Атцахлин

      Саске неторопливо перевел взгляд на Наруто.       Серый вечер, выступивший из снов, реальность, вырисованная фантазией… Наруто невольно отметил: это был миг, когда образ Саске, того Саске, которого он старательно выкраивал из выдумки и обрывков воспоминаний, материализовался на секунду, спрятав за собой грубую реальность. Всё бессмысленное, пугающее, всё, что однажды взяло душу Наруто в плен, отступило под гнетом силы.       Наверное, даже воображаемое может стать настоящим. Наверное, Саске родился из из души Наруто. Задевший сердце силуэт, обведенный расплывчатым серебром, легкий, как снег в горах, превратился в человека в черными, как застывшая кровь, глазами.       Реальность, когда в ней нет ничего, созданного воображением, неласкова. Слишком много острых углов, безразличия, кривизны — все словно в тумане. Но стоит этот туман разогнать, как эти глаза — оружие, полное презрения, способное ранить одним взглядом, — эта тонкая, натянутая на океан озлобленности кожа, все это, созданное причинить Наруто боль, больше не сможет оставить даже царапины.       Саске смотрел внимательно, словно сканировал душу, и, скрестив ноги, обтянутые джинсами, терпеливо ждал, пока Наруто слушал его молчание.       — Ну? — негромко и на удивление спокойно спросил Саске. — Не придумал, что сказать?       Наруто прикусил губу:       — Как насчет начать хотя бы нормально общаться? Для начала.       — Для начала… — повторил Саске и поднялся с дивана. — Начало у нас уже было, и тебе, кажется, не очень понравилось.       Его сумрачный силуэт бесшумно проплыл мимо, и перед тем, как скрыться на кухне, его спина и плечи четко очертились на фоне непроницаемо-черного неба и светящихся, как бутылочные осколки, позвонков гор. Раздался колючий щелчок зажигалки, и Наруто, выругавшись про себя, тоже поплелся на кухню.       — Может, хватит от меня бегать? — Он подпер плечом косяк и застыл в напряженной позе, перегородив выход. — Я и не предлагаю… Короче, нет смысла делать вид, что ничего не было. Это вообще-то как-то тупо было бы. Просто…       Не найдя слов, Наруто примолк. Выудить верную мысль в присутствии Саске удавалось с трудом — чем больше приходилось говорить, тем сильнее идея объясниться, по началу казавшаяся разумной, превращалась в уговоры и оправдания. Слова, словно обмазанные жиром, соскальзывали с языка, стукались друг о друга, и заваливались обратно в горло. Наруто вновь их выуживал, но они, уже новые, возвращались другими, будто чужими. Словно кто-то изменил их смыслы, перемешал, и теперь невозможно понять, чем они были изначально.       — Общаться, — повторил Наруто. — Не говори, что у тебя никогда не было знакомых или друзей, и ты не знаешь, как это делается.       Саске выпустил дым в потолок, и, не глядя на Наруто, задумчиво произнес:       — Теперь он в друзья ко мне набивается…       — Он?! Ничего, что я тут стою? А хотя неважно. — Наруто обреченно махнул рукой. — Я сказал: для начала общаться. Саске… Ты сам не устал цепляться к словам?       Повисла тишина. Саске вновь отвернулся к окну, сбросил пепел. Наруто улавливал негромкие, на грани слышимости звуки: дыма, сорвавшегося с губ, тлеющей сигареты — сухой и похрустывающий. Такие звуки могло был издавать время, если бы человеческий слух смог его уловить. В соседнем доме погасло еще одно окно, став похожим на дыру, проделанную в темноте — ещё более черную, чем ночное небо, такую, словно она засасывала себя все: и свет, и время, и все живое — и ничего не выпускала взамен.       Наруто невольно подумал: интересно, сколько света потребуется, чтобы заполнять и заполнять тьму, пока не прогонишь все тени? А если не выйдет? Наверное, это брести сквозь пустыню к оазису, предчувствуя близость источника, но так и не достигая его.       — А я не цепляюсь. — Саске с садистским удовольствием вдавил окурок в пепельницу, резко повернулся к Наруто лицом и в один шаг сократил расстояние между ними.       Показалось, в его зрачках на секунду отразилась алая искра — Наруто едва поборол желание отступить на шаг, но, судя по дрогнувшему в ухмылке уголку губ, от Саске это не укрылось:       — Я знаю, чего ты хочешь. Знаю, кем ты себя возомнил. Думаешь, я такой же, как Сай или Сакура. Думаешь, сможешь потешить самолюбие за мой счет…       Наруто задержал дыхание в надежде, что Саске не почувствует этого, но он почувствовал. Почувствовал так, словно тело Наруто на секунду стало его телом. Услышал мысли, забрался голову и решил: Наруто, очевидно, жизнь невыносима, если сойдет с дистанции на полпути. Придумал себе миссию — и несётся сломя голову ее выполнять, даже когда надежда на позитивный исход в будущем с каждой секундой становится все более и более эфемерной.       Болван. Дважды болван, которому хотелось спрятаться в любовь.       Саске хотелось сказать — у тебя ничего не выйдет, Наруто, ты слабак и дурак, а жизнь таких не жалеет. И несмотря на все попытки, растопчет, ударит мордой в грязь, потому что невозможно выходить победителем из каждой истории. И со мной у тебя будет так же. Испуганный синий взгляд, короткое дыхание, осторожные, бережливые движения — отпечаток недавней травмы, — и вот его уже нет.       Саске хотелось — хорошенько ему врезать. Просто потому, что Наруто не стремился стараться и не думал даже относиться к Саске иначе — не так, словно тот был очередным пациентом, эпизодическим персонажем в его жизни. Саске не мог отрицать: считал, что заслуживает большего. Это почти унижение.       С другой стороны, если сделать вид, что подчинился, принял правила игры, пообещал делать то, что говорят, со временем отыщутся слабые места. Для того, чтобы нанести ответный удар побольнее, нужно накопить достаточно сил, изучить и найти слабые стороны того, кто чересчур зарвался. Это будет правильно.       Взлохмаченная белая волна промчалась по крыше соседнего дома, хлопком втянула форточку — ветер подул с гор.       — Я не собирался тешить самолюбие за твой счет, — в один голос с ветром произнес Наруто. Словно тоненькое острие, прошивающее пространство кухни: кончик разрывает упругую материю, чтобы звук достиг слуха. Саске едва поборол желание тряхнуть головой, чтобы избавиться от странного морока. — Я, — он вздохнул, — был бы с тобой, но тем способом, который…       — Хорошо, — резко оборвал Саске, не позволив Наруто договорить. — Я передумал. Хочешь общения — будет тебе общение.       Глаза напротив удивленно округлились, а потом словно оледенели. Саске мрачно усмехнулся: этот болван едва успел прикусить язык, чтобы с него не сорвалось наивное: «Правда?»       — Только не мельтеши постоянно перед глазами и не путайся под ногами. Я могу и передумать.       Наруто, видимо, хотел спросить что-то еще, но сдержался. Сомкнул губы, кивнул.       — Останешься? — спросил Саске и внутренне вздрогнул: по позвоночнику прошлась липкая дрожь: так непривычно прозвучал собственный голос, выговаривающий это слово. — А хотя нет, вали. Раз тебе общаться, — Саске сделал упор на это слово, — хочется, а не трахаться, то нечего тебе здесь делать. Не отнимай мое время…       Саске едва не задохнулся. Его плечи обвили руки, спины коснулись теплые ладони, а обнаженную кожу шеи обожгло тепло. Саске застыл, не зная, что предпринять: Наруто на секунду прижался к нему всем телом:       — Спасибо, — непонятно за что поблагодарил он, моментально отступил на шаг назад и так же быстро скрылся в немой черноте коридора.       

