Мама, (не) держи меня

У Эндрю не было семьи. Сколько он себя помнил, у него не было теплых объятий матери, гордой ладони отца на волосах. У него вообще никогда не было такого. Он только видел такое у детей в детском саду, у родных детей в фостерных семьях. Но никогда у него или подобных ему в тех семьях, куда его помещали из раза в раз. Однако тогда он думал, что пусть лучше так, с рождения без родителей, чем быть как очередной новичок в фостерном доме, весь покрытый синяками и ревущий по ночам в подушку из-за того, что его забрали от его пьющей мамашки или жестокого папаши. Эндрю был не по годам взрослым мальчиком. Он не считал, что ему так уж и важны родители, с чем, впрочем, было совершенно не согласно их государство. Как будто какие-то незнакомцы позаботятся о нем лучше его самого. Как будто кого-то когда-либо заботила забота о нём. Эндрю не был проблемным ребёнком. Нет, совсем даже наоборот. Но все-таки он был ребенком. И иногда, совсем редко, ему могли сниться кошмары, он хотел есть и не мог подавить это желание после почти двух суток на одной только палочке морковки или радовался полученной звездочке в садике, желая поделиться своими чувствами. Но никому из его фостерных родителей это почему-то не нравилось. Они ругались, тягали его за волосы, а буквально на следующий день, если не тем же вечером, отдавали его назад. Может, он все-таки был проблемным? Нет. Он был примерным ребенком. Плохими были семьи, что брали его поиграться, а затем выбрасывали, когда понимали, что он живой, а не просто игрушка для статуса и картинки заботливой семьи. Эндрю с вполне, как он считал, оправданным недоверием относился ко всем взрослым, что хотели его взять на воспитание и, как они все говорили, однажды усыновить. До появления на очередном дне открытых дверей в фостере семьи Спенсеров. Они выглядели довольно прилично, у них была родная дочь, почти выпускница. Аманда Спенсер, женщина в своих поздних сорока, пылала энергией и, глядя в суровые глаза маленького Эндрю Доу, обещала ему, что станет для него мамой. Стивен Спенсер стоял за спиной жены и важно кивал, подтверждая каждое слово. А потом каждые выходные на протяжении почти трех месяцев они приходили к нему на пару часов, приносили какую-то сладость и обязательно небольшую игрушку, чтобы лучше узнать предпочтения самого Эндрю. Наконец, в конце сентября его забрали в очередную семью. Привыкший за несколько месяцев к Спенсерам, Эндрю невольно даже позволил себе пару ночей помечтать о том, как он войдет в семью, как станет Эндрю Спенсером, будет прибегать домой к маме и папе. Эндрю пока что было всего шесть. Он хотел семью и чтобы его любили. Весь первый месяц в семье Спенсеров прошел на удивление хорошо. Его не морили голодом, не ругали за то, что в какой-то из дней со школы он приходил более возбужденным, чем обычно. Мистер и миссис Спенсер даже спрашивали, что бы он хотел получить на свой седьмой день рождения, чего для него никто и никогда не делал. Эндрю получил три книги из серии, на которую часто смотрел в магазинах, когда случалось, что он проходил мимо. Весь вечер он просидел, прижимая к себе книги и счастливо улыбаясь. Казалось, что его наивная мечта исполнилась вот прямо сейчас, что вот его новая семья и что они всегда теперь будут вместе. Даже обязательные овощи перед небольшим количеством торта не смогли понизить настроение. В ту ночь Эндрю долго не ложился. Как можно, когда в его руках такие долгожданные книги, а в голове столько новых счастливых воспоминаний, которые можно рассмотреть со всех сторон. Эндрю любил свою память. Он помнил такие редкие счастливые моменты на всю жизнь во всех их истинных красках. Он все запоминал, на самом деле. Но конечно фокусироваться куда больше ему нравилось на чем-то таком, исключительно хорошем. Итак, в ту ночь Эндрю не спал, а потому, когда дверь в его комнату открылась, он тут же выбрался из-под одеяла с книгой, которую жал к себе, смотря на пришедшего к нему Стивена. — Мистер Спенсер? — тихо спросил мальчик, смотря горящими счастливыми глазами на родителя, который, кажется, был удивлен тем, что Эндрю не спит. — Ох, Энди! Малыш, ты почему не спишь? — спросил мужчина, отмирая и направляясь к ребенку, закрыв перед этим дверь на замок. — Я читал, простите. Не смог устоять и подождать утра, — признался Эндрю на это, смотря на мужчину совершенно доверчиво, на что тот улыбнулся, садясь рядом на кровать. — У тебя завтра будет болеть голова, Энди, — наставительно сказал мужчина, качая головой с улыбкой и протягивая руки к ребенку, чтобы усадить его к себе на колени, отложив книгу в сторону. — Но я не скажу ничего маме Аманде, если ты будешь сейчас хорошим мальчиком и как следует поблагодаришь папочку за подарок. Тебе же понравились книжки? А праздник? — заискивающим голосом продолжал мужчина, улыбаясь Эндрю на своих коленях и получая его активные, без капли подозрительности кивки головой. — Мама сейчас так крепко спит, что мне бы не хотелось ее будить. Обещаешь быть хорошим? — Спасибо, мистер Спенсер, — послушно ответил Эндрю и обнял мужчину коротко снова, как сделал днем, кивая дополнительно на последний вопрос. — Ну же, Энди, для тебя я не мистер Спенсер, я могу быть твоим папочкой. И разве так нужно благодарить папочку? — ухмыльнулся внезапно мужчина и опустил руки со спины Эндрю ниже, на его по-детски худые бедра. Эндрю замер в непонимании. Может, он и не имел раньше отца, но он совсем уж не был дикарем и мог точно сказать, что мужчина не должен его так трогать. Так, как, Эндрю видел, он трогал до этого свою жену. — Ч-что вы делаете? — напряженным голосом спросил Эндрю, хмурясь слабо. Может, ему все-таки кажется? — Беру свою благодарность. Ты же хочешь поблагодарить папочку, Энди? Тебе понравится, — пообещал мужчина и одной рукой проник сзади под пижамные штаны ребенка, а второй принялся спускать свои, оголяя уже стоящий и текущий член. — Коснись его, Энди. Погладь. Давай же, малыш, будь послушным, и мы с Амандой подпишем бумаги на твое официальное усыновление, — уговаривал мужчина, подключая даже манипуляцию. Однако, когда замерший мальчик не сдвинулся с места, Стивена это разозлило. Он дернул руки Энди и положил их сам на свой член, сжимая одной рукой, пока второй мял детскую ягодицу с силой, что наверняка оставляла синяки на нежной коже. Эндрю уже просто зажмурился и скривил лицо, ощущая, насколько ему стало противно. Шумное дыхание Стивена ему в лицо, скользкая и липкая жидкость у него под пальцами, а еще пальцы Стивена, что, когда не впивались в ягодицу, пытались тыкаться в его ничем не защищенный анус, будто собираясь проникнуть. Когда один из пальцев надавил достаточно, чтобы, преодолевая сжатие очень напряженных мышц, проникнуть в него, Эндрю заплакал. — Отпустите… Я не хочу. Мне плохо, — плакался и умолял Эндрю, от страха потеряв даже возможность говорить громче шепота. — Ты еще просто не распробовал, Энди. Тебе понравится, — продолжал настаивать Стивен, жмя к себе ребенка и его руками дроча свой член. — Но ты можешь попробовать меня убедить. Скажи «пожалуйста», Энди, и я остановлюсь. Эндрю зажмурился и плакал, молча несколько секунд, но, когда ощутил очередной толчок пальцем, что пытался проникнуть глубже, с его губ сорвалось: — Пожалуйста… Стивен, пожалуйста… — молил ребенок, но в ответ получил опаляющий лицо выдох с нотками перегара и то, как движения его же рук ускорили на члене. — Отпустите, пожалуйста, ну пожалуйста, — скулил он, жмурясь и хныча, дергаясь в руках мужчины, когда ощутил на пальцах много чего-то липкого и стягивающего кожу. От этого его лицо скривилось больше и слезы потекли быстрее. — Молодец, Энди. Умный, послушный мальчик, — хвалил мужчина и наконец убрал свои руки с и из тела ребенка, отчего Эндрю тут же слетел с его колен и попытался вернуть штаны на место. Он отползал с заплаканными, но все равно широко распахнутыми глазами к стене, пачкая пол в белесой жидкости со своих ладоней, и смотрел испуганно, но с явным отвращением на детском лице. — Ну же, не будь таким драматичным. Я уверен, тебе понравилось. Жаль, что сегодня я больше не способен ни на что, но мы еще