И где же вы, мистер Дарси?

Расстояние не замечаешь, если перед тобой определенная цель. «Гордость и предубеждение», Джейн Остин

      Эти рождественские каникулы запомнились мне не больше других, хоть я с мистером Реддлом и была вместе, его мысли были далеко от меня. По большей части он занимался делами, связанными с мафией, а в те часы, когда был свободен, делал вид, что мы с ним отец и дочь, проводящие время вместе. Без магии, в абсолютно маггловском обществе.       Я открыла для себя магазины с маггловской косметикой и одеждой, ходила в салон, где мне посоветовали средства для укладки волос. Каталась на коньках в парке, ела мороженное среди зимы и пила безалкогольный глинтвейн на вишнёвом соке.       Его подарки я распаковала под ёлкой, найдя среди всех прочих романов Жорж Санд и Джеймса Кервуда, томик Гордости и предубеждения Джейн Остин. Он лежал будто бы напоказ — в самом верху. Открыв его, я увидела дату и поняла, что это первое издание, стоившее целое состояние.       Прижав его к груди, я ощутила сильную внутреннюю дрожь.       — Благодарю, — еле выговорила я, не в силах поднять на мистера Реддла взгляд.       — Я знал, что это твой любимый маггловский роман. Мне захотелось сделать тебе по-настоящему ценный подарок, чтобы ты смогла искренне улыбаться, Гермиона.       Я только сглотнула образовавшийся ком в горле, после чего выдавила из себя улыбку. Я не была безумно счастлива, это было чем-то, наоборот, слишком болезненным, будто с меня снимали кожу живьём. Мне хотелось плакать, но я еле держала себя в руках в тот момент. Видимо, поэтому мне было так сложно контролировать движения, дыхание и дрожь.       Когда профессор Люпин спрашивал у нас, какая самая сильная эмоция у человека, я не знала, что ответить. Я только предполагала, что это страх, потому что это весьма логично. Страх — это сигнал, чтобы вы и ваше тело защищались и спасались любой ценой, лишь бы выжить. Поэтому замерев у шкафа с боггартом, я точно знала, что это будет нечто ужасное. Нечто, что захватит мой разум и будет владеть мной.       За дверью шкафа скрывался мистер Реддл, смотрящий на меня именно таким взглядом, которого я всегда боялась, который я всегда ловила на себе, когда моя мать смотрела на меня. Этот взгляд полный безразличия, абсолютно пустой, ничего не выражающий.       Каждый раз он приходил ко мне в кошмарах, каждый раз он смотрел на меня в них именно так, каждый раз я падала перед ним ниц и умоляла, чтобы он обратил на меня своё внимание.       Мне так страшно, что он меня разлюбит, что я ему на самом деле безразлична, что я для него только копия своей матери, способ сублимировать свои нерастраченные чувства к ней.       Поэтому я улыбалась ему, и даже позволила слезам коснуться моих ресниц, чтобы сделать вид, что я счастлива как никогда прежде, чтобы его порадовать, чтобы оправдать его ожидания. И это сработало, он расслабился в кресле прежде, чем распаковать мой подарок.       Я подарила ему портмоне, в середину которого я зашила красную шерстяную нить, завязав на ней больше ста маленьких узелков. На самом деле, мой подарок был сделан со злым умыслом. Я знала, что мистер Реддл не воспринимает всерьёз древнюю магию, особенно магию из Азии, тем более, шаманов. Но у них есть обряд, который крепко сплетал судьбы двух людей. Это можно назвать приворотом, но было это чем-то более глубоким.       Нет, ещё я думала опоить его амортенцией. Я даже приготовила её, но мне показалось, что он всё поймёт, едва я приближусь к нему с напитком. У меня не было бы и шанса на объяснение в таком случае, поэтому приходилось действовать окольными путями.       Если он будет пользоваться портмоне и носить его в грудном кармане, то неизбежно будет думать обо мне, и наши судьбы будут так же крепко сплетаться, как узелки на этой шерстяной нити. Мне было этого достаточно пока что.       Разочарование настигло меня после Рождества, когда он почти перестал проводить со мной время, и я была предоставлена самой себе.       Хотя он мне обещал, что никакой работы больше не будет и мы будем вместе, но его слова ничего не стоили. Он был где-то там, а я всё думала, что сделала, чёрт возьми, не так.       Лучше ничего не обещать.       Нет, правда, лучше ничего не обещать. Ни мне, ни ему, ни всем вокруг, ни каждому на планете.       Лучше ничего не обещать.       