Вероятно, вы меня даже знаете...

Мадам Помфри меня быстро отпустила. Сунула мне в руки нечто похожее на бутылочную крышку с кроветворным, еще одну такую же крышку, заполненную только наполовину, с успокоительным, похлопала меня по плечу, посоветовала умыться холодной водой и чуток полежать не напрягаясь. Ибо за эту неделю (или скорее один день) на одну маленькую меня пришлось слишком много стресса. — …вторите, что я сейчас сказала. — А? А, да. Вы сказали, что если к понедельнику я все ещё не приду в себя, — я понимаю, что выгляжу так, словно витаю где-то в облаках, потому что и правда слегка отвлеклась на свои собственные мысли, но я все равно слышу все, что происходит вокруг, — то вы запрете меня в больничном крыле, привяжете к этой самой койке, и будете удерживать до тех пор, пока мое состояние не станет стабильным, — повторила я угрозу мадам Помфри. Мадам устало выдохнула на мои слова, кивнула и замахала на меня рукой, мол, проваливайте уже. И вот иду я по коридорам почти пустого замка, звук шагов эхом отдается по коридорам, и на меня начинает давить ощущение, что я совершенно одна в этом замке. Он кажется пустым, заброшенным, пыльным и совершенно глухим к молитвам простых людей. И ощущение вроде мрачное, но стены не давят. Наоборот, кажется словно он стал больше, стены словно расходятся в стороны, и ты начинаешь чувствовать себя мухой, на фоне белого кита. Надо было остаться до понедельника, не пришлось бы идти по этим пустым коридорам и волноваться, что наткнусь на кого-нибудь нежелательного. И как она вообще меня отпустила одну? Первокурсницу? Меня вроде должен был кто-то сопровождать, или поймать по дороге, или... Хотя до отбоя времени много, и видеть никого не хотелось. А еще во мне двойная порция Умиротворяющего Бальзама и пара крышек ещё какой-то расслабляющей штуки. Чувствую себя… странно. Казалось бы, вот она я — в своём теле. Больше не от 3-го лица, но ощущения такие словно мне снова 20 и я накидалась шампанским. Пузырьки в голове, в теле, в желудке и состояние полностью мирное. Ну, если быть точнее, то это что-то вроде того, когда я полностью осознаю все свои действия, но тело не охотно подчиняется командам мозга, и если подчиняется то не совсем корректно. «Может стоит вернуться в лазарет?» — мелькает мысль в голове, когда я делаю несколько неуверенных шагов в сторону большого зала, как запомнила. Но поздно, так как утыкаюсь кому-то в живот. Из-за этого ко мне возвращается ощущение реальности, замок уже не кажется пустым и безжизненным, я сама уже не кажусь себе мухой на фоне всего этого. А еще тело такое теплое. Позволяю себе всего на секундочку крепче вцепиться в мантию мальчика, в которого воткнулась, а потом отступаю и поднимаю взгляд. Смотрю на значок старосты нашего факультета, староста смотрит на меня в его глазах ничего нельзя прочитать. Моргаю, расплываюсь в вежливо-нейтральной улыбке, насколько у меня вообще это может получиться под зельями. Перси едва заметно кривится. Ну, видимо вышло не очень. — Прости, — тяжко вздыхаю, — во мне наверное целая пинта Умиротворяющего Бальзама, столько же расслабляющего и кроветворного, по ощущениям, еще целый галлон. Сложно контролировать полностью расслабленное лицо, — как на духу выдаю всю правду. На удивление, я ему словно доверяю. Несмотря на свою постоянную мнительность и паранойю. Значит, делаем вывод, что под зельями я слишком доверчива. Надо запомнить. Перси и сам удивляется, но кивает. Слегка откашливается и начинает говорить, пока я пытаюсь в ворохе мыслей выбрать нужную линию поведения. Что там у меня должно было быть на эту тему? Черт, еще и зелья эти... — Я как раз шел к тебе, Профессор Макгонагалл получила сообщение от мадам Помфри и попросила поймать тебя по дороге и проводить в башню. А, ну тут даже реагировать не надо, просто позволяю расслабленности затопить меня, киваю старосте и мы просто идем в башню. Я устала и совсем не хочу говорить. Перси нервничает, теребит рукав мантии и идёт рядом со мной. Я раньше не обращала внимание на его эмоциональность, потому что обычно не обращала на него внимание вообще. Хотя, если помнить кто его семья, думаю эмоциональность в его генах. А этот парень просто скорее всего научился себя держать в руках. Интересно даже, кому он подражал когда только начал это делать? Мы молча доходим прямиком до гостиной, там меня встречает нервная Гермиона и Невилл со своей жабой. Перси аккуратно дотрагивается до моего плеча, я оборачиваюсь, он кивает мне с холодным лицом и, эффектно развернувшись на каблуках, уходит в сторону мужских спален с гордо поднятой головой и прямой спиной. Славный малый. Окидываю взглядом гостиную, в которой сейчас сидят только первокурсники. Мальчишки, которым нет до меня дела прямо сейчас, потому что там разыгралась нешуточная борьба на шахматном поле между Роном и, кажется, Дином. Девочки, которые усиленно делают вид, что заняты очень важным делом и не пытаются утешить или расслабить меня после стресса. И вдали от всех, отделившись от уже сформированных детских групп, словно на отшибе сидят ещё два ребенка. Я смотрю на них пристально своим ничего не выражающим взглядом и понимаю, что ничего не чувствую. Успокоительный эффект зелья и в самом деле хорош. И говоря, "ничего не чувствую", я имею в виду - что смотря на Гермиону меня совсем не напрягает то, насколько наши личности схожи; что когда я смотрю на жабу Невилла, мне не хочется растекаться розовыми соплями по полу. И это так хорошо, что я на полном серьёзе начинаю думать о том, что когда-то давно в свои прошлые семнадцать я была чертовски права. Ничего не чувствовать - прекрасно. Тишина, как вокруг тебя, так и внутри тебя. Сердце не стучит в желудке, в глотке или в ушах, пробивая легкие и проламывая ребра. Пульсирующие вены в наиболее уязвимых местах не добавляют головной боли. Руки не трясутся из-за повышенного давления и внутренности не грозятся выпрыгнуть через рот от тошноты. Это в самом деле - хорошо. В прошлой жизни, в какой-то период времени я (зло)употребляла успокоительное. И насколько я помню, очень многие препараты с успокоительным эффектом не продавались без рецепта, а еще имели миллионы противопоказаний и возможность привыкания. Только ради интереса, надо будет попробовать узнать про побочки и возможность привыкания. Я ведь теперь волшебница и очень многие страшные болячки мне совсем не страшны. Но ведь у волшебников есть другие более страшные болячки. Пока я пребывала в некой прострации, и позволила себе отвлечься от окружения, нервная Гермиона вскакивает со своего места в дальнем углу гостиной, в один прыжок возникает рядом со мной и принимается щебетать что-то успокоительное и подбадривающее. Мол, если я хочу, я могу списать у нее лекцию, и если надо она даже ничего не скажет, если я спишу ещё и домашку на следующий урок, который будет в понедельник, чтобы я подольше отдохнула. Как примерная дочь врачей Гермиона щебечет как важно для растущего организма хорошо питаться и что она все видела и это она виновата в том, что недоглядела. И ещё много чего чирикает мне на ушко, под руку ведя к диванчику, на котором они расположились раньше, ожидая моего возвращения. И вот теперь, когда я оказалась почти в комфортной среде, меня кажется наконец-то догнал откат. Как знала, что надо было остаться в больничном крыле. Я сижу на диванчике. Невилл молча прислонился плечом к моему плечу, через неделю все еще совсем немногословный. С другой стороны от меня сидит Гермиона, которая вцепилась в мое предплечье и все еще тараторит. Она всегда так делает, когда начинает нервничать. Надо будет ей сказать об этом. Я отстраненно глажу жабу Невилла, который кивает на каждое слово Гермионы. Жаба холодная. Как снег. Как лёд. Холодная. Бесчувственная. У нее так мало мыслей. Только поспать, да поесть. После того как поела, можно и поспать.