повторим. И с этими словами мужчина удалился из комнаты, не запирая ее за собой больше и оставляя Эндрю дрожащим в истерике на полу. Кое-как поднявшись с непривычно саднящей попой, мальчик направился в ванную, где до насыщенной красноты тер ладони, а затем и между своих ног, пытаясь убрать все ощущения. Однако Эндрю не был глупцом; его память никогда не позволит этого забыть. Эндрю теперь начинал ненавидеть свою память. А еще эту семью. Мужчина дал явный намек. И даже если это было под действием алкоголя сейчас, никто не мог обещать Эндрю, что такого больше не повториться. Надо было не дать Спенсерам подписать документы на усыновление или обеспечить их запретом подписывать бумаги. И если приближаться даже на метр к Стивену больше не хотелось совершенно, у Эндрю уже была готова идея для второго варианта. Когда-то в фостере к нему в комнату подселили подростка, которого забрали органы опеки от его фостерных родителей не за какую-то мелочь, за что обычно возвращали Эндрю, а за настоящий погром в круглосуточном магазине. И тот парень совершенно не жалел о совершенном проступке. Он охотно делился подробностями по ночам перед сном, а после пары очень зажатых просьб и одной протянутой шоколадки, настоящего сокровища в глазах Эндрю, даже вкратце объяснил ему, как вскрывать замки. Правда, отмычки пришлось самостоятельно из проволок, шпилек и невидимок, которые были стащены не только у девчонок в фостере, но и в одной из семей. Теперь же, тем более с его то памятью, у Эндрю было все для возвращения в фостер и какого-никакого пятна на репутации семьи. Тогда он еще не задумывался, что таким поступком он в теории может спасти другого ребенка или, наоборот, подвергнуть его опасности. Все его мысли в те минуты были заняты тем, что он сам хотел сбежать и спрятаться под хоть какую-либо защиту фостера. Под покровом ночи выбраться из дома оказалось легко, хотя передвигаться быстро и было немного неприятно. От тянущего чувства внутри хотелось сжаться в комок и плакать, но Эндрю боялся останавливаться и возвращаться в дом Спенсеров. Сперва нужно, чтобы полиция посчитала его трудным и вернула в фостер. И ближайший магазин, идеально попадающий под требования, попался наконец на пути. До этого момента Эндрю никогда еще не проникал в закрытые помещения. Ему пришлось потратить какое-то время на то, чтобы разобраться, как вскрывать замок, но, наконец, он смог попасть внутрь. А дальше он начал то, что ему всегда запрещали, но в чем обвиняли: он стал настоящим гремлином из мультика, что иногда по утрам крутили по телевизору, и причинял небольшой, но очевидный вред. За этим его, собственно, и поймали сотрудники полиции. Эндрю не смотрел ни на кого из Спенсеров, выглядя слишком гордым и отстраненным, пока Аманда хмурилась, а Стивен сжимал кулаки и поглядывал разъяренно, прикрывая это волнением, на него самого, пока их обоих отчитывали за неисполнение обязанностей, что они попытались взять на себя. Когда его уводили, разрешив перед этим забрать нужные вещи, Эндрю взял лишь свои пожитки и книги. Однако, когда он проходил мимо мистера и миссис Спенсер, он остановился в двух шагах от них и позволил книгам упасть, кривя губы. — Книги дерьмо, — слетело с его рта, после чего он поторопился на выход, не слушая крик мистера Спенсера. На самом деле, Эндрю даже не успел еще понять, хорошие ли книги на самом деле. Но он осознавал, что не хочет иметь их при себе. Он постарается забыть все, что произошло в доме Спенсеров.

*****

В новую семью после случая со Спенсерами Эндрю оказался переведен довольно скоро. Однако последующие почти четыре года его носило из семьи в семью. Иногда он добивался сам, чтобы его забрали, когда в одиночку, когда вместе с кем-то из сводных братьев или сестер, таких же детей фостера, как и он сам; это случалось, если Эндрю замечал неправильный, но больно уж теперь знакомый взгляд фостерного родителя на них. В других же случаях его просто сдавали назад, когда понимали, что светловолосый и миниатюрный мальчик вовсе не такой ангелочек, каким они его себе нарисовали. В общем-то, он не возражал. У него и мысли не возникало привязываться хоть к кому-то из этих людей. До Кассандры Спир. Эта женщина в первые разы приходила одна. Она медленно сближалась с Эндрю, совершенно не напуганная его историей или комментариями работников фостера. Приносила домашнюю выпечку, узнавая, что он любит и нет. Однажды пришла с немного потертым, но все еще в хорошем качестве томиков Шекспира, протягивая его в руки Эндрю, что за своим равнодушием умело скрывал горящие интересом глаза, а затем последующие две недели встреч радостно смеялась, слыша в речи мальчика дословные цитаты из "Короля Лира". Касс, как попросила женщина называть себя, не давила на Эндрю и не торопила его с решением. Она рассказала через какое-то время, что дома ее каждый день ждет муж, Ричард, а еще ежевечерний созвон с сыном, Дрейком, который ушел служить в морские пехотинцы и появляется дома слишком уж редко. Касс призналась, что скучает по материнству и слишком хочет подарить свою любовь еще хотя бы одному ребенку. Эндрю понравилась Касс. Он всё еще не так далеко ушел от того, чтобы перестать быть ребенком. Он хотел любви. А Касс предлагала ее ему и, кажется, делала это искренне и безвозмездно. Эндрю поверил ей. Через еще месяц, на пару недель позже своего двенадцатого дня рождения, Эндрю вышел из фостера в, как он надеялся, последний раз, направляясь в машину Касс. Она заблаговременно предупредила его о дате, когда заберет его, и даже принесла ему сумку для вещей, чтобы он не нес вещи в мусорном пакете. Женщина улыбалась ярко и откровенно радостно, в её машине пахло вишней. Видимо, вся она и весь ее мир пахли так. Даже томик "Короля Лира", который Эндрю все ее держал у себя, хранил этот запах, до сих пор. Может быть, он тоже пропахнет вишней. Кажется, вишня грозится стать его любимой ягодой. В доме Спиров его встретил очень приятный запах, а еще выглянувший на открывающуюся дверь мужчина среднего возраста. — Эндрю, знакомься! — тут же подала голос из-за его спины Касс. — Это Ричард, мой муж. Ричард, а вот и наш Эндрю Джозеф! — продолжала представлять женщина счастливым голосом, что невольно отозвалось теплом в сердце Эндрю. Ричард подал руку для пожатия, на что Эндрю с явной задержкой, пытаясь этим скрыть неуверенность, но протянул руку в ответ, молча кивая на приветствие мужчины: — Добро пожаловать домой, Эй Джей. В очередной раз слово обожгло огнем внутренности, но Эндрю сглотнул ком в горле и кивнул. Он так надеялся, что здесь обретет дом. Оставшийся месяц до Рождества, а затем и еще несколько до конца зимы прошли как по волшебству. Эндрю обживался в выделенной ему комнате, ходил в школу, первое время сторонился Ричарда, а еще готовил по субботам с Касс. Она была терпеливым учителем, а он — хорошим учеником, что схватывал каждое её слово в миг. Вместе с Касс Эндрю также читал Шекспира, ходил по магазинам за продуктами и иногда, когда женщина убеждала, за вещами. Это было долго, но Эндрю ловил каждую минуту с Касс, в её обществе и под её нежным взглядом. Счастье и надежда несмело и неуверенно, но очень настойчиво разрастались в его груди. Эта удивительная женщина прощала ему все проверки на прочность, все попытки устраивать скандалы сглаживала, а с проблемами ни в коем случае не оставляла его наедине. Даже против воли Эндрю был бы очарован, если бы не сделал этого еще раньше. Первые трещины, которые он предпочел проигнорировать, случились, когда на побывку приехал тот самый сын Касс и Ричарда, Дрейк. Он был высокий и крепко сбитый, с широченными плечами и обритой головой, а еще с непонятно поблескивающими глазами. Он вызывал необъяснимое желание сторониться его, но Касс была без ума от радости, что он вернулся, и убеждала, как здорово они поладят, а Эндрю за эти несколько месяцев совсем не научился отказывать этой женщине хоть в чём-то. Поэтому он поверил и протянул руку в ответ, когда ему сказали: — Ну здравствуй, Эй Джей. Рад наконец познакомиться с тобой лично. На молчаливый кивок Дрейк только усмехнулся и сжал тонкую ладошку отнюдь не крупного, а скорее очень