О Смерти замолвите слово

      — Мистер Поттер, ваше поведение недопустимо для преподавателя! — кричит на него директор Диппет.       Гарри молча выслушивает ругательства. Он и сам понимает, что поступил глупо, поддавшись инстинктам.       — Я понимаю, — старается спокойно произносить Гарри, пока сам подавляет дрожь. Слишком много стресса. Слишком много подавителей.       — Понимаете, а вот я не уверен. Вы! Вы зарычали на другого преподавателя, когда тот хотел увезти ученицу в больничное крыло. Да, у девочки началась течка, но вы, как преподаватель, должны были, вести себя соответственно, а не как дикое животное! Рычать и ломать руку предполагаемому «сопернику», — директор показал кавычки в воздухе, — это не достойно преподавателя. Если вы не можете себя сдерживать, то начните принимать большую долю подавителей!       Недавно колдомедик из Мунго сообщил Поттеру, что увеличение дозы подавителей может оказаться для него летальной.       — Вы преподаватель Хогвартса, ведите себя соответственно, — свистящим шепотом произносит директор в звенящей тишине между ними.       А ещё он лжец. Но об этом знает только он сам.       — Вы меня поняли? — смотря в глаза, произносит директор.       — Да, — автоматически соглашается, зная, что другого выхода нет.       Есть только его решения, которые и привели его к сегодняшнему дню.       — Вы свободны, — выплёвывает директор.       Гарри уходит, чувствуя когти его сущности, скребущие по рёбрам.

***

      Гарри было двадцать три, когда он приехал из Америки в Великобританию. Он закончил Ильверморни, вторичный пол — альфа, является наследником побочной ветви Поттеров и также её последний представитель из-за неизвестного проклятья, скосившего всю его семью.       А ещё он лгун.       Он не рождался в этом времени, он переместился сюда случайно, получив в спину смешанное заклинание из двух, отправленные двумя разными волшебниками во время битвы за Хогвартс. Кто это был? А имеет ли это значение?       Побочная ветвь Поттер не имела своего наследника на момент его появления здесь. Так сообщили в банке, в который он додумался сходить после нескольких дней бесполезных попыток вернуться домой, наполненных страхом и отчаяньем. У него заканчивались подавители, железы на шее начинали зудеть и болеть, будто чувствуя долгожданное освобождение. Гарри чувствовал себя нервным, раздраженным и уставшим. Практически не показывавшая признаков жизни сущность начала голодно требовать дать ей все, что она хочет.       Сидя в гостиничном номере, Гарри понимал, что даже, если бы он захотел, он не смог бы дать сущности что-либо из того, что она хотела. Это было небезопасно, безрассудно и уж точно не должно было происходить в Дырявом котле.       Неожиданно, но гоблины помогли ему, изменив некоторые документы. Иначе он не мог объяснить, почему проверка крови показала, что он последний представитель побочной ветви Поттер. Гоблин не был удивлен результатом, просмотрев документы, он повернулся к Гарри.       — Мистер Поттер, как давно вы на подавителях? — спросил он.       Зуд в тот момент вновь раздражает кожу, заставляя вжаться в кресло, вдавливая себя в спинку, чтобы заглушить одно чувство другим. Раздражение и нетерпение давит на горло и виски, заставляя дергать ногой.       — К чему этот вопрос? — шепотом произносил он.       — Не к чему. Но я должен напомнить об опасности чрезмерного употребления подавителей. Для омеги это опасно и…       — Я знаю! — перебил его Гарри, переходя резко с крика на шепот. — Знаю.       Он лгун, потому что быть омегой небезопасно. Потому что быть омегой это значит быть под прицелом.       Потому что слова о том, что Хогвартс безопасное место — ложь.       Передернув плечами, Гарри смотрит в глаза гоблину:       — Я знаю, но не могу. Пока не могу, — нервно сглотнув, он потирает ладони друг об друга, облегчая зуд. — Я знаю, что мне нужен колдомедик, но отказаться от подавителей не могу.       Гоблин кивает, ничего не спрашивая, это не входит в его обязанности. В его обязанности входит: передать ключ от хранилища и порт-ключ от небольшого поместья, найти колдомедика, способного удержать омегу на плаву, сообщить Поттерам основной ветви о наследнике побочной ветви и подготовить документы, изменяя возраст, вторичный пол и свидетельства о законченном образовании.       Это входит в его обязанности. И он это сделает. И не только потому что в углу листа с результатами проверки крови постепенно исчезает знакомый многим треугольник.

