a minute to the left

Что-то с ней не так. Она это чувствует. Видит в том, как каждый раз при взгляде на неё уголки губ дяди Вернона опускаются в недовольной гримасе; в том, как тётя Петуния презрительно задирает нос, когда она рядом; в неуверенных, подёрнутых тенью улыбках учителей. Это ощущение проникает ей в кости, просачивается сквозь стены её тесного шкафа, окутывает её с головой. Ночи не приносят облегчения. Её сны наполнены странностью и чем-то зловещим (никаких чудес…). Она видит во сне мальчика. Он напоминает ей те предостережения, что она слышала в воскресной школе — о призраках, демонах и духах, — и ей становится жутко. Он бледен, сер и странен, приходит к ней каждую ночь. Перед глазами мелькают сцены, беспорядочный поток времени. Она наблюдает за ним в школе, за обеденным столом, на улице, в церкви. Однажды ночью она стоит в углу комнаты и смотрит, как воспитательница хлещет его по руке линейкой. Она вздрагивает при каждом ударе, видя, как кровь проступает вдоль раны. Он не плачет, но она отчаянно хочет остановить это, протянуть руку, встать между разгневанной женщиной и мальчиком. Но не может — её тело словно приковано к месту. В другую ночь она видит, как он снимает шкуру с кролика на глазах у перепуганного мальчишки. Его рот искривлён в хищной ухмылке, а другой мальчик дрожит и мочится от страха. Гарри чувствует, как её сердце бьётся так же бешено, как у кролика, как у этого мёртвого существа в его руках. Что-то с ней не так, потому что Гарри не может понять — призрак он… Или она.

***

Всё начинается так. Однажды днём Гарри находит змею в траве — маленькую, с рассечённым хвостом, повреждённым газонокосилкой, с которой она так долго мучилась. Она измотана, голодна, её рука болит после того, как тётя Петуния больно схватила её чуть раньше. Вид крохотной змейки, беспомощно извивающейся в траве, едва не доводит Гарри до истерики. — Прости! — вскрикивает она, опускаясь на колени и осторожно поднимая её в свои худые, костлявые руки. — Я не хотела! Она зажмуривается и загадывает желание, молча умоляет. В голове крутятся мысли о том, насколько всё ужасно, как сильно она хочет, чтобы змейка жила. Ей нужно, чтобы та выжила, потому что, если она настолько сломана, что стала не только уродом, но и убийцей, то какая у неё может быть надежда? (Образ вспыхивает, нежданно и страшно: мальчик и кролик.) Змейка затихает, и сердце Гарри подступает к горлу. Но, когда она открывает глаза и смотрит вниз, то видит, что змейка не просто жива — она исцелена полностью. Только тонкий красный шрам окружает место, где недавно была рана. Змея приподнимает свою чешуйчатую голову, тихо шепчет: — Спасибо. И исчезает в траве.

***

Однажды Гарри уходит с Тисовой Улицы, не привлекая к себе внимания, не оставив за собой ничего, кроме жгучего желания сбежать — сбежать от удушливого одиночества, которое накрывает её каждый раз, когда пропускает обед или ждёт удара. Гарри представляет это как болезнь, как плотную лиану, обвивающуюся всё туже вокруг её горла с каждым днём, что она проводит здесь. Она боится, что если задержится ещё чуть-чуть, то потеряет способность говорить, позволит этим тёмным лозам окончательно захватить её. Она бродит по улицам, которые, по мнению тёти Петунии, можно назвать «неблагополучными». Гарри редко покидала Литтл Уингинг и теперь находит извилистые переулки пугающими. Она снова загадывает желание, просит что-нибудь, что могло бы согреть её. На ней один из старых свитеров Дадли, но он уже промок насквозь, и холод октябрьского воздуха цепляется к её коже, пробираясь до костей. Желание перерастает в отчаянную нужду, когда туман превращается в дождь, хлещущий по её и без того замёрзшей коже. Гарри подпрыгивает от неожиданности, когда по её руке пробегает искра. Сердце колотится, и она снова пытается, сосредотачиваясь на чувстве — на этой отчаянной, почти болезненной нужде. Она вскрикивает, когда перед ней вдруг появляется мужчина. Он хватает её за руку, но Гарри резко склоняется вперёд и впивается зубами в его сильное предплечье. Мужчина вскрикивает от боли, ошеломлённый, на мгновение разжимает хватку. И Гарри бежит. Она понимает, что не сможет победить его физически, но она выросла, убегая от Дадли, Пирса и длинной руки тёти Петунии, и знает, как прятаться, чтобы тебя не нашли. Она резко сворачивает в сторону и прыгает в мусорный бак, затаив дыхание, когда погружается в груды мусора. Нос атакует запах гнили, и Гарри зажимает его пальцами, стараясь дышать тихо и ровно, прячась, как можно меньше, сворачиваясь клубком. Через несколько секунд она слышит тяжёлые шаги, бегущие мимо, и их звук затихает в другом переулке.

