Три дорогих вещи*

      Потоки холодного воздуха неприятно обдували ноги, а стена из голого камня, к которой Гермиона прижималась спиной, не позволяла сохранить ни капли тепла. Гермиона растрепала волосы так, чтобы они укрывали шею, вытащила руки из рукавов свитера и приложила ладони к животу, ноги поджала под себя, но согреться никак не получалось.       Она наблюдала за Томом, ждала, когда он придёт в себя и они смогут убраться отсюда. Его дыхание было спокойным, он провалился в глубокий сон. Гермионе тоже безумно хотелось спать. Спать в своей кровати в Дурмстранге, где нет змеев-убийц, трупов в тайном подвале и учеников, убивавших уже неоднократно. А засыпать здесь небезопасно, нужно бороться со сном, всё время о чём-нибудь сосредоточенно думать. Гермиона снова начала счёт.       Непроглядную темноту ночи по-немногу стали разбавлять лучи восхода. Чёрный воздух сначала налился синевой, а затем получил насыщенный сиреневый оттенок. Промозглый осенний ветер выл особенно грустно под утро, старался забраться в каждую щель, сильными порывами вламывался в окна, пытаясь избавиться от одиночества ночи. Так наступало утро в Хогвартсе.       Даже капитаны факультетских команд по Квиддичу ещё спали в такую рань, и ночные дежурства преподавателей ещё не кончились, но Гермиона до сих пор не сомкнула глаз. Счёт её метронома давно перевалил за тысячу, но так и не смог унять бурю эмоций, бушевавших в её голове. Стеклянный взгляд зацепился за успокоенное глубоким сном лицо Тома, пальцы вертели пуговицу рубашки.       Сюда никто ещё не зашёл, Елена не возвращалась узнать, как идёт примирение, и от этого напряжение только росло. Что сделает профессор Диппет, когда обо всём узнает? Просто выгонит из школы или отправит в Азкабан? Как жить дальше? Ведь без аттестата маггловской школы нельзя начать изучать маггловскую профессию, а времена Хогвартса для Гермионы закончились, не успев начаться. Осталось два пути: в Азкабан или в армию Гриндевальда, что в конечно итоге всё равно приведёт в тюрьму.       Ни одна попытка придумать оправдание не увенчалась успехом. Все знают про ссору с Миртл, Елена сама же привела её мириться. Но самое неприятное, что против настоящего убийцы нет никаких улик, Том пришёл, когда привидение уже ретировалось по своим делам, а Миртл, даже если бы не хотела несправедливого наказания для Мионы, ничего уже не может рассказать.       Шорох вытянул Гермиону из омута печальных мыслей — это Том проснулся и приходил в себя. Он водил руками по полу в попытках нащупать палочку. Девушка дёрнулась будто от неожиданности и перевела взгляд с лица на источник звука. Кольцо тихо стучало и противно лязгало о камни. После нескольких часов мёртвой тишины даже этот звук казался громом.       Она быстро просунула руки в рукава. Ладони окатило холодом. Гермиона кинулась к Тому, подобрала его палочку, схватила его за руку и потянула, заставляя вставать. Он позволил себя поднять, но своих усилий не прилагал. Свободной рукой он прижимал к груди дневник. Инстинктивно, без отчёта своим действиям. Всё происходящее было бешеным смерчем, в центре которого он стоял. Эхом в голове крутятся воспоминания о плаксе Миртл, уносящем яйцо Василиске, новом крестраже. Откуда-то извне голос Гермионы пытается до него докричаться. Том не различает слов, не понимает, чего она хочет. Все звуки превращаются в беспорядочный гам и сливаются со звоном в ушах. Из-за боли в голове даже глаза не открыть — первые, ещё блеклые лучи восхода ощущаются как мощные маггловские фонари. Секундные проблески сознания собирают из этого месива цельную картину, навевают чувство опасности, необходимости контроля. — Ну же! — Гермиона нетерпеливо тормошила Тома на плечи. — Надо уходить, быстрее, — она накинула мятую мантию на плечи и снова попыталась заставить себя услышать.       