***

      Саске смотрел в окно. Шел снег. Мелкие снежинки, похожие на белых мотыльков, слипались в мокрые комки и шлепались о стекло. Зимняя ночь, густая, вся в желтых проплешинах фонарей, обнажала клочки дворов, одинокие цепочки следов, склоненные козырьки подъездов, и знакомый силуэт, забредающий во тьму и неизменно из нее выныривающий.       Саске прищурился: Наруто понуро сделал несколько шагов в направлении дороги, похожей на тусклую, расплывчатую полосу. Издали слышались шум зимней резины и завывание метели.       Семь ветров гуляли над крышами и над запорошенной снегом шапкой Наруто — собранный в соцветие сноп мерцающих созвездий.       Отсюда, из окна неосвещенной кухни, он выглядел потерянным, оставшимся один на один со своей глупой влюбленностью, безвыходной и пожирающей его цельность с каждой секундой; влюбленностью, которая не имела ничего общего ни с милосердием, ни с состраданием. В эту беззвездную ночь, ночь, занавешенную метельной вуалью, Саске показалось, что все, кроме видимого клочка, освещенного уличным фонарем, и его дома, пропало — сгинуло в небытие. Еще чуть-чуть, и тьма поглотит все — и трепещущий снег, и бутылочные осколки звезд, и даже Наруто.       Саске криво улыбнулся своей мысли, но тут же стиснул челюсти. Фонарь мигнул и выронил на снег вызолоченный круг света: Наруто остановился у крыльца соседнего дома, потоптался у перил, глядя в дрожащую черноту, и обернулся — позади него тянулась узкая неровная вереница следов, чёткий след на гладком нехоженом снегу.       Саске отступил во тьму.       Даже зимой он принимал холодный душ — лучшее средство для того, чтобы очистить мысли, отрезвить голову, вымести из нее лишнее. Ледяная вода, ударявшая по телу заставляла сердце биться быстрее; острые струи хлестали по груди и плечам плетью. Кожу будто насквозь прокалывали тысячи серебряных спиц. Саске поочередно подставлял под струи спину и грудь — сердце в ответ никак не желало привыкать к холоду. В солнечном сплетении возникал железный узел, легкие сжимались, будто придавленные бетонной плитой, дыхание царапало горло. Саске запрокидывал голову, медленно поворачивался под душем, и железные цепи холодной воды опутывали кожу.       Холод обострял чувства, делал их чистыми, без примесей, и Саске ощущал, как привычно по венам растекается ненависть, желание наказать. Размышлял, как лучше ему поставить на место Наруто, как вывести его из себя, как заставить понять, что он проиграл. Казалось, задуши он в зародыше любые его попытки отыскать в нем хорошее, Наруто все равно с улыбкой обернется, обратив к нему сияющие, полные решимости глаза — пылающий взгляд в кольце пламени, — и Саске выжжет изнутри, будет жечь до тех пор, пока Наруто не обескровит его гордость.       Саске ударил кулаком по скользкому кафелю, сцепил зубы. Больше всего на свете его бесило, что однажды кто-нибудь осмелеет и приблизиться к его сердцу — он знал эту свою слабость, знал, что оно слишком ненадежно, хрупко: заставив однажды истекать его кровью, понял — оно больно гемофилией. У него нет шансов остановить кровопотерю еще раз.       Саске пытался развеять хаос в мыслях, расставить их по давно отведенным местам, выжимал из головы давно понятые и принятые на веру истины, выталкивал на поверхность злобу, беспомощное и рассеянное выражение глаз матери, такой, какой он помнил ее, когда был ребенком, и оно проявлялось перед ним в наполовину запотевшем зеркале, но тут же, искаженное водой, исчезало, превращаясь в угрюмую мину отца. Саске тер глаза до белых мошек, прогоняя образ, как его заменяло лицо Итачи — когда-то любимого брата — которого знакомо и понятно было любить этой странной любовью-ненавистью, вспоминал его сдержанную улыбку, быстрые и уверенные движения, а затем открывал глаза и электрический свет в ванной вспыхивал как-то по особенному, вилась по кафелю прозрачная паутина капель, и Саске уже видел Наруто таким, каким его хранила память в первый день, когда они познакомились в аэропорту.       Целый миг перед ним горел его мираж, а затем рассеивался, словно и не было вовсе.       Саске закусил губу и разжал зубы только когда рот заполнил соленый металл. Все, что у него было — километры колючей проволоки, рвы и огромные стены, которыми он обнес и защитил в себе живое и беззащитное. А чертов Наруто, этот болван, распахнутый и раскрытый как книга, без каких-либо усилий, одними только словами показывал силу куда большую, чем шипы и непрошибаемые стены.       Саске повернул кран, из душа полилась горячая вода, и он едва поборол внезапную дрожь — струи, мягко окатившие плечи и спину теплом, невольно напомнили обвившие его около часа назад ладони.       

