Головка от... — бездомный говорил рвано, так, будто в своей голове он был не один.       — Понятно, — мальчик прервал мужчину. — Хочешь, я докажу, что ты — это ты?       Мужчина непонимающе уставился на ребëнка. Тот протянул руку и схватил пальцы бездомного.       С хрустом дëргая их на себя.       Мужчина вскрикнул, во все глаза уставившись на мальчишку. Тот выжидающе смотрел.       — Больно? — во взгляде мужчины читалось неверие. — Больно бывает только живым, — с этими словами мальчик потрепал мужчину по голове, развернулся и ушёл, более ничего не говоря.       Так Мидория Изуку познакомился с Бубаигаварой Джином. Тот и стал ему проводником на любое мероприятие помощи бездомным.       Помощь, которую Изуку оказал психологическому состоянию Джина, оказалась достаточной, чтобы тот начал делиться с ним не только едой, но и своими переживаниями.       Изуку восемь. И он уже психолог и друг для человека с огромными ментальными проблемами.

***

      Наомаса собрал свои вещи и отправился на осмотр складов. Увы, сегодня была его смена, и разбираться с этим придётся ему и оперативникам.       Стоя неподалёку от других офицеров, Наомаса осматривался. Это был второй склад. Хорошо, что они не были достаточно большими. Чихая Хацунэ — следователь с причудой развитой интуиции — сегодня тоже была на службе, но присоединилась чуть позже и сразу повела всех ко второму складу. Она вышла второй день подряд, взяв дополнительную смену.       Но, даже если бы её не было, дело бы не застопорилось: хорошо иметь аппаратуру, которая быстро сравнивает образцы крови. На первом складе крови тоже было достаточно, но при включении ультрафиолетовой лампы офицеры не обнаружили чего-то, что могло бы напомнить огромное растëкшееся пятно крови. Там все следы были замыты. На втором складе — лишь частично. Это и позволило обнаружить место преступления.       Наомаса вышел и достал из машины ещё одну лампу, которая позволяла найти отпечатки пальцев. Спасибо, что технологии позволяли не ползать с кисточкой и специальным порошком. Передав эту лампу офицерам, Наомаса вздохнул. Он здесь чисто для протокола. Единственное, что его беспокоило, так это то, что отпечатков могло быть слишком много. Снять все просто не выйдет.       Пройдя к другому выходу, к которому вёл след крови (тело волочили по земле, из-за чего можно было увидеть его перемещение), Наомаса резко остановился. Включив фонарик на телефоне, он увидел кровавый отпечаток пальцев на двери. Задокументировав улику на телефон, Наомаса поспешил обратно в машину. Работа с местом преступления была завершена, и все уже собирались уезжать.       В протокол Наомаса вписал, что кровавый отпечаток пальца был найден на месте преступления. Хацунэ очень подозрительно смотрела на него — будто что-то еë беспокоило. Но, стоило Наомасе неловко улыбнуться, как та расслабилась.       Вернувшись в участок, Наомаса отдал отпечаток пальца на сканирование вместе с другими, но пометил образец цветом. Результаты совпадений (или несовпадений) по этому отпечатку будут переданы сразу ему. Иногда работники полицейского участка пользовались своим положением, и криминалисты охотно проводили дактилоскопию, если им за это ещё и накидывали денег или обещали за них отработать. У каждой работы есть своя неприглядная сторона.

***

      Сейчас Изуку уже девять. Он не особо хочет общаться с кем-то, кроме Наомасы и, может быть, патологоанатома Тенëты. Так было, пока не появился ещё один человек: Сотриголова. Сначала Изуку он не понравился. Мальчик сомневался, что вообще будет долго контактировать с мужчиной (который, как Изуку давно догадался, пришёл из-за Царицы). Но что-то в его глазах напоминало ему о Джине.       Джин был хорошим. Странным — да, своеобразным — разумеется, но хорошим. Они пересекались довольно часто раньше, но Изуку так и не попрощался с ним. Это было очень грустно.       Конечно, Джин не был самым хорошим человеком: он потерял работу из-за того, что сбил пешехода. Из-за этого Джин оказался без крыши над головой и без средств для существования. Потом его причуда — клонирование себя или другого человека — взбунтовалась, и Джин совсем запутался; перестал быть уверен в том, что он — это, собственно, он.       И у Джина тоже не было семьи. Как и у Изуку. Сломать ему палец показалось Изуку хорошей идеей — что ещё можно ждать от восьмилетнего ребёнка, с которым уже давно не общались как с нормальным человеком?       Есть ещё кое-что в этой истории: Джин никогда не рассказывал об этом Изуку. Но тот всегда это знал.       Так вот, говоря о Шоте: тот напоминал Джина взглядом. И Изуку вздрагивает каждый раз, как его глаза сталкиваются с глазами героя. И вот сейчас, когда Наомаса продолжает разбираться с делом (о похищении детей и убийстве мафиозника — о первом Изуку не знал ранее), а Шота удачно ушёл в патруль, Изуку может выйти на улицу.       Он не мог оставить Джина одного.