***

В конце концов, голод, терзающий её желудок, пересиливает страх, и Гарри набирается смелости, чтобы покинуть безопасное укрытие в мусорном баке. Она находит полпакета чипсов за пабом. Они холодные и слегка размокшие, но на вкус вполне сносные. — Не маловато ли тебе чтобы быть на улице, детка? Гарри вздрагивает, и её желудок сжимается от страха. Перед ней стоит худой мужчина, опирающийся на велосипед, одной ногой балансируя на педали, будто готов вот-вот сорваться с места. Это не тот человек, что напугал её раньше — этот моложе, чище. Он курит сигарету и наблюдает за ней, слегка наклонив голову, с тяжёлым выражением на лице, его брови сведены в глубокую складку. Он выглядит как тот тип людей, о которых дядя Вернон обычно говорит с раздражением — весь в ярких цветах и вызывающих украшениях. — Я не причиню тебе вреда, — говорит он. Между ними повисает неловкая пауза, и Гарри только кивает, не зная, что сказать. Бежать бессмысленно — он догонит её на велосипеде. Она глотает ком в горле, по-настоящему испуганная. — Пожалуйста, — умоляет она. — Я не причиняю никому зла. — Я знаю, малышка, всё в порядке. Пойдём со мной. Она узнаёт, что его зовут Роуч, и он ведёт её под мост, где знакомит с девушкой с синими волосами по имени Роуз и стариком по имени Эдди, который хромает на одну ногу. Они что-то вроде семьи, объясняет он. Гарри может остаться с ними, если захочет. Они угощают её газировкой, и Гарри садится с ними вокруг костра, за которым присматривает Роуз. Эдди копается в своём рюкзаке и достаёт для неё пончик, заявляя, что Гарри слишком худая. Позже она укладывается в спальный мешок, который для неё нашла Роуз. Девушка ложится рядом на своём коврике, её синие волосы веером раскидываются вокруг головы, словно нимб. В свете костра её большие карие глаза блестят, наблюдая за Гарри. — Наверное, всё было очень плохо, да? — тихо шепчет Роуз. Гарри не знает почему, но её глаза наполняются слезами. Она понимает, что не может ответить. — Я была немного старше тебя, когда ушла, — продолжает Роуз, перекатываясь на спину и устремляя взгляд на исписанное граффити дно моста над ними. — Это было страшно, быть одной… Я думала, что придётся вернуться. Но не могла. Просто не могла. Я обещала себе, что больше не позволю ему меня ранить, никогда больше не позволю… Она резко обрывает себя, глубоко вздыхая. — Я просто не могла. Под мостом царит тишина, и лишь их тихое, ровное дыхание отдаётся лёгким эхом. Гарри начинает считать их вдохи. Вдох… выдох. Вдох… выдох. И незаметно засыпает.

