Остров Пяти Божеств

      Дни потекли своим чередом. Майк больше не допускал ничего неподобающего в своем поведении, и это, определенно, хорошо сказалось на душевном состоянии Светероля. Им удалось достичь хрупкого баланса и вернуться к тому, с чего начинали — это помогло Уиллу справиться с искушением. Они общались, гуляли, делились мыслями, и это было так отрадно, что в минуты тишины перед сном или наоборот — перед рассветом, мысли Светероля наполнялись образами.       Несбыточные, сладкие мечтания, в которых они с Майком либо путешествовали вместе по миру верхом, либо жили на острове, но уже приходясь друг другу мужьями.       Кто, интересно, венчал Светеролей?       О венчальном обряде он для своего сана знал преступно мало, и в оставшиеся дни до свадьбы принца Лукаса и леди Макс ему пришлось много времени потратить на заполнение этих пробелов. Если турниры, приемы и любые другие празднества, во время которых остров принимал гостей, Уилл видел множество раз ребенком и, столкнувшись с обязанностью проводить их самому, хотя бы имел представление о том, как все должно выглядеть, то венчаний на острове не случалось много лет.       Все монаршие семьи заключили свои союзы любви до его рождения, а королевская чета Синклеров сыграла свадьбу не на острове, а в Кленнистерре, поскольку оба супруга родились и выросли в одной стране.       Ритуал описывался в книгах, но так сухо и деревянно, что Уилл, обычно наслаждающийся чтением и обучением, зевал и все сильнее опирался щекой на собственный кулак, чувствуя, как на словах «коли балий венчаем, он выше бирева, пусть внеже муж али дева» тяжелели веки, а в висках начинало колоть.       И все равно он терпеливо вчитывался написанные кем-то задолго до рождения его дедов и прадедов буквы:       «Вложенное в уста благословение Пятерых святейших Божеств запечатляется на челе принимающего и переходящего в ряде, аже целоватие, яко алафа, болого. Брячина, браци начинается абие молодые на десницу и щуйцу ужъ из повсъма намотают да спустятся к воде, помочить плюсны. Светеролю грясти за ними не нужно».       Он едва понимал смысл написанного!       Разобрался, что нужно в лоб поцеловать молодоженов, да отпустить к воде помочить ноги. Получается, Лукас и Макс на своей свадьбе должны быть босыми? Представить бойкую заморскую леди без обуви под платьем он мог легко, но следующая невеста, Джейн, наверняка уже заказала у сапожника нарядные чопины, чтобы сравняться с Майком в росте.       Еще одна причина того, что изучение текстов об обряде бракосочетания затягивалось, заключалась в этих самых думах, образах, что тянулись друг за другом стройным рядом, где ни один элемент не менял порядка: от предстоящей свадьбы принца кленнистеррского он всегда вспоминал о венчании принцессы озвильской, а там рукой было подать до своих собственных тревог и сожалений.       Оплакивать свое разбитое сердце Уилл не смел. Не он главная жертва во всей этой истории, не ему сетовать на превратности судьбы, поскольку по итогу он останется с тем же, с чем и был, тогда как Майк станет заложником брака, в котором не любит он, а Джейн — в котором не любят ее.       Впрочем, он верил, что со временем любовь, хотя бы платоническая, разожжет их сердца, и наследники Озвиля будут теплые деньки проводить на острове, играя с сиротами и слушая легенды от своего Светероля. Какими они будут — дети Майка? Такими же высокими и черноволосыми, с острыми чертами лица и горящими глазами цвета плодов каштана? Или же пойдут в миниатюрную Джейн, чьи глаза на пару оттенков светлее? Волосы у них обоих немного вились, и Уилл с улыбкой представил кудрявого малыша с самой красивой улыбкой, которую он когда-либо видел, и россыпью веснушек.       Только для того, что этот будущий принц появился на свет, Светероль должен взять себя в руки. Его чувства — наименьшая жертва для того большого дела. Он помолится за здравие их детей, как только отпустит их прочь с острова после свадьбы. Вряд ли они затянут с консумацией, верно?       Он вернулся к чтению, на этот раз подставляя левый кулак под левую же щеку. Стараясь не тратить много времени на разбор незнакомых или забытых слов, он попытался найти фрагмент, где описывалось бы завершение церемоний, но снова уперся взглядом в нечто неудобоваримое:       «Обаче обонь пол должна ждати молодых одрина, где они купно искусити кудесы близости, что к непраздности ведет деву»       Пусть об этом Уилл думал только что, ему сделалось дурно от этих мыслей — здесь он понял смысл безошибочно, хотя также не знал всех слов.       Ему следовало думать о браке Лукаса и Макс, поскольку дней до него оставалось все меньше, но другой лез в голову такими яркими образами, что хотелось тереть и тереть глаза, залить их чем-нибудь. Только не в глазах дело было, а в голове, и она-то как раз легко заливалась вином или медовухой. Пьяница Светероль, да еще и такой молодой! Где это видано? Даже Мюррей не запил много после смерти своего супруга, лишь сдал здоровьем.       Вдохнув, Уилл снова уткнулся в книгу, отмахиваясь от очередного повода отвлечься.       Стук в дверь прервал его тщетные попытки разобрать разницу между радцем и рядовичем, от которых он уже добрых полчаса подавлял зевоту. Тело его закостенело от неудобного сидения, но полного представления об обряде у Светероля не было также, как и несколько дней назад, когда он принес эту тяжеленную рукописную книгу в свой кабинет.       