даже наоборот, подростка в своей, после чего притянул ближе, в объятия. — Я верю, что мы поладим с тобой, Эй Джей, — продолжил ему на ухо Дрейк, опаляя мочку и шею горячим воздухом, заставляя Эндрю слабо дернуться. Взяв себя в руки, он смог ответить, сохраняя голос ровным и сосредоточенным: — Взаимно. А теперь отпусти, — потребовал он хмуро, на что услышал только смех. — Вы посмотрите только на этот характер! Намучилась ты уже с ним, мам? — с явной насмешкой пробасил Дрейк, отпуская чуть Эндрю и смотря на довольную взаимодействием детей Касс, что на вопрос только отмахнулась: — Неправда! Эй Джей просто замечательный! — и следом она одарила одной из своих ласковых улыбок самого Эндрю, который ощутил, как невольно от похвалы у него потеплели кончики ушей. Он только нахмурился, скрывая свое смущение, что вызвало один из его новых самых любимых звуков — смех Касс. Это звучало тепло и совершенно нежно, как одеяло, которым она иногда его укрывала по вечерам, когда приходила уложить спать; как её не самые удачные, но все равно безумно милые и старательные попытки подпевать песням с радио по субботам в дни их готовки; как мягкость пальцев в его волосах, когда она перебирала их во время того, как Эндрю лежал на её коленях и цитировал больше, чем просто читал "Ромео и Джульетту". Эндрю очень, очень любил этот звук. Когда Касс отсмеялась, она погладила его по волосам, а затем кивнула в сторону кухни. — Давайте пройдём все за стол! Дрейк, ты наверняка проголодался с дороги то! — сразу принялась хлопотать она, уводя за собой обоих мальчиков и приглашая молчаливо Ричарда проследовать за ними. — Не сильно, мам, но я соскучился по твоей стряпне, — послушно отозвал Дрейк, обнимая за плечо Эндрю и не отпуская его далеко от себя. — Ох, мой милый! Ну, сегодня моих блюд совсем немного: Эндрю вызвался мне помогать и приготовил по итогу большинство! — радостно хвасталась Касс, ставя на стол последние тарелки с едой. — Так я сегодня продегустирую таланты моего маленького братишки? Это же прекрасно, — хмыкнул Дрейк, чуть стиснув плечо Эндрю и окинув его довольным взглядом. — Да! Эндрю такой молодец, — не удержалась и снова похвалила женщина, одаривая мальчика мягким взглядом, на что получила возможность лицезреть его попытки скрыть свое смущение. В ее глазах их Эй Джей всегда был таким милым, особенно когда смущался и пытался скрыть это. Ангельский ребенок! Ужин прошел хорошо. Пару раз Эндрю ощущал на себе изучающий взгляд Дрейка, после чего его рука то обнимала его за плечи, то трепала по волосам, но большего не приключилось. По крайней мере, пока они не начали расходиться по комнатам. Дрейк напоследок пожелал ему сладких снов особенно противным тоном, заставляя его напрячься от того, как именно из уст новоявленного сводного брата прозвучало чертово "братишка Эй Джей". В ту ночь же впервые за несколько месяцев в доме Касс Эндрю провел, глядя на дверь в напряжении, лишь к утру сумев заснуть. Ничего не произошло и на следующие что день, что ночь. И даже последующие три недели было спокойно; просто теперь в привычный распорядок вписался или уже пытался вписываться Дрейк. Эндрю снова начинал убеждать себя, что напряжение, в котором он передвигается по дому, лишь его надумка. Бояться нечего, дом Спиров, как и раньше, всё еще остается безопасным местом. Только вот расслабиться до конца не получилось. И не зря, ведь в одну ночь дверь его комнаты открылась. Эндрю помнил другой такой же момент ночной тишины во всем доме, когда он вместо сна читал книгу. Он даже фыркнул бы про себя с такого отвратительного повторения, сжимая в руках книгу "Много шума из ничего" и поджимая губы. — Эй Джей, ты чего не спишь? Маленьким мальчикам пора спать уже давно, — хмыкнул Дрейк чересчур довольно для якобы озабоченного здоровым сном своего "маленького братишки" человека и подошел ближе к кровати Эндрю. — А почему ты не спишь? Разве в армии нет четкого распорядка дня? — парировал в ответ Эндрю, отпуская книгу из пальцев и цепляясь за одеяло как можно одновременно и крепче, и незаметнее со стороны. — Всегда такой острый на язычок... — довольно проурчал ему в ответ Дрейк, садясь на постель и наклоняясь ближе, чтобы продолжать говорить уже на ухо Эндрю: — Меня это так возбуждает, Эй Джей. При маме весь такой послушный маленький мальчик, а как только ее нет рядом, так сразу твой рот превращается в помойку. Меня жуть как заводят грязные разговорчики. Так бы и сделал твой рот действительно грязным, в прямом смысле, мой дорогой Эй Джей. Эндрю замер в растерянности и испуге. Он не совсем понимал, о чем ему пытается говорить Дрейк, но он отчетливо ощущал его руку через одеяло на своей заднице. И это совсем, совсем-совсем не нравилось ему. — О-отвали от меня, — огрызнулся, пытаясь храбриться, Эндрю, замирая изваянием под Дрейком. — Ну же, Эй Джей, не будь таким букой! Я завтра уезжаю и буду страсть как скучать по своему братишке. Неужели ты не порадуешь меня напоследок? — шепнул ему Дрейк на ухо хищно и резко дернул за волосы Эндрю на себя, затыкая ему рот второй рукой. Притянув его ближе, он зашептал на ухо с больной страстью в голосе: — Побудь хорошим мальчиком, Эй Джей. Ты же не хочешь, чтобы мама расстроилась? Порадуй своего братишку и поработай своим ротиком на благое дело, а завтра я уже уеду, — словно обещание и одновременно угрозу произносил он, заставляя Эндрю жмуриться и давить в себе зарождающиеся слезы. Оценив молчание и отсутствие попыток вырваться как смирение и даже, видимо, активное согласие, Дрейк ухмыльнулся и убрал руку ото рта Эндрю, шепнув ему перед этим: — Не кричи. Ты же не хочешь, чтобы мама проснулась? Ты же знаешь, как тяжело ей засыпается. И да, Эндрю знал. И это предупреждение расстроило его сильнее, благодаря чему Дрейк получил кое-какое время на свои дела. Освободившейся рукой тот стянул свои домашние штаны и белье под ними, пересаживаясь ближе к подушке. Он сбросил книгу на пол пинком и все еще за волосы подтянул к себе Эндрю, заглядывая в блестящие от непролитых слез карие глаза. — Ну, не плачь, Эй Джей, тебе понравится, я уверен. А теперь открой ротик сам, пока за тебя не сделал этого я, — пригрозил Дрейк, но, не дождавшись моментального подчинения, схватил своего братишку за челюсть, надавливая с силой на щеки, заставляя распахнуть губы. Эндрю попытался сопротивляться и даже дернуться, но хватка в волосах остановила его, вызывая непроизвольные слезы. — Не будь таким трудным. Быстрее начнешь — быстрее справишься, Эй Джей, — строго оборвал Дрейк и потянул за голову ниже, чтобы стоящий член коснулся губ ребенка перед ним. Еще до того, как чужой орган коснулся его губ, Эндрю скривился и ощутил тошноту. Ему было противно, он пытался вырываться, но этим только причинял себе боль. Но эта боль не стояла и рядом с тем, как взорвалось его горло, когда в него без каких-либо церемоний протаранили член. Дрейк не дал ему возможности хоть что-то решать. Держа крепко за волосы, он натягивал голову Эндрю на себя и поднимал, не давая толком и вздохнуть. Он безжалостно имел ребенка перед собой в глотку, наслаждаясь, как она сжималась вокруг его органа, и тихо постанывал, хваля Эй Джея за старание. — О, Эй Джей... Я уже скоро. Сейчас-сейчас, ты попробуешь это и точно полюбишь, — мычал Дрейк и ускорял эту пытку, не обращая на горячие капли, попадающие на свои бедра и на откровенно зареванное лицо Эндрю. В один миг он просто снова натянул его на себя и принялся заканчивать ему прямо в глотку, пока не удовлетворил себя до конца. Лишь после он отпустил задыхающегося и давящегося Эй Джея, что был одновременно бледным и красным, с подтеками спермы и небольшими кровавыми разводами на губах, с которых срывались судорожные хрипы. Эндрю ощущал, как его вот-вот стошнит, но рука в волосах все еще не давала ему отстраниться достаточно, а слезы застилали обзор. Ухмылка Дрейка же была слышна отлично, больно ударяя по Эндрю. — Ты молодец, Эй Джей. Для первого раза неплохо, но твоему братишке придется еще многому тебя научить, — вздохнул тот и погладил Эндрю по распухшим и чуть треснувшим губам. — Как жаль, что я должен уезжать. Надеюсь, ты будешь