Дракон с горы мертвецов

Банкет в честь полной луны А-Юаня стал самым пышным празднеством, на котором довелось побывать Лань Ванцзи. Во всяком случае, в сознательном возрасте. Скорее всего, его собственная церемония была несколько более… роскошной, ведь хоть орден Гусу Лань и славится сдержанностью, но речь всё же шла о сыне главы клана и об именитых и крайне избалованных гостях, поэтому некоторые послабления в правилах были допустимы. Но после неё в Облачных Глубинах не случалось событий, достойных особо ярких празднований. На Луаньцзан же люди и рады были бы устраивать весёлые и обильные пиры почаще, но такой возможности у них попросту не было. До этого дня. Год с одной стороны выдался хорошим, урожайным, а Старейшина договорился с одним старым знакомым о продаже тому нескольких изобретенных им талисманов и артефактов, и у них появились деньги, а с другой… Умер Вэнь Тэн, и Вэнь Синь, которой крайне тяжело дались роды, готовилась в ближайшее время присоединиться к мужу в загробном мире. От подруги Вэнь Цин перестали приходить вести из Безночного города. А Старейшина вот уже который день немного хандрил, потому что вроде как пропустил свадьбу некоего важного для себя человека. Атмосфера уныния в этом и без того безрадостном месте стала настолько невыносимой, что все единогласно решили: им нужен праздник! И появление на свет А-Юаня с его улыбкой, позорящей солнце, и смехом, что звучал мелодичней Чэньцин, было прекрасным для него поводом. Впервые грубо сколоченные столы ломились от разнообразных еды и напитков, музыка игралась для развлечения, а не для упокоения нежити, причем к гуциню Лань Ванцзи и флейте Старейшины присоединились веселые звуки еще нескольких инструментов. И пусть их мелодии были не столь совершенны, но исполнялись от души и радовали сердца. Серый пейзаж оживляли яркие праздничные фонарики и разноцветные ленты, скрывающие собой тоскливую обнажённость деревьев. Молодая мать нашла в себе силы ненадолго присоединиться к празднику. Под внимательным присмотром Вэнь Цин она с благодарностью приняла многочисленные подарки для новорожденного, среди которых, к своему немалому удивлению, обнаружила и несколько туго набитых мешочков с деньгами. В будущем они весьма пригодятся А-Юаню. А-Юань, видимо заразившись от матери с бабушкой волнительным предвкушением праздника, почти не спал ночью, а потому знакомство с многочисленными родственниками воспринял вяло: сонно посматривал на их доброжелательные лица и принесенные ими игрушки, не проявляя к последним особого интереса. Лишь однажды его усталое личико озарилось восторгом: при приближении Старейшины. Мальчик заворожённо наблюдал за плавно покачивающейся в такт шагам алой кисточкой Чэньцин, а затем радостно рассмеялся, когда заметивший его интерес мужчина достал из-за пояса свою призрачную флейту и пощекотал ею вмиг проснувшегося ребенка. Но бодрость продлилась недолго. Закончив играться с малышом, Старейшина приставил Чэньцин к улыбающимся губам и исполнил нежную мелодию, погрузившую А-Юаня в крепкий сон. А затем был пир. Лань Ванцзи, поедая фрукты и овощной салат, с удовольствием смотрел, как впервые за долгое время его пусть и не кровная, но всё же семья наслаждается жизнью. Всюду соблазнительно пахло жареным мясом, раздавался заливистый смех и звучали нескончаемые тосты. Особенно в последнем усердствовал Старейшина, который, пользуясь своей феноменальной устойчивостью к алкоголю, ловил в свои крепкие объятия каждого, кому не посчастливилось оказаться поблизости, и предлагал тому с ним пить за счастье и здоровье А-Юаня и его матери до тех пор, пока у жертвы оставались силы внятно произносить тосты. Все с радостью соглашались, даже понимая, что наутро сильно пожалеют об этом. Дольше всех, как это ни странно, продержалась миниатюрная Вэнь Цин. И это при том, что в отличие от остальных, она мудро остановилась на том глотке вина, который ещё позволял