***

После почти недели совместного пребывания, Гарри просыпается и обнаруживает, что Роуз внимательно на неё смотрит. Её желудок сжимается, и она понимает, что, должно быть, это конец — они больше не хотят ее терпеть, решили, что она слишком бесполезная, слишком маленькая. — Ты знаешь, что ты кричишь во сне? Она моргает. Ну, это было не то, что она ожидала услышать. — Мне снятся сны. О мальчике, — слова выходят странно, неохотно. Гарри держала этот секрет так долго, что теперь кажется почти кощунственным давать ему имя. Но Роуз её подбадривает, и постепенно Гарри позволяет истории её ночного посетителя вырваться на свободу. — Это не призрак, — Роуз кивает, когда Гарри заканчивает. — Плохой дух. Плохая энергия, которая тебя преследует. Вставай, нужно тебя очистить. Это имеет смысл, ну, по крайней мере, не меньше, чем всё остальное, так что Гарри соглашается и встаёт на ноги. Тем временем Роуз копается в рюкзаке и достаёт странный пучок трав. Она поджигает его спичкой и приказывает Гарри стоять на месте, пока дым окутывает её. Запах тягучий и вызывает головокружение, но в то же время он кажется тяжелым, как будто приятное обволакивающее прикосновение. — Носи это теперь, — Роуз протягивает ей мешочек на шнурке, наполняя его теми же травами с пряным запахом. — Какие-нибудь ещё странные вещи вокруг тебя происходят? Плохая энергия может проявляться по-разному. Гарри нервно ёрзает. Она знает, что странная, и знает, что не должна об этом говорить, должна молчать, но Роуз выглядит такой искренней, что она не может сдержаться и выпаливает: — Я могу заставить вещи происходить. Однажды я отрастила волосы после того, как тётя их мне отрезала. Думаю, однажды я даже на крышу взлетела. И тут, как по воле случая, она замечает маленькую змею, ползущую к кусту рядом с Роучем. — А ещё это! Я могу с ними разговаривать! Роуз выглядит теперь неуверенно, как будто уже жалеет, что спросила, и Гарри ощущает, как хрупкая дружба, расцветшая между ними за эту неделю, ускользает сквозь её пальцы, как песок. — Смотри! — кричит она и бежит к змее. — Вернись! — говорит она змее, но это выходит на английском. Сосредоточься, думает она. — Вернись! Пожалуйста! — Гарри, — говорит Роуз. — Всё в порядке. Я верю тебе. — Нет! Это правда, я могу! — она чувствует отчаяние, горячий стыд заливает её щеки. Они подумают, что она лгунья, уродка, как всегда говорила тётя. Это напоминает ей о взглядах школьной учительницы после того, как та общалась с Петунией — сжатые губы, полные неодобрения её самого существования. — Вернись! Это вырывается из неё шипением, и змея поворачивает голову. — Говорящая? — шипит она, едва достаточно громко, чтобы Гарри услышала. Она опускает руку к земле. — Подойди, — говорит она. — Я дам тебе что-нибудь поесть. Змея подползает к ней, обвиваясь вокруг её бледного запястья. Гарри оборачивается, торжествуя, но видит, что Эдди и Роуч присоединились к Роуз и теперь стоят, разинув рты, как стайка испуганных, ярко раскрашенных птиц. — Да ну, чёрт возьми, — наконец присвистывает Эдди. — Роуч был прав, правительство и правда мутантов делает.

***

Мужчина, который её преследовал, был из Ми-6, объясняет Роуч. У Гарри — суперспособности, результат правительственных экспериментов, которые проводятся на обычных гражданах. — Как в том романе Стивена Кинга, да, они вербовали бедняков и тех, у кого никого нет, никого, кому бы было дело, если они исчезнут… — Мои родители! — восклицает Гарри, взволнованная. — Мои родители погибли, когда я была совсем малышкой! — Ребёнок, я бы деньги поставил, что они не погибли обычной смертью. Их убили. Скорее всего, потому что они пытались тебя спрятать. Либо они до сих пор где-то живы и бросили тебя, чтобы спасти себя. Или, может быть, ты вообще не рождена родителями — может, тебя создали в одной из тех лабораторий, а ты как-то сбежала. Гарри не думает, что последнее возможно, потому что она не может представить, чтобы Дурсли что-то вытащили откуда-то, кроме как свои уродливые рождественские украшения раз в год. Но ей нравится, как это звучит, — дерзкий побег, который она воображает, нравится больше, чем мысль о том, что её родители бросили её и сбежали. Хотя это объяснило бы, почему Петунья её так ненавидит — если она возится с Гарри уже почти 10 лет из-за ошибок своей сестры… Ну, нет смысла на этом зацикливаться, верно? Гарри с трудом сглатывает и выпрямляет плечи. Она больше не обуза для своей тёти, она с этими людьми, этими особенными людьми, которые знают всякие истины об этом мире. Теперь она в безопасности, и она может их защитить. Всё будет иначе.