***

      Наомаса, оторвавшись от бумаг, посмотрел в свой телефон. Пришло уведомление. Тацумаки Ген — тот самый криминалист, которого Наомаса расспрашивал, так как подозревал в убийстве, — закончил анализ кровавого отпечатка. И тот был в базе.       Открывая прикреплëнный файл, Наомаса ожидал увидеть там кого-то из преступников, биометрические данные которых были известны. Пробежав глазами по файлу, Наомаса подумал, что, возможно, ему бы не помешали очки.       Отпечаток принадлежал Чихае Хацунэ.       Это... Было неожиданно. Наомаса не думал, что столкнëтся с кем-то из участка после того, как Санса сознался во втором убийстве.       Посмотрев график смен офицеров, Наомаса понял, что в тот день, когда Хацунэ осматривала склады вместе с остальными работниками, она не должна была выходить. Хацунэ даже не поменялась дежурствами, она вышла в дополнительную смену, даже не объяснив этого банальным: «Хочу, чтобы мне доплатили за сверхурочные». Тогда это не вызвало подозрений у Наомасы, но теперь он понимал: любой отпечаток, который идентифицируют, как принадлежащий ей, она сможет легко объяснить своим присутствием на месте преступления. «У меня тогда порвалась перчатка!» или «Я была рассеяна, выходя на смену второй день подряд, и, кажется, забыла их надеть...». И после этого ей никто ничего не предъявит: максимум — выговор за халатность.       Любой отпечаток на месте преступления. Да. Кроме кровавого. Если она скажет, что порезалась и это её кровь, то Наомаса сможет уличить её во лжи, но нужно заранее подготовиться. Детектив уже был уверен в её виновности, хотя оснований было мало. Нужно узнать, чья эта кровь.       И снова придётся идти к Гену.       Погружëнный в расследование Наомаса не придал отсутствию Изуку в кабинете особого значения. Мальчик часто выходил в буфет или в морг (чего Наомаса искренне не одобрял, но ничего поделать не смог: патологоанатом буквально был одним из немногих, с кем Изуку не отказывался взаимодействовать). Вздохнув и покачав головой, Наомаса отправился к тихушнику-криминалисту.

***

      Изуку тихой тенью проскочил через открытые двери участка на улицу. Шум проезжающих мимо машин, громкие разговоры толп людей и музыка, доносящаяся из какого-то маленького кафе, врезались в уши Изуку, мгновенно оседая в голове тяжëлой ноющей болью. Мальчик привалился к стене и быстро осмотрелся. Выстроив глазами свой маршрут, он прошмыгнул мимо ничего не замечающих прохожих и скользнул в переулок, где на его уши опустилась блаженная тишина.       Уходя всё дальше от шумного общества, Изуку мысленно представлял в голове карту, которая висела в кабинете Наомасы. Царица, поняв его замысел, услужливо пошла рядом в виде чëрного пса, внушающего если не страх, то двойственное чувство обеспокоенности и уважения. У Царицы было много форм: и Изуку это прекрасно знал. Пантера, кролик, кошка, а теперь и собака — и всё это Царица.       Изуку отмахнулся от своих мыслей. Идти было не так долго, но проблема была ещё и в нахождении Джина: тот мог быть в нескольких местах. Наугад выбрав заброшенный дом на улице, которая шла ближе к окраине, чем к центру, Изуку направился туда.       По его внутренним ощущениям прошёл всего час или около того. По переулкам выбраться из оживлённого центра к спокойным окраинам было быстрее и проще, чем по главным дорогам. По пути Изуку встретил нескольких людей бандитской наружности; но никто из них не попытался его схватить, стоило Царице зарычать. Была также одна парочка: мужчина лез к женщине (которая явно не была против) под одежду. Оба игриво посмеивались. Изуку лишь вздыхал: он не понимал тех, кому хотелось «острых ощущений». Пожалуйста, занимайтесь этим дома, он не хочет этого видеть.       Наконец, выбравшись к месту назначения, Изуку заглянул в разбитое окно старого дома. Здание не снесли только потому, что его никто не перекупил: оно находилось ближе к окраине, а сносить тут что-либо и отстраивать что-то новое дороже, чем купить участок в центре. Такой вот парадокс. А потом людям не хватает домов для жизни. Но Изуку уже не удивлялся этому. Люди в большинстве своём были нелогичны.       Заметив в окне движение, Изуку постучался. Джин отпугивал всех от этого места своим эксцентричным и эпатажным поведением. Но Изуку его не боялся.       Окно открылось (иногда Изуку не видел в этом смысла: он спокойно мог пролезть в разбитую щель), и знакомые руки втащили его внутрь.       — Привет, Изуку! Мы, — Джин всегда так говорил о себе. После осознания того, что он — это он, его личности перестали вступать в открытую конфронтацию. Но временами они менялись, и одна личность превалировала над другой. — Рады видеть тебя снова. Неделю тебя не было... Нигде? Обыскались. Ты попал в передрягу, мелочь?       Изуку пожал плечами. Личности Джина могли довольно гармонично сочетаться.       — Меня... Забрали в дом.       Изуку решил опустить тот момент, что этот дом (немного) полицейский участок.       Глаза Джина округлились:       — Правда? Вот чертëнок! Мы рады, — цепкие руки всё ещё держали мальчика. — Там хорошо? Тебя любят? Ты заслуживаешь любви!       — Очень, — Изуку улыбнулся. Наверное, это была самая яркая улыбка, которую когда-либо видел Джин.       Изуку девять лет. Он был рад быть ребëнком рядом с Наомасой. Но в уличной жизни наивности никто не прощает.