Сердце сжалось на долю секунду, в которую он уверился, что работу прервал Майк, но колыхнувшийся длинный подол показался в едва приоткрытой двери раньше, чем незваный гость, а рыцарь вряд ли бы расхаживал по острову в женском платье.       — Дженнифер, — стараясь скрыть удивление, воскликнул Уилл, когда она вошла в его кабинет.       — Простите, что тревожу, Светероль, — улыбнулась она. — Вас не было видно с самой проповеди, и я решила принести вам чаю, раз вы не можете оторваться от бумаг.       — Благодарю тебя, — вернул улыбку он. — Почему же ты не взяла чашечку и для себя? Составила бы мне компанию.       Как все светловолосые, краснела она стремительно и очень ярко, становясь ярче, чем розовые яблочки у Уилла на столе, но он не мог понять, что ее так смутило — не его же предложение.       — Как можно? Это же самоуправство!       — Коль ты бы мне помешала, я бы так и сказал, — пожал плечами Уилл, только радуясь очередному поводу подольше не видеть витиеватых букв. — Хоть яблочком угостить.       Дженнифер робко взяла самое маленькое яблоко в вазе и присела на узкую скамью, сложив руки на коленях, но быстро спохватившись, что не отведать тут же угощения самого Светероля будет невежливо.       Уилл смотрел на все это с большим неодобрением. Они выросли вместе, пусть в детстве никогда сильно не общались, потому что кроме Джейн и гостивших принцев ему друзей было не надобно. Она же всегда была тихой, спокойной и жалостливой, и, кажется, думала стать подданной Озвиля, пока Светероль Мюррей еще жил и здравствовал.       — Почему ты не уехала с острова? — спросил он, все также внимательно вглядываясь в ее черты.       — Что мне там, — неопределенно ответила она. — Здесь я все знаю и люблю вам помогать.       — Вот уж точно, что я бы без тебя здесь делал, — он отхлебнул из принесенной чашки.       Она улыбнулась ему и впервые посмотрела прямо в глаза. Уилл только сейчас отметил их цвет — серо-голубой, приятный и спокойный, как она сама — пусть и знал ее всю свою сознательную жизнь.       — Для меня в радость, — ее ресницы опустились.       И снова перед его мысленным взором возник Майк, чьи черные густые и длинные ресницы перед закатом всегда отбрасывали тени. Ну не дурак ли Светероль? Такая красавица перед ним, а он только об одном и об одном!       Ни в одной из жизней он не предпочел бы ее Майку. Ни в одной.       Кашлем пытаясь скрыть собственное сожаление и тяжелые думы, Уилл снова бросил взгляд на книгу.       — А ты, случайно, не сильна в древнем языке? Я здесь понимаю через слово.       — Нет, не сильна.       — Жаль. Я мог бы расспросить тебя о брачных обрядах, но ты, как и я, не видела ни одного. Так странно, что их на острове не было аж двадцать лет, а теперь они пойдут один за другим.       — Но здесь же живут те, кто видел, — встрепенулась Дженнифер, более уверенно чувствуя себя, когда речь заходила о делах. — Джойс наверняка видела и обе свадьбы королевы Клавдии, и венчание короля Джеймса с королевой Дианой.       — Дженнифер! Дженнифер! — Уилл подскочил с места, едва не уронив со стола недопитый чай. — Я же говорю — без тебя я бы давно здесь скончался над свитками! Вот что значит — незаменимый человек! Ты просто сокровище!       — Молюсь о том, чтобы быть вам полезной, Светероль, — она снова залилась румянцем, но Уилл едва ли обратил на это внимание.       Он взял со стола чистый свиток, надеясь, что чернила и перо найдутся у кухарки, и, схватив Дженнифер за руку, потянул ее вниз, на кухню, искать Джойс. Огрызок яблока так и остался на скамье, куда выпал из девичьих рук от неожиданности.       Пока они спускались по ступенькам, Уилл снова вспомнил Майка, подивился, как сильно отличались на ощупь его руки — ладонь Дженнифер была узенькой и нежной, несмотря на частые работы в огородах и хлопоты с детьми, а еще удивительно холодной, такой, как и у него самого, тогда как все в Майке горело жаром, даже подушечки пальцев.       Джойс нашлась на скамье у кухни с трубкой в зубах. Ее брови взлетели вверх, когда она бросила взгляд на их сцепленные руки, а в глазах появились задорные бесята, от чего Уилл поторопился разжать ладонь и подавил желание закатить глаза. Не говоря ни слова, он оставил Дженнифер на пороге, а сам вошел в душную кухню на поиски писчих принадлежностей. Густые запахи свежеприготовленной стряпни растреводили его желудок, но сейчас было не до трапез.       Он увидел быстрое и даже приятное решение своих тягот, и собирался как можно скорее приступить.       — Вы по делу, ребятки? — спросила Джойс после затяжки.       — По делу, — ответил Уилл из кухни. — Без твоей помощи мне не обойтись.       — Помогу, чем смогу.       — Расскажи, как проходит брачный обряд. Ты же столько их видела!       — С десяток, — прикинула Джойс, забавно прищурив левый глаз. — Два королевских и один — Светероля.       Уилла так и подмывало попросить рассказать о свадьбе Мюррея и сэра Алексея во всех подробностях, словно чтобы знать о том, как это могло бы быть у него, но призвал себя сконцентрироваться на деле.       — Расскажешь нам, как проходит обряд? Я пытался научиться по книгам, но у меня годы уйдут на расшифровку. Дженнифер все запишет.       — Лет-то сколько прошло с последней. Ну давайте попробуем, — и она легко поднялась со скамьи и двинулась в кухню, где они могли расположиться с удобством.       Джойс вспоминала непоследовательно, путалась и перескакивала с события на событие, но Уилл не зря столько часов корпел над старыми книгами — это помогло выстроить хоть какую-то целостную картину. Дженнифер записывала, и он надеялся, что не больше дня потратит на то, чтобы окончательно уложить все традиции в голове. Он даже всерьез рассматривал идею провести репетицию, чтобы нигде не оплошать перед королевскими семьями и их гостями, которые, как и Джойс, бывали за долгие жизни свидетелями венчаний на острове.       На кухне их и застал Майк, заслонивший своей фигурой остатки солнечного света, дарованного этому дню. Он вежливым поклоном поздоровался с дамами, и стал сбивчиво извиняться за то, что побеспокоил, и Уилл понял, что не уследил за временем, не явился в назначенный час на деревенскую площадь, откуда они начинали ежевечерний променад.       Как бы ни было велико искушение тут же подскочить да оставить окончание историй на верную Дженнифер, долг и часть направляли его куда надежнее душевных порывов.       — Если вы не заняты этим вечером, — Светероль при посторонних снова невольно перешел на официальную манеру, — то можете тоже послушать про свадьбы. Прогулка никуда не денется и шанса нарваться на непогоду у нас нет.       Майк кивнул ему и расположился подле печи, чтобы не сильно отвлекать на себя внимание, но Уилл, не отличающийся особо острым слухом, все равно выделал его дыхание среди всех прочих в помещении. Теперь ему точно не на что было надеяться, кроме как на тщательный конспект Дженнифер, потому что на каждое словно Джойс он слышал несколько вдохов и выдохов Майка, и отвлекался, представляя тепло дыхания.       Джойс хорошо помнила свадьбу Мюррея, но она интересовала Уилла не по той же причине, что остальные. Он бы с удовольствием послушал о ней в другой раз, наедине, за чаем или медовухой, чтобы знать, как все может быть у него, если он все же встретит человека, к которому потянется душа, но сейчас все о ней его только смущало и сбивало с толку. Кухарка же, как на зло, говорила о ней подробнее, чем об остальных, хотя знала, зачем Светеролю все это — сентиментальность брала свое.       Солнце совсем село, когда Уилл удовлетворился полученной информацией. Дженнифер не жаловалась, но потирла запястье так, словно его свело от продолжительного быстрого письма. Однако бумаги отдать она отказалась, сославшись на то, что их сначала нужно структурировать и привести в порядок. Не было сомнений, что сейчас она вернется в свой домишко, зажжет лампаду и до глубокой ночи будет перечитывать и переписывать. Остановить ее Светероль не мог, да и не хотел — ему приятна была такая помощь, и он решил, что привлечет ее к свадебной подготовке более основательно.       Проводив Дженнифер до самой избы, они с Майком не сговариваясь, молча двинулись в сторону леса. Фонарь, раза в три меньше, чем тот, который они отдали Джейн и Макс, едва ли освещал дорогу дальше, чем на два аршина.       Молчание окутывало уютом, хотя Уиллу козалось, что после всего, что было сказано и сделано, неловкость тенью будет следовать за ними по пятам, куда бы они не пошли. Владей он собой чуть лучше, умей ставить долг превыше чувств, давно бы вычеркнул эти прогулки из своего расписания, и сейчас прикладывался бы своей горячей головой к холоду мрамора, но нет. Он продолжал воровать каждое отпущенное им мгновение, пусть теперь черта жирной чернильной линией отделяла дозволенное от недозволенного, делая последнее более манящим и зачарованным, чем раньше.       И все же им удавалось просто наслаждаться обществом друг друга без этого разрушающего чувства надвигающейся катастрофы, словно весь мир замирал, пока они вдвоем.       — Кажется, эта девушка здорово в тебя влюблена, — разрушил Майк тишину, но его шепот легко можно было принять за шелест ветра в ветвях едва начавших желтеть деревьев.       — С чего ты взял? — куда громче спросил Уилл.       — Она все делает по твоему велению, да с таким восторгом, словно ты просишь ее не о секретарских делах, а о чем-то легком и приятном.       — Дженнифер просто рада услужить мне и Богам. Она очень набожная, я знаю ее с детских лет.       — О, вы с ней были также дружны, как с Джейн?       — Нет, — Уилл чуть прибавил шагу, выходя за пределы светового озерца, словно убегая от этого разговора — ему было не уютно. — Мы никогда близко не общались, но сейчас она моя негласная правая рука. Половина дел на ней, оттого у меня и есть время праздно прогуливаться вечерами.       — Тогда мне, полагаю, стоит и ей преподнести букет цветов за то, что позволила так много времени проводить с тобой.       Отвечать на этот вздор Уилл не собирался — фыркнул и покачал головой, смелее двигаясь в объятия темноты.       Листьев опало совсем немного, а последние дни снова выдались теплыми и даже жаркими, отбрасывая прочь холодные ветра, возвещающие о скором приходе холодов. Земле полагалось остыть только к началу времени Смирения, а до него оставалось больше пяти недель. Пусть солнце и село, напитанная теплом земля еще не холодила через тонкую подошву поношенных кожаных башмаков.       — Но я такие вещи замечаю, — продолжал Майк, ничуть не смущаясь отсутствием ответа. — Смотрит она с каким-то особым выражением, таким, что не перепутать.       — Не понимаю, о чем ты.       — Так собаки смотрят на приручившего их хозяина — с полным обожанием.       — Ты сейчас сравнил девушку — пусть безродную сироту, но все равно девушку — с дворнягой?       — Да это же не поношение, а простая действительность! Каждый хоть раз так смотрел на другого, — закончил он куда менее горячо, и, кажется смутился.              Не хотелось думать, к чему он вел, и на кого с таким выражением мог смотреть сам Уилл. Он надеялся, что только на Богов, и не собирался развивать эту тему даже мысленно.       Они не обсуждали, куда идут, но выход к опушке с водопадом не удивил — им обоим легче говорилось и дружилось именно здесь с того самого первого откровенного разговора. Теперь Уилл все чаще задумывался о том, почему именно Майк решил поведать ему о своих злоключениях, об этом договорном браке. Сан Светероля сыграл ли в этом роль, им он сам? Можно было спросить, но природа этого вопроса явно касалась темы, которую они оба договорились — не словами, взглядами — не поднимать.       Поскольку свет небольшого фонаря следовал за ним лишь крошечным пятачком, вода казалось черной-черной, как его сутана, а редкие листы кувшинок и случайные ветки вызывали ассоциации со сказочными зверюшками или какими-то чуждыми их миру духами. Пена клубилась над этой чернотой, такая же светлая и дикая, как в любой другой день. Рев воды в тишине позднего вечера оглушал и пробирал до дрожи, потому что завораживал, перетягивал на себя все внимание.       Засмотревшись на стихию, на танец теней по ребящей поверхности пруда, Уилл не заметил, что Майк, оставив фонарь у самых можжевеловых кустов, подошел к воде так близко, что еще шаг оставался до местечка, где можно было легко оступиться и полететь вниз, в этот прохладный журчащий поток.       — Искупаемся? — голос сначала смешался с шумом воды, и поэтому Уилл додумал вопрос, когда Майк уже скидывал котарди.       К его ужасу, никакой камизы под туникой не оказалось — на острове привыкший либо к доспехам, либо к строгой форме синих цветов паладин позволял себе неслыханные, почти преступные вольности в своем туалете. От удивления Уилл не мог отвести взгляда от обнаженных острых лопаток, понимая, что впервые во взрослом возрасте перед ним раздевается такой же взрослый. Эта мысль тут же подогрела его щеки, и отвернуться он додумался лишь когда тупоносые пулены уже аккуратно встали на траве, а Майк снимал шоссы, ничему не смущаясь.       — Ты что, с ума сошёл? — выдавил Уилл, в ужасе глядя на растущую кучу одежды на берегу.       — Да! И предлагаю тебе ко мне присоединиться! — Он сбросил брэ и нагишом прыгнул в воду, оставив Уилла задыхаться от противоречивых чувств. — Давай! Боги же такого не запрещают!       В этот раз у Уилла не было ни единой причины отказаться, а если уж совсем честно — он не хотел. В одиночестве он и так то на рассвете, то в такой же тьме позднего вечера купался здесь, знал эту воду, а нынешний вечер отличался лишь одним — наличием компании. Только раздеваться при свидетеле он страшно смущался.       Помня ужасный конфуз с бриджами для урока верховой езды, он несколько раз шутливо благодарил Богов за свою сутану. Не стань он Светеролем, пришлось носить бы кожаные бриджи или ужасные штанишки-пуфы, модные в Церполе.       Майк уже вовсю плескался в воде. Как кошка — или все же собака? — он встряхнул головой, чтобы капли с его волос разлетелись в стороны. На счастье, пруд был достаточно глубоким, чтобы вода доходила ему до груди, а месяц светил тускло-тускло, позволяя видеть лишь силуэт и — почему-то — яркие игривые глаза.       — Ну же, Уилл!       С вздохом он принялся выпутываться из сутаны, убеждая себя, что ничего предосудительного в совместном ночном купании нет. Сердце колотилось в груди так, словно оспаривало это. Майк плыл на спине, совершенно не глядя на него, хотя у Уилла дрожали пальцы, когда он отвязывал шоссы. Снимать брэ он не собирался, уже решив, что лучше намочить их, чем полностью обнажиться.       Перспектива надевать обувь на голые ступни вызывала дрожь, но то было меньшим из двух зол.       Подтянув шнурки и набрав полную грудь воздуха, Уилл приготовился шагнуть в воду. Он не стал прыгать, опасаясь ушибиться о неглубокое дно, поэтому просто вошел в черноту, которая тут же приняла его в холодные объятия. Громкое шипение вырвалось из его рта.       — Да, водичка уже остыла, — согласился Майк, оказываясь рядом.       Уилл мысленно благодарил его за то, что отказ полностью раздеться остался без комментариев.       — Ничего, еще не так холодно, чтобы это стало больше вредом, чем пользой.       — Если честно, я думал, что ты ни за что не согласишься со мной поплавать.       Плаванием их плескания можно было назвать с большой натяжкой — пруд не отличался размерами, а уж вдвоем они едва могли в нем разминуться, не угодив под пенный поток водопада.       Какое-то время они двигались в воде в полной и по-странному уютной тишине. Невольно Уилл отказывал себе в удовольствие поплыть на спине, а стоял всегда на полусогнутых, чтобы явить как можно меньше себя ночи и Майку. Паладин же никакого дискомфорта от своей наготы не испытывал, и этому имелось логичное объяснение — в долгих походах он иной раз имел единственный шанс помыться в таком же водоеме, но при свете дня и при всем отряде, численность которого могла доходить до двадцати голов.       