Том вцепился в её руки чуть выше локтей. Когда тело нашло опору, голова стала соображать быстрее, а отдельные эпизоды прошедшего вечера наконец стали складываться в цепочку последовательных событий. Гермиона торопила, боялась, её нервный шёпот всё больше походил на крик. — Тише-тише, — спокойно проговорил он, поглаживая её плечи через одежду. — нас услышат, — Том наконец полностью разлепил глаза. Виски отвечали пульсирующей болью на свет, но Риддл постарался приглядеться: паника отпечаталась на лице Гермионы, даже замолкнув, девушка нагнетала тревогу. — Мы пока такие же пропавшие, как и эта, — тихо констатировал он.       Одной фразой Том сбросил с плеч Мионы огромную гору. Страх, сковывавший до сих пор её тело, ослабил свои путы, и Гермиона кинулась Тому на грудь, цепляясь руками за его талию. На мгновение потерявший равновесие Риддл чуть не упал. Гермиона бы снова поддалась панике, но Том быстро нашёл новую точку опоры. Он позволял себя обнимать и даже ответил равнодушно-невесомым прикосновением к её спине, когда Гермиона уткнулась лицом ему в плечо. Ему ни к чему сейчас паника, в тишине решение придёт быстрее. И он унимал её панику. С каждым аккуратным прикосновением ладони к волосам и спине дыхание Гермионы становилось ровнее и глубже. Она успокаивалась от такой почти заботы, расслаблялась, доверялась.       Том ведь легко мог уйти. Он и сам это понимал, но убеждал себя, что ему настолько нужен дракон-инфернал, что он готов рискнуть репутацией и постараться выпутать Гермиону из этой ситуации.       Она уже давно успокоилась. Настолько, что можно было бы подумать, что она спит, если бы они оба не стояли на ногах. Том потрепал девушку за плечо, призывая к разговору. — Соглашайся со всем, что я говорю, поняла? — он почувствовал шевеление на плече — Гермиона кивнула. — Я создам фальшивое воспоминание, если они захотят проверить, — снова то же движение. — И пораню тебя, чтобы точно поверили, — не дожидаясь кивка, он разжал объятия, опустился на одно колено и в полной тишине провёл палочкой от её колена до самой туфли. Вслед за этим движением на коже появился глубокий порез, Миона зашипела от боли. — Всё хорошо, слышишь, — сказал он, поднимаясь в полный рост. — даже шрама не останется, — этими словами Том отвёл её к стене, где она провела всю ночь и снова усадил на пол.       Наконец избавившись от лишней тяжести, Риддл расслабился. Он приложил кончик волшебной палочки к виску и попытался создать для Гермионы воспоминание, способное объяснить всё произошедшее. Непроходящая головная боль и звон в ушах не позволяли сконцентрироваться на образах и создать из отдельных картинок цельную историю. То и дело в неё пробивались кусочки реальных воспоминаний или только что исчезнувшее в темноте коридора существо нападало на Гермиону сзади, или мелькало мёртвое тело Миртл. Нет, всё должно быть идеально: тело — пропало, тварь не Василиск, Гермиона — такая же жертва.       После множества бесплодных попыток, Том подошёл к умывальникам, набрал в руки ледяной воды и выплеснул себе в лицо. Затем ещё раз. И ещё. Пока не почувствовал себя достаточно трезвым. Он убрал со лба мокрые пряди и снова приложил палочку. Он представил, как могло бы всё могло начаться, старался запомнить каждую мелочь, чтобы не было несостыковок, попытался придумывать действия Гермионы, а не приписывать ей то, что сделал бы сам.       В очередной раз палочка Риддла коснулась виска Гермионы. Он представил себе двух девушек, на повышенных тонах обсуждающих последние события. Их голоса всё чаще и чаще срывались на крик, а ссора плавно перетекала в драку.

