Розы (TLV)

Эбардо сделал натужный вдох и резко согнулся. Уже через секунду он разразился кашлем, пытаясь вытолкать из себя воду. Или кровь. Или какую-нибудь любую другую жидкость, которая заполнила ушные проходы, носоглотку и гортань. Отвратительнейшее чувство. Стоп, жидкость?.. Откуда взялась жидкость? Он хорошо помнил предыдущие последние мгновения с Мэри и ничего подобного там не было. Звон в ушах не утихал, несмотря на то, что вода (?) давно исчезла из ушей. Когда парень встал на ноги, он, не без удивления, заметил, что полностью сухой. Это ж что за жидкость такая?       — Г-где я? — просипел Эо, протирая глаза. Тьма вездесущая, что ещё тут скажешь… Вообще нихера не видно! Ответом на очевидный вопрос стал резкий яркий свет внутри этой Темноты. Эбардо зажмурил глаза и закрыл руками уши от пронзившего пространство крика:       — ЭО! — позвал парня голос Бартоломью. Слова прозвучали словно в голове, от чего их было ещё больнее их слышать. И морально, и физически.       — Эо! Это мой брат! Он живой?! — раздался тот же голос с такими истеричными нотками, что Эо даже совсем немного пожалел о своём решении умереть. Когда глаза привыкли к внезапно включенному свету, перед Эбардо материализовалась странная женская фигура. У неё была полностью черная оболочка — только глаза были ярко-белые и светились. Вместо волос из её головы шел черный дым, но это не делало её менее прекрасной. Она протянула руку. Что ж, если так выглядит Смерть, то она действительно очень красивая. Эо протянул руку в ответ и положил её на холодную, черную ладонь. Фигура притянула человека к себе, взяв за вторую руку. Ладони стали теплее. Раздался другой голос. Её голос:       — Где мы, солдат? Солдат?.. Эбардо уже хотел открыть рот и возразить, что никогда не служил, но рот словно склеило. Девушка положила одну руку парня на свою талию, а свою руку положила на плечо, после чего отвела другой оставшийся замок из рук в сторону. Хоть где-то Эо пригодились ненавистные уроки бальных танцев из интерната. Они кружили в простом вальсе около той самой загадочной воды. Вокруг, словно издалека, мелькали фразы, из его головы и из её…воспоминаний? Да, воспоминания подходили сюда лучше всего. Возможно, Смерть хотела рассказать ему какую-то историю, прежде чем отправить на Ту Сторону.       — У эшафорта, прямо у подъёма на помост, если быть точным. — раздался ответ от незнакомого, мужского голоса, который тут же предупредил: — Аккуратно, ступеньки!       — Отравление угарным газом средней степени, поражение участков тела ожогами 1 и 2 степени в области живота, груди, плеч, шеи и левой щеки. — раздалось тараторение одной из врачей. — Учащенное сердцебиение, возможна синусовая тахикардия, так что дефибриллятор далеко не убирать! Готовьте пациента к оксигенотерапии. И пульс измерьте. Шаг. Шаг. Шаг. Ноги сами вспоминали все уроки не давали ударить в гряз лицом перед самой Смертью. Учительница им бы скорее всего гордилась, признав, что он не, цитата, «самый бездарный ученик за её 12 лет преподавания».       — Пульс ровно 100. Дайте дефибриллятор. Разряд! Небо озарила вспышка, но черный силуэт сжал руку. Она не отпускала.       — Не снимай с меня мешок, солдат. — сказал женский голос. — Окажи палачам услугу.       — Тебе совсем не страшно? — озабоченно спросил военный.       — Ничуть. Меня уже ждут. — ответила она. Кажется, она улыбалась.       — Есть последние слова? — уточнил военный с нотками напряжения. Похоже, ему не нравилось привязывать пленницу к столбу. — Для отчета.       — Цветы лучше пуль. — появился уверенный ответ после секундной паузы. Раздались выстрелы. Её… убили? Тогда она — это не Смерть. Она что-то другое. Она кто-то другой. Эбардо и Тень оттолкнули друг друга, разрывая контакт. Парень подскользнулся и провалился в воду. Жидкость утаскивала его на дно. Всё ниже… И ниже…       — Состояние стабилизировано, — с облегчением сказала врач. — передайте его Долорес! Вот же ж… Когда Эо открыл глаза во второй раз, в правый из них светили фонариком. Над ним стояла женщина в медицинском халате, лабораторных очках и озабоченно глядела прямо в зрачок, который, как и должен был, наконец сузился.       — Очнулся таки! — сказала Долорес и оттопырила два пальца от фонаря, явно для проверки сознания. — Сколько показываю?       — Два… Четыре… — пытался посчитать Эо расплывающиеся пальцы, после чего простонал от боли. Голову словно заранее просверлили и теперь вбивают туда по одному гвоздю молотком. — Больно!.. смотреть… Лоб ненадолго охладился. Долорес положила на него руку, после чего ахнула.       — У него температура! — крикнула она кому-то за переделами зрения парня. — О Двое, только не отключайся, слышишь меня? Как тебя зовут?!       — Эо… — с трудом произнёс он и картинка начала темнеть. Несмотря на тряску за больные обгорелые плечи, он всё равно отключился. Слишком много травм.