Конечно же, о каком покое могла идти речь наедине с Майком. Не прошло много времени, как он наглейшим образом специально окатил Уилла водой, словно они были мальчишками, а не рыцарем и священнослужителем — важными лицами в истории их мира.       Вода расслабила тело, и, кажется, разум — Уилл легко поддавался на провокацию и принялся брызгаться в ответ, да так, чтобы с потоком воды их несло не к берегу, а в противоположную сторону, к скалистому возвышению, где притаилась пещера.       Если бы эта полянка и этот водопад располагались чуть ближе к деревне, они бы разбудили своими криками и плесками всех жителей — так весело и громко они смеялись и дурачась, не заботясь ни о чем.       Уилл даже забыл о собственном смущении от их интимного положения — это были просто тела в воде, без какой-то иной подоплеки или сакрального смысла, а они — просто двое глупых, веселых и счастливых. Без сана, без договорных браков, без заточения на этом клочке земли и без клятв «служить, защищать и подчиняться воле». Двое свободных хотя бы на эти ночные полчаса.       Губы уже дрожали от холода, когда Уилл, насмеявшись, подобрался к берегу, готовый вылезти. Это разрушило магию, но на душе все равно было спокойно и так хорошо-хорошо, словно с его плеч сняли все постоянные тревоги. От этого чувства хотелось улыбаться, танцевать и совсем немножко плакать.       Он ожидал увидеть на лице Майка отражение собственных эмоций, но едва не оступился, заметив нечто совсем противоположное в его чертах. Сложно было списать такую щемящую тоску на неосторожную тень темной ночи, потому что вот-вот весь он горел озорством и вызовом, а сейчас потух, как свеча, которую погасил сквозняк или неосторожное дыхание.       И даже таким Майк оставался красивым. Притягательным.       Что мог Уилл разглядеть во тьме ночи? Не придумывал ли он себе все это, выдавая желаемое за действительное? Кажется, даже тихие шаги Майка по траве влажными ступнями выдавали глубокую меланхолию.       Механическими движениями Светероль натянул камизу, затем облачился в сутану и только потом стянул мокрые брэ, а когда отжал их и соорудил из них и шоссов своеобразный узелок, Майк предстал перед ним уже готовым отправиться в обратный путь, а главное без этого разрывающего сердца выражения в глазах.       Обратный путь им скрасила болтовня о детских шалостях: в своей обычной манере паладин рассказывал о том, как воровал у матушки монеты, чтобы поиграть в наперстки на ярмарке или попытать счастье в лучном тире. Майк был прекрасным рассказчиком — он менял голоса, озвучивая реплики леди Карен или ярмарочных купцов и шутов, выделял интонациями самые смешные или тревожные места, и начинало казаться, что Уилл видел это все воочию, присутствовал рядом и даже активно участвовал. От этих историй делалось так тепло и хорошо, что всего плохого в мире словно не существовало.       Этот вечер стал для него настоящим подарком. Казалось бы, после всего сказанного и сделанного между ними ничего настолько душевного не могло случиться без неловкости, но полная искренность, юношеская непосредственность и доверие сложились, как пасьянс, лечебными травами ложась на сердечные раны.       Уилл обязался сохранить этот вечер в памяти именно таким — светлым и чистым, а потом, на развилке, решился на то, что в любой другой миг не простил бы себе. Быстрым и порывистым движением он обнял Майка крепко, куда крепче, чем принято обнимать друзей, но не так, чтобы в этом можно было углядеть какой-то иной, недружественный умысел.       Тепло другого человека, ощущение влажности одежд и забавный, опешивший и растерявшийся от такого Майк — проваливаясь в сон в тесноте кельи, Уилл зациклился на всем этом, как иной раз застревал на особо страстной молитве.       Хорошо, что этот вечер все же был — уже на следующий день дела так закрутили Уилла, что ему стало не до прогулок — до главного события года остались считанные дни. Теперь он видел Майка только на проповеди и, мельком, во время суетливого перемещения по острову.       Из Кленнистерра уже потянулись шхуны и баржи: рабочие, древесина, продукты для предстоящего пира. Дженнифер, Джойс и мальчишки постарше следили за приемом и размещением гостей, провизии и материалов. Майк вызвался помочь с установкой анфилады и теперь всякий раз, когда Светероль в пене и мыле пробегал мимо, салютовал ему то молотком, то ножовкой.       Распорядитель, назначенный самой королевой Сью — высокомерный и напудренный маленький человечек потрепал Уиллу нервы настолько, что ему пришлось отлучиться на молитву едва ли не посреди разговора.       Исправило все лишь появление невесты. Она приплыла одна, на веслах, никому не сообщив о своем прибытии — видимо, взяла пример со своей подруги-принцессы, и, едва появившись, взялась спорить с каждым встречным по поводу праздничного стола, драпировок на столбах главной улицы и праздничных украшений так называемой любовной лодки, той самой, на которой молодожены должны были уплыть в счастливую семейную жизнь.       Примечательно, что все ее высказывания не походили на капризы изнеженной принцессы. Наоборот, она настаивала на минимализме и практичности, и единственное, что походило на прихоть — украшение анфилады живыми цветами.       