По другому пути

Изрядно уже… облысевший высокий брюнет, изображённый на портрете, нахмурил чёрные брови. — Но мне как раз кажется — Сириусу тут есть за что и кого бороться. Но стройная черноволосая женщина в старинном платье фыркнула. — Грязнокровки и предатели крови. — Не скажи, милая сестричка, — ещё один обитатель портрета — похожий на ту женщину — отозвался на те её слова, — среди них полно тех, кто во многом соблюдает… — Да, но Альтаир… — Кассиопея! — Для нас, Блэков, на первом месте всегда была семья, а он… — Смею вам напомнить, — опять же с портрета отозвался на это грузный мужчина — довольно добродушного вида, и с окладистой бородой, — что Сириус — муж и отец. — Мы в курсе, Альфард! — возразил портрет Кассиопеи. — Но как Сириус поступил с нами? Что же он сделал с бедной Вальби и с бедным Орионом, которые от горя умерли, когда один сын погиб, а другой… сбежал с этой… с этой девкой? — Милая моя тётушка, — ответил той с портрета Альфард Блэк, — извини, конечно, но Доркас — она, женщина, держащая себя достойно, и я… — Она не чистокровна! — Ааа, так в этом дело? Снимите уже шоры с глаз! Ни характер… ни какие-либо магические умения от этого не зависят, и я могу вам привести кучу примеров, когда… — Вальби — твоя сестра! — Да я ей сто раз говорил, что такое суждение её погубит! И, если бы она переступила через свою гордость, и через это своё… помешательство на чистоте крови, да если бы Вальбурга не выжгла Сири с нашего семейного гобелена, а приняла его жену и дочь такими, как есть… — И чего твой Сири добился теперь? Теперь, когда он восстал, чтобы наш мир наконец был очищен от… — Антарес, а ты хоть себя слышишь? Он восстал, чтоб очистить наш мир… О, как бы не так! Он восстал, чтобы… — …укрепить власть наших, чисто… — …да себе, себе он укрепить власть хочет, очнись! Если б мы были живы сейчас — ты думаешь, он бы нас… он бы нас возвеличил? Да мы б… подол мантии ему целовали — и считали за награду, что он нас… не истязал и не убил сегодня — тьфу! И это Блэки?! — Он ведь и сам чистокровный… — Да полукровка он! — В каком смысле, Арктурус? — Да, в прямом! Я сам был в Совете управляющих, когда он учился, я его личное дело видел, отец — маггл! — То есть мы, хочешь нам сказать, — медленно проговорил в ответ на это с портрета другой мужчина, — всё то время грезили идеями полукровки… — Именно это, да, и весьма опасного полукровки — да-да… Ведь на самом деле — да, он ненавидит магглов. Но он ненавидит и магов, ведь его… оба мира как он считает, предали. Но он ведь лучше их всех — как он считал, лучше отца, который бросил… лучше своих деда и бабки, которые даже и не попытались узнать, где он, как он, лучше своих деда и дядьки, которые предпочли… просто позабыть дочь и сестру — и, с внуком и племянником вместе. Но поверьте, здесь речь не о его любви к семье, не о его тоске по родным — ведь он на это и вовсе не способен. Речь здесь идёт именно о затаённой злобе, на посмевших его, такого великого, предать. Вот так беседовали, а точнее говоря, спорили, портреты предков Сириуса в запустевшем доме, который стоял на площади Гриммо, доме номер 12. Сириус бывал здесь очень редко, да и то, просто чтобы проверить его, да велеть Минди там убраться. Сам он жил в доме, купленном на те деньги, что были завещаны ему обитателем одного из этих самых портретов: его дядей Альфардом. И, если честно, то и общался во время своих приездов он практически только с дядей — и с младшим братом. Ведь у Сириуса не было особого желания беседовать с большинством своих предков — они все полагали, что чистая волшебная кровь — желательно, чтоб она была чистой во многих поколениях семьи, является залогом успеха в жизни. *** Все были заняты делом. Казимеж и Гарри помогали папе Катажины, так как праздновать свадьбу Барти они решили на улице — раз уж день был погожий, и вынести из дома Краучей стол — Гарри несколько облегчил им задачу магически. За стулья, лавки, кресла, и… прочие пуфики отвечали Тадеуш и… и Тадеуш. Барти не хотел усаживать гостей, по какому-то там этикету, и место каждому выбирать предлагалось по его же вкусу. Флёр и Эллен приводили белую скатерть… из состояния «просто прекрасного», в «безюпг’ещное», Виктор разучивал речь — и познакомил всех со своей девушкой, Станислав тоже немного им помог с сидениями… и так далее, и тому подобное. Вскоре явились Лавгуды, все пятеро в мантиях солнечно-жёлтых тонов, с ними Олливандеры, дедушка и дядя Луны; но самых юных членов семьи, наряду с сёстричками Селинджер, а также младшими Поттер и Блэком — «сбросили» на попечение домовым эльфам. Вдруг Станислав обернулся к Тадеушу — к тому, что из Англии — и спросил у него, показав жестом на мистера Лавгуда: — Эй, он хоть знает — что это за знак у него висит на груди? — Знак? — переспросил его Тадеуш и тоже взглянул на Ксенофилиуса. На его груди блестело нечто похожее на треугольный глаз. — Ну и что ж? Что с ним не так? — Гриндевальд, вот что с ним не так. Это знак Гриндевальда. — Гриндевальда, это тот тёмный маг, побеждённый Дамблдором? — Да, то он. Гриндевальд убил много людей — и разрушил жизни многим людям, например, моей бабушке. Но, конечно — тут, в Британии он не был могуч, говорят, боялся