Обещание не выполняется — выполняется с задержкой — выполняется с опозданием — выполняется с напоминанием — просьбой — вымаливанием — унижением — сверлением в мозгу — грызением совести — обещание походит больше на взаимную пытку.       Поэтому я ничего никому не обещаю.       Почти.       Да, я почти ничего никому не обещаю.       Есть только одно исключение — мистер Реддл.       Только почему я выполняю свои обещания, а он возвращается поздно ночью в номер пьяный и засыпает прямо на диване, так и не раздевшись? Почему он постоянно где-то пропадает на этой неделе? Что с ним не так? Что со мной не так? Почему он избегает меня?       Я сидела перед ним на ковре, смотрела на его спящее лицо. Даже с отросшей щетиной оно было очень красивым. Я невесомо гладила его лицо, не прикасаясь к нему; вдыхала запах крепкого алкоголя смешанный с терпким ароматом его парфюма и кожи. Я нюхала его волосы, почти зарывшись в чёрную кудрявую копну носом. Его длинные ресницы дрожали. Он видел сны. Я хотела быть в его снах.       Потом я решила, что можно рассмотреть его получше, поэтому отстранилась от его головы, и медленно, запоминая каждую деталь (потому что я хотела это просматривать в омуте памяти иногда), я осматривала его подбородок, потом шею. Его галстук был развязан, а несколько верхних пуговиц, примерно, до груди, были расстёгнуты, поэтому я смотрела на то, как он во сне сглатывал, как двигался его кадык. Это сильно возбуждало, поэтому я уже начала немного ёрзать туда-сюда, чтобы немного унять жар между ног, на самом деле, ещё сильнее себя распаляя.       Я думала об амортенции. Пока он пьян и спит, я смогу же его опоить, не так ли?       Мой взгляд скользил по его торсу, даже под официальным маггловским костюмом было видно, что его мышцы развитые и твёрдые, что его тело очень крепкое и жилистое. Мне так хотелось его раздеть до конца, но я старалась держать себя в руках.       Когда я дошла до его таза, мой взгляд остановился на том месте, где должен был быть его член. Так как он был в чёрных классических брюках со стрелками, которые были не совсем плотно посажены на его бёдра, а значит и не облегали достаточно, чтобы я восхитилась скульптурой его тела сполна, эта недосказанность вызывала в моих руках зуд. Мне так хотелось прикоснуться к его паху руками, что я даже не заметила, как мои пальцы правой руки уже касаются молнии на брюках. Но я вовремя опомнилась, прикусив себе губу, прежде, чем расстегнула молнию. Нет, будет достаточно просто потрогать под двумя (?) слоями ткани. В любом случае, даже освободив небольшой кусочек тела от ткани брюк, вряд ли бы он был без трусов под ними, а их я бы уж точно не смогла бы снять, не разбудив его.       Мистер Реддл тихо вздохнул, когда я положила на его пах ладонь. Он был не сильно твёрдым, но и не мягким. Ещё ткань была немного тёплой. Когда я легко сжала, как мне показалось, именно то место, где был ствол и головка члена, я ощутила, что эта штука немного увеличилась, а мистер Реддл ещё раз вздохнул и что-то пробормотал себе под нос.       Мне стало одновременно страшно и ещё более любопытно, плюс я вся горела и текла от возбуждения, смешанного со стыдом.       Я ещё раз провела по его члену, потом снова сжала, но уже поближе к лобку, потом опять опустилась немного вниз, и снова сжала. Его член стал намного твёрже и больше. Мистер Реддл немного пошевелился, и моё сердце упало в пятки. Я резко оторвалась от него, подняв руки выше головы, задыхаясь от перевозбуждения. Слёзы наполнили мои глаза, я ожидала большого скандала, но вместо него услышала имя своей матери.       Мистер Реддл потянулся к своим брюкам правой рукой, расстегнул ремень, после чего перевернулся на бок и поджал к животу ноги.       Вдруг на меня накатила новая волна стыда и ещё большая за ней волна разочарования. Я почти плакала, пока тихо поднималась с пола, брала плед и укрывала его. А когда вернулась в свою спальню, то мои ноги подкосились, и я рухнула на кровать, рыдая навзрыд в подушку.       Это было ужасно. Это разбивало мне сердце.       Обрыдавшись вдоволь, я вернулась в гостиную, сжимая флакон с амортенцией. От страха у меня кружилась голова, когда я склонилась над его лицом, подложила под его щёку ладонь и попыталась приподнять.       Он приоткрыл губы, когда я коснулась их пальцами. Мистер Реддл не успел открыть глаза прежде, чем я влила в его рот половину флакона с зельем. Я знала, что этого много, но часть амортенции всё равно стекла вниз на обивку дивана, а той, что попала, хватит ровно на сутки.