по мне скучать, — хмыкнул снова Дрейк и похлопал своего братишку по щеке в откровенно издевательском и унизительном жесте, заявляя под конец: — И не думай об этом хоть кому-то говорить: тебе не поверят, а вот мне это не понравится. И очень сильно не понравится, Эй Джей. С этими словами Дрейк отпустил волосы Эндрю, поправил на себе одежду и вышел из комнаты младшего братишки. В тот же миг сам Эндрю сорвался, спотыкаясь, с кровати и помчался в ближайшую ванную, где его вырвало. Он плакал. Плакал от боли в горле, от зарождающегося страха перед Дрейком, от противного чувства во рту и на лице, от обиды, в конце концов. Он хотел семью, но хотел оставаться с Касс, но присутствие Дрейка омрачало все. В ту ночь Эндрю, когда привел себя в порядок после всего, что произошло в комнате, вернулся на постель, он так и не уснул. Утром он услышал тяжелые шаги Дрейка мимо своей комнаты и его короткий и не такой и громкий разговор с Касс о том, как будет скучать по всем, "особенно по братишке Эй Джею", но должен уезжать. Еще через пару минут хлопнула входная дверь, а из окна Эндрю смог наблюдать, как его ночной мучитель сел в машину и уехал. Дрейк уехал. И не факт, что вернется скоро. Следующие мысли прервала зашедшая к нему Касс, чтобы разбудить в школу. Однако бледный вид Эндрю и то, как он морщился при глотании, тут же обеспечили ему больничный. Касс окружала его заботой, лаской и запахом вишни все то время, что он оставался дома. Может, Дрейк будет не таким большим злом, не такой и большой платой за то, чтобы иметь маму? Эндрю хотел на это надеяться и остался в доме Спиров даже после того, как горло и губы зажили. Лишь его мозг в темноте ночи напоминал ему о произошедшем насилии, порой не давая спать ночами. Но ради Касс... Ради Касс, ради ее любви, ради права называть ее мамой в будущем он был готов терпеть. И так жизнь Эндрю превратилась в бесконечное ожидание. Ожидание, когда блаженные дни с Касс закончатся приездом Дрейка, когда присутствие Дрейка в доме закончится, наконец. Когда клеенка исчезнет из его кровати, заново сменяясь мягкостью простыни с запахом вишни. Когда он сможет проводить больше времени дома рядом с Касс. Когда каждый шаг перестанет отзываться болью, что разрывала его на части не только фигурально. Иногда случалось, что, чем дольше Дрейк задерживался в доме, тем сильнее Эндрю терял себя, терял свое ощущение тела. Боясь этого ощущения, боясь, что еще чуть-чуть — и он окончательно потеряет себя, перестанет бороться изо дня в день даже ради улыбки Касс, он сделал единственное, что представлял для себя потенциальным решением. Очередной ночью, когда Эндрю, стоя в душе, со слезами отмывал с себя кровь и сперму Дрейка, он взял в руки бритвенный станок и разломал его на части, вытаскивая лезвие и следом прижимая его к коже на запястьях. Пока не успел передумать, он нажал раз, второй, третий, разрезая кожу, пока кафель на полу не стал красным, а болезненные ощущения не перекрыли звенящую пустоту в голове и душе. После душа Эндрю тщательно залил запястья перекисью и заклеил самые крупные из ран пластырями, после чего заматывая руки бинтами. Это стало его новой привычкой в дни, когда Дрейк возвращался и вплоть до его отъезда. Всё изменилось, когда, по настоянию Касс, Эндрю оказался зачислен в школьную команду экси. Глупый спорт не вызывал в нем ничего, кроме скуки. Главное, что так Эндрю мог официально меньше быть дома, а его позиция вратаря и вовсе практически не подразумевала большого количества активности и движений. Это было хорошо для него в дни, когда Дрейк снова был дома в очередном затягивающемся отпуске. Команда их школы была не так уж и плоха, хотя в прочем от статуса посмешища они не ушли слишком уж далеко. Но однажды их позвали на благотворительный матч, где Эндрю познакомился с копом по имени Хиггинс. Оказывается, тот давно уже знал его, подробно изучив его досье, когда перевелся из оперативной группы на работу с трудной молодежью. Это знакомство, на самом деле, совершенно не было в списке приоритетных и никакой реальной пользы для себя Эндрю не ощутил. Пока однажды Хиггинс не пришел к его школе с горящими глазами, чтобы поделиться "радостной" новостью: у Эндрю был брат, да не простой, а настоящий близнец! Которого мамашка еще в роддоме решила забрать, предпочтя этого близнеца ему самому. Коп даже хотел устроить встречу братьям, но получил отказ и угрозу получить по почкам клюшкой, если поднимет еще раз тему. Казалось бы, на этом должно было все и закончиться. Вот только Эндрю не ожидал, что Хиггинс даст этому близнецу, Аарону, его адрес почты. Не ожидал, но через пару дней после последнего разговора со свиньёй он получил письмо в немного помятой бумаге и с написанным явно не взрослой рукой обратным адресом и именем отправителя. Аарон Миньярд. Эндрю смотрел на конверт в своих руках и боялся его даже открыть, не зная, что может его там ожидать. Он всю жизнь был один, без семьи. И сейчас, когда у него почти появилась она, ему бросают в лицо эту чушь с близнецом. Что это за несправедливость? — Эй Джей, где ты там застрял? — донесся до растерянного и замершего на пороге Эндрю приближающийся голос Дрейка. Он не успел среагировать и спрятать письмо достаточно быстро, чтобы старший его не заметил. Бровь на лице Дрейка взметнулась, когда он подошел ближе, но даже не думал понижать голос, явно чтобы Касс тоже слышала все: — Эй Джей, что это у тебя за письмо? Оно же не со школы, правда? — Нет, отвали, это не твое дело, — огрызнулся Эндрю и попытался скользнуть в дом мимо Дрейка, но был остановлен его рукой на плече. — Не груби брату, Эй Джей, — посоветовал Дрейк якобы милым голосом, но вот взгляд, скользнувший по всему его телу, заставил замереть сердце на несколько мгновений. Эндрю тупо уставился на протянутую перед ним руку и хмурился, слыша: — Дай сюда. Покажи, что это за письмо, которое ты внезапно решил скрыть от своей семьи. Будь послушным мальчиком, Эй Джей, — напомнил Дрейк. Эндрю хмурился и сжал ручку сумки, не желая делиться с Дрейком новостью о брате и его внезапном письме. Однако опасный и хищный взгляд и рука, что прижимала его так плотно к груди старшего, вынудили передумать. Может, его послушание и правда окупится и Дрейк не тронет его этой ночью. Сердце разрывалось от мысли о письме брата, но сейчас ему пришлось в первую очередь подумать о себе. Скривившись, чтобы Дрейк не придумал себе ничего лишнего относительно его покорности, Эндрю достал из сумки чуть смявшееся письмо и показал. — И правда, не школа. Кто такой Аарон Миньярд? — тут же спросил он, выхватывая письмо и ведя за собой Эндрю в сторону кухни, откуда на них поглядывала Касс. — У тебя появился друг по переписке, Эй Джей? Уже? Я думала, это задание немного позже... — протянула Касс и вздохнула с расцветающей улыбкой, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно: — Ах, Эй Джей, ты уже так долго в нашей семье! Ты такой большой мальчик у меня, милый, — мягко сказала она, протянув руку, чтобы потрепать Эндрю по волосам, даже будто не заметив, как на несколько мгновений замер он под этим касанием. Эндрю стерпел касание к волосам и посмотрел на письмо, которое Дрейк бесцеремонно кинул на стол и принялся вскрывать. Когда из конверта показался клетчатый листик, Эндрю, превозмогая скованность в теле и свой страх, первым выхватил письмо, вжимая его в грудь и смотря остро, как загнанное в угол и готовое уже практически на все животное. — Это моё. Я не хочу, чтобы его прочитал Дрейк, тем более впереди меня, — хмуро оправдался он, смотря на Касс в поисках поддержки. Женщина, получив на себе взгляд, поджала губы и вздохнула, через пару мгновений кивая. — Это личная переписка, конечно, Эй Джей. Но ты же нам расскажешь? — взволнованно поинтересовалась она, поглаживая младшего по его чудесным светлым волосам. Эндрю угрюмо кивнул вместо полноценного ответа и заглянул в письмо, сжимая крепко в пальцах листок. Написанное на нем было довольно трудно читаемо; очевидно, рука пишущего дрожала, только вот почему? Но мало ему было плохого почерка брата, так тот еще мазал и черкал на бумаге, будто не поспевал за своими мыслями.

