Вероятно, вы меня даже знаете...

Последние несколько дней — мое состояние оставляет желать лучшего. Не смотря на то, что в эти дни я старалась максимально отвлечься от навязчивых мыслей — мне ничего не помогало. Я чувствовала себя уставшей и, как будто, пустой. Было очень сложно на чем-то сосредоточиться. В голове пустота, мысли ворочаются вяло, в попытке придумать и разыграть в голове разные сцены из моей повседневной жизни. Но то, что раньше меня успокаивало, теперь — только добавляло тревоги. Потому что каждый раз в таких «прокручиваниях» непременно всплывал вопрос: «А кто эти люди, которых ты видишь в зеркале». И каждый раз меня это пугало. Даже не смотря на то, что никто кроме меня не должен был это знать. Чем тише и спокойней становились каникулы — тем более тревожно становилось мне самой. Я смотрю на людей, которые меня окружают, и вижу осуждение в их глазах, с презрением в перемешку, или, что еще противней, сочувственную нежность и грусть. Мое подсознание говорит мне: «Смотри, они все про тебя знают». И я смотрю. Смотрю на них на всех и вижу… —…шишь? Я говорю — твой ход сейчас, — врывается в мои мысли Рон Уизли. Поднимаю голову и смотрю на рыжего мальчишку. Он смотрит на меня и неловко кивает на шахматную доску. Перевожу на нее взгляд и пытаюсь сообразить какой ход он сделал только что и как я должна на него ответить. — Конь на С3, — отвечаю, немного подумав, и всадник на белом коне двигается на нужную клетку. — О. — Глубокомысленно выдает он. — Билл говорил, что некоторые новички, которые еще не совсем разобрались в правилах, могут делать странные ходы, которые могут принести победу даже над самым опытном игроком. — Ага. Я тоже слышала что-то такое. Новичкам везет и все такое. Но чаще всего ходы бывают просто глупыми. Вот, например, мой ход только что. Поставила своего коня под удар ладьи соперника, но эта жертва не даст мне вообще ничего. Рон задумался над тем, насколько же безопасно сейчас будет съесть моего коня и не станет ли это его ошибкой в будущем. Он ожидает какой-то подвох и пытается его найти. Но подвох, на самом деле, в том, что нет никакого подвоха. Я просто ошиблась. Спустя пару десятков минут, к моему удивлению, наша партия пришла к пату. Хочется думать, что тот необдуманный конь на С3 — стал причиной этому, но я точно знаю, что это совсем не так. Мы немного повздыхали, пожали друг другу руки, признав ничью, и вместе со всеми пошли на ужин. Сидя за столом, в большом зале, я смотрела на вкусную еду и не понимала — голодна ли я. Вроде бы, поесть стоит. Потому что обед сегодня я пропустила, и если пропущу еще и ужин, то в следующий раз поем только завтра. С другой стороны, впихивать в себя еду по принципу «просто глотай» — самое неблагодарное дело и потом аукнется. Слегка поковырявшись в своей порции жаркого, закусив импровизированным бутербродом, я вышла из-за стола, сославшись на усталость. Рон тоже встал и пошел вместе со мной, на мое замечание про то, что он вероятно не наелся, и я могу и сама доползти, он просто отмахнулся и протянул мне левую руку. Мягко ему улыбнувшись, я вцепилась в рукав его мантии и мы молча дошли до факультетской гостинной. Сначала я хотела уйти в свою комнату, но почему-то предумала и пару часов мы просидели с Роном Уизли на диванчике перед горящим камином. — Когда близнецы уехали в Хогвартс на первый курс, и мы с Джинни остались одни с родителями, я однажды видел кое-что странное, — внезапно заговорил он. — Было, наверное, часов одиннадцать, мне не спалось и я решил попить. На кухне, за большим обеденным столом, ну ты представляешь какой он должен быть, если нас девять человек, да? Так вот, мама сидела за столом на своем обычном месте, держа в руках стакан с водой и вообще не двигалась. Она просто сидела, сжимала в руке стакан, смотрела в камин, который был отключен, и все. Я тогда попытался ее позвать, но она не сразу отреагировала на меня. А когда заметила, то сразу начала улыбаться и спрашивать почему я не сплю в такой час. Я не знаю почему, но тогда мне очень сильно захотелось побыть с ней еще немного. Мне казалось, что если я сейчас уйду обратно в свою комнату, как она просит, то это будет очень плохо. Рон замолчал. Пока он говорил, я старалась не смотреть на него. — Ты сегодня так же смотрела на еду, знаешь? — Сказав это, он отвел взгляд от камина и посмотрел мне в глаза таким взглядом, как будто вся вселенная собралась в нем в этот миг, как будто он вообще все понял и не знает для чего ему это. — Последние несколько дней ты почти на все так смотришь. Я не знаю, что это значит. Но это все ощущается как-то очень неправильно. Ну, знаешь. Типа, так не должно быть. Ты же понимаешь, что я хочу сказать, да? Я просто не знаю как правильно это назвать. Просто чувствую так. Я ничего ему не ответила. А что я должна была сказать одиннадцатилетнему мальчику, будучи такой же одиннадцатилетней девочкой. Чувство нереальности и неправильности вообще всего этого разговора, ситуации, характера и слов этого мальчишки — не отпускало меня до самого отбоя. Но волевым усилием я перестал об этом думать, решив, что подумаю об этом потом. Если вспомню. Сегодня после начала комендантского часа, я планировала снова сходить в тот заброшенный класс, где стояло зеркало. Этот — будет четвертым и, я надеюсь, последним. Во второй раз, когда я пришла к зеркалу, картинка едва заметно изменилась. На ней все так же стояла семья из трёх человек, но теперь обручальное кольцо висело на цепочке, как я и помнила. В тот раз я очень внимательно всматривалась в знакомые черты двух людей, избегая смотреть на свое собственное лицо. Я не понимала зачем я делаю это: чтобы запомнить как можно детальнее и больше никогда не забыть, или же, наоборот, насмотреться раз и навсегда и больше никогда не вспоминать. Руки мужчины были покрыты татуировками и россыпью родинок. Удивительно насколько точно я помню все узоры на его руках, даже старый добрый рукав в стиле трайбл, который он набивал себе сам, кажется был воспроизведен в идеальном состоянии, включая мелкие повреждения и шрамики из-за не очень хорошей работы машинкой. Или, мне просто так кажется, за неимением подтверждений или опровержений. Он смотрел на меня слишком серьезно, без тени улыбки на лице. Он всегда был таким. Но то как он бросал взгляды на… маленькую девочку, стоящую рядом с нами, крепко вцепившуюся за его штанину, говорило даже больше чем я могла осознать. Это было на уровне инстинктов, на уровне чувств и ощущений. Мне нравилось это так же сильно как и причиняло боль. Сегодня я хочу посмотреть на это в последний раз. Всмотреться в лицо девочки, чтобы запомнить. Насмотреться. Насытиться. И отпустить. Нельзя жить прошлым, тем более в моей ситуации. Здесь никого нет. И уже не будет. Это другое время, другая страна. Здесь я — другая. В конце концов, это даже не тот мир. Это в последний раз, ладно?

