Champs de lavande (Том 2)

С первых минут дождя, город начинает звучать по-другому. Шум дождя на крышах, стук капель по окнам и треск под ногами создают мелодию, которая наполняет воздух. Этот звук успокаивает и уносит в свои размышления. Из разных частей города можно услышать шум автомобилей, которые двигаются медленнее, а звуки гудков становятся глуше. Все это создает ощущение уединения и спокойствия. И Теодор Грамбелл безусловно любил пасмурные дни. С особым трепетом и воодушевлением он прислушивался к каждому раскату грома. Вдыхая свежий осенний воздух, Теодор ощущал, как его мысли становятся ясными и спокойными. Он наслаждался звуками дождя, который стучал по крышам и листьям деревьев. Это был мелодичный концерт природы, который звучал только для него. Продолжая свою прогулку, Теодор заметил, что вокруг него всё замедляется. Люди спешат, пытаясь укрыться от дождя, но он оставался непоколебимым. Он просто наслаждался каждым мгновением, каждой дождевой каплей, которая падала на его ладонь. Теодор Грамбелл всегда был человеком, который стремился к пониманию себя и своего места в этом мире. Он задавал себе вопросы о своих целях, мечтах и истинных желаниях. Однако, несмотря на все его размышления, он так и не мог найти окончательного ответа на вопрос о своей истинной сущности.Осенний дождь, который лился над головой Теодора, казался символом его внутреннего состояния. Капли воды, падая оземь, создавали бесконечные отражения, передающие его собственные мысли и сомнения. Он понимал, что каждый человек - это сложный пазл из различных качеств, интересов и опыта. Но как все эти части собираются вместе и определяют его истинную личность? Для чего он живёт? Какой смысл в том, чтобы вообще просыпаться по утрам? От внутреннего монолога и бесконечно запутанных размышлений парня оторвал чей-то очень знакомый голос. На секунду Тео остановился, свято веря, что ему почудилось. Недолго он вглядывался в редеющие тёмные тучи над горизонтом закатного неба. Из-под величавых глыб серо-синего одеяла, укрывающего неба, выглядывало оранжевое солнце. Всё вокруг заискрило великолепием золотых красок октябрьской поры. На фоне плотных увесистых туч жёлтые дома, будто светились, излучая тёплый свет. От этой картины на душе Теодора стало так легко, что улыбка сама поползла вверх. Новые мысли стали только зарождаться, расталкивая мрачную серую вереницу глубоких мыслей о мироздании. "Наверное, ради этого мы встаём по утрам?" —  подумал промокший до нитки Теодор, рассматривая каждое многоэтажное здание. — Тео! Ты чего творишь? Знакомый голос стал громче, но по-прежнему он доносился откуда-то из глубины города. В удивлении Теодор оглянулся вокруг. — Дэн! Ты что тут? — Что я тут? Ты снова промокнешь, я тебе зонтик несу. Невольно Теодор снова улыбнулся. Этот силуэт он узнает за сотню миль,а если Тео суждено ослепнуть, его всегда будет вести за собой сладкий запах ванильных духов, которые так любил Даниэль. Влажные от осеннего дождя рыжие волосы потемнели. Весь запыхавшийся, неуклюже спотыкаясь о неровный асфальт, Дэн шагал навстречу светившемуся улыбкой Теодору. За эту, увы, скоротечную минуту шатен разглядел каждую чёрточку лица вплоть до каждой веснушки. — Вот. Отдышавшись, Даниэль протянул Теодору сложенный чёрный зонтик с закрученной ручкой-тростью. На фоне его, промокшего, казалось, до нитки, сухой, аккуратно сложенный зонт смотрелся комично и до ужаса странно. — Дэн, это очень мило, спасибо тебе. Сделав пару шагов навстречу, Теодор взял зонт и обнял вымокшего Даниэля. — Но почему ты не открыл его? Ты ведь тоже промок... Кажется, сильнее, чем я. — А это сюрприз. Открой его. В глазах Даниэля промелькнула искра. Видимо, эта искра зажгла фонари вдоль улицы. На лице появилась задорная улыбка. Теодор раскрыл зонт, и оказалось, что зонт не просто чёрный — внутри он светился созвездиями. — Ничего себе... Дэн, где ты его достал? — Выцепил в торговом центе по пути. Я знаю, тебе он понравился, когда мы гуляли там. — Дэн... На несколько мгновений Теодор задержал дыхание, что б не расплакаться. И не понятно, то-ли от счастья, то-ли от обиды на беспомощность. Беспомощность, которая не давала Теодору почувствовать себя свободным от постоянного контроля и заботы. Подчас он щлился сам на себя, ведь его любят, ценят, заботятся. А он? Он ни о ком не может позаботиться. Чувство бессилия съедало последнюю надежду на возможность распахнуть крылья. Теодор давно не чувствует себя собой. Всё вокруг кажется скоротечным. И этот зонт, и эта жизнь, и этот Дэн. — Это хороший подарок. Но сегодня он мне не нужен. Стоящий напротив Даниэль в удивлении выгнул бровь. — Тебе не нравится? В голосе Дэна отчётливо прозвучала досада. — Что ты, мне очень нравится! Я просто не хочу прятаться от дождя. — Тео, ты заболеешь. — Дэн, хватит, — протянул Теодор, взяв руки Даниэля в свои мокрые ладони.