Ее ждал обряд пятисвятия, и как-то за обедом — скромным и очень быстрым — Уилл отметил, что она волнуется. Он не знал Макс достаточно, но ясно видел, что уровень грубостей и колкостей, несвойственный настоящей леди, вырос, и направлен был либо на всех, безадресно, либо конкретно на Майка. Он мог бы возмутиться и встать на защиту рыцаря, что пользовался от него особой благосклонностью, но отчего-то только забавлялся от их перепалки.       — Думаю, обряд пятисвятия лучше провести сегодня, — заметил Уилл, поднимаясь с места. — Боюсь, завтра нам обоим будет не до того, а королева, думаю, первым делом спросит, обращены ли вы в Пятибожие.       — Никому не говорите, Светероль, но меня в дрожь бросает от моей будущей свекрови, — призналась Макс заговорчески. — А теперь мне жить с ней в одном дворце.       — Разве в одном?       — Мне кажется, она захочет держать иноземицу как можно ближе к себе.       — Но разве вам не положено уединение в какой-нибудь удаленной от дворца резиденции, чтобы насладиться друг другом и сделать первые шаги к появлению наследника?       Уилл и подумать не мог, что эта бойкая бунтарка способна покраснеть от такого невинного комментария, но она смутилась пуще него самого в другой час. Почему-то в этом он увидел какое-то светлое и чистое чувство, в котором она вслух не призналась бы. Не только Лукас был без ума от своей невесты — она тоже пылала взаимностью настолько, что заливалась краской в цвет своей огненной гривы от мысли о близости с ним.       Его Светерольское сердце от этого зрелища затрепетало и все тревоги от предстоящих обрядах словно стерло — Уилл больше не чувствовал себя семинаристом на экзамене, он знал, во имя чего затеяны все эти мероприятия.       Не для политических союзов, дворцовых интриг и корыстных замыслов, а из любви двух молодых людей, которые мечтали взяться за руки и пройти вместе весь жизненный путь, подарить миру прекрасных ребятишек, пятисвятить которых Уилл почтет за честь.       С той минуты все пошло, как по маслу.       Обряд пятисвятия на взрослых Светеролю проводить не приходилось, но с младенцами и детьми, уже умеющими ходить и говорить, он проделывал это десятки раз. Чаще с сиротами или наследниками высокопоставленных вельмож, потому что на материках в каждом городе служил вере свой Богослов и проводил обряд на месте.       Кто-то из них, как и Уилл, вырос на острове и, возможно, даже готовился к верховному сану в свое время, других же выбирали монархи, их наместники или городские советы, и этим избранным прежде чем поступить на Божию службу приходилось получить благословение Светероля и отмолить на святой земле минимум сто пятьдесят дней подряд, часть из которых нужно было сносить серьезные лишения.       Макс для пятисвятия предстала перед ним босая и, как положено, в объемном белом балахоне, закрывающим шею, запястья и щиколотки. Ее огненные волосы разметались по плечам, а веснушки словно горели на бледном от теней молельного зала лице — нетипичная внешность для их земель.       Еще до обряда и до переодевания Уилл предупредил леди Максин о том, что будет задавать ей вопросы — в них и заключалось основное отличие от того же ритуала с детьми — и потребует односложных ответов. Остальными деталями он решил не волновать ее, в конце концов, они были полностью его заботой.       Светероль подготовил все, что требовалось: серебряную чашу с толчеными ягодами бузины, с которыми предстояло смешать свечной парафин, кандило с пятью свечами и плотный молитвенный коврик, расшитый золотыми нитями, что уже лежал четко посередине круглого зала.       — У меня не заготовлено никакой напутственной речи, — начал он тихо, но быстро, полагая, что стоять на холодном мраморе Макс не слишком приятно. — Я просто рад провести обряд пятисвятия, и для меня в некотором роде честь это делать. А сейчас я попрошу вас встать на колени лицом к Богу или Богине, покровительствующей дню вашего рождения. Сюда, на коврик.       Она безропотно опустилась коленями на жесткий ворс, почти спиной к Уиллу, лицом к коридору Богини Созидания. В полной тишине Храма ее дыхание выдавало волнение, но осанка оставалась непоколебимой.       — Вы родились в день Созидания?       — Да, Светероль.       — Вы видели рождение?       — Да, Светероль.       — Вы видели смерть?       — Да, Светероль.       Невпервые на два этих вопроса ему давали положительный ответ — дети, оставшиеся без родителей до переезда на остров могли натерпеться всякого, но почему-то он не ожидал услышать это сейчас. Может быть, ему в будущем доведется узнать леди Макс лучше, и она поведает ему истории, стоящие за этими односложными ответами? Уилл не сомневался, что все они относились к Костдальскому периоду ее жизни, а его интерес к укладу жизни на чужбине не утихал с их первой встречи.       Вдруг ему стало не по себе от мысли, что на следующий вопрос невеста Лукаса тоже даст утвердительный ответ, но своего отношения он не мог выдать любым изменением голоса, поэтому продолжил, сглотнув:       — Вы причиняли смерть?       — Нет, Светероль.       — Вы готовы с этой минуты сердцем и душой верить в Пятерых, обращаться к ним с почтение, чтить в праздники и будни?       Не дожидаясь ее ответа, Уилл снял с кандила свечу и занес ее над чашей, чтобы парафиновый воск стек в черную смесь толченой бузины.       — Да, Светероль.       