Дневник Геллерта Гриндевальда.

Этот день начался как обычный: теплое солнце, шумный Косой переулок, наша совместная прогулка. Но закончился он совсем не так, как я ожидал. Мы с Альбусом стали невольными свидетелями сцены, которая в одно мгновение разорвала атмосферу безмятежности. Прямо на главной улице двое братьев Мальсиберов, которых я знал лишь мельком, сцепились в ожесточённой дуэли. Никто не думал, что всё зайдёт так далеко, но всё случилось слишком быстро. Один из них повалился на землю, его палочка выскользнула из рук, а на груди расползалось тёмное пятно крови. Альбус застыл, будто его самого сковали чары. Я видел, как его лицо стало бледным, словно белый мрамор. Даже его обычно яркие глаза потускнели, наполненные смесью ужаса и горечи. — Геллерт… это… это ведь не могло быть нарочно, правда? — шепнул он, как будто искал у меня подтверждение, что всё это было лишь несчастным случаем. Я смотрел на него, на дрожь его рук, и понимал, что мои привычные, порой резкие слова здесь не помогут. — Иногда люди заходят слишком далеко, — ответил я наконец, стараясь, чтобы мой голос звучал мягче, чем обычно. — И тогда случается то, что ты видел. Но мои слова его не успокоили. Остаток дня он провёл в угрюмом молчании, словно та сцена врезалась ему в память и отказывалась отпускать. Я старался отвлечь его разговорами, шутками, но это не помогало. Моё рыжее солнце померкло, его свет стал тусклым и холодным. Когда вечер опустился на нас, и мягкий сумрак залил комнату, Альбус наконец заговорил. — Геллерт, а ты… ты когда-нибудь задумывался, что мог бы убить кого-то близкого? — спросил он тихо, не поднимая на меня глаз. Его голос звучал ровно, но я видел, как он сжимает край стола так, что его костяшки побелели. Этот вопрос зацепил его так глубоко, что я почувствовал, как в груди закипает гнев. Не на него, конечно. На всё это проклятое событие, которое вынудило его думать о таком. — Альбус, перестань, — резко бросил я, нахмурившись. — Нет, правда, — он поднял на меня глаза, полные сомнений и боли. — Что если однажды мы с тобой… окажемся на разных сторонах? Что если всё пойдёт не так? Я сжал зубы, пытаясь сдержать раздражение. — Мы не окажемся на разных сторонах, — отрезал я, глядя прямо ему в глаза. — Никогда. — Но вдруг? — настаивал он, его голос дрожал. — Вдруг ты сочтёшь, что мои идеи ошибочны, что я… не тот, кем ты думал? Я стиснул его руку в своей, сильнее, чем нужно, заставив его поднять на меня взгляд. — Альбус, ты идиот, если думаешь, что я когда-нибудь смогу наставить на тебя палочку. Даже в теории. Он вздрогнул от резкости моих слов, но я не собирался извиняться. Пусть запомнит. Пусть навсегда поймёт, что для меня он — всё. — Ты действительно думаешь, что я могу причинить тебе вред? — продолжал я, пытаясь не срываться, но голос всё равно звучал глухо. — Ты ведь сам сказал, что мы — одно целое. И если я причиню тебе боль, это будет больно и мне. Он не ответил сразу. Его взгляд смягчился, и он тихо отстранился, будто хотел спрятаться в своих мыслях. — Я… извини, Геллерт, — прошептал он наконец. — Я просто... не могу перестать думать. — Вот именно, ты слишком много думаешь, — фыркнул я, но уже спокойнее. — И порой совершенно о глупостях. Он улыбнулся, хоть и немного смущённо. — Глупостях? — Конечно, глупостях, — подтвердил я, обняв его за плечи. — Сосредоточься лучше на чём-то полезном. Например, на том, как будешь объяснять тёте Батильде, почему ты оставил меня у неё ночевать. Он рассмеялся, и я почувствовал, как тяжесть в моей груди исчезает. Моё рыжее солнце снова сияло, пусть и чуть тише, чем обычно. Но я знал, что сделаю всё, чтобы оно больше никогда не гасло.