"Дорогой Привет, Эндрю!

Тебе пишет Аарон! Ниедавно я встре меня встретил коп, которй спутал нас! ТЫ представляешь, я всегда чутвовал что не должен быть один! И вот я узнаю о тиебе! Коп сказал, что ты живешь в одной приемной семье уже почти два года, но я не мог медлить.

Эндрю ,я хочу встретиться с тобой. Твои приемные раодители будут против еси я приеду на каникулах на пару дей? Или ты хочешь приехать ко мне и познакомиться с мамой?

Я буду ждать твой аответ. Твой брат-близнец Аарон!"

Эндрю хмурился от почерка брата, а от количества ошибок и вовсе закатывал глаза пару раз, но письмо дочитал. Даже прочитал глазами еще пару раз следом, пытаясь запомнить каждый изгиб и наклон букв. Может, Аарону предстоит стать врачом? Эндрю слышал шутки о том, что именно у врачей такой паршивый почерк. — Эй Джей? Что же написал тебе этот Аарон Миньярд? И кто это? — напомнил о себе Дрейк, отчего Эндрю подавил в себе даже намек на улыбку, хмуро смотря. Он сжал письмо и сунул его в карман, вздергивая подбородок и оборачиваясь на Касс. — Это письмо от моего родного брата-близнеца, — быстро ответил он, едва подавив в себе восторг и стараясь выглядеть максимально незаинтересованным. — Спрашивает, может ли он приехать на выходных или каникулах или чтобы приехал к нему я, — продолжил делиться Эндрю, скривив губы невольно от абсурдности предложения. С чего бы ему хотеть ехать к женщине, что бросила его едва ли не сразу после рождения. Касс всплеснула радостно руками, улыбаясь широко. — Конечно же, Эй Джей! Аарон конечно может приехать! Я буду только счастлива с ним познакомиться: он же должен быть совсем как ты! Интересно, а я смогла бы вас различить? — буквально загорелась женщина этой идеей, успокаивая бурю в душе Эндрю, которую впрочем заставил совсем покрыться льдом тон Дрейка в следующей его фразе: — Я тоже буду в восторге от знакомства с Аароном. Он ведь совсем как ты. Зови его непременно, Эй Джей. Эти три предложения крутились в голове Эндрю до конца вечера, что бы он не делал: домашнее задание, помощь Касс с приготовлением ужина или во время самого ужина. Все это время он явственно ощущал на себе взгляд Дрейка и уже знал, что его ждет ночью. Но даже это не так пугало, как мысль об Аароне в одном доме с этим монстром. — Ты уже написал ответ своему брату, Эй Джей? — спросил его той ночью Дрейк шепотом, опаляя горячим воздухом беззащитное ушко, пока вколачивался в детское тело под собой. — Сделай это скорее. Близнецы, вау... Я восхищен тобой одним, Эй Джей, но иметь вас двоих в постели... Это делает меня таким твердым, — делился он, ускоряя толчки в узкую дырочку, игнорируя то, насколько тихий сегодня был Эндрю, что лежал все это время, уткнувшись в подушку лицом, старательно заглушая таким образом всхлипы и пряча там слезы. Нет, он ни за что в жизни не позволит Аарону оказаться рядом с этим чудовищем или в пределах этого дома, района. Нужно срочно ответить и послать его, а затем... От следующих мыслей Эндрю разрыдался сильнее, что как раз совпало с тем, как ускорился в нем Дрейк, стремящийся за его счет поймать свой оргазм. Эндрю осознавал, что он не знает Аарона, что по сути Аарон ему никто. Но в то же время Аарон никогда не был никем. И он не может допустить, чтобы с его близнецом что-то случилось. А это значит, что придется покинуть этот дом, попрощаться с Касс. И мысль об этом делала больнее даже, чем это мог когда-либо сделать Дрейк, чья сперма уже потекла внутрь, обжигая внутренности и заставляя ранки и трещины сковываться от боли. — Я всегда говорил, что ты войдешь во вкус, а ты мне не верил, Эй Джей, — сказал тот, выходя из детского тельца и похлопывая своего братишку. — Не забудь, что я сказал. Я буду ждать Аарона едва ли не больше тебя, — предупредил он и со смешком вышел из комнаты, оставляя Эндрю наедине с собой и своей истерикой. Эндрю дал себе еще несколько минут на оплакивание своей дерьмовой жизни, на мысленное прощание с Касс, а затем поднялся с постели. Он кое-как доковылял до ванной; видимо, сегодня Дрейк разошелся, как никогда до этого. Эта боль отрезвляла и все больше подпитывала его решимость. Той ночью Эндрю не коснулся бритвы отнюдь не из-за каких-то возвышенных причин или, не дай бог, потому что получил наслаждение от изнасилования. Просто у него были другие способы сделать себе больно. После душа Эндрю оделся в темные спортивные штаны и черную кофту с капюшоном, а затем склонился над столом, не уверенный, что сможет сесть. Он взял в руку ручку и два чистых листа бумаги, один из которых свернул конвертом и чуть подклеил. На втором же он вывел твердой рукой, пока второй старательно утирал слезы, чтобы ни одна не смазала чернила:

"Привет, Аарон.

Иди на хуй, Аарон. Не пиши мне.

С уважением, Эндрю"

Свернув лист, он сунул его в конверт и подписал своим именем, а затем переписал из памяти адрес, где жил его брат с их матерью, и запечатал клеем. Чтобы ускорить получение братом письма, Эндрю не бросил конверт в ящик у дома Спиров, когда уходил. Нет, письмо было опущено в ящик на местном почтовом отделении, а он сам отправился, прихрамывая, в сторону магазина мороженого. У Эндрю не было с собой денег, но он не собирался красть. Нет, конечно же. Ведь для этого надо вынести вещь из магазина, не заплатив. А у него был другой план. И патрулирующие службы отлично отыграли свои роли, когда он уже сидел на полу в окружении разбитого окна возле холодильника и методично вскрывал и выедал почти половину из каждого стаканчика мороженое. Как оказалось, всех его прошлых полученных обвинений и плюс взлома магазина хватило, чтобы имя Эндрю Доу из фостерной системы перенесли в список трудных подростков, а его самого отправили в колонию для несовершеннолетних в Окленде. Во время того судебного заседания Эндрю совершенно не смотрел в сторону семьи Спиров, хотя отчетливо слышал рыдания Касс, а еще ощущал на себе взгляд, который не мог принадлежать никому, кроме Дрейка. Единственным, что ощутил Эндрю, когда судья вынесла приговор, было облегчение. Аарон наверняка уже получил его письмо и не сунется в дом к Спирам, а значит не попадет и в руки Дрейка. Поэтому из зала его выводили с гордой спиной и полнейшим отсутствием сопротивления или возмущения. Единственный раз, когда он хоть немного, но показал свои эмоции, произошел, стоило Дрейку подойти ближе к нему и попытаться убедить его охрану дать ему поговорить со своим "младшим братишкой, что оступился". Эндрю так ликовал, когда двое мужчин в форме, таких же крепко сбитых на вид, как и сам Дрейк, отказали ему и популярно объяснили, где, как и при каких условиях он может пообщаться с Эндрю. Так что да, хотя прощаться с Касс Эндрю было почти физически больно, мерзкая мыслишка о том, что теперь то Дрейк может хоть разбиться об стену, но его больше не тронет, внезапно порадовала и придавала сил. Теперь у Эндрю был строгий распорядок дня: подъем, завтрак, школьные занятия, обед, обязательный сеанс с психологом, подобие свободного времени, ужин и вечер в комнате до отбоя. Времени, когда всем заключенным позволяли проводить вместе в общей комнате, было совершенно немного. И, конечно же, нашлись те, кто посчитал его легкой добычей, ведь на первых таких общих часах он все еще отходил от последнего изнасилования Дрейком. Но потребовалась всего парочка ударов по самым зарвавшимся, после чего от Эндрю отстали, стараясь даже не смотреть на него больше, чем надо. Три раза в неделю был десятиминутный душ, которым, как и всем в колонии, нельзя было пренебрегать ни в коем случае, если вас не наказывали, например, за драки предыдущим днем. И еще был экси, для игроков которого душ был, логично, чаще: после каждой тренировки. Но допускали в команду не всех, а только заслуживших этого своим поведением и имеющих личную рекомендацию одного из психологов колонии. Эндрю числился под профессиональным присмотром доктора Бетси Добсон. Это была на удивление приятная женщина в своих поздних тридцати, поправляющая очки за время их приема пятьдесят два