— Давай хотя бы сегодня без контроля. Давай гулять под дождём, давай заболеем, и чёрт с ним! Давай почувствуем себя свободными. Хотя бы сегодня. На секунду Даниэль даже затаил обиду. Слова Теодора, сказанные на эмоциях, казались укором. Но обида быстро отступила, когда рыжеволосый поймал на себе полный счастья взгляд Теодора. — Ладно. Как всегда, на тяжком выдохе, парень улыбнулся. Иногда за мелкие шалости отвечал Теодор, а Даниэль, не в силах сопротивляться чарующей улыбке, с выдохом соглашался на подобоного рода авантюры. — Только недолго. И обещай, что мы зайдём за горячим кофе, я замёрз. — Ура! — смеясь, воскликнул Теодор. Случались моменты, когда серьёзный, стеснительный и слегка меланхоличный Тео внезапно становился по-детски радостным. И эту черту характера Даниэль просто обожал в своём партнёре. И сейчас он снова решил подыграть озорству Теодора, отправившись гулять в местный городской парк. Под тяжелым осенним небом парк преображался, словно принимая на себя все горести и радости этого мира. Дождевые струи ласково обнимали стволы деревьев, превращая листья в капли топазового стекла, которые тихо падали на землю, создавая музыку нежности и скорби. Вся природа казалась ожившей, наполненной чарами и тайнами, готовой рассказать свои истории лишь тем, кто готов прислушаться. Парковые фонари, отражаясь каплями здёзд на влажных листьях, проливали чуть мутный белый свет. За этим многообразием оттенков природы, сидя в старой, заросшей хмелем, беседке, Теодор с Даниэлем. Набегавшись вдоволь под холодным дождём, уставшие купили кофе и приметили эту беседку ещё вначале прогулки. — Я не знаю, Дэн... Я уже не хочу поступать. — Ты чего, Тео! Ты же так хотел этого! — Да. Раньше. Сейчас я уже этого не хочу. — А чего ты хочешь? — Не знаю. Теодор пожал плечами,загадочно улыбаясь. — Я хочу спокойной жизни, наверное. Где-то далеко отсюда. — А наши поля? — Наши? — Конечно! Чьи же они ещё? Ты готов бросить их? — Я не знаю. Может быть, готов. — Ну не знаю, Тео. По-моему ты слишком сильно загнал себя. Всё не так плохо, как кажется. Ни сегодня, так завтра у тебя появится желание снова рисовать, и ты не захочешь бежать куда-то отсюда. Я, честно, совсем не понимаю тебя. Впервые за два года наших отношений. — Я и сам себя не понимаю. Мне просто интересно... Кто я такой вообще? Почему я решил, что я могу стать художником? — Ты можешь! Ты уже художник! — У меня даже отца нет. — При чём здесь твой отец? — Не знаю. Просто мне кажется, будь у меня отец всё было бы совсем иначе. — Тебе меня мало? Вдруг Теодор расхохотался. — Что ты, тебя никогда не будет мало. И много тоже. А вот времени, которое мы всместе проводим... Вот его четовски мало. Аккуратно подсев ближе, Теодор слегка каснулся губами уголка губ Даниэля. Тот же, не желая прерывать кратковременную близость, поцевал Теодора сильнее, подминая губы младшего своими губами. Сохраняя тишину, Даниэль обнял Теодора, прижимая к себе. — А давай вместе будем жить? — Дэн, ты шутишь? — Нет, я серьёзно. Давай съедимся. — Ага. Но для начала объясним нашим родителям, что это чисто в рамках поступления, которое я неоднократно провалил. Послушай, Дэн, давай не будем торопиться? — Ладно, — грустно выдохнув, произнёс Даниэль. Не разжимая объятий, Теодор ощутил, как губы любимого касаются его шеи. Горячие поцелуи были полны страсти и желания зайти чуть дальше. Это стало понятно, когда Диас стал наваливаться на Грамбелла. И вот, Теодор лежит на деревянной скамье, усеянный поцелуями. Пока его нежную шею с особым трепетом и вниманием ласкал Даниэль, Тео краешком глаза наблюбал за холодным свечением фонаря, окружённого пожелтевшей листвой. На секунду, периферийно лаская спину Даниэля, Теодор задумался о том, что сейчас происходит. Вот он лежит на холодной скамье деревянной беседки в дальнем уголке парка; дождь отбивает марш по умирающей листве; свет фонарей ярок, но так же, как листья, мёртв — и зимой и летом он будет так же по-мертвецки холоден; чёрное пальто промокло до нитки. Лёгкий, но холодный ветерок проносит осеннюю прохладу между разгорячёнными телами, оставляя на губах привкус влажного сияжа. Горячие руки Дэна заходят всё дальше, прощупывая каждый сантиметр желанного тела. Ещё немного и Даниэль зайдёт ещё дальше, спускаясь ниже, пока... — Дэн... Дэн, подожди! — Что случилось? — Я... Я не готов. — Да брось, милый, мы почти преодолели барьер. Даниэль снова вернулся к ласканию шеи. Теодор всей душой хотел отдаться своему парню, но не отыскав былого жара, оставил того. — Стой, нет... Прости меня. Я не могу. Дэн тяжело выдохнул. Оба парня приняли сидячее положение снова. На несколько минут воцаридось молчание. Только дождь то почти исчезал, теряясь в мутной дымке влажного столба, то становился сильнее, сбивая слабые листья. — Прости, Дэн. — За что? — Ну... Ты знаешь. — Забуть, Тео. Я никуда не спешу. Хотя стоило бы поспешить домой. Взявшись за руки, парни двинулись в путь. Минуя спящие аттракционы, они, прижавшись друг к другу, шагали навстречу прохладному ветру и хлёсткому дождю. Но никакой дождь им не был страшен, особенно под зонтом.