С чашей в руках Светероль обошел Макс со стороны Бога Свободы и встал перед ней. Она, и так невеликая ростом, на коленях казалась совсем маленькой — не больше ребятишек лет восьми, что тоже принимали пятисятие в такой же позе.       Он опустил мизинец в еще теплую от парафина смесь и ту же поднес его поочередно к подбородку, переносице и лбу. Макс даже не поморщилась от касания, продолжая смотреть ему прямо в глаза. То же самое Светероль повторил с большим пальцем, а указательным случайно зачерпнул слишком много, и черный сок брызнул на белоснежный балахон, пока он подносил руку к лицу Макс. Палец обожгло горячим дыханием — от неожиданности она вздохнула, но видимо, отметив его полное спокойствие, впервые прикрыла глаза.       Когда пришел черед безымянного — последнего — пальца парафин в смеси почти застыл, и Уиллу пришлось вдавиться в нее так, что толченые ягоды пробрались под ноготь. Эти финальные касания почти не оставили следов, но лицо посвященной в веру и без того было черно от бузинного сока.       Ритуал завершался как и все, в чем участвовал Светероль — Уилл поднес руку тыльной стороной почти под нос Макс, и она долю секунды смотрела на нее, не понимая, а потом сжала своей, притянула ближе и оставила пять быстрых поцелуев куда-то между костяшками. Этим местом Уилл размазал по ее лбу ягодную черноту.       — Теперь вам нужно помолиться, — сказал он тихо, опуская руку. — Всем пятерым по очереди, начиная с вашей покровительницы, а уже после молитвы можете умыться.       — И все? — приподняла бровь она.       — И все. Позвольте помочь вам подняться. — Уилл не сдерживая улыбки, подал ей руку — не ту, что вся была в ягодно-восковой смеси, — и глянул на ее босые ноги. — К сожалению, вам пока нельзя обуться. Первая молитва у каждого ребенка всегда на босых ногах.       — Но я-то не ребенок, — едва опираясь на протянутую руку, она встала.       — Знаю. Вы можете взять коврик.       — Что вы, — хмыкнула она. — Я умею соблюдать правила.       Все в ней выдавало озорство, но глаза оставались серьезными, и это добавило ей очков в глазах Уилла — ему нравилось, что Макс, чуждая их традициям, со всей ответственностью подошла ко всему, что он ей предложил. Иная, более капризная девица могла бы запротестовать еще на этапе помазания.       — Я оставлю вас и прослежу, чтобы никто не помешал вам.       — Но, — она запнулась, словно решала, стоило ли продолжать, — я не знаю ни одной молитвы.       — Просто обращайтесь к Богам от сердца, искренне и без утайки. Они принимают это лучше заученных слов.       Прихватив с собой чашу, он вышел, собираясь все часы до заката посвятить бумажной работе, но едва не выронил свою ношу, когда наткнулся около иконостаса на Майка.       Строгий взгляд ничуть не пронял нежданного гостя, но он хотя бы старался вести себя предельно тихо, когда проследовал за Уиллом в кабинет. По делу он пришел или просто? Знал ли, чем именно заняты Светероль и леди Макс?       Конечно, знал. Не мог не знать.       — Ты подсматривал? — спросил Уилл недоуменно.       — Не называй это так, — возмутился Майк, складывая руки на груди.       — Если ты хотел присутствовать — мог просто попросить. Ты официальное лицо Кленнистерра и имел полное право засвидетельствовать пятисвятие для своего короля, — тоном, более подходящим для нотаций, сказал Светероль, отзеркаливая позу.       — Я не задумывал это заранее.       — И потому, проходя мимо, решил подсмотреть. Ясно.       — Ну, ритуал выглядел очень… интимным, — Майк потупил взгляд.       — Так и есть. Это же глубоко личный процесс вверения своей души Пятерым…       — Не с Богами, — перебил он торопливо. — С тобой.       Уилл сначала не понял, к чему это было сказано, и стал быстро перебирать в уме все атрибуты пятисвятия, чтобы разобраться. Он лишь на секунду представил на месте Макс Майка и зарделся, чувствуя даже, как похолодели ладони и ступни от того, как резко кровь прильнула к голове.       — Ты! Богохульник! Еще и на святой земле, прямо в Храме!       — Я не специально, — он покаянно опустил голову, и Уилл поверил, что ему правда стыдно за подобный полет мысли.       Таким он выглядел в эту минуту глупым и легкомысленным, почти таким же, как в их первый откровенный разговор, который, казалось, случился вечность назад — столько всего уже успело случиться после. А может быть, глупый здесь вовсе не Майк, а сам Уилл? Что за процессы происходили с его телом, неподконтрольные разуму? И сердце неслось галопом, и дыхание сбивалось, и никакой опоры не ощущалось под собой, лишь сплошная невесомость.       — Можно я спрошу? — внезапно подал голос Майк и поднял глаза — необычно серьезные.       — Спрашивай.       Уилл даже проследил за движением его кадыка, и оно бы заворожило, если бы не странная атмосфера, повисшая в кабинете. Чаша все еще была в его руках, и он только сейчас впервые заметив это, отставил ее прямо на край стола, где лежал ворох раскрытых свитков.       — Если бы не этот клятый брак, не вся эта ситуация, из которой нет выхода, мы могли бы?..       Ему не нужно было заканчивать, чтобы Уилл понял. Только этот вопрос требовал своей оглушительностью не отклика, а ухода от ответа — желательно в прямом смысле этого слова. Ноги аж зудели от этой потребности, и Уилл мог с ходу найти дюжину причин и дел для такого завершения разговора, пусть это и выглядело бы несправедливо и нечестно.       