раза и угощающая его какао на молоке и с еще тремя ложками сахара. В занимаемом ей кабинете стояли кучи различных статуэток. В качестве знака протеста, а еще своеобразного бунта в конце каждого приема Эндрю каким-либо образом менял все местами, а иногда что-то и вовсе прятал за диванные подушки, но каждый новый раз, когда возвращался, снова видел все так, как было в начале его предыдущего приема. У Би, как она позволила себя называть, была какая-то там стадия ОКР , о чем она без утайки рассказала Эндрю в один из первых их сеансов в ответ на его откровенность о наличии шрамов под постоянно натянутыми едва не до кончиков пальцев рукавами. Они часто обменивались такими правдами, большими и маленькими. Но в этот день Эндрю пришел к ней сам, совершенно точно не нуждаясь в ее совете. — Он каким-то образом узнал, что я в колонии, и написал мне снова письмо, хотя я запретил это делать, — сообщил Эндрю посреди негромкого монолога Бетси о различии вкуса какао на воде и на молоке. — Аарон? — только и уточнила женщина, даже не беря в руки блокнот для записей, получая в ответ отрывистый кивок. — Да. Он писал мне, такой счастливый от мыслей о брате будто. А я послал его нахуй. И теперь он снова пишет и говорит, что приедет уже на выходных, — продолжил делиться Эндрю, покручивая уже опустевшую кружку. — Эндрю, я смею предположить, что он не был "будто" счастливым. Для Аарона знание о тебе настолько же важно, как и для тебя, — подметила женщина, рассматривая своего пациента. — Дай ему шанс, поговорите во время встречи. Может, эта встреча даст тебе смысл для примерного поведения и сокращения твоего срока пребывания здесь, — продолжала она, не утруждаясь тем, чтобы ловить взгляд Эндрю, быстро уяснив, что это совершенно необязательно для его внимательности к ее словам. Тогда Эндрю ничего не ответил, переведя разговор на какую-то другую и абсолютно неважную чушь. Но именно таким образом в двенадцать часов воскресенья он оказался сидеть в небольшой комнате, смотря на человека, что был похож и одновременно слишком отличающимся для него, от него самого. Аарон, что логично, как и он сам, был низкого роста и обладал копной светлых волос, но, уже в отличие от Эндрю, был худее и уже в плечах. А еще его взгляд точно таких же карих глаз, поплывший как-то слишком сильно для подростка, был слишком уж подозрительным, сколько бы Эндрю не пытался понять происходящее. Когда их оставили одних в комнате и объявили, что у них есть час, если они будут вести себя хорошо, Эндрю тут же встал, подходя чуть ближе к так же поднявшемуся Аарону. — Эндрю, я... — начал тот сперва не очень уверенно, но, наткнувшись на равнодушный взгляд напротив, внезапно взорвался недовольством: — Ты не имеешь права посылать меня! Я твой брат! Крики не произвели такое впечатление на Эндрю, как это сделали задравшиеся чуть рукава Аарона, когда он начал махать руками в попытках что-то донести до своего близнеца. Ловким движением Эндрю перехватил запястье и притянул его к себе ближе, смотря на синяки, опоясывающие тонкую, почти прозрачную кожу. — Откуда они? — спросил тихим голосом он, понимая глаза на лицо Аарона и пытаясь обо всем прочитать в бегающих глазах близнеца. — Это... Я... — мялся Аарон, бледнея и смотря растерянно на близнеца. — Ну? — поторапливал его Эндрю, продолжая сжимать запястье, чтобы брат не вырвался. — Мама, — донеслось до его ушей негромкое, отчего Эндрю нахмурился тут же и выпустил руку, только для того, чтобы поднять футболку на теле брата и уставиться на выступающие ребра и покрывающие их синяки всех цветов. Злость заклокотала в его груди, отчего пальцы на одежде брата сжались почти до побеления. — Почему у тебя бегающие глаза? Ты принимаешь наркотики? — хмуро продолжал он расспрос, кое-как взяв себя в руки. — Я... Маме прописали Ксанакс . У нее реактивная депрессия , — коротко ответил Аарон через какое-то время, пока они смотрели друг другу в глаза. — Ксанакс, — тупо повторил Эндрю, ощущая, как злость в нем все усиливается. — Ей прописали Ксанакс, но он попал в тебя внезапно? — язвительно поинтересовался он у братца, на что тот только вздрогнул, но из-за все еще зажатой в кулаке Эндрю одежды не смог отодвинуться от гнева брата. — Она давала мне их, когда я был слишком активный, на ее взгляд. И я... Я подсел, Эндрю. Таскаю их у нее втихую, а ее врач только продолжат их выписывать, — тихо ответил Аарон дрожащим голосом, пытаясь сжаться под взглядом и стать меньше, исчезнуть, чтобы такой долгожданный близнец не причинил ему вреда. — И ты хотел, чтобы я познакомился с твоей мамашей, когда она в неадеквате? А что еще ты хотел? Может, чтобы я жил с вами и тоже подсел? — язвительно интересовался Эндрю, невольно, но наслаждаясь тем, как от каждого слова дергался Аарон и все больше ежился и сжимался перед ним. Кажется, он заслуженно ожидал удара, которыми его осыпала мать. Но о чем Аарон не смел даже мечтать, так это того, что внезапно, пусть и всего на несколько секунд, Эндрю прижмет его к себе и сожмет руки за спиной в обозначении объятий. Тот, видимо, от осознания своего положения не выдержал и разрыдался, обхватывая быстрее брата в ответ за плечи и крепко цепляясь. — Завались, истеричка, — выдал Эндрю хмуро, пытаясь чуть отстраниться и убеждая свое тело хотя бы немного расслабиться, ведь это всего лишь Аарон. Руки Дрейка внезапно всплыли в его сознании, также обхватывающие его плечи, но это воспоминание удалось быстро подавить ощущением влаги на коже и костлявых пальцев, что впивались в плечи. Таких тонких рук никогда не было ни у кого, кто его трогал. Только Аарон. На это Эндрю сжал его на еще один миг в объятиях и повторил: — Завались. А еще начни заниматься хоть каким-то спортом и хоть что-то жрать, кроме Ксанакса. Ты как хуевая пародия на скелет из класса биологии. На этот комментарий Аарон в его руках рассмеялся, отстраняясь наконец и утирая слезы. — Почему хуевая то? — Потому что у тебя по завадским настройкам должен быть хуй, а у скелета нет половых органов. Переглянувшись после этого короткого обмена репликами, оба близнеца прыснули, продолжая держаться за руки друг друга. Эндрю и не помнил, когда в последний раз он был достаточно расслаблен, чтобы не только смеяться, но и шутить в целом. Вздохнув, он заставил Аарона встретиться с собой глазами, смотря уже снова хмуро и упрямо. — Я не собираюсь идти к нашей матери или подставляться, чтобы меня пиздили и тоже накачивали наркотиками, — предупредил он, но тут же, чтобы Аарон не успел состроить на лице сожалеющую мину, продолжил: — Но я не оставлю тебя больше одного. Я буду вести себя хорошо здесь и придумаю способ вытащить нас обоих из дерьма. Свет в глазах Аарона стоил всего, особенно когда брат невольно улыбнулся ему снова. Эндрю не помнил такой улыбки на своем лице, но мысль о том, что так еще может улыбаться его близнец, была обнадеживающей. — Не лыбься так. Это не идет моему лицу, — брякнул он и фыркнул на возмущенное выражение лица напротив. — Да иди ты на хуй! Придурок! Это мое лицо вообще! — возмущенно засопел Аарон, вызывая смешок у него. — Не пизди. И постарайся к нашей следующей встрече внять моим советам, — наказал Эндрю, глядя на брата внимательно. — Спорт. Еда. Меньше таблеток матери. Я жду тебя через две недели, чтобы у тебя была возможность для демонстрации прогресса. На этом они и сошлись, а остальное время до конца часа потратили на то, чтобы молча изучать друг друга взглядами. Они были близнецами, но всю свою жизнь провели порознь в одновременно разных и до боли схожих условиях. В них было столько же различий, сколько и схожестей. Типа родинки, что находилась под левым глазом, но у Эндрю все-таки находилась на небольшой щеке, а у Аарона — скорее на скуле. Но у них был потенциал однажды стать одинаковыми, если Эндрю выберется из колонии и избавит Аарона от мамаши-наркоманки. Би была права: встреча с братом подарила ему мотивацию стараться. Теперь была причина вести себя хорошо, проявлять подобие активности на поле экси и на уроках. А