***

      Сидя в своем кабинете после разговора с Диппетом, Гарри вновь возвращается к мыслям, почему же он, вообще, решил, что работа преподавателем ему подходит.       Гарри Поттеру, омеге, было двадцать, когда он стал преподавателем основ магии для начальных курсов, потратив два года жизни в этом мире на то, чтобы подтянуть некоторые из знаний и немного попытаться улучшить здоровье. А по документам, Гарри Поттеру, альфе, было двадцать пять. Тогда ему пригодилось это изменение в возрасте, позволив ему получить работу, в которой ему изначально хотели отказать.       Сейчас ему двадцать девять, по документам тридцать четыре. И он слишком устал, чтобы продолжать.       В начале он хотел вернуться в знакомое место без следов войны, которые он видел в последний раз. Он думал, что не задержится дольше года, но…       — Профессор, — тихо зовёт его одна из учениц, смущённо прижав к груди портфель.       — Сара, что случилось? — также осторожно спрашивает он её.       Юные омеги приходили к нему, чувствуя в нем того, кто мог помочь, мог понять. Более старших одергивали, напоминая, что он альфа, а не омега, как они. Но более младшие продолжали тянуться к нему, не придавая значения словам о его вторичном поле.       Гарри согласился остаться ещё на пару лет. Из-за них. И ещё больше из-за магглорожденных.       Потому что дом номер четыре навсегда был пропитан кислым запахом страха омеги.       Но его решение и теплое отношение к детям имели последствия.       — Мистер Поттер, как вы думаете, чрезмерное внимание взрослого альфы к юным омегам не является чем-то, вызывающим подозрение в не самых благородных помыслах этого самого альфы? — произносит преподаватель защиты от темных искусств.       Гарри старается спокойно смотреть в эти блестящие решительностью глаза и не думать, что чем-то мистер Крунел напоминает ему Рона, защищающего Гермиону от издевательств. Возможно, они смогли бы дружить, но тот видел в Поттере опасность для учеников, того, кого нужно было отгородить от детей. Впрочем, как и преподаватель трансфигурации, а также будущий Директор.       — Алан, я думаю, мистер Поттер, все прекрасно понимает, — на молодом лице появляется снисходительная улыбка, которую Директор применял на нем и на других. — Так ведь, Гарри?       Волшебник кивает, словно болванчик, чувствуя тошноту только от намеков этих двоих.       Через пару лет он сломает руку одному из них.       И всматриваясь в огонь камина в этот вечер, поймет, что не жалеет. Хоть Алан и не был не прав. Но то отчуждение, которое он и Дамблдор дали ему почувствовать, постепенно втягивая в свой кружок и других преподавателей, давило на только начавшую выздоравливать сущность Гарри. Думая об этом, Гарри понимает, что ему не жаль. Внутренняя омега больше не царапает ребра, тоскуя от одиночества и показного отчуждения. Теперь Гарри все равно на этих людей.       Последней причиной стал тот, чье имя будут бояться произносить в будущем. Имя, которое он выберет сам.       Гарри знал, что три года, которые он будет преподавать у юного Тома Реддла не смогут дать слишком многого. Он не сможет перевоспитать будущего злодея и страх многих волшебников. Убить? У него рука не поднялась на то, что осталось от растерзанной души тогда, как он сможет сделать это сейчас?       