***

Кое-как сторговавшись с самой собой, крадусь по привычному маршруту к тому месту, где я каждый раз оставляю по кусочку своего самообладания. И чувствую, что это действительно — последний раз. Больше я сюда не приду, даже если будет очень больно. Потому что дальше так продолжаться не может. В конце концов, моя жизнь теперь тут. Меня зовут Гарри, мне одиннадцать, я ведьма и учусь в Хогвартсе. Тут у меня есть друзья, семья, предназначение. Я не должна так много времени посвящать этому дерьму. Скоро закончатся каникулы, дети вернутся в школу, чтобы продолжать учиться. У нас есть и другие проблемы, которые нужно решать. Еще столько всего предстоит сделать. Но вместо этого я вечерами пробираюсь в комнату, в которой не должна быть и смотрю на то, что не должна видеть. Сегодняшняя картинка совсем другая. Вместо трех человек, сейчас в зеркале всего двое: я и еще одна мужская неясная фигура. Он стоит у меня за спиной, тени непонятно чего падают на его лицо, скрывая очертания. Он осторожно приближается ко мне, протягивает руку, очертания вен и сухожилий на которой слишком знакомы моему мозгу. Но я никак не могу вспомнить\осознать их. Он протягивает руку к моему плечу, но останавливается, так и не дотронувшись. Я смотрю на его лицо в отражении, он склоняется к моему уху так, что нижняя половина его лица становится заметной. Разволновавшись, я кладу левую руку на правое плечо и чувствую, как чужа фантомная рука касается тыльной стороны ладони. Сердце стучит в глотке. Сглатываю. Отражение шевелит губами, четко артикулируя каждый слог. Он произносит:

У-

-ХО-

-ДИ

И слово эхом проносится по моему сознанию, звучит в голове так четко и ясно, что от неожиданности все тело покрывается мурашками. По ощущениям, даже на затылке волосы встают дыбом. Второй рукой этот мужчина толкает меня в спину и я, в самом деле, чувствую как теряю равновесие и начинаю лететь вперед. Неловко взмахнув руками, остонавливаю свое падение, прихожу в себя и резко разворачиваюсь, чтобы сбежать отсюда и больше никогда не появляться, но прямо перед дверью в кого-то врезаюсь. Этот кто-то подхватывает меня за плечи и, слегка придерживая, ставит в исходное положение. Я открываю глаза, и моему взору предстает длинная седая борода с замысловатым плетением и парой колокольчиков. — З-здравствуйте, ээ, сэр. А я вас не заметила, — выпаливаю я, заглядывая в лицо директору. Картина, черт возьми, называется — «приплыли». — Удивительно, какими близорукими людей делает невидимость. — Добродушно улыбается мне директор, дружелюбно похлопав по плечу. А у меня снова мурашки бегают по всему телу от его тона. Страшно. Неловко. Странно. В моей голове отчаянным шепотом звучит «уходи-уходи-уходи», и я уже не понимаю мой это голос или чей-то чужой. Все мысли потеряны, отрепетированные слова — застряли в горле, все обдуманные действия — забыты. Кажется, я что-то ему говорила, отвечала на незаданные вопросы, в попытке оправдаться, но почти не слышала свой собственный голос. Я смотрела на директора и единственное о чем думала в тот момент было: «Надо уходить». — …больше не ищи его, Гарри. Ничем хорошим это не кончится, — заканчивает свою речь Дамблдор, отворачиваясь от зеркала. — А что вы… ну… — я запинаюсь, так как не могу нормально сформулировать то, что пыталась воспроизвести вслух. Вроде как, я должна была спросить у него про то, что он видит в зеркале. Я репетировала этот разговор, по ощущениям, уже очень давно. Мне должно быть любопытно, да и я как будто бы призналась ему в своей собственной слабости и… что? Жду от него в ответ того же? С другой стороны, мне это совсем не нужно знать, да и не интересно, в целом. Ну, а если уж говорить совсем прямо, то так он мне и сказал — что видит в зеркале. Но директор, видимо, понимает мои колебания немного по-другому, так что он снова мягко качает головой, отмахивается от меня фразой про носки, конвоирует меня до гостиной, открывает портрет, не разбудив полную даму, и снимает с меня баллы за хождение по замку после отбоя. Когда кончаться каникулы — мне нужно будет почаще поднимать руку для ответов, чтобы вернуть то, что я только что потеряла. Вот так и кончился этот день. Мое психоэмоциональное состояние на грани апатии, мой друг это заметил, мое собственное сознание решило подшутить надо мной слуховыми галлюцинациями, а канон — все так же идет своим чередом. Как будто бы я вобще пыталась что-то изменить, ага. «А может стоило бы?» — мелькает в моей голове мысль не моим голосом, прямо перед тем, как я проваливаюсь в неприятный и тревожный сон, который на следующий день не вспомню, но так и не смогу отмыться от ощущений липкости.