Эндрю очень не любил признавать вслух правоту психолога. Благо, ей это и не требовалось. Даже более того, в их следующую встречу она завела разговор отнюдь не о его поведении. — Когда я была маленькой, я мечтала о своих детях, — внезапно поделилась она, когда протянула Эндрю его напиток в забавной кружке с кроликами, на что он поднял бровь в вопросе. Пару недель назад он спрашивал у Бетси, что она, вся такая зефирная, а не человеческая, забыла в их дыре с подростками-монстрами, но тогда она отказалась отвечать, вместо этого пожурив его за высказывание в свою сторону таким словом, как монстр. Сейчас же она продолжила: — Я всегда любила детей и верила, что они не бывают плохими просто так. Всегда было что-то, что делало их такими. Но в итоге я оказалась бесплодна. И моей мечте не суждено было исполниться тем способом, который я представляла с пяти лет. — Мой брат-близнец с рождения живет с нашей... его мамашей. Она его пиздит и накачивает наркотиками, — поделился в ответ негромко Эндрю, потягивая медленно какао и смотря в кружку, а не на психолога. — Близнецы — это весело! — выдала ему в ответ Бетси, а затем встретила спокойно и с улыбкой его резкий взгляд. Со стороны казалось, что разговор их не имеет никакой логики. Но Эндрю чувствовал, что прямо сейчас что-то будто решалось. Бетси никогда не разбрасывалась словами и обещаниями тем более, не с ним уж точно. А это звучало как обещание. Поэтому Эндрю отставил наполовину опустевшую чашку с какао на стол и поделился с Би своими мыслями и планами на брата. Он собирался добиться пересмотра его срока заключения и по выходу спасти брата от наркоманки в статусе матери, при этом не угодив, уже с Аароном "на руках" в фостерную систему. Би понимающе кивала на это, подбадривая и хваля за такие четкие желания, а затем поделилась сама правдой о том, что уже несколько лет числится в реестре фостерных родителей, как психолог в учреждении содержания для трудных детей и подростков обладая правом самостоятельного родительства. Эндрю уже обещал себе не теряться в надеждах и уж тем более не принимать их близко к сердцу, но эту он все равно сохранил. И позже поделился с Аароном на их следующей встрече. — То есть, тебя... — Нас, — перебил Эндрю, игнорируя острый взгляд чуть более румяного на этот раз Аарона. — ... может усыновить психолог отсюда? — Да. В теории, — кивнул головой Эндрю, смотря на брата и вскидывая бровь. — Что не так? Аарон только покачал головой, а затем ответил под усилившимся взглядом близнеца со вздохом: — Если не мама, то, ну... У нее есть брат. Наш, — на этом слове Эндрю закатил глаза, но не стал спорить в этот раз, чем заслужил невольную, но больно уж довольную улыбку Аарона, — дядя. У него есть сын, Ники. Но он сейчас уехал в Германию. Они из Колумбии, которая в Южной Каролине. — Он нормальный? — не мог не спросить Эндрю. То, какими категориями мыслил он, было естественно непонятно Аарону, а уж объяснять это он не собирался. Но, по крайней мере, его брат явно должен знать значение слова "нормальность" и сможет попытаться дать подходящий ответ. — Он священник местной церкви, — со вздохом и закатившимися глазами ответил Аарон, после пожимая плечами, будто заключая, что все не так с ним и плохо. И Эндрю пришлось принять этот ответ за неимением лучшего.

*****

Примерное поведение круглыми сутками и активность в этом дурацком экси, как и предсказывал Эндрю, возымели эффект. А уж то, что за него, оказывается, решила дополнительно ходатайствовать Би и вовсе привело к неожиданным последствиям. Просто в один день к нему утром пришли местные охранники и сказали, что у него есть полтора часа, чтобы привести себя в порядок перед судом, где пересмотрят его срок заключения. У Эндрю не было достаточно времени, чтобы справиться с удивлением, но он приложил все силы, чтобы не показать и капли его охранникам. Как и было сказано, через полтора часа его, в наручниках и арестантской форме, ввели в зал заседания, где его встретила все та же судья, что уже почти год назад вынесла ему вердикт в первый раз. Не испытывая к этой женщине ничего, кроме уважения за рассудительность и приятную манеру вести заседание, Эндрю кивнул ей, получив ответный приветственный кивок, когда его усадили на скамью подсудимого. Пока оставалось время до начала суда, ему стало интересно узнать, кто же еще присутствовал на заседании. Первым ему в глаза бросился брат, только-только входящий в зал вместе с небольшой женщиной с такими же, как у них обоих, светлыми волосами, но светлыми еще и глазами. Следом за ними вошел такой же светловолосый мужчина со смуглой женщиной, семенящей за ним. Вероятно, это были его дядя и тетя, Лютер и Мария Хэммики, а женщина рядом с Аароном — мать, Тильда. Аарон тоже заприметил его довольно быстро и помахал рукой, улыбаясь Эндрю даже тогда, когда на него шикнул Лютер или когда Тильда попыталась одернуть его и усадить наконец. Он только закатил глаза на брата, но кивнул ему в ответ коротко, глядя с привычной уже для них обоих издевкой. Лишь после этого близнец успокоился и уселся на место, позволяя Эндрю отвести от него взгляд и продолжить изучение. Сразу следом за Аароном и семейством была найдена Би. Она вовсе не пряталась и выглядела просто и элегантно, как и всегда. Она даже подошла поздороваться с Аароном, о котором столько слышала от Эндрю, а также познакомиться с семьей близнецов. Вежливая пчелка, ничего удивительного. Но ему было приятно видеть женщину здесь. Ровно, как она и обещала. А вот следующих гостей Эндрю совершенно точно не ожидал увидеть. Когда дверь в зал отворилась в очередной раз, Эндрю сперва даже почудилось, что на таком расстоянии до него все равно долетел запах вишни. Касс в своем официальном платьишке вошла под руку с Ричардом в зал, а за ними шел превосходящий родителей на голову Дрейк в своей парадной форме пехоты, чьи мерзкие глазки сперва уставились на Эндрю, а затем нашли Аарона. Все время, что Эндрю уже провел в колонии, он не выходил на встречи с Касс и тем более Дрейком, а затем и вовсе настоял на том, чтобы вычеркнуть из их списка тех, кто может его навещать. Он не был дураком. Видеться с Касс было бы слишком больно. Он слышал, что женщина всегда рыдала за дверью комнаты для общения, спрашивая, почему же ее Эй Джей не хочет больше ее видеть, где она не досмотрела, чем успела его обидеть. Встречи же с Дрейком могли быть для него опасны, чего Эндрю не собирался больше допускать. А теперь семья Спиров пришла на заседание, где будет решаться, отпустит ли его суд досрочно и к кому его направят, к родной матери-наркоманке или же в этом состязании одержит победу его пчелка. Что им здесь делать? — Тишина. Всем занять свои места и встать, суд начинается, — стукнула молоточком судья и все по команде встали. После следующего стука все одновременно опустились, смотря на женщину на трибуне. — Сегодня на повестке рассмотрение о сокращении срока наказания подсудимого Эндрю Доу и досрочного выпуска его из колонии с испытательным сроком в течение полутора лет. Ходатайствующие — психотерапевт колонии для несовершеннолетних Бетси Добсон и глава колонии Окленда майор Родригез. Также будет рассматриваться дело о передаче несовершеннолетнего Эндрю Доу под опеку следующих людей: его биологическая мать, отказавшаяся от него после рождения, Тильда Миньярд, психотерапевт колонии для несовершеннолетних, Бетси Добсон, и последняя фостерная семья, Ричард и Кассандра Спиры, — зачитала судья, отчего у Эндрю все сжалось внутри. На самом деле, у всех троих были одинаковые шансы стать его опекунами. Бетси была родителем-одиночкой с тяжелой работой. Тильда была пусть и родной матерью, но отказавшейся от него, а еще не со стабильным доходом. А Спиры, пусть и были семьей, откуда его забрали сразу в колонию, все-таки держали его у себя около двух лет без проблем и обращений в органы опеки или иные госструктуры. Эндрю коротко переглянулся с нахмурившимся братом, а затем натянул на лицо самую беспристрастную маску и смотрел