***

— Дрянь такая! — завопила Миртл, толкая соперницу на рукомойники. Миона зашипела от болезненного удара поясницей. — Ты заслужила всё это! Ты думаешь, ты лучше остальных магглорождённых, если ходишь с Томом и его компашкой, а на самом деле ты ещё более жалкая, чем они! У них есть хотя бы происхождение, у нас есть гордость и принципы, а у тебя — ни того, ни другого. Только и можешь, что подстелиться под кого надо! — верещала Уоррен, размахивая руками у самого лица Гермионы, так и норовя вписать ей пощёчину. — Гордость? Принципы? — Грейнджер саркастично хохотнула. — Твоя гордость захлебнулась твоими же слёзками, девочка, — Миона перехватила её запястье и дёрнула на себя. — Вот и сейчас ты так гордишься собой, что вот-вот заревёшь, — сказала она, глядя в блестящие от подступающей влаги красные глаза. — И какие ж это у тебя принципы, принципиальная моя? Принцип коврика для ног? Принцип нескончаемого нытья? — она отпустила руку и продолжила спокойнее. — Миртл, отстань от других, отстань от себя. Ты придумала нашу дружбу ещё до того, как я заселилась в ваше общежитие, и это не моя, и не твоя тоже, вина, что этой дружбы не получилось. Ты выбрала меня не потому что у нас есть общие интересы, а потому что рассчитывала, что меня тоже начнут гнобить. Ты думаешь, Том такой душка и пылинки с меня сдувает? Нет, пока я не показала характер, он и меня считал лишь такой же размазнёй. Вмажь Розье, когда прицепится, защищайся, если всё время терпеть, они всё время будут травить. — Самая умная? — выпалила Миртл. — Молодец какая, показала Риддлу коготки и рада стать ручной зверушкой. Если б я могла так, как ты, давно бы им наваляла. А ты и не подумала за меня вступиться… — обиженно проскулила она. — Теперь точно не подумаю, — отозвалась Миона. — Ты и впрямь отличаешься от них… Они ненавидят нас за то, какие мы есть, обе магглорождённые, это правда. А ты придумала повод для насмешек надо мной. Но это ничего, я как-нибудь разберусь, есть дела поважнее. Экзамены пройдут, и я на каждую шуточку найду ответ. А вот ты… Ты была всего лишь плаксой, а станешь ещё и лгуньей Миртл.       На этом представления Тома о девчачьих разговорах были исчерпаны. Теперь предстояло описать момент атаки и придумать, какое чудовище подставить. Том убрал палочку от виска девушки и измученно выдохнул. Он опирался на что-то спиной, но не понимал, на что. Из ощущений у него остались только колючие мурашки на лице и головная боль. Гермиона взяла его за подбородок и заставила взгляды встретиться. По его остекленевшим глазам расползались алые нити налитых кровью капилляров. Там, где сетка сосудов не выдерживала давления, по исполосованным белкам растекались красные пятна. Его лицо казалось нездорово худым, будто за ночь Том потерял несколько килограммов веса. Кожа его лица по цвету почти не отличалась от белков глаз, лишь только вены под ней казались синими. Кровеносные змеи расползались с двух сторон от шеи и висков к губам и щекам, где тончали и тускнели, но огромными фиолетовыми пятнами разливались под глазами. От Риддла веяло изнемождённым холодом, было видно, что он держится из последних сил.       Сознание требовало нормального отдыха с горячим чаем и мягкой постелью, а не передышки на холодном каменном полу. Но Том отказывал себе и отчаянно пытался вытащить из воспоминаний хоть какой-то образ для чудовища. Тогда он вспомнил про питомца Хагрида — акромантула.       