Он не верил в такой исход для себя. Не верил, не желал его, пятился от него всеми правдами и неправдами задолго до появления Майка в его жизни в качестве друга. Но смог бы Уилл, глядя в эти темные, ждущие и такие красивые глаза ответить «нет»?       Усилием воли смог бы.       И ответил:       — Да, — сорвалось так, словно он не контролировал даже свой рот, не мог больше правильно складывать губы и прижимать язык к небу, чтобы выходили именно те звуки, что он задумал.       — Да?       — Только это все равно не имеет смысла. Не существует другого мира, мира, где нет стольких препятствий, а значит глупо и даже болезненно рассуждать о том, что могло бы быть, сложись хоть что-то по другому. Не думай. Ты только сам себя погубишь, если будешь.       — Я знаю, Уилл, — и снова от звука своего имени Светероль на долю секунды забыл, как дышать. — Просто мне отрадно знать это.       Они так и замерли друг перед другом, сраженные этим откровением, но не так, чтобы пасть. Уилл успел узнать о Майке так много всего, хотя началось все с полного предвзятости обмена пикировками в этом самом зале и подозрения, что Уилл мог претендовать на руку его младшей сестры. Так глупо.       Если бы он знал, чем все обернется, согласился бы не заговаривать с Майком на том балконе, отказал бы ему в той злополучной прогулке, на которой паладин внезапно разоткровенничался?       Уверенный стук в дверь прервал его размышления. Чумазая Макс тут же появилась в приоткрытой двери с балахоном в руках и уже обутая.       — Не помешала?       — Что вы, — улыбнулся ей Уилл, надеясь, что ничто в нем не выдавало нервозность. — Как прошла молитва?       — Немного неловко, но я привыкну, — она оглядела их обоих со странным выражением.       — Одежду можете оставить себе в качестве сувенира. В кухне есть вода, чтобы умыться. Сэр Майкл, проводите леди Макс?       — Я же просила обращаться ко мне просто Макс!       Майк явно тоже был недоволен обращением, но смолчал. Возмущаться тем, что его банально отсылали, он тоже не стал — наверное, чтобы не дискредитировать себя перед подругой своей будущей жены. Для Уилла же ее появление стало спасением — он не был уверен, что выдержал бы продолжение такого откровенного разговора, к тому же дела только множились, пока он не прикасался к ним.       Время до свадьбы пролетело просто молниеносно. Если бы Уилла попросили сравнить по протяженности те минуты, что они с Майком стояли друг напротив друга в тесном кабинете и весь следующий день, он с уверенностью заявил, что разница здесь как между годом и часом.       Весь двор Кленнистерра, включая короля и королеву, прибыл на закате накануне празднества, но Светероль, встречая их, был таким уставшим и обремененный делами, что только и успевал повторять, как заведенная музыкальная шкатулка, какие делали в Цеполе: «Веры и света вам» да «Пять солнца лучшей для ваших очей». Его руку разве что не натерли — десятки человек оставляли свои приветственные пять поцелуев один за другим, а он только улыбался, надеясь, что не выглядит ребенком перед всеми этими вельможами и министрами, что в два, в три, а то и в четыре раза старше него.       Он, кажется, даже во сне повторял восстановленный из воспоминаний Джойс и старых книг ритуал бракосочетания, только перед ним у свадебной арки представали то Лукас и Макс, то Майк и Джейн, то Боги в разных комбинация, то Джойс с мертвым младенцем на руках ждала жениха, который никак не приходил.       В итоге окончательно он пришел в себя и настроился на праздничный лад когда в специально отведенной для него комнате Пятого Дворца трое юношей собирали его на церемонию. Уилл считал это излишней блажью, — даже на турниры он наряжался сам — но Джойс намекнула ему, что в этот раз лучше сделать все, как должно.       Пока близнецы подпоясывали широким полотняным поясом его впервые надетую ярко-желтую сутану из какого-то нежного, невесомого материала, напоминающего атлас, Шон одевал на него расшитую солнцами и раскрытыми ладонями ризу. Перед тем, как опустить на лоб тику, лицо обильно припудрили — Уилл едва удержался, чтобы не чихнуть, а когда перед ним раскрыли шкатулку с перстнями и браслетами, он не сдержался:       — Это обязательно? Тики должно быть достаточно.       — Пять колец, Светероль, — напомнил один из близнецов.       — И браслеты с камнями королевств, чьи подданные венчаются, помню.       Ему помогли застегнуть широкий серебряный браслет с большими сапфирами, и он уже потянулся за изящной тонкой ниткой золота с капельками-рубинами, но Шон виновато остановил его.       — Нам передали от родителей леди Максин вот это.       Откуда-то из-за спины Уилла вынесли другую шкатулку — плоскую и обитую дымчатым бархатом. В ней лежал бронзовый браслет с крупными бусинами обсидиана, такими черными, с бликами правильной формы и маленьким, искусно выполненным бронзовым парусником посередине.       — Видимо, теперь у нас есть символ Костдаля, — скорее себе, чем ребятам сказал Свкетероль, самостоятельно надевая браслет.       Он был готов провести свою первую свадьбу. Стать тем, кто отправит своего близкого друга — будущего короля — в счастливую семейную жизнь. О том, что это еще и его персональная генеральная репетиция перед венчанием Майка и Джейн Уилл старался не думать. Ему придется приготовиться и к этому тоже, и времени оставалось все меньше.