***

      — У тебя 10 минут, — сказал Джодах беспристрастным голосом, едва скрывая своё волнение за только очнувшуюся дочь. — Я-я подожду тебя в машине.       — Спасибо. — ровным тоном сказала Розалин и открыла дверь палаты. В руке у неё были три белые розы. Уцелевшие цветы из того самого букета, подаренного почти неделю назад. Даже не верится, что это её первый и последний принятый подарок. Блокнот с котятами, к сожалению, сгорел до тла. И её дом. И Дамбо. И почти в этом списке оказался и Эбардо, но ему всё же повезло выжить. Джодах сказал, что парень сам виноват в поджоге здания, и этого он уже не может ему простить. В такую бездарную ложь она, конечно, не поверила. Бастиан звучал убедительнее, рассказывая, как Эо бросился в огонь за слонами, назвав их своей «семьёй».Розалин полюбила безбашенного смелого фаерщика, которого обожала толпа, а не психопата-пироманта. Жаль, что он сделал ей больно. Оставил ещё один шрам, даже лучше сказать ожог, который будет отличной болевой точкой для будущих отцовских манипуляций. Но само подаренное Эо осознание, что ей помыкают как хотят, уже утешало и притупляло боль. Она больше не будет слабой. Не будет прогибаться под других. Не будет выживать. Бартоломью сидел на стуле рядом с кушеткой и держал брата за руку. Эбардо был весь в бинтах и пластырях, поверх которых была одета больничная пижама. Говорят, парня оперировали и теперь он лежал уже под наркозом, а не без сознания. В правую руку, за которую Мью и держался, была воткнута капельница. В носу была назальная канюля для дыхания. Сам Эо был бледный с синими кругами под глазами от истощения. Зрелище не обнадеживающее, но Эбардо выберется. Всё будет хорошо. Розалин подошла к Бартоломью, который, оказывается, задремал в неудобной сидячей позе. У него тоже были мешки под глазами от недосыпа. Она погладила старшего брата, тем самым разбудив его. Мью дернулся и посмотрел на девушку. Он чуть поднялся со стула, собираясь уступить место, но Лин шикнула и посадила его обратно. Она здесь ненадолго.       — Он хоть раз очнулся? Ты сколько тут сидишь, Мью? — спросила она.       — Меня сюда пустили рано утром. — промямлил Бартоломью. — И нет, доктор сказала, что Эо скоро очнется, но когда именно — не уточняла. Вот, — он зевнул, прикрыв рот свободной рукой. — Жду… Розалин вздохнула и поставила цветы в вазочку на тумбе, где уже была одна роза, из сумки. Записка лежала рядом в развернутом виде, все чернила на ней смазались, образовав кляксы вместо слов. Такое ощущение, что ей слёзы из глаз вытирали. Девушка скомкала записку и выбросила в урну. Бартоломью нахмурился и посмотрел на Розалин.       — Всё кончено. — не без боли в голосе сказала она. — Мне нужно сосредоточиться на учебе. Джо всё пытается убедить меня, что это Эо во всём виноват. Похоже, у вас теперь будут большие проблемы…       — Но-но Розалин! — тут же оживился Бартоломью. — Он бы никогда… Он же любит тебя! Вы оба знаете об этом! ТЫ знаешь об этом!       — Да ты никогда не верил в нашу любовь. И Джодах не верил. Никто не верил! — воскликнула она последнее и слёзы брызнули из глаз. — Посмотри, где мы сейчас! Всё… ЭТО ВСЁ ИЗ-ЗА ТЕБЯ! ИЗ-ЗА ВАС! Ожог на душе невыносимо зазудел, из-за чего Розалин потеряла контроль. Она больше не может всё это терпеть. Нет, ей надо держаться подальше от этих двоих. Один определиться не может, на чьей стороне, а второй… Смотреть на него больно и противно теперь.       — Но Эо же верит! Тебе было этого достаточно и вы были вместе столько времени. Прошу, не делай ему больно, посмотри какой он сейчас… Да, ты сама сейчас разрыдаешься, Дал тебя дери! Лин, прошу…       — Я-я не могу больше ему доверять. А без этого не может быть отношений. Тебе ли не знать, ты же умный. — она всхлипнула и растёрла слёзы по щекам. — Но знаешь, ты прав, что-то я совсем расклеилась. Чего это я, ха… Из-за мальчика?..       — Лин, мне больно на это смотреть. — честно сказал Мью. — Прошу, перестань… Она покачала головой и посмотрела на часы. Время заканчивалось.       — М-мне уже пора. Не говори ему, что я была здесь, ладно? Придумай что-нибудь, напиши от моего имени записку, скажи что я умерла… Ты умный, ты что-то придумаешь. — она уже была в дверном проёме. — Прощай, Мью. Спасибо, что стараешься делать своих близких счастливыми. После этого дверь закрылась. Всё, она ушла. Просто взяла и…ушла. Бросила Эбардо, бросила Бартоломью. Закатила маленькую истерику, отдала цветы и…исчезла. Навсегда. Мью прикусил губу и отвернулся от двери. Можно ли это считать предательством? Предательством доверия не только Эбардо, но и самого Бартоломью? Скорее всего нет, но за эти дни было слишком много боли. Наконец-то здравый смысл включился и голову посещали не только пессимистичные мысли, но и реалистичные. Розалин действительно поступила нечестно. Нечестно, и всё. Мью не нужна была благодарность за попытку удержать шаткий мир его брата в равновесии. Ему нужны были извинения за то, что Лин обесценила все его старания. Как только Эбардо очнется, он либо сразу попытается выйти в окно, либо сначала узнает о разрыве и потом уже откроет форточку. Как бы Бартоломью не хотелось отрицать, его брат — ужасный эгоист, который заботится только о своём счастье. И если он захочет уйти на Ту Сторону — Мью его остановить. Но, он будет пытаться до последнего. Авось, может что-то и получится. Старший не станет лгать или скрывать. Не станет выставлять Розалин во всём виноватой, хотя, поверьте, очень хочется. Девчонка действительно вскружила Эбардо голову, но с ней он был хотя бы немного, но… Счастлив? Скорее всего, именно её внимание было для него отдушиной от бесконечных погонь за теми, кого он должен был приводить Витторино и Грумраку. Розалин хорошо влияла на Эо, он перестал пить как черт и даже начал следить за собой. Перестал играть в азартные игры, проигрывая последние гроши. Стал менее расточительным. Может, эти двое были и не созданы друг для друга, но их связь делала их лучше. Делала Эбардо, его брата, лучше. Но теперь ничего этого нет. Розалин была словно наркотик — с ней Эо было хорошо, но без неё — будет хуже, чем до знакомства. Возможно, младший реально найдёт какую-нибудь дрянь и будет ей пыхтеть, пока не сдохнет от передоза. И тогда Бартоломью останется один. Без друга, товарища и брата. Без Эо.       — Что за шум?.. — промямлил едва проснувшийся Эбардо, заставив Мью отвлечься от тяжелейших мыслей.       — Эо! — ахнул старший, после чего сжал руку с катетером. — О Боги, ты живой! Живой! Бартоломью наклонился и поцеловал истощенно брата в лоб. Эбардо поморщился от смущения и медленно поднялся с кушетки на локти, потом на ладони и, наконец, сел в постели. Старший отпустил руку брата, но ненадолго, потому что Эо в следующее мгновение сам схватился за брата, пытаясь унять головокружение. Эо простонал от головной боли.       — Что с Лин? — первое что спросил парень, когда комната перестала вертеться. — Она живая? Она приходила?       — Да. — ответил Мью, прикусив губу.       — Что «да»? — уточнил Эбардо. — Она была здесь? Что сказала? Мью уже открыл рот, чтобы выложить всё как есть, но тут же закрыл. Ему не хотелось больно. Не хотелось видеть последствия. Но Эо сжал рукав куртки брата, требуя ответа.       — Что она сказала?! Мью, молю, не молчи!       — …«Всё кончено». — почти дрожащим голосом выдавил он из себя цитату. — Она бросила тебя.       — Нет… Нет! — Эо схватился за голову. — Нет! Это он заставил её! Шантаж, угрозы, возможно даже… Она не могла сама такого сказать!       — Как видишь, смогла. Она так и сказала, слово в слово.       — Ты лжешь мне! Как он лжет ей! Эбардо обнял колени и сжался в комок, покачивая себя, стараясь успокоить. Ему не верилось, по понятным причинам. Похоже, мир брата действительно только что рухнул. Но, увы, херовые новости на этом не заканчиваются.       — Нас обоих лишили жалования, Эо. Ну, почти. Мне урезали вдвое, а ты теперь бесплатный. — сказал Бартоломью, поджав нижнюю губу. — Когда мы вернёмся в Цирк за вещами, прошу, только не харкни Джодаху в лицо, он всё-таки…       — Он всё-таки напыщенный, самовлюбленный и манипулятивный ублюдок.       — Он обещал всё вернуть, если я смогу тебя удержать в узде.       — Держать в узде?! — Эбардо стукнул по матрасу кулаком. — Я для него лошадка, блять?! Мы все видели ту сраную газету, этот уёбок мне теперь жизнью обязан! Благодаря мне он получил своё сраное разрешение или что там ему было нужно…       — Поэтому я и собираю наши вещи, Эо. — Бартоломью положил руку на плечо брата. — Я не смогу выполнить требования. Я не хочу контролировать тебя.       — Но ты этим только и занимаешься, гиперопекающий ушлёпок! — Эбардо одернул плечо и оскалил на брата зубы. — Знаешь что, Мью? Засунь себе свои херовые новости в задницу. Я останусь и буду делать что хочу, потому что я выиграл то сраное пари. И Розалин никогда бы меня не бросила; ты просто хочешь надавить на самое больное, самое слабое место, прям как этот индюк, чтобы я наконец-то послушал тебя. Пошел нахуй со своей реверсивной психологией отсюда, понятно?! Бартоломью встал со стула, нависнув высокой фигурой над братом. Металлический стержень терпения рухнул.       — Ах, так это я теперь злодей, да?! — наконец взорвался он. — Я, блять, из кожи вон лезу, чтобы ты был счастлив, понятно тебе? Если ты забыл, Эо, это Я вытаскивал твою жопу из всех кабаков, где ты нахуяривался. Я обратился к Джодаху за помощью с твоими сраными мафиозниками. И перед ним же именно Я оправдывал всё то дерьмо, что ты творил, испытывая его, сюрприз, не бесконечное терпение. И пошел я вместо тебя и получил лезвием в живот тоже ради тебя. Я может и хотел, чтобы ты остался со мной, признаю, поступил немножко эгоистично. Но ты мне вообще-то дорог, ведь, если ты ещё не забыл, сучара, именно Я — ТВОЙ РОДНОЙ БРАТ! Он топнул ногой, заставив Эбардо вздрогнуть. Младший никогда его таким не видел.       — Почему ты воспринимаешь мои старания как что-то должное?! Ты думаешь мне больше делать в жизни нечего, кроме как быть в твоей тени и мыть дерьмо за тобой? Ошибаешься. У меня тоже есть работа, помимо подтирания твоего говна, девушка, хобби и прочая херня, которая есть у всех людей. Я не твоя Тень, понятно, мелкий?! Сука, за что ты так со мной?.. Почему ты не ценишь мой труд? Почему ты такой…       — …Ублюдок, — шепотом закончил за него фразу Эбардо, подсказывая нарицательное.       — ДА! ИМЕННО! Эгоистичный ублюдок! Бартоломью после этого разрыдался. Очень громко и искренне. Эбардо молчал, не пытаясь прервать его, но когда Мью чуть подутих, всё же открыл рот:       — Ты прав.       — Что?..       — Ты прав. Я всегда приносил тебе одни проблемы и не ценил твоего вклада в мою жизнь. Розалин мне тоже на это указывала. Так что, давай мы разойдёмся. Ты пойдёшь жить свою лучшую жизнь вдали от проблем, вдали от меня… А я останусь тут. Так будет честно.       — Но я не могу…       — Это я не могу, Мью. Меня не изменить. Я таким уж родился. Но ты… Ты другой. Ты можешь. Так что… Прости меня. И уходи. Прямо сейчас.       — Я не хочу.       — Ты хочешь, я знаю. Уходи.       — Эо, послушай, это я сгоряча наговорил, я же люблю тебя.       — Я тебя тоже люблю. А теперь — уходи.       — Эо… Эбардо встал с кровати и взялся за капельницу, после чего вместе с ней подошел к окну. Сквозь белые решетки был видел лимузин, в который только что села Розалин к Джодаху. Она сама закрыла дверь и машина тронулась. Мью был прав. Она действительно приходила сюда и сказала это. По щекам парня покатились слёзы и из груди вырвался сдавленный всхлип. Розалин ушла. Бартоломью подошел к дрожащему брату и протянул руку, чтобы помочь ему вернуться в постель, но тут же получил своеобразный отказ:       — Почему ты ещё здесь?       — Я люблю тебя. Поэтому я здесь.       — Она тоже любит меня. Но она ушла. И ты уходи.       — Эо, вернись в постель, прошу…       — Оставь меня в покое! — прорычал Эбардо. — Ты устал от меня, так проваливай. Сделай мне последнюю услугу, если тебе так проще понять, — свали нахуй. Мне нужно побыть одному. Ты заслужил отдых, как и я, так что давай, вперед. Эбардо указал брату на дверь. Бартоломью вздохнул и развернулся спиной к нему, после чего действительно ушел. И больше он в больнице не появлялся. Даже на выписывании. Оно и к лучшему. Правда же?..