И где же вы, мистер Дарси?

Вообрази меня! Меня не будет, если ты меня не вообразишь. Владимир Набоков, «Лолита»

      Мистер Реддл совершенно не понимал намёков. Либо делал вид, что не понимал. Я не могла ничего сказать, не могла позвать на помощь среди всех собравшихся. Они бы меня осудили, не поняли, мои родственникам пришлось бы извиняться перед ним за пугливую и дремучую меня. Они бы мне точно не поверили, хотя бы потому, что в его словах и действиях для взрослых не было ничего предосудительного, пока они наблюдали со стороны и не были на моём месте.       Поэтому помощи мне было ждать не от кого. Я должна была спасти себя сама, сохранив лицо, не став в его глазах трусихой.       Я надеялась, что этот мужчина не приглянулся моей матери, что больше мы с ним никогда не встретимся.       Он помог мне встать из-за стола, когда трапеза была окончена, предложил руку, чтобы отвести в залу. Мы встали поближе к наряженной ели. Моя мать была в центре зала со своим партнёром.       У меня тряслись руки, в груди была тяжесть. Я была этому взрослому мужчине по пояс и не представляла, как с такой разницей в росте возможно танцевать. Но он крепко подхватил меня под руки, охлаждая мои подмышечные впадины своими твёрдыми и сильными ладонями. Мистер Реддл держал меня как игрушку — с такой же лёгкостью.       — Положите свои ладони мне на плечи, — вежливо попросил он, — или обхватите руками мою шею, так будет ещё надёжнее.       Я еле соображала, когда делала то, что он велел мне: крепко обхватила его руками за шею, сократив расстояние между нашими телами, полностью окунувшись в его запах, исходящее от его лица тепло, ощущая кожей лица шероховатость его щеки и подбородка. Его жилки на шее пульсировали. И мне это понравилось. Понравилось вблизи рассматривать аккуратную раковину его правого уха, линию роста волос от висков до затылка, вдыхать их запах, ощущать кудрявые смоляные завитки его волос, щекочущие мой висок.       Он кружил меня в воздухе, едва ли это можно было назвать танцем, но это было даже немного весело под конец, когда я перестала так детально рассматривать его и стала смотреть перед собой. Всё вокруг, кроме него, было смазанным светящимся пятном. И мой смех сам по себе вырывался из меня наружу, а вместе с ним и моё тело стало более расслабленным, страх отпустил меня.       Этот мужчина, на удивление, мне понравился. Он усыпил мою бдительность. Подкупил моё тело.       Когда музыка затихла, он опустил меня на пол, но не выпускал из рук, удерживая рядом, опасаясь, что я потеряю равновесие.       Так и случилось. Тошнота подступила к горлу комом из шоколадного десерта и другой съеденной совсем недавно еды. Меня скрутило, я инстинктивно ухватилась руками за его штанины и меня вывернуло прямо на его ремень и брюки.       Это случилось само. На самом деле, я этого не хотела.       — Прошу п-прощения.       — Милая?.. — мать подскочила к нам и начала убирать с брюк мистера Реддла мою рвоту. — О, я…       — Матушка… — она прикоснулась к моему лбу тыльной стороной ладони.       — Ты вся горишь. Извините.       — Это моя вина, миссис Грейнджер.       — О, нет, вы… — она попыталась взять меня на руки, но я была уже не такой лёгкой, как раньше, поэтому мистер Реддл сам поднял меня, отняв из материнских рук. — Спасибо. Вы не виноваты. Пойдёмте за мной.       Я до сих пор помню, как сильные руки мистер Реддла несли меня, будто я была невесомой как пушинка. Почему-то мне было приятно в его руках. Я была даже не против заснуть на его руках вместо своей кровати. Он позволил мне прижаться к его груди, и я слышала даже сквозь пиджак его тихое и ровное сердцебиение. Моя мать открыла двери в мою комнату, мистер Реддл уложил меня в постель. Мать очистила нашу с мистером Реддлом одежду и с помощью своего патронуса вызвала врача.       Она долго благодарила мужчину прежде, чем он вышел из моей спальни, а она закрыла за ним дверь.       Именно так началась история моей неразделённой одержимости.