бег с препятствиями

      День рождения Сана благополучно прошёл, как и концерты в Тайбэе и Гонг Конге. Между многочисленными перелётами Фина успела перехватить и поздравить на тот момент уже бывшего именинника. Июль для неё выдался таким же насыщенным, как и для ребят: начиная от рекламной кампании в Сеуле, заканчивая внезапным желанием матери воссоединить семью.        Благими намерениями здесь и не пахло. Напомнив «жестокой и неблагодарной» дочери о том, что дела с винодельней убыточны, сеньора Равенна потребовала немедленно прибыть домой. Последней каплей стали нелестные комментарии в адрес покойного отца, и Фина буквально была на грани, чтобы не разрыдаться и не накричать на неё, находясь посреди огромного зала, где присутствовало несметное количество людей: как зрителей, так и выступающих. Вместе с одной из подгрупп Фина прямиком из Сеула поспешила в Барселону на танцевальный фестиваль. Основная часть их команды находилась в Америке, готовясь вместе с Фреей и Рин к участию на мировом чемпионате по хип-хопу.        Когда выступления благополучно завершились (подгруппа заняла второе место, за что получила неплохой чек), Марреро, схватив упирающуюся Тию в качестве щита, на всех парах помчалась в Лардеро, где находилось семейное имение.        Виноградники и фермерские поля в самом цвету поражали смешением великолепных сладких запахов. От удовольствия и ностальгии кружилась голова: Фина давно не была дома, что успела позабыть, какой красивой была её малая родина.       Когда они прибыли к ужину, блондинка была уже как мокрая половая тряпочка (= сопливая размазня, как насмешливо обзывалась Тия на протяжении всего пути).        Равенна Марреро дель Торо, словно сошедшая с картины Густава Курбе – истинная испанская дама, носившая в профиле и осанке яркие проблески национального колорита. Её красота едва ли начала увядать с возрастом, как печёное яблоко в меду. Она встретила их за длинным семейным столом, в шёлковом халате в пол: одарила Фину взглядом, полным неприязни, а на Тию даже не посчитала нужным смотреть, лишь продолжила потягивать свой мундштук, явно не испытывая от горького табака никакого наслаждения.  Мать Фины была холодная и жестокая женщина, сухая и острая, как стрела, для своих сорока плюс. Глаза тёмные, холодные и безжизненные; тонкий, клюющий нос; чёрные кустистые брови вразлёт; и такие же, словно нефть, густые, лоснящиеся, длинные волосы делали её похожей на ворону. То, как демонстративно она размахивала полами халата, передвигаясь по дому, лишь лучше дополняло образ: словно охотница, летающая по имению и выслеживающая в чью девственно-нежную плоть вонзить сегодня свои смертоносные когти.        Перед тем как подали ужин, Фина с печалью успела заметить, как после смерти отца и бабушки их прелестное имение, будто круглосуточно залитое теплом, светом и любовью, помрачнело и посерело, превращаясь в вампирский склеп или неприступную башню для заточения принцессы. К сожалению, её мать не была заколдована, скорее наоборот, освободилась от дурманящих чар, когда «назойливые» родственнички отбыли в мир иной. В стены дома не проникали звуки ночной природы: стояла мёртвая тишина, и только странный металлический стук еле слышно блуждал по коридорам, будто где-то в подвале ковалось оружие или звенели кандалы.        За ужином Равенна завела сухую беседу о том, что же вынудило её позвать дочь домой. Ежегодные летние приёмы, конечно. Те самые отвратительные буржуйские вечера, когда старшее поколение кичится своими отпрысками, обсуждает бизнес и морально разлагается. Гнилые традиции высшего общества. Фина извечно забывала, что имеет к нему отношение.        Они условились на семи выходах, не без помощи Тии, которая героически встала на защиту подруги, и на удивление Равенна не настояла на большем, лишь потратив колоссальное усилие, чтобы снизойти взглядом до темнокожей и металлически отчеканить:        — Мясо сегодня удалось на славу.        Фина лишь молчаливо кивнула, неохотно пережёвывая еду, которая в секунду стала пресной. Вот что смягчило матушку — кусок мяса, пузырящийся кроваво-красной жижей на белом искусном неприлично дорогом фарфоре, а совсем не приезд родной и единственной дочери после стольких лет. Где-то вдалеке, видимо, на соседней ферме, замычала корова. Какая ирония.        Уже перед сном, когда Тия и Фина прижались друг к другу на двуспальной кровати в её бывшей комнате, Луали вдруг осенило:        — Бык, молот и злая королева. Твоя мать – чёртова ведьма.        Марреро-младшая лишь посмотрела в ответ немигающим взглядом, полным непролитых слёз.               Спустя почти неделю неоднократных попыток Равенны продать и подложить Фину под чьих-то богатых сынков, заставляя одеваться невесть во что и мило хлопать глазками для тучных и сальных толстосумов, ребята вышли на связь после концерта в Джедда.        От извечно внимательного Уёна не скрылись изменения в чужой внешности. Он знал её до мельчайших родинок, которые прятались в недоступных для всеобщего обозрения местах, и легко мог назвать номер оттенка её натуральных волос. То, что он видел сейчас, было явно на несколько тонов бледнее. Матушка постаралась сделать из неё долбанную бледнолицую аристократку, а не уличную рвань, помешанную на бессмысленных танцульках. После того как Фина смыла макияж, синяки под глазами и серый цвет лица тоже от него не укрылись, хоть девушка и усердно пыталась спрятаться за белым пушистым полотенцем и отдалить камеру настолько, чтобы от неё осталось лишь маленькое пятно.        Марреро силилась, мысленно считала до десяти после каждой фразы и бегала глазами по корпусу телефона, чтобы ненароком не начать лить слёзы, смотря в лица обеспокоенных школьных друзей. Остальные не заметили ничего необычного. Блондинка хотела поделиться, что никогда в жизни не слышала от своей матери такого количества комплиментов, хоть иллюзии и тут же разбивались о колкий взгляд её тёмных глаз, которые похоронной мантрой гипнотизировали: «Серафина Лирио Марреро Антель, только посмей вякнуть хоть слово». Когда всё внимание и интерес парней обратились к ней, она выдала лишь сухое и безжизненное:        — Я буквально хочу умереть.        Ёсан и Уён моментально растолкали парней (точнее, младший растолкал, а старший этим воспользовался), с беспокойством подлезая к экрану, и принялись стрелять сердечками и корчить воодушевляюще-смешные рожицы под какой-то увеселительный бубнёж. Фина благодарно улыбнулась стараниям, хоть ей это не помогало.        — Зато на каждом