От напряжения, которого ему стоило каждое движение, вена на лбу вздулась и запульсировала. Пустой взгляд обрёл вдруг осмысленность. Том вновь поднёс палочку к голове Гермионы и мыслями растворился в образах, которые пытался туда вложить. Он никогда не видел этих тварей вживую и пытался придать объём и живой вид иллюстрациям из учебников. Восемь огромных, волосатых, липких для ползанья по стенам ног. Когда это существо ползёт, его суставы вертятся, скребут по твёрдому наружному скелету, перебирают грубые волоски шерсти. Его поступь тихая, отзывающаяся едва слышимым шуршанием в воздухе, легко заглушаемая криками ссоры.       Его чёрные глаза, залитые одними лишь зрачками до самых глазниц, без единого движения следят за жертвами. Все восемь пар устремлены из тёмного угла на ничего не подозревающих девушек. Пищеварительные рефлексы интенсивно работают — рот наливается едкой паучьей слюной, переваривающей жертву вместо желудочного сока. Скоро в его плевке растворится нежная кожа, она покроется горячими волдырями и сочащимися кровью ранами. Затем нервы, проходящие под кожей. Кислота будет раздражать их, заставлять зависимые от них мышцы хаотично сокращаться и расслабляться, и спасительные, стряхивающие с тела жидкость движения превратятся в предсмертные конвульсии. Следом, когда нервы будут переварены, а в мышцах появятся зияющие дыры от едкого вещества, начнётся самая долгая часть — кости. Оболочку яд акромантула может лишь повредить, но не уничтожить, но и из этих повреждений вскоре гутой красной лужей начнёт растекаться костный мозг. Потом начнут разрушаться суставы. Их остатки смешаются с общей, напоминающей густую рвоту, кашей из человеческого мяса и паучьей слюны. Больше не скреплённые рёбра с глухим плеском попадают в это месиво и утонут, снова прячась под мягкими тканями.       Паук подкрался неожиданно, огибая девушек длинными тенистыми путями вдоль стен, пока не подобрался достаточно близко. Первой монстра заметила Гермиона. Он вышел на свет прямо за спиной Миртл. Миона завизжала, заставляя однокурсницу обернуться и проследить за своим взглядом. Миртл впала в ступор, а Гермиона засуетилась в поисках палочки. Из-за неаккуратных шлепков по карманам палочка выпала и закатилась под умывальники. Хозяйка ринулась за ней.       Обездвиженная страхом миртл смотрела на паука ровно до тех пор, пока тварь не выплюнула в неё огромную каплю секреции. Миртл очнулась, но было уже поздно. Ладони, лицо и шея уже горели и покрывались мелким расползающимися язвами. Когда слюной пропиталась ткань, жгучие ссадины покрыли всё тело. Отчаянные попытки девушки стряхнуть с себя вязкую жидкость напоминали беспомощное брыкание рыбы на льду и только больше размазывали яд по коже. Совсем скоро Уоррен запищала от боли. — Водой! — рявкнула Гермиона, всё ещё искавшая палочку между вьющихся на полу труб.       Но Миртл уже не слышала ничего — яд поражал её организм изнутри, затекал в уши, разъедал кожу и мышцы шеи и проникал в глотку, обжигая голосовые связки. Изо рта её потекла тоненькая струйка крови. Девушка потеряла то ли сознание, то ли жизнь — она завалилась сначала на колени, а потом на бок. Её пальцы подрагивали и чуть дёргались мышцы лица. Кожа продолжала ветшать и расползаться.       Паук, чтобы не терять времени на ожидание, перешагнул всеми своими лапами через труп и нацелился на Гермиону. Девушка сидела на пыльном полу, вжавшись спиной в холодную мокрую трубу и встретилась глазами с четырьмя парами глаз акромантула. Она заметила странное шевеление вокруг челюстей и поняла, что он готовиться прыснуть ядом. Миона попробовала пнуть тварь ногой и попала прямо под клыки. Тварь взревела, а Гермиона вдруг нащупала кончиками пальцев рукоять своей палочки. — Инсендио! — прокричала она, и под лапами акромантула всполыхнул сноп искр.       Разъярённый паук неуклюже развернулся, задев ногу девушки своей острой лапой. Он обтянул убитую девушку в тонкий, но прочный кокон паутины, впитавший в себя всё, что успело раствориться, и утащил за собой в темноту.