"Если встретишь фею - не женись, Тревор. Эта сказка плохо кончится для тебя".

Поднимаю взгляд на удивлённых детей и понимаю, что сказала последнюю фразу вслух. Никто ни о чем меня не спрашивает. Но оба точно все запомнили. Главное чтобы не стали делать ошибочных выводов по этому поводу. А то еще подумают, что я в транс впала и какое-то тупое пророчество выдала для жабы. Но я пожав плечами молчу, словно ничего не произошло только что, дети рядом со мной тоже теперь молчат. Атмосфера неуловимо изменилась. Уютно и хорошо. К отбою мы разошлись по спальням. Я лежу в кровати и думаю о том, что мне надо что-то менять. В своих шаблонах например, чтобы мы с Гермионой не были так похожи. Но делать это надо постепенно и аккуратно, чтобы я и сама не заметила, как изменилась. Перед тем как начать проваливаться в некое подобие дремы, внезапно появляется надежда на то, что однажды я снова смогу стать просто собой, просто девочкой со своим именем и характером, а не набором шаблонов и линий поведения. Перед тем как провалиться в глубокий сон вспоминаю, что должна была зайти к профессору Квирреллу, но забыла и мне почему-то никто и не напомнил об этом. Может быть мне это только привиделось? Ну, как его глаза, язык и кровь на губах профессора. Или наш декан смогла перенести это на другой день, или сам Квиррелл решил, что после такого лучше меня лишний раз не волновать. В общем, я думаю, что нет ничего страшного в том, что я никуда не пошла. Потом. Всё потом. Не обиделся же он, в конце концов. Всю ночь мне снились жабы и Дюймовочки, которые собираются играть свадьбу, но приходят кроты и все портят. В конце, в сказке, там появлялся принц, но в моих снах никаких принцев не было. Дюймовочка оставалась с кротом по доброй воле каждый раз, когда ее приходили спасать из плена разные принцы разных королевств. Ну, как в той сказке с драконами, только тут мистер Крот.