ей считаться относительно трезвой. Лань Ванцзи наблюдал за этим с лёгкой улыбкой до тех пор, пока руки гэгэ не обвились вокруг плеч смущённого Вэнь Нина. Юный дракон и сам не понимал, почему именно в этот момент на его сердце появилась неприятная тяжесть, а сочные фрукты, которыми он наслаждался еще мгновение назад, потеряли всю свою сладость и приобрели взамен кислоту уксуса. Лань Ванцзи хмуро отвернулся. Но прошло совсем немного времени и вот на скамейку рядом с ним с шумом опустился утративший часть своей грации Старейшина, прижался плечом к плечу Лань Ванцзи и, почти касаясь губами заалевшего уха, прошептал: «Лань Чжааааааань… выпей со мной». Лань Ванцзи, едва заметно вздрогнув, повернулся и встретился с томным взглядом тёмных хмельных глаз. Заворожённый близостью, запахом и непривычно робкой, полной надежды улыбкой, он смог лишь беспомощно подумать: «Гэгэ может попросить меня о чём угодно. Я согласен на всё». Но прежде, чем Лань Ванцзи успел озвучить эту мысль и опозорить себя, Старейшина протянул ему чашу с холодным чаем. — Я знаю, что твой орден не жалует алкоголь, поэтому захватил с собой это. Нам с тобой не нужны вино и красноречивые громкие тосты. Просто… побудь рядом, составь мне ненадолго компанию. Лань Ванцзи принял из рук Старейшины чашу и тут же пригубил напиток, желая хоть ненадолго скрыть за белоснежными широкими рукавами праздничного одеяния своё смущенное лицо. Они просидели в уютном молчании некоторое время и юному дракону почти удалось успокоить свое чересчур громкое сердце, которое, будь у Старейшины такой же острый, как у Лань Ванцзи слух, моментально выдало бы все скрытые чувства своего владельца. Но рядом с повелителем мертвых покой не мог продлиться долго даже у покойников. — Лань Чжань, — внезапно нарушил тишину тот, — твоя лента чуть развязалась. Давай поправлю. Почувствовав прикосновение к затылку, Лань Ванцзи шокировано повернул голову и его губы столкнулись с губами пригнувшегося к нему Старейшины. Если бы кто-то в тот момент посмотрел на них, то его глазам предстала весьма любопытная картина: двое мужчин шокировано застыли в подобии поцелуя, пальцы одного из них запутались в шелковистых волосах другого, а клановая лента с вышитыми на ней облаками, неприкасаемый символ самоконтроля (о чём было известно почти каждому взрослому на Луаньцзан, кроме одного), плавно соскальзывала со лба Лань Ванцзи в словно специально для этого подставленную ладонь Старейшины. Но почти всех гостей того праздника один из участников этой картины успел предварительно споить, а потому никто не обратил на них внимания. Глаза Лань Ванцзи заволокло алой пеленой, а в ушах проревел лишь едва похожий на его собственный голос: «Мой!». Он схватил свою пару за ворот чёрных одежд и притянул к себе, усадил на колени, обвил мощным хвостом стройную талию, нежно прикусил сладкую от вина алую губу, и, когда соблазнительный рот в удивлении приоткрылся, жадный драконий язык тут же проник внутрь… Кто-то громко захрапел вдалеке, Лань Ванцзи моргнул и наваждение развеялось. Старейшина сидел на своей части скамейки, на его губах не было следов от укусов, а в глазах не бушевал заслуженный гнев за столь возмутительное поведение. Жадный поцелуй Лань Ванцзи лишь привиделся. Позже он испытает от этого облегчение, но сейчас мог лишь внутренне стонать от разочарования. Лань Ванцзи слегка отстранился и, не мигая, уставился на сидевшего рядом мужчину. Старейшина растерянно взглянул сначала на него, а затем на белоснежную ленту в своей руке и виновато произнес: — Ну вот. Прости, Лань Чжань, хотел помочь, а сделал только хуже. После чего он зевнул и, пьяно покачнувшись, опустил голову на плечо Лань Ванцзи, где тут же крепко уснул. Лань Ванцзи ощущал на своих губах сладкую горечь вина, его уши горели, а голова кружилась. Он не выпил в тот день ни капли алкоголя, но чувствовал себя самым пьяным из собравшихся на празднике гостей.