***

      Наруто пробирался через сугробы с полуманиакальной целеустремленностью — как ледокол, прорубающий путь сквозь вечную мерзлоту. Залив, видневшийся с сопок, незамерзающий и запертый в пространстве семи ветров, сегодня был тих. С высоты казалось, что вода покрылась пылью.       Саске поправил лыжные очки. Когда на следующий день, после их ночной встречи, Наруто как ни в чем ни бывало позвонил и предложил покататься на любительских трассах в черте города, у Саске почему-то не вышло отказать.       — Все равно делать нечего, — объяснил Наруто в динамиках.       Саске не стал спорить.       Вершина сопки выглядела как белоснежное поле, усыпанное снегом, которое, хрипло вздыхая, дырявилось под подошвами двух пар сноубордических ботинок. Саске неплохо ориентировался в нехитром лабиринте микрорайонов и узнавал город сверху по крышам и паутине дорог, но место, куда он шел за Наруто, выглядело как бескрайний океан снега.       Наруто шел впереди и, не останавливаясь, сказал:       — Просто я понял, глупо кататься только в одном месте, когда тут столько разных спусков… Точнее, того, что можно приспособить под спуск. По-моему, это место подходящее. Понятия не имею, что тут под снегом, но вряд ли что-то опасное. Ты что думаешь?       — Я ничего не думаю.       — Блин, надеюсь, обойдемся без сюрпризов. Снизу смотрел, показалось, он не особенно крутой.       — Хорошо.       — Будет обидно, если на деле окажется не так. Не хотелось бы сломать доску. И челюсть…       Снежное полотно почти соединялось с небом — разобрать, где граница, почти невозможно. Саске приподнял очки:       — Наруто, — сурово позвал он. — Стой.       Наруто притормозил и обернулся. Лыжные хамелеоново-оражевые очки он задвинул на лоб и теперь внимательно смотрел на Саске широко распахнутыми глазами, слишком яркими в полуденной мгле. Возникла тишина, сквозь которую пробивалось только дыхание Наруто. Его кожа чуть светилась в бледном и туманном дневном свете.       Несколько секунд они стояли в молчании, Наруто, кажется, спросил: «Чего?», и Саске, недовольный тем, что мир, в котором еще секунду назад тонул его взгляд, опять выставил грубые детали — дежавю с обрывом над километровой высотой и те же самые глаза — и кивнул вперед:       — Ты вообще смотришь, куда идешь?       Наруто заозирался по сторонам, пока не сложил губы в удивленное «о». Равнину, по которой они шли, завалило снегом так неудачно, что разрыв между небом и землей сливался в одну линию. Еще несколько шагов — и он рухнул бы вниз.       — Да я бы заметил, — начал оправдываться Наруто.       — Обойдем с другой стороны, — оборвал его Саске.       Белой китовой спиной поднимался пологий склон сопки. С другой стороны спуск выглядел почти безобидно, и они долго не раздумывая встали на борды. Снег привычно зашуршал под досками и запузырился белой пеной. Редкие куцые ели пролетали мимо. Рядом мелькнуло смеющееся лицо Наруто: одной рукой он придерживал очки, второй балансировал. Холод, подкравшийся от горла к груди, когда Саске помчался вниз, теперь пробирал все тело.       Это бесило. Саске наобум свернул влево, затем вправо, оставляя за собой волнистую ленту следа — хотелось сильнее оторваться от Наруто, ничего не видеть и ничего не чувствовать. Мир понесся мимо, превращаясь в белую дымку, пока не взорвался ледяной пылью: движение резко прекратилось и картинка перед глазами перевернулась набок.       