Гарри знал, поэтому не особо старался, относясь к Тому чуть теплее, чем к остальным своим ученикам.       Но, кажется, этого становится достаточным, чтобы юный альфа подпустил его к себе. Чтобы Поттер перешел черты «чуть теплее, чем к остальным».       Поправляя воротник Тома, Гарри вновь показывает своему ученику, как завязывать галстук. Почему-то юный слизеринец упорно игнорирует заклинания, которые помогли бы ему за пару секунд справится с галстуком, а также все время забывает, как же это делать без использования магии.       — Запомнил? — тихо спрашивает Гарри, опасаясь вновь нарваться на Дамблдора или Крунела. И тот, и тот с удивительным упорством продолжали снимать баллы с Тома. И Гарри даже не уверен, в чем причина таких нападок. Он только и может, что перехватывать юного волшебника в коридорах, чтобы завязать ему галстук, чтобы у двух «героев» было меньше поводов снять баллы.       Том кивает, продолжая что-то высматривать в Гарри.       — Ты ел сегодня?       Он не должен был спрашивать о таком. Ему не должно было быть никакого дела до мальчишки с жадными и голодными до знаний глазами, с ярко выраженной худобой, вызванной явно неактивным образом жизни и быстрым метаболизмом.       А также он не должен был показывать мальчишке проход на кухню через картину с грушей.       — Титси, не могла бы ты нас немножко покормить? — спрашивает он первую подбежавшую к ним эльфийку.       Он не должен был рассказывать Тому о Гринготтсе. Или отводить туда, оплачивая проверку крови.       — Том, все хорошо? — спрашивает он мальчишку вцепившегося мертвой хваткой в результаты проверки. Гарри немного нервно трёт шею, чтобы не начать гладить парнишку по голове, в попытке успокоить взволнованного Реддла.       — Да-да, — прижимает тот лист к своей груди, смотря на Гарри как-то странно. Незнакомо для Гарри. Похоже на детское восхищение, на которое он его и списывает.       Не сдержавшись, Гарри все же треплет темные волосы, не замечая покрасневших кончиков ушей.       Не должен был спорить с Дамблдором, защищая Тома от необоснованных претензий. Больше не видя в том, кто должен был стать директором справедливого и мудрого старца. Он видит в нем Снейпа. Того самого Снейпа, что недовольно ворчал только от того, что Гарри жил на одной с ним планете, забывая о том, что Гарри всего лишь ребенок.       — Он всего лишь подросток, Альбус, не нужно делать из него монстра.       Не должен был общаться с подростком, который больше не являлся его учеником.       — Крестражи? Это плохая идея, Том.       — Потому что даёт вечную жизнь? — криво улыбается подросток, уже жалея, что показал найденную книгу, не желая видеть чужого недовольства.       — Потому что ведёт к безумию, — достает Гарри другую книгу, без вырванных кем-то страниц. — Пожалуйста, Том, подумай ещё раз.       Не должен был волноваться о его возвращении на летние каникулы в ужасы войны магглов.       — Ты точно запомнил то заклинание для создание купола? — тихо спрашивает Гарри, жалея, что не может забрать Тома к себе, из-за созданной репутации двумя «мудрыми» преподавателями.       — Да, не волнуйтесь, профессор, — смотрит Том на Гарри без капли страха.       Не должен был скучать, когда Том окончил школу.       — Ты молодец, — тихо произносит Гарри, прощаясь с Томом.       — Думаю, мы скоро встретимся, — улыбается повзрослевший альфа.       Не должен был.       Но…

