Семейство котов 4

      Вы подружитесь, говорила она, всё будет хорошо.       Джим, оглядывая комнату, мысленно осыпал комендантшу всеми бранными словами.       Ему так-то и в своей комнате жилось неплохо. Но нет. Решено было, что первокурсники должны тусить вместе. А он, второкурсник, может идти… в другую комнату.       Что иронично, переселили его к пятнадцатилетке.       Почему к тому не впихнули какого-нибудь первокурсника, Джим так и не понял. Взрослые, натянуто улыбаясь, сказали что-то про богатую родню. Мажорчик. Понятно.       Этот самый мажорчик лежал сейчас на второй кровати, болтая ногами в воздухе и увлечённо черкая что-то на бумажке. Первая же кровать была как раз его, судя по завалу на ней.       — Эй! — нужно же начинать взаимодействие? — Это моя кровать?       Пацан резко обернулся. Несколько мгновений он тупо смотрел на Джима, а потом вдруг подпрыгнул, впившись пальцами в свой беретик.       Беретик внутри комнаты. Ага. Джим с сомнением окинул всего своего соседа взглядом и пришёл к выводу, что тот только что откуда-то пришёл.       — Какая кровать моя? — с усилием повторил Роудс, напоминая себе растягивать губы в подобии улыбки.       — Ты вообще кто? — возмущённо проныла мелочь, подрываясь с кровати, подходя к нему и скрещивая руки на груди.       — Сосед твой новый, — Джим закатывает глаза — а вот зря он это сделал, на потолке оказались прилеплены какие-то взрывные плакаты. Парень переводит взгляд на лицо оппонента, решая смотреть только на пацана. Чтобы не словить случайно инфаркт от вида комнаты… В которой ему ещё и жить предстоит.       — Ко мне никого не должны были селить… — пацан озадаченно склоняет голову набок, хмуря брови.       — Но вот поселили, — бубнит Джим, проходя в комнату и затаскивая за собой сумку. Затем подгребает через валяющиеся на полу раскрытые учебники к освободившейся площади и плюхается на покрывало.       Новый сосед стоял всё ещё на месте, усердно думая. Затем вдруг, округлив глаза, шомером бросился в ванную.       Выползал он оттуда в новеньких штанах, как-то странно подтянутых, и… всё в том же злополучном берете. Не снимал он его и до конца дня.       Джиму, в принципе, было на него как-то фиолетово, но когда пацан — Тони, он представился — вполз в кровать вечером всё ещё в головном уборе, Роуди наконец-то не выдержал.       — Ты почему в нём ходишь-то?       Мелочь к нему резко оборачивается. Пялится очень пристально и внимательно, с какими-то странными эмоциями. А затем заговорщески спрашивает: — А ты никому не расскажешь?       Полусонный мозг Джима раздирают сразу два вопроса, взаимоисключающие: с чего бы пацану доверять что-то важное незнакомцу и с чего бы тянуть весь день, если это что-то неважное?       Второй вопрос отпал сам собой, когда Тони стянул берет и предвкушающе на Джима уставился.       Шевеля ушами.       Большими такими тёмными кошачьими ушами.       Джим пытался выбрать, какой же матерный словооборот стоит протолкнуть из горла в первую очередь, дабы максимально точно передать то, что он об этом думает.       Тони тем временем, кружась на кровати на коленях, беспечно боролся с поясом, а затем выдрал-таки из недр штанов ещё и хвост. Логично. У нэко же помимо ушей ещё и продолжение позвоночника идёт.       — Ну? — Малолетка склонил голову набок, следя за ним взглядом.       — …Хвост, — определился, наконец, Джим. — У ТЕБЯ ЕСТЬ ЧЁРТОВ ХВОСТ… А шевелить им можешь?       Где-то на краю сознания крутилась, конечно, мысль, что то, что пацан нэко, тайной великой должно было быть. Иначе бы не учился он здесь. И вообще где бы то ни было.       Может, поэтому жил один. Поэтому и первокурсника при нехватке места не подсунули.       Тони же гордо и несколько презрительно кивает, мол, как о таком пустяке спрашивать можно вообще, и демонстративно выкручивает длинным хвостом какую-то замысловатую фигуру в воздухе.