Отцепившийся борд по инерции проехал еще пару метров, как уносимая течением лодка. Саске попытался подняться на локтях, но голова закружилась, и он снова упал на спину. Над головой почти моментально выплыло улыбающееся лицо Наруто.       — Живой?       Слишком знакомый вопрос схватил Саске за горло, резанул тупым лезвием — жжение было таким нестерпимым, что Саске не удержался и мстительно стукнул Наруто по голени. Наруто охнул, упал на колени и тут же пихнул Саске вбок. Завязалась несерьезная ленивая борьба: сцепившись в клубок, оба покатились по склону вниз.       Саске трясло, он тяжело дышал: перед глазами поплыли цветные пятна, сердце — тяжелое, словно свинцовое, — тугими толчками билось в горле, но он не мог остановиться. Он словно попал в другую реальность. На него рухнули тысячи разных ощущений — болезненных, сложных, острых, как лезвия, горьких, нежных, невесомых, как пыльца, и тяжелых, точно железо. Воздух остекленел, стал осязаем: тонкие грани просачивались в легкие, прокалывали внутренности, но даже сквозь невыносимые ощущения удавалось проталкивать дыхание.       Это продлилось всего секунду, Саске моргнул и замер, внезапно обнаружив перед собой лицо Наруто — так близко, не сразу понял, как это произошло. Еще через секунду он понял, что лежит на спине в глубоком снегу, а Наруто придавливает его сверху так, что его голова закрывает небо.       — Слезь с меня, — процедил Саске.       Наруто хитро сощурился:       — Драться больше не будешь?       — Хватит играть в тупые игры.       — А если не хватит?       Саске вздохнул.       — Я тебя уничтожу, Наруто.       Наруто ещё с секунду молчал и только моргал. Саске не помнил, когда в последний раз видел его так близко, что мог рассмотреть веточки снежинок, задержавшихся на стрелках ресниц. Снег странно отражался в его глазах, делая их похожими на голубой лед. Что было у него в голове, о чем он сейчас думал?..       — Не уничтожишь.       — Сомневаешься?       — Предполагаю.       Наруто легко оттолкнулся и снова встал на борд, протянул руку Саске, и Саске сам не понял, зачем задержал дыхание — а потом осознал: он снова смог дышать, потому что воздух стал привычным, а не горячим жаром, выжигающим глотку, в который едва не превратился из-за непозволительной близости Наруто.       Саске оттолкнул руку, встал на ноги самостоятельно. Стряхнул снег с куртки, волос, размышляя, что он, видимо, сходит с ума, раз позволяет себе столько лишнего: действий, слов, эмоций. Мысли, затертые и скользкие, громоздились друг на друга, смешивались, перетекали из одной в другую, выскальзывали на поверхность, где серый день томился в зимнем лихорадочном бреду, царапали ребра Саске, словно пытались проделать в них дыру.       Саске лениво отыскал глазами отстегнувшийся борд. Нужно брать себя в руки…       — Ты как, в порядке? Будем еще катать или пойдем? — осторожно спросил Наруто.       На локтях, словно обожженная, саднила кожа. Саске поморщился.       — Пойдем.       Наруто не возражал: послушно упал в сугроб, отстегнул доску… Рваные облака немного разошлись, уронив на снег тонкий слой рыжей позолоты. Саске на миг показалось: они оба словно попали в сети заходящему солнцу, и почему-то только Наруто выглядел здесь уместно. Сам Саске почувствовал себя рыбой, которая не желала быть пойманной и изо всех сил сопротивлялась тому, что уже неизбежно.