пустыми глазами на судью. Погрязнув в своих мыслях, он лишь краем уха слушал показания сперва Бетси в пользу его освобождения. Там было что-то о его примерном поведении и отличных результатах психологических тестирований, что она, как специалист, проводила на нем лично и с ним в составе разных групп внутри колонии. Потом почему-то выступал Лютер Хэммик, ходатайствующий о том, что он не знал о беременности Тильды вообще и что, если бы это было так, он бы не дал ей покинуть Эндрю одного в жестоком мире. Эндрю не понравился этот мужчина, он был неприятным и слишком уж будто наигранным, пока убеждал суд, что стоит вернуть Эндрю после освобождения его родной матери и позволить объединиться со своим близнецом. Разумеется, дражайший дядюшка также обязался при этом приглядывать за сестрицей и племянниками. Последним перед перерывом слово дали Спирам. Касс, как и ожидалась, была бесполезна. На вопросы судьи она не могла отвечать из-за непрекращающихся рыданий. Ричард был поспокойнее, но он не был достаточно надежным свидетелем для суда, ведь большую часть времени с Эндрю проводила его жена, а еще их сын. Дрейк стал последним свидетелем, но он же попросил о перерыве. — Поймите, я служу в морской пехоте и не виделся с Эй Джеем часть времени, а затем мне было ограничена возможность посещать его в колонии. Я хочу побеседовать с братишкой. Ну, я надеюсь, что он останется моим братишкой, — и улыбнулся судье, приобретая тот самый ангельский вид, которому верили все на свете и за которым никто не видел его истинной сущности. К сожалению Эндрю, судья действительно объявила перерыв и позволила конвою увести его и Дрейка в комнату для общения. В душе Эндрю теплилась надежда, что, как и раньше, дверь останется приоткрытой и в нее раз в пару минут будет заглядывать охранник. Но по какой-то сперва не очень понятной для него причине их отвели в комнату даже без двойного стекла, где за ними закрыли дверь на засов. Этот звук заставил сердце замереть на пару долгих мгновений. — Что происходит? — холодно поинтересовался он, делая шаги в сторону, чтобы иметь между собой и Дрейком стол. Руки его все еще были сцеплены наручниками, но, благо, находились перед ним, а не за спиной, давая ложную надежду если что отбиться. — Я убедил твоих охранников дать нам немного времени наедине, мой милый Эй Джей. Они отказались еще привести к нам на беседу твоего братишку, так что тебе придется постараться за обоих, — без каких-либо прелюдий и предисловий выдал Дрейк и направился сразу к Эндрю, хватая его за цепь на наручниках и швыряя на стол. — Запретил нам с матерью навещать себя, захотел убежать от меня... Из-за тебя мама не соглашалась брать никакого нового ребенка, скучая по нашему Эй Джею. А он нас даже видеть не хотел, ублюдок, — шептал Дрейк, лапая тело Эндрю и пытаясь его, брыкающегося и активно сопротивляющегося раздевать. — Ну ничего. Даже если это наш последний раз вместе, я возьму то, чего ты своими выходками меня лишил. Ну же, не сопротивляйся, Эй Джей! — рыкнул недовольный Дрейк и, отпустив руки Эндрю, перевернул его на живот, утыкая в стол, и ухмыльнулся, шепча с больным удовольствием: — Я помню, в последний раз тебе явно понравилось! — П-пошел ты! Отъебись от меня, сволочь! — ругался Эндрю и вырывался, не желая снова становиться жертвой. Не тогда, когда он уже почти окончательно избавился от Дрейка. — Не вырывайся, блядь! — снова рыкнул Дрейк и приложил Эндрю головой сильнее об стол, отчего его сразу замутило, а все перед глазами поплыло. Удар подействовал ровно так, как и планировал Дрейк: Эндрю находился в сознании, но так, едва-едва, ощущая, как с него все-таки потянули штаны формы вниз вместе с бельем. — Умница, Эй Джей. Сейчас мы с тобой оба получим наслаждение. Ты ведь наверняка скучал по мне также, как и я по тебе, — как заведенный шептал Дрейк, расправляясь со своей собственной формой. Однако кое-что Дрейк не учел в своем чудесном плане, на что Эндрю в панике не обратил внимание в том числе. Пускай в комнате не было двойного стекла, все помещения в суде были оборудованы камерами, за которыми неустанно следили охранники и приставы, пускай и не те, что пустили Дрейка с ним в запертую комнату. И именно они ворвались в комнату, когда член насильника почти оказался в находящемся на грани сознания Эндрю. Эндрю четко помнил крики и угрозы, а еще, как от него оторвали руки Дрейка, следом возвращая на место одежду. Кто-то из работников поднял его со стола и отдал медикам. Пока его выводили из комнаты, Эндрю слышал крики Дрейка: "Эй Джей! Эй Джей, скажи, что тебе это нравилось! Да он же кайфовал, вы не видели просто!" Следующим в сознание Эндрю четко ворвался острый запах нашатыря, заставивший его поморщиться и дернуться в сторону, а следом раздался мягкий голос Бетси. — Эндрю, Эндрю, это Бетси. Давай, вдохни, милый. Вдох, два, три, выдох. Умница. Продолжай, — коротко убеждала она его, оказываясь сидеть напротив с поднятыми руками перед его лицом. — Ты в сознании? Сколько пальцев видишь? — спросила она, держа ладони лицом к нему с загнутыми тремя пальцами. — Десять, — отозвался от через пару мгновений, когда ощутил, как давление в горле ослабло, а затем поднял твердую руку, объясняя: — Семь растопырено и три вот, загнуты, — этот ответ, как и всегда, повеселил Бетси, после чего она кивнула. — Абсолютно правильно, Эндрю. Все теперь в порядке, — сказала женщина и поднялась со стула. — Сейчас к тебе зайдет врач, чтобы осмотреть тебя на наличие травм. Она понимает "да" и "нет", Эндрю. Но позволь ей узнать, не нанес ли мистер Спир тебе вреда. А я пойду на психиатрическое освидетельствование, чтобы сказать, достаточно ли вменяем Дрейк, чтобы предстать перед судом за свое преступление, — объясняла Би, после чего с сожалением взглянула на Эндрю. — Что еще? — огрызнулся невольно он, заметив этот взгляд, что никогда не нес ему ничего хорошего. — Я помню, что ты не веришь в сожаление. Но мне жаль, что сейчас я вынуждена уйти и не смогу даже постараться стать опекуном тебе и Аарону. Вероятнее всего, после случившегося только Тильде тебя и смогут передать, как биологической матери, — ответила Бетси, никогда ничего не утаивающая от Эндрю. — Но это не значит, что я пропаду из твоей жизни. Обещаю. С этими словами, не сумев дождаться от Эндрю реакции больше, чем просто вскинутая бровь, женщина вышла, отправляясь на свою работу. Вместо нее вошла другая, в белом халате и с бейджиком на груди. Эндрю из чистой вредности ответил несколькими "нет" на ее просьбы ощупать его во время осмотра, но, поняв, что врач и правда следует этим словам, он изменил ответ на "да, пока я не скажу вам убрать руки". И врач, чье имя он из последнего акта непокорности отказался даже читать, чтобы не запомнить, следовала его единственному указанию идеально. После всех снова собрали в зале суда. Единственной главной разницей было отсутствие всей семьи Спиров, что очень сильно расслабило спину Эндрю. Вернувшаяся из комнаты переговоров судья подождала, пока присяжные также займут свои места, а затем постучала молотком. — Суд от седьмого числа третьего месяца нынешнего года постановил: освободить заключенного Эндрю Доу досрочно пятнадцатого числа третьего месяца нынешнего года и передать его под опеку родной матери, Тильды Миньярд. Вердикт вступает в силу сразу после окончания заседания, — раздался стук молотка по судебной комнате, и Эндрю поймал на себе короткий взгляд судьи, после чего она поставленным голосом объявила: — Приставы, поместите мистера Дрейка Спира под стражу для дальнейшего разбирательства. Суд завершен, всем покинуть комнату заседания. Как и в первый раз, из комнаты заседания Эндрю выходил с гордо выпрямленной спиной, но на этот раз еще и с горящим ощущением удовлетворения и счастья, что было отчетливо заметно по усмешке, поднявшей уголок его губ. Неидеально, но теперь Эндрю был свободен, а скоро свободен от влияния матери-наркоманки станет и Аарон. Он обещал, что постарается ради брата. И он сдержит свое обещание.