***

— Кто-нибудь, эй! — крикнул Том, закончив подделывать воспоминания. — Профессоры! Кто-нибудь! — он мастерски управлял голосом, так, что вовсе не было слышно, что помощь нужна не ей, а ему самому. Он приложил палочку к шее, прочитал заклинание и попробовал ещё раз. — Студентке нужна помощь! — Что вы делаете в женской уборной, мальчик мой? — в коридоре послышался голос профессора Слагхорна. — Мы с Гермионой договорились встретиться… — голос Тома проседал от напряжения, но Слагхорн придал этому иное значение. — Понимаю-понимаю, юность для того и нужна, чтобы встречать рассветы с возлюбленными, — преподаватель улыбался по-доброму. — Помогите ей, — Тому повезло, что учитель к нему лоялен и не заметит, если он перестанет притворяться. — Она не пришла. Я её искал. Здесь что-то произошло, — он говорил, тяжело дыша. Держаться дольше было тяжело. Сейчас он хотел, чтобы снова пришла Гермиона со сливочным пивом и идиотскими шуточка, и спать. Безумно хотел спать. — Не волнуйся так, Том, — Гораций был явно больше обеспокоен состоянием своего любимчика, чем девушки, которой он так просил помочь. — Как ты себя чувствуешь? — профессор всегда был фамильярен, но это был первый раз, когда он перешёл границу напускного дружелюбия и проявил почти отеческую заботу. Преподаватель обхватил ладонями руки Тома выше локтей и растёр, согревая. Он легонько потряс юношу в попытках привести его в чувства. — Том, тебе самому нужна помощь, — Слагхорн пытался разглядеть в пустых глазах хоть каплю осознанности, но Том действовал на автомате, не размышляя, а чётко выполняя пункты плана. Для этого не нужно понимать. — Помогите ей, — повторил Риддл и скатился спиной по стене.       Профессор прошёл вглубь комнаты и заметил запуганную девушку, жмущуюся в угол между стеной и кабинкой. — Мисс Грейнджер! — он опустился ближе к Гермионе. Она на вид была намного спокойнее на вид, чем Риддл, но на её ноге зияла огромная царапина. Девушка была сильно напуганной и уставшей. — Что с вами случилось? — Паук.       Больничное крыло гудело ульем. Этому гулу вторило сознание Тома, но он подстёгивал себя, заставлял собственную память и учителей верить в то, что жертва нападения — Гермиона, и помощь нужна именно ей. Кажется, все проглотили эту версию. Профессор Диппет послал лесничего Огга на поиски акромантула и Миртл. Профессор Слагхорн суетился над противоядием. Профессор Вилкост допрашивала Хагрида, а факультетские приведения — своих студентов. Другие преподаватели тоже наверняка занимались делом Уоррен, ведь в школе были отменены занятия и введён запрет покидать общежития до завтрашнего утра.       Вне своих спален были только двое студентов — Риддл и Грейнджер. И оба они находились в больничном крыле, сидели на соседних койках под пристальным вниманием Альбуса Дамблдора. Он сочувствием и подобием заботы отзывался на состояние Гермионы, можно было сказать, что отчасти он поверил в их легенду. Но лишь отчасти. Он понимал, что девушка действительно увидела что-то жуткое и напугалась до полусмерти, но акромантул вызывал у него подозрения. Полный недоверия взгляд профессора вцепился в Тома. Юноша выглядел слишком изнемождённым для простого свидетеля. Конечно, обожающий его Слагхорн всё оправдывал молодой горячностью, муками сердца и состоянием шока, но трезвое и ясное сознание Дамблдора чётко видело в Томе не обескураженного юнца, а уставшего бойца. Нутро юноши было настолько опустошено, что буквально перетягивало в себя чужую энергию — он использовал очень сильную магию, требовавшую полной отдачи. — Позвольте вашу палочку, Том, — Дамблдор протянул раскрытую ладонь. Том медленно и неловко передал учителю древко. — Фините Инкантатем, — произнёс Альбус, но последним заклинанием оказалось «Сонорус», с помощью которого Риддл дозвался Слагхорна. Дамблдор разочарованно вздохнул и вернул палочку владельцу. — Это было совершенно никчему, Альбус, — удивился вошедший преподаватель зелий. — Вы же знаете Тома столько лет, за ним нет ни единого нарекания, более того, вы сами привели его в Хогвартс. А что же до Рубеуса, так месяца не проходило, чтобы он не попал в историю. Пикси, феи, — он замахал рукой перед лицом, будто отмахивается от существ. — Водный человек в ванной Гриффиндора в позапрошлом году! Мы прощали и закрывали на это глаза, списывали на познавательный интерес, но теперь я понимаю, какую огромную ошибку он совершил с нашего попустительства. Смерть этой девочки не только на нём, но и на всех нас тоже. — Вы правы, я многое спускал ему с рук… И Тома я прекрасно знаю, — тихо, будто говоря только с самим собой, протянул Дамблдор. — Да, Миртл Уоррен умерла из-за меня, — он окинул слизеринца многозначительным взглядом и грузной поступью направился к выходу. — Держите, мой мальчик, выпейте это и спускайтесь к себе, — Гораций протянул ученику дымящуюся травяным ароматом чашку. — И вы, мисс Грейнджер, за вас очень переживает Серая Дама, успокаивайтесь сами и пойдите успокойте её, — Гермиона получила такой же напиток.       