Малахит и агат

Лиза порхает крылышками. Стынет в жилах кровь — Зандик невменяемый. Он говорит об этом прямо. Льёт сладкие речи, игриво подпирая рукой подбородок и обнажая зубы. Говорит, будучи уверенным, что она поймёт его опухоль. Лиза не понимает — у неё совершенно другая нейронная когнитивная карта, гибкость недостаточная. И не улыбается вовсе, в отличие от него, лишь сдержанно сжимает губы, под столом одной ладонью пытаясь утихомирить дрожащие коленки. Кара эта ваша гениальность, вылизанная и начищенная до блеска. Её можно попробовать на вкус, откусить этот лакомый кусочек, смакивая горечь, перемешанную в собственных слезах. Проглотишь и подавишься — кость встанет поперёк горла. А хуже смерти только предсмертные агонии, ибо в процессе вбивания себя в пол теряешь личность. Теряешь саму структуру, и распадаются безжалостно нейроны в твоих мозгах. Лиза ведь тоже мучается — от ночных кошмаров, как же, но чаще от осознания времени. Тик-так. Знание — сила, но знать, сколько тебе осталось до истечения срока годности, — сродни болезни. Лиза болеет смертельно. Физически. А Зандик душой, перерезанной им самим. И потому говорит-говорит про бессвязное: про эксперименты, в которых доводилось участвовать, про опыты, устроенные им самим, иногда с применением грубой силы, про запретные знания. И впрочем, столь внезапно раздаётся: — Как потерян малахит в твоих глазах, ведьмочка, — специально меняет темп и интонацию, подкидывая Лизу вверх, словно на планере. Зандика она не боится отнюдь, но вот его покушение на божественное действительно порождает страх. В детстве её садили на колени и заставляли молиться до изнеможения, пока голова не соприкоснётся с землёй. Ей вторили о небесном, как о чём-то большом и несоразмерном, как о том, что невозможно оценить. Можно только почувствовать. Лизе хотелось знать не ради знания, а ради глобального понимания строения бытия и о её роли в нём. И Лиза однажды узнала. Про всё, куда только может упасть взгляд на этом свете. В первую же секунду ей захотелось распороть себе горло, а во вторую упасть безвольной куклой на холодную плитку. Утраченная половина её и до того короткой жизни подобного не стоило. Знания стали болезнью, обратились в новообразование, поселившееся в префронтальной коре головного мозга и сожрали там всё. До последней извилины. — А в твоих безумен багровый агат, — Лизе хочется назвать его психом, но порыв она лаконично сдерживает. Зандик берёт лежащий в таре гранат, да только глаз с неё не сводит, а потому режет почти интуитивно. Нож в его руках лежит как родной, и кожура с лёгким хрустом ломается. Ломается под натиском того, кто отождествляет себя с самим богом. Сок льётся по ладоням — его от чего-то больше, чем обычно. Но Зандик продолжает чистить гранат вспарывать грудную клетку, не замечая алых пятен на белоснежной рубашке и бледной коже кистей. Считает подобное уместным. — Ты не любишь агат, ведьмочка? — Он подцепляет лезвием ножа большое зёрнышко, больше похожее на каплю крови из артерии, и вытягивает руку к ней. — Камень алхимиков, проводник между тайным и явным. Тебе бы подошёл. Лиза теперь не знает, что любит, более того она забыла много чего из своей жизни. Обрывки воспоминаний мельтешат в голове, но ненадолго — те тоже улетучатся, оставляя за собой пламенеющую пустоту. Совсем скоро Лиза и вовсе перестанет существовать, как личность, окончательно потеряет нитку, связывающую реальность из заплаток. Ведь чем больше знаешь, тем больше замечаешь несостыковок своего несуразного мирка, видишь ошибки Богов, что строили это всё. Противоречия во всех деталях — перфекционистка Лиза так жить попросту не сможет. — Лизочка, послушай. Зандик нагибается через весь стол, подцепляя её подбородок двумя пальцами. Смотрит, как на святую, но сам тот ещё богохульник — нежен практически не будет. Лиза выдыхает рвано, глаза в глаза — грех к греху. Она доверяет Зандику настолько, насколько можно доверять психопату, а потому практически не рыпается, сидит спокойно. Её товарищ в академии — убийца Сохре, признавший вину, и тайный любовник. Из-за последнего Лизочка его и слушает. — Страх — это прецессия души, ведьмочка, когда внутреннее восприятие, под воздействием невидимых нам с тобой сил, постепенно отклоняется, меняя свою форму и направление, — он невесомо касается её нижней губы, а после надавливает, приоткрывая рот. По подбородку Лизы стекает алый сок прямиком на шею — далее в декольте рубашки. — Боишься, что за полученные знания заплатила недостаточно? Расскажи мне, Лизочка, как у тебя это вышло, и я облегчу твоё бремя. Зандик преподносит к её губам нож и проводит по коже гладкой стороной лезвия. Тающее зёрнышко граната оказывается на языке. — Тёмный секрет ведьм, — Лиза находит в себе силы усмехнуться, ощущая, как хватка на подбородке усиливается — Зандик напряженно сводит челюсть. — Не осуждай меня за страхи, ты ведь тоже боишься. От него пахнет кровью вперемешку с вином из местного бара и пергаментом, на котором Зандик в свободное время от лекций и своих экспериментов записывает безумные, как она полагает, идеи. Лиза часто наблюдает за ним в такие минуты и ловит на себе ответный игривый взгляд. Тот при каждой возможности уводит её подальше от профессоров— чаще в пустующий угол библиотеки, чуть реже в свою комнату в общежитие. — Боишься, что не останется рядом никого, кто посмотрит тебе в глаза и увидит человека. Зандик застывает. Впервые за всё это время его лицо становится безмолвным, лишённым тех черт, которые делали его почти человеческим. Но это длится недолго. Его рот кривится в тени усмешки, но глаза остаются серьёзными — смотрят сверху вниз. Лиза вся в его власти, целиком и полностью. — Мы все в цепях страха, а потому и должны стремиться стать сильнее самих Богов. Представь, как выглядел бы наш мир в таком случае, — фанатизм, но фанатизм исчерпывающий. Зандик наблюдает за ней с каким-то почти довольным выражением. Хочется ближе. Лиза чувствует его взгляд, как скальпель, будто он уже знает, что ответит ей, даже если она ничего не скажет. Но в её глазах Зандик видит лишь пустоту — что-то, что раньше было живым, но теперь растворилось, как пепел в воздухе. И это его устраивает. Он всё равно всегда будет выше, всегда будет продолжать играть с людьми, как с марионетками, подчинёнными его извращённому пониманию мира. — Прости, я не согласна, Не даёт объясниться — Зандик притягивает её к себе и жадно целует, впиваясь в нижнюю губу. Сытый, но вечно испытывает голод, а потому слизывает гранатовый сок с лица напротив. Лиза в его руках всегда была и будет податливой розочкой, жаль только, что те долго в вазе не стоят. Гибнут — дай им повод. Он знает: паразиты внутри неё грызут лобную долю, постепенно переходя на височную, так что Лизочка в ближайшем времени загнётся и испустит свой истошный вздох. А Задик обязательно окажется рядом и, пока та будет жива, раскроет ей череп подручными средствами, ради эксперимента. Деформировался ли её мозг при соприкосновении с абсолютным знанием? Он отследит импульсы, изучая его работу, разрежет на маленькие кусочки. Во имя науки ведь. А после смерти дорогой ему Лизочки он обязательно сохранит этот замечательный орган, поместит его в баночку и будет скорбить. В конце концов, Зандик не такой уж и монстр, да?