Die Schweigereltern

      — Скучаешь?       Ацуши подпрыгивает на диване, и книга с его живота подлетает и шлёпается ему на колени. Чуя-сан смеётся негромким, низким смехом, наблюдая за ним от двери. Ацуши смотрит на него с секундной обидой.       Вздыхает с досадой:       — Я скоро перечитаю здесь все книги.       — Не-а, — отзывается Чуя-сан и усаживается в кресло напротив в обнимку с чашкой. — Я проторчал в этой квартире полтора года без доступа к работе и интернету, и у меня из развлечений были только дети и эти книги. Их здесь больше, чем тебе кажется. Займи себя чем-нибудь, не то крышей съедешь.       — Вот и займите меня, — обняв книгу, как будто она как минимум оскорблена, бормочет себе под нос Ацуши и проходит к одному из шкафов под потолок.       — Рис перебирать умеешь? — серьёзно спрашивает старший омега. Ацуши смотрит на него с ужасом в жёлтых глазах. Чуя-сан смеётся, откинув голову в обрамлении мягких рыжих волос на спинку кресла.       — Что вы вообще делали здесь полтора года? — интересуется Ацуши с неожиданным напором, снова усаживаясь в нагретые телом подушки. — Не только же читали.       — В основном отвечал на бесконечные «почему» твоего парня и его сестры, — пожимает плечами мужчина. — И прочие неприятные процедуры, которые предполагают малявки. Маялся от невозможности работать.       — Вы не рассказывали, — напоминает Ацуши. Он понятие не имеет, что происходило, когда его парень задавал бесконечные «почему». Теоретически, ему должно было быть лет пять? Ацуши не слишком разбирается в периодах детства, если совсем уже честно. Он не имеет понятия, как растут «малявки» и когда они начинают задавать вопросы.       — Про войну? — Накахара приподнимает бровь. — Да ладно, рассказывал, — Ацуши мотает головой. — У нас всегда было неспокойно, но через пару месяцев после рождения Гин мир как с ума сошёл. И почти полтора года я проторчал здесь, потому что «безопасно». Даже на улицу почти не выходил. У нашей семьи вообще пунктик на безопасность, как ты мог заметить. А Дазай ещё и двинутый собственник, он и меня, и детей какое-то время вообще как собака сторожил. Родители были на его стороне, брат и сестра тоже, так что я оказался в меньшинстве. Здесь действительно спокойный район. В Порту и в центре умирали пачками, кровь по асфальту так и лилась, дышать от вони было нечем. Что-то постоянно взрывалось. Мы все не хотели, чтобы дети это видели, а одних их оставить было нельзя. Жутко было.       Чуя-сан говорит буднично, с равнодушной отстранённостью, будто не о себе, отпивая из чашки большими глотками. Ацуши вспоминает о Рампо и Йосано, но так и не решается спросить. Говорит вместо этого:       — У нас ведь тоже так может быть.       — Не будет, — отрезает Чуя-сан тут же. — Кто бы ни влез в Йокогаму, никакая тварь уже не развяжет такого конфликта. Та война ещё не забылась. А даже если случится что-то из ряда вон выходящее, вы в этом участвовать не будете, — Ацуши открывает рот, чтобы возразить, но вовремя проглатывает все заготовленные фразы, заметив, как из тёплой синевы чужие глаза за секунды выгорают в лёд. — Никто не намерен давать подросткам спасать мир. Мы не в фэнтезийном романе. Ты даже не надейся ни на что. Особенно ты. Особенно сейчас.       — Но я не маленький! — осторожно протестует Ацуши.       — Это кто тебе сказал такую глупость? — фыркает мужчина насмешливо. Ацуши замолкает.