***

Они, можно сказать, находят свой ритм. Гарри всего один раз пытается испытать свои мутантские способности, но снова появляется тот человек, и им удаётся сбежать лишь чудом. Все единогласно решают, что это не стоит риска, и Гарри больше не пытается. Тем не менее, обращение к змеям, кажется, не привлекает этого человека. Эдди предполагает, что это не нарушает магнитное поле так сильно. Гарри не имеет ни малейшего представления, что это значит, но как самая младшая в группе, она немного стесняется постоянно задавать вопросы. Ей кажется, что это делает её глупой, поэтому она не просит Эдди объяснить. Она использует своих змей, чтобы «добывать» еду или припасы, когда у них заканчивается провизия. Роуз и Роуч уносят всё, что им нужно, пока хозяин магазина отвлекается на армию маленьких змей, заполонивших помещение. Часть её всегда чувствует себя виноватой за то, что она пугает их. В этом нет вины владельцев магазинов, что у них нет денег. Но Роуч всегда напоминает, что настоящим врагом является капитализм, а не продавцы и уж тем более не они сами. (И снова, это одна из тех концепций, которые Гарри не совсем понимает. Но Роуч очень умный, наверное, самый умный человек, которого она когда-либо встречала, поэтому она с ним соглашается. К тому же, батончик «Дабл Деккер», который он и Роуз украли специально для неё, становится намного вкуснее, когда его не омрачает чувство вины.) Они разбивают лагерь, едят и путешествуют, и иногда Роуз притворяется, что она старшая сестра Гарри, которая взяла её в бассейн, чтобы они могли принять душ. Иногда они даже плавают, и Гарри учится плавать на спине, пока Роуз бережно поддерживает её руками. Ей очень нравится плавать, ей нравится ощущение прохладной воды на щеках. Иногда Гарри хочет, чтобы её мутантские способности позволили ей делать что-то крутое, например, дышать под водой или превращаться в русалку, но затем ей становится стыдно за такую неблагодарность. У Роуз ведь вообще нет никаких способностей. Роуч учит её о мире, о правительстве и о человеке (не о том человеке, которого Гарри называет «Тем Человеком», который её преследует, а о человеке в более широком смысле, том, кто наблюдает за всеми и контролирует Народ с большой буквы Н). Она думает о Дурслях в их стандартном доме и чувствует, что понимает, какую силу может иметь этот «человек». Это её огорчает. Эдди не делает многого из-за своей ноги, но его главная задача — заботиться о Роуз и Роуче, когда они заболевают. Гарри заметила, что они часто болеют. Иногда они лежат вместе, как щенки, казалось бы, днями напролёт, не замечая ничего вокруг. В другие дни они становятся раздражительными и злобыми, и Гарри быстро учится, что в такие дни лучше держаться поближе к Эдди. Он рассказывает ей истории о войне и о своей дочери, которая погибла в результате несчастного случая на лодке десять лет назад, когда Гарри была ещё совсем малышкой. Но чаще всего они с Эдди говорят о её мутантских способностях и о том, кто ещё может быть там, с такими же силами. Гарри волнует мысль о том, что могут существовать и другие, как она. Но, если быть честной, её это немного пугает. Ей нравится быть особенной. Это странная и непредсказуемая жизнь, но Гарри её обожает. Здесь нет грязной посуды, нет сжатых кулаков, которых нужно избегать, нет бесконечной тишины, которую она должна заполнять своими мыслями. Это грязная и грубая жизнь, но она её. Когда приближается её одиннадцатый день рождения, она наконец находит ту семью, о которой мечтала многие годы.