Дамблдора… и вот как он кончил. Но вот это, — он указал пальцем на Ксенофилиуса, — его знак — я его узнал: Гриндевальд же нацарапал его когда-то, на стене Дурмстранга, когда сам учился там. Какие-то идиоты рисовали его, себе на книги и одежду, чтобы выставить себя напоказ и напугать… пока те из нас, чьи родные из-за Гриндевальда пострадали, не проучили их. Гротовский сжал кулаки — намекая, как именно «проучили» сторонников Гриндевальда; вдруг раздался тихий голос позади них. Тадеуш узнал его: это был Олливандер-старший. — Я случайно услышал вашу беседу и хочу сказать, что Гриндевальд тот знак, лишь только… позаимствовал. А Ксенофилиус этот знак использует в его… изначальном, в его истинном значении — это знак Даров Смерти. Мистер Олливандер поднял с земли прутик и начертил на земле черту. — Это — Бузинная палочка, Старшая палочка, или Чёрная палочка. Но её последнее название не по цвету — а по тому, сколько… зла она принесла: многие владели ею — и многие были из-за неё убиты. Волшебная палочка подобной силы… опасна, попади она в недостойные руки, и в то же время она бесконечно привлекательна для всех, кто заинтересован свойствами волшебных палочек. Затем он обвёл Палочку в круг. — Камень Воскрешения, однако — на деле не воскрешает, а только как бы вызывает образ этого человека. Да, этот образ, он плотнее призрака, да, с ним можно поговорить, и он ведёт себя, как при жизни, он даже может выглядеть совсем как живой, но это всё равно не будет так. И наконец, — мистер Олливандер обвёл всё это в треугольник, — Мантия-невидимка… Да, таких мантий много — но служат они обычно лет пять-десять, но этой несколько столетий. — Почему, есть мантии, что служат… ну, лет тридцать. Гаррина, например, она раньше была дяди Джеймса. — Ну и что, всё равно, тот знак, быть может, не всегда имел отношение к Гриндевальду, но теперь это его… — Станислав, если… если кто-нибудь решит взять твою метлу покататься без спросу — ты будешь считать, что это теперь его метла? — Что за бред? Нет, конечно. Я ему и накостыляю ещё, чтоб знал. — Так почему же знак, который точь-в-точь так же Гриндевальд «взял без спросу», считать теперь его знаком? Но вот началась церемония. У входа в шатёр встал Френк — который был на их свадьбе шафером. Изначально у Мародёров был такой уговор. Они хотели, чтобы у Джеймса на свадьбе шафером стал Сириус: так и вышло. На свадьбе у Сириуса Питер, однако, стал им Ремус. На свадьбе у Питера Ремус — по понятным причинам, не вышло. На свадьбе Ремуса Джеймс, и это могло случиться в реальности, и, если Дора Тонкс постарается, уже даже довольно скоро. Все стихли — полилась музыка. — Oooo! — ахнула Лиз, оборачиваясь на стуле, чтобы взглянуть на вход. В проход ступили Катажина с папой, все собравшиеся дружно ахнули. На невесте было простое — без всяких кружев и бантиков, белое платье, но ничего вычурного не нужно было — ей было именно так лучше. Барти же был одет в парадную мантию. Флёр и Эллен, подружки невесты — были в сиреневом: ведь они отбраковали розовый из-за того, что «шег’есшюг' стег’еотипно» и голубой — ведь «это будьет, будто ми надьели шькольние мантии на свадьбу». — Дамы… и господа, — произнёс чей-то напевный голос — и Селинджеры старше шестнадцати лет — заметив невысокого волшебника, узнали его: именно он вёл похороны Поттеров, а теперь — он же стоял перед Барти и Катажиной, совершенно по другому случаю, — мы собрались тут сейчас, чтобы отпраздновать единение двух преданных друг другу душ… Он всё говорил и говорил. Катажина украдкой закатила глаза — но Барти, хотя он явно это видел, не сделал ей никаких замечаний. А Гарри, Тадеуш, Казимеж и Тадеуш переглянулись, и прыснули в ладошки — очень трудно было так долго хранить серьезность настроя, выслушивая эту речь, столь пафосную, что она звучала комично. — …итак, согласны ли вы, Бартемиус, взять Катажину в свои законные… В переднем ряду, пани Слободзянек и миссис Крауч — хотя, вторая лишь в виде портрета, что Крауч-старший держал в руках — тихо всхлипывали, уткнувшись в кружевные платочки… Судя по трубным звукам, в дальнем углу, и Хагрид не сдержал эмоций, и сейчас сморкался в свой огромный носовой платок. Лиззи оглянулась — и улыбнулась Тадеушу и Гарри; глаза её тоже были полны слёз. — …объявляю вас мужем и женой. И волшебник высоко взметнул свою палочку над их головами, и вот — на них осыпался дождь из серебряных звёзд, извиваясь вокруг их фигур. — Дамы и господа! — воскликнул тут волшебник. — Прошу всех встать! И все встали; этот волшебник снова взмахнул палочкой. Из его палочки внезапно возникло нечто наподобие огромной лужи… из расплавленного золота, что образовала сверкающую танцевальную площадку. — Идём, поздравим! — сказала Лиз, встав на цыпочки, чтобы разглядеть жениха и невесту, которых стало не видно из-за толпы поздравляющих. Но тут они заметили, что… Платье Катажины… исчезло. И Барти тоже теперь был не в мантии… И оба были в совершенно маггловских — и совсем не подходящих под понятие свадебных нарядов — неприметных и простых джинсах и футболках. — Так танцевать гораздо удобнее, — хихикнула уже миссис Крауч, точнее, как они с Барти решили уже ранее — миссис Крауч-Слободзянек.