Студенты переглянулись и почти одновременно выдохнули, тихо, медленно, так, чтобы никто не заметил. Их афера выгорела. Пронесло. — Ты как? — первой подала голос Гермиона.       Перед тем как ответить, Том пересел к ней. — Тише, это ты тут у нас пострадавшая, спрашивать должен я, а то наша маленькая пьеска покажется неправдоподобной, — он говорил шёпотом, без заботы в голосе и лице, скорее, из расчёта, ради поддержания образов. — Ничего серьёзного, — громче ответил он. — Тебе лучше? — он задал вопрос с такой похожей на искреннюю улыбкой, что Гермиона улыбнулась в ответ и вместо слов положила голову ему на плечо и закивала, шаркая щекой по мантии. — Неплохо. Сработаемся, — снова вполголоса добавил он.       Следующее утро началось обычно. Команда по Квиддичу разбудила Гермиону своими сборами ещё до рассвета, но спать больше и не хотелось. Отвар Слагхорна заставил её сознание отключиться, как только голова коснулась подушки. Ни однокурсницы, ни Елена не успели расспросить её. Теперь же в сонных предрассветных сумерках, в тишине раннего утра Гермиона могла побыть наедине с собой.       В Дурмстранге из окна открывался бы неподражаемый вид. Снежные шапки, сверкающие переливами пурпурного и золотого рассвета, устилали бы горные вершины. Огромные зеркала скованных людами озёр растворяли бы в себе плавные переливы розовеющих облаков. А ниспадающие кудри тонких горных рек струйками алой крови опускали бы к подножиям первые солнечные лучи. Кто-то может говорить, что утро начинается на востоке, но Гермиона знала — утро начинается в горах.       В Шотландии нет таких высоких пиков, а осень не сияет звёздами-снежинками. Однако Гермионе пришлось научиться признавать очарование и здешней природы. В долине сгустился густой туман. Кажущий лучистую корону рассвет окрашивал воздух в сиреневый, а покрывающий землю туман поглощал этот цвет, обретая такой же свежий оттенок холодного утра. Природа унывала. Холода изводили её, заставляя деревья сбрасывать листву, чтобы она толстым слоем гнила под ногами.       Ещё недавно утро здесь начиналось с рубиново-золотого плеска восходящего солнца в кронах. А теперь согревающая, ясная бодрость первых осенних деньков сменилась тоскливой, тягучей хандрой. Но и в этой хандре была своя красота: она умиротворяла, навевала спокойные образы во взбудораженный разум. Такая осень нравилась Гермионе ничуть ни меньше бабьего лета. Особенно сейчас, когда рой выводов, осознаний, событий и воспоминаний гудел под черепом, угрожая его разломать.       По мере того как горизонт яснел и озарялся, студентки одна за другой просыпались, начинался школьный день. Все вопросы однокурсниц были одинаковыми, предсказуемыми: «Что за тварь?», «А как оно выглядит?», «Как думаешь, что с Миртл?». Ну и конечно же король-вопрос, интересовавший всех девушек факультета: «Как получилось, что тебя нашёл именно Том? Он специально тебя искал, а? Что у вас?».       К вопросом про акромантула Гермиона легко придумывала ответы, но вот последний был действительно сложным. Забота Тома — игра на публику. Но их сделка обернулась поцелуем в Тайной комнате. Насколько серьёзно это вообще? Мало ли перецелованных им девчонок хотя бы в этой комнате? Хотя в Томе определённо что-то есть… Эта его сила, власть над Василиском, дикое тёмное заклинание, требующее убийства, его умение терпеть, стиснув зубы, и принимать разумные решения даже в самых безумных ситуациях. Ответа на вопрос о Томе Гермиона ещё сама не знала, а потому решила продолжить играть в игру неосознанно начатую Слагхорном и ловко подхваченную Риддлом. — Что у нас должно было стать ясно вчера, — обступившие Миону вокруг девушки разочарованно вздохнули — такая сплетня сорвалась!