***

Марианна Лоттс знает, что её работа необходима. Она знает, что кто-то должен стучаться в двери, ждать, пока дети собирают свои вещи и прощаются, помогать им обустроиться в новых домах. Она знает, что это необходимо. Но от этого это не становится менее трудным. Это всегда тяжело, но особенно тяжело, когда дети не хотят уходить, или когда родители не злые или намеренно нерадивые, а просто молодые, неопытные и совершенно не готовые к такой ответственности. Это те случаи, которые разрывают её сердце на части, когда она ведёт ребёнка к порталу, выданному министерством, в то время как его мать умоляет её пересмотреть решение. И всё же, думает она, всё это блекнет по сравнению с задачей, которая ей поручена сегодня. Она знала Лили Эванс. Они сидели вместе на Зельях с пятого курса. Она была на её свадьбе и отправила подарок вместе с поздравлениями, когда услышала, что у Лили родилась девочка с таким странным именем. Марианна Лоттс не хочет находиться в этой тесной комнате, полной авроров и сотрудников Хогвартса, ждать, пока древнее волшебное перо заполнит текущие координаты Гарри Поттера на пустом конверте. Она не хочет чувствовать, как её сердце разобьётся, если перо не напишет имя, если Гарри Поттер последовал за своей матерью в мир иной. Десять месяцев — это ужасно долго, думает Марианна. Десять месяцев — это целая жизнь для ребёнка. Десять месяцев — это «глухое дело». Она резко поднимает глаза на мрачного Дамблдора. Это кощунство — то, что ребёнка Лили поместили в дом без какого-либо контроля со стороны министерства. Волшебный мир слишком легкомысленно относится к опеке, и она пытается это изменить. Её отдел может быть маленьким, но он необходим, несмотря на то, что думают другие волшебники. Она встречается взглядом с Дамблдором и чувствует, как её рот сжимается. Он удерживает её взгляд слишком долго, пока она не отводит глаза, чувствуя напряжение и раздражение. Перо, совершенно не замечая и не заботясь о напряжении в комнате, прилежно выводит имена детей в алфавитном порядке, пока приветственные письма Минервы МакГонагалл сами складываются в каждый новый конверт. Все затаивают дыхание, когда пишется конверт для Паркинсон, Пенси, а затем для сестёр Патил. Перо на мгновение замирает, как будто невидимая рука, держащая его, что-то обдумывает, и кто-то резко вздыхает. Но затем оно пишет. Гарри Поттер найден.

***

Гарри кричала, отчаянно вопила и билась в руках назначенного Министерством опекуна. Всеми возможными исходами размещения Гарри Поттер у маггловской сестры Лили — такого Альбус никогда не представлял. Чувство вины и тревоги тяжело оседало в его желудке, разъедая его кости изнутри. Он чувствовал себя невероятно старым, словно все его годы вдруг нагнали его одновременно. Альбус смотрел издалека, не в силах подойти ближе. — Отпустите меня! — закричала она. — Что вы с ними делаете?! Я не хочу быть ведьмой! Отпустите меня! — Мы не причиняем им вреда. Всё в порядке, Гарри, мы отведём тебя в безопасное место. Шприцы разбросаны по импровизированному лагерю, и он замечает туман в глазах магглов, с которыми Гарри жила последнее время. К счастью, у ребёнка не было такого же запаха странного, что пропитал тех, с кем она жила. Она была немного слишком худой и довольно грязной, но, похоже, иначе не пострадала. — Я опекун, — услышал он, как мисс Лоттс с трудом выговаривает, — социальный работник. Я позабочусь о тебе. Гарри лишь сильнее вырывалась, и Альбус сожалел, что Министерство не выбрало другой подход. Он просил их позволить учителю или ему самому забрать мисс Поттер, объяснить всё ей, не пугать её, но ему отказали. Нынешний отряд работников Министерства выглядел почти таким же потерянным, как и Гарри, пытаясь утихомирить девочку и забрасывая её объяснениями, которые только усиливали её страх. Это неправильный подход, подумал он. Вы только навредите ей. — Что вы собираетесь с ними сделать? — Гарри умоляла мисс Лоттс. — Не волнуйся, Гарри, — попыталась успокоить её женщина. — Их просто обливиируют — заставят забыть. Они ничего не вспомнят. Но это было неправильное, совершенно неподходящее заявление, и сердце Альбуса сжалось, когда он увидел, как лицо Гарри побледнело. — Вы собираетесь убить их, — прошептала она, в ужасе. — Это как убить их. Вы собираетесь убить меня. Вы не можете. Вы не можете! — Нет, нет, с ними всё будет хорошо… — мисс Лоттс попыталась быстро оправдаться, осознавая, какой огромной ошибкой были её слова, но Гарри уже была в истерике. — Пожалуйста! Вы не можете это сделать! Пожалуйста! Эльвира, пожилая аврор, которую Альбус всегда уважал, шагнула вперёд и попыталась успокоить девочку. — Гарри, ты должна понять, что магглы не могут знать о ведьмах и волшебниках. Это закон. Это поставило бы их — и нас — в опасность. Я знаю, что это кажется жестоким, и мне очень, очень жаль. Но мы обязаны это сделать. Иначе они не будут в безопасности. Всё будет совершенно безболезненно, я обещаю. Её голова опустилась, она перестала сопротивляться и обмякла в руках женщины. Всхлипы сотрясали её маленькое тело, и она бормотала и шипела на них что-то бессвязное. — Я понимаю, что это тяжело для тебя, Гарри. Мне так жаль. Он подумал, что всё уже закончилось, услышав, как авроры произносят заклинание обливиэйт над бродягами, но вдруг услышал крики авроров. Небольшая группа змей набросилась на авроров, их маленькие клыки были бесполезны против заколдованных мантий. — О, Гарри, — вздохнул Альбус и взмахнул рукой в сторону девочки. Она рухнула в объятия Марианны Лоттс, уснув. В четырёх футах, никем не замеченный, лежал её травяной мешочек, забытый. Той ночью, впервые за почти год, Гарри приснился призрачный мальчик.

***

— Думаю, у тебя должно быть много вопросов, — мягко произносит волшебник. У Гарри действительно есть вопросы, но она не уверена, что сможет их сформулировать. Она провела, как ей показалось, несколько недель в месте, которое, скорее всего, было больницей. Её кормили зельями, махали над ней палочками и заставляли много спать. Всё это было однообразно и вызывало головную боль, пока вчера старый волшебник — Дамблдор — не вернул её сюда, в Хогвартс. Чувствуя себя сбитой с толку и разбитой, она слушала его рассказ о ведьмах и волшебниках, о волшебных школах, о тёмных волшебниках, бродящих по континенту, о родителях, которые погибли из-за кого-то по имени Волдеморт, о её собственном чудесном, необъяснимом поражении его, о том, как её разместили у Дурслей для её защиты. Он оставил её с большим количеством вопросов, чем ответов, но теперь, когда она снова смотрела ему в лицо, в её голове стучала только боль в груди, словно оставляя синяк на рёбрах. Она хотела вернуть Роуз, Роуча и Эдди. Она хотела домой. — Может быть, — продолжил он, — мы могли бы начать с посещения старых воспоминаний. Он достаёт из ящика толстый фотоальбом и открывает на странице, указывая на фотографию красивой женщины с рыжими волосами. — Это твоя мама, Лили. Гарри смотрит на фото. — Ты очень похожа на неё, если позволишь мне так сказать, — сказал директор, его глаза чуть ярче. — За исключением волос. У тебя волосы Джеймса. Она так устала. Она смотрит на фотографии, которые он разложил перед ней, и чувствует себя опустошённой, выжатой. Незнакомцы на фото машут ей рукой (ещё одна странность в этом новом мире). Сколько раз она мечтала о родителях? Гарри не может вспомнить. Если бы она вела этот разговор год назад, она была бы в восторге. Но теперь все её мысли заняты семьёй, блуждающей без неё. Без какого-либо воспоминания о ней. Она кладёт щёку на дубовый стол, вдыхает пряный запах дерева. Краем глаза она замечает смешную красную птицу, которая перебирает перья в кучке пепла. Она чувствует себя больше призраком, чем девочкой. — Я была счастлива, — шепчет она. К его чести, старик не пытается сменить тему или сделать вид, что не понимает. — Я знаю, — вздыхает он. Она остаётся лежать, прижав щёку к дубовому столу, закрывает глаза. Вскоре она слышит скрип пера по бумаге и позволяет этому звуку убаюкать её в сон.

***

Гарри проводила свои дни, исследуя замок и сидя в кабинете профессора Дамблдора, слушая его разговоры и совершенно ничего не отвечая, но её время в Хогвартсе начало приносить удовольствие, когда она случайно наткнулась на человека по имени Северус Снейп. Он вздрогнул, действительно вздрогнул, когда она вошла в класс, побледнел, словно увидел призрак. Это был первый раз за несколько недель, когда Гарри почувствовала, что хочет улыбнуться. — Что ты делаешь в моём классе? — резко спросил он. — Вопреки тому, что ты, возможно, думаешь, тебе не разрешено просто разгуливать где тебе вздумается, мисс Поттер. Он произнёс её фамилию с таким выражением, словно звук её имени ему неприятен. Она отшатнулась, это было как пощёчина, похожая на те, что когда-то раздавал Вернон, когда обращался к ней не иначе как «девочка», но любопытство взяло верх. — Что вы готовите? — спросила она, проглотив свой страх и подошла к мужчине, заглядывая в пузырящееся фиолетовое зелье в котле. Он глубоко вдохнул через большой нос, как будто само её присутствие испытывало его терпение. Гарри сделала себя маленькой, как научилась делать за эти годы, согнулась, сжалась. Она ждала пощёчины, ждала поднятой руки или громкого окрика. — Это зелье Сна без сновидений, — сказал он после очень долгой паузы. — Я делаю его для школьного лазарета. — Что оно делает? — тихо спросила она. — Оно усыпляет, как и следует из названия, — саркастично протянул он. — Погружает человека в сон без сновидений. Гарри задумалась. Прошлой ночью ей снова снился тот мальчик, но на этот раз ей казалось, что она и есть этот мальчик. Она видела, как пламя охватило гардероб, и её трясло от ярости, которая не принадлежала ей. Она проснулась истощённой. — Вы можете научить меня? — Нет! — отрезал он. — Ты научишься вместе с остальными, когда начнётся учебный год. Она смотрела на него некоторое время, на этого странного, напряжённого человека. Он весь состоял из углов, его руки были резкими и ловкими, когда он срывал листья с ветки. Он ответил ей взглядом, его лицо не выражало ничего, и тогда она развернулась, чтобы уйти. — Ты можешь наблюдать, мисс Поттер, если не будешь путаться под ногами. И чтобы ни слова не было слышно. Поняла? Она кивнула один раз и с энтузиазмом вскочила на табурет, на который он указал. С тех пор она делила своё время между подземельями и библиотекой. Она наблюдала за профессором Снейпом и мысленно отмечала ингредиенты, которые он кидал в котёл, чтобы потом найти рецепт зелья в книгах. Это была утомительная работа, но она заставляла её чувствовать себя немного более дома в этом новом мире. Через неделю она думала, что запомнила рецепт Снотворного наизусть. Она также практиковала магию у себя в спальне, тренируя загадывание желаний так, как делала это раньше. Теперь, когда она знала, что не является уродом, мутантом, она чувствовала себя ошеломлённой открывшимися перед ней возможностями. Гарри жадно читала книги из библиотеки, изучала заклинания, ритуалы и всё, до чего могла добраться. Она никогда больше не хотела чувствовать себя беспомощной.