***

      А вот то, что он должен был сделать давно.       В чемодан аккуратно ложится ещё одна рубашка. Последняя из всех.       Полчаса назад он вновь зашёл в кабинет директора и положил две бумаги. Одна свидетельство об увольнении, другая выписка из больницы о том, что ему больше нельзя принимать подавители. Оставляя ошарашенного директора смотреть в строчку вторичного пола.       Поттер не говорит Дамблдору и Крунелу, что они молодцы, выгнали злого и опасного для детей альфу. Но замечает по их провожающим взглядам, что они так и думают. Спасли детей. Настоящие герои.       А через годы Альбус закроет глаза на угрозу, которая могла привести к катастрофе для одного омеги. Ведь и он думал, что Гарри — альфа.       Возможно, Поттер был не первый. Возможно, мог стать не последним.       Но ведь Хогвартс безопасное место. Не так ли, Директор?

(Нет).

***

      На большой кровати идеально помешается фактически первое гнездо Гарри. Оно немного кривое, определенно есть над чем работать ещё, но зуд и боль в каждой клеточке тела уменьшается, даря покой, какой не дарили ему подавители, валяющиеся теперь в мусорке.       Кутаясь в тепло мягких одеял и подушек, волшебник будто входит в транс, где каждая напряжённая мышца тела расслабляется, давление в висках пропадает, кости и суставы перестают ныть. В какой-то момент комната наполняется мурлыканьем одинокой омеги, успокаивающего самого себя.       В гнезде нет феромонов других людей, и от этого на задворках сознания скребётся тоскливая мысль об одиночестве и отчуждении. Но это не так плохо. Об этом можно будет подумать позже. Сейчас он тихо мурлычет свою песню, не замечая тихих переговоров домашних эльфов.       И даже, если парочка волшебников не смогли по неизвестной причине даже подойти к дому Гарри, то он не хочет об этом знать. Как и о том, что один волшебник, считающийся одним из самых сильных магов своего времени, выбился из сил, в попытке хотя бы подойти ближе.       Альбусу мерещится тихий смех, когда он трансмигрирует домой. Наверное, померещилось. Наверное, эльфы.       А эльфы тем временем продолжают сжигать письма, обогревая небольшое поместье. Совы улетают обратно без ответа, но с небольшими угощениями в клювах.

***

      Через пару лет спокойной жизни Гарри так и не дожидается сообщений об каких-либо угрозах со стороны группы волшебников. Это должно удивлять, но погруженный в изучение артефактов волшебник не особо реагирует на внешние события, отвлекая себя работой от внешнего мира.       Письма из Хогвартса продолжают поступать, хотя Диппет и ушел с поста Директора раньше срока. А что мог хотеть от Поттера Альбус, Гарри так и не смог предположить, но и встречаться с ним он не хотел. Возможно, все дело было в том, что новость о притеснении омеги в довольно преувеличенной форме появилась в газете? Предшественник Скитер никогда не показывался перед другими, публикуя свои статьи под псевдонимом. Может от того он и хлестал словами и слогом сильнее и больнее, чем его наследница.       Что это изменило? Немного для одних и много для других. Гарри с каким-то нервным смехом видел, как люди вокруг начинали вновь говорить о священности омег для мира магии. Насколько, интересно, хватит их памяти, чтобы забыть об этом вновь? Во времена Гарри священность относилась только к омегам из знатных родов и никогда к нему самому или другим полукровкам, что уже говорить о магглорожленных?       Но все же в письмах от его бывших учеников он видел, что сейчас это относилось и к ним. А в системе школы появились некоторые изменения, которых не было даже в истории школы во время волшебника. Их было немного. Всего лишь организация специальных комнат для омег и альф в их периоды, да небольшой курс полового воспитания.

Немного, но достаточно, чтобы хотя бы часть из них чувствовала себя в безопасности.

***

      Причина, по которой он ничего не слышал о подозрительной группе волшебников оказалась довольно проста — Тома не было в Великобритании. Как оказалось тот долгое время путешествовал, набираясь опыта. И вернулся только недавно, узнал все новости и в этот же вечер оказавшись на пороге дома его бывшего профессора.       Гарри впервые видел его таким взволнованным чем-то. А ещё он вынужден признать, что Том красив. Неприлично красив для этого мира, но он быстро себя одергивает, возвращаясь мыслями в реальность.       — Том? Все в порядке?       — Да. Нет. Подождите, — он останавливает сам себя чувствуя постепенно уходящее напряжение, садясь на одно из рядом стоящих кресел.       Присаживаясь рядом, Гарри чувствует себя немного неуютно из-за взволнованной сущности. Последние годы Поттер смог больше не принимать подавители, проводя свои дни в одиночестве, обложившись книгами.       Даже со своими родственниками из рода Поттер он встречался всего два раза. В первый раз тогда в Грингготсе, во второй после новостей в газете.       Одиночество не так сильно его беспокоило, как пугало выходить из дома без подавителей. Даже гости его настораживали. Старые страхи не проходили, но становилось легче.       Присутствие Тома удивительно успокаивало, но неугомонная омега продолжала беспокоиться о настроении молодого альфы.       — Вы… Вы принимали все это время подавители? — наконец заговаривает Том.       Гарри кивает, ощущая недовольство альфы и покалывание в пальцах в желании потрепать по волосам, как в детстве.       — Вы же понимаете, что это опасно? — сдерживая злость произносит Реддл.       — Том, — старается успокаивающе говорить Гарри. — Все в порядке, тебя это не должно беспокоить…       — Но меня беспокоит! — повышает тот голос.       — Том, все, правда, в порядке…       — В порядке? Вы сами говорили, что омеги считаются священными, я так считал и считаю. Так почему вы сами же себе вредили?!       — И я рад, что ты об этом помнишь, — повышает голос уже сам Гарри. — Но так считают не все. И не ко всем относятся так.       Том замолкает, обдумывая эти слова. Гарри хочется подойти и обнять его. Но он останавливает себя, теребя рукава свитера. Омега внутри тихо скребётся, ожидая ответа альфы.       — Хорошо, — поднимается тот с кресла и быстро идя к камину. — Тогда мне нужно доказать вам обратное, — произносит он, исчезая в камине, оставляя Гарри одного в растерянности.

***

      В следующие дни растерянность только растет. Том ухаживает за ним? Для волшебника это что-то новое, незнакомое, пугающее и заставляющее омегу внутри нетерпеливо вертеться в груди в ожидании нового прихода Реддла.       Драгоценные камни для артефактов, подушки и одеяла специально для гнезда, какие-то нужные мелочи. Незаметное присутствие и участие. И слова, опоясывающие несчастную сущность Гарри словно змея своими кольцами.       Омега не вспоминает о страхе, преследующим его вместе с призраком вечерних коридоров Хогвартса. Том ни разу не вел себя также. Всегда иначе. Гарри с ним неопасно. Не так, как тогда.       Поттеру немного страшно от неизвестного, чего-то нового и непонятного, того, что он видел со стороны, но не ощущал по отношению к себе.       Страшно быть чьим-то единственным выбором.       Страшно, волнительно и приятно, от чего и стыдно. Стыдно за собственное счастье.       — Том, если ты хотел показать мне, каково это быть любимым, то спасибо, я понял, но давай больше не будем продолжать, — пытается объяснить им обоим происходящее Гарри.       — Гарри, — новое обращение проносится мурашками по коже каждый раз, когда Том его произносит. — Тебе противно?       — Нет, но…       — Я тебе не нравлюсь?       — Нет!       — Тогда не волнуйся, — легко произносит Том, целуя его в щеку, из-за чего из груди вырывается короткое мурлыканье, смущая Поттера ещё больше. А альфа только сыто улыбается, удовлетворённый реакцией.       Слов любви никто не произносит, но лёгкие поцелуи в щеки, руки, лоб обжигают кожу, отзываясь в сердце. Взгляды пробираются под кожу, заставляя верить. Прикосновения никогда не причиняют боль.       И если это все же обман, Гарри хочет в нем утонуть.

***

      Первый поцелуй выходит горячим, немного неумелым и неловким, наполненный смущением и тихими вздохами.       Первый раз… Гарри не может его вспоминать без стыда, особенно, когда в мыслях вновь всплывают слова Тома о его сладком вкусе.       Первое совместное утро пропитано спокойствием и теплом, давая время насладиться этим моментом.       Стоя напротив своей пары, Гарри вновь завязывает ему галстук, как когда-то в школьных коридорах. Только теперь он ощущает приятное давление его рук на своей пояснице.       Они не говорят слов о любви. Но смешанный запах, взаимные метки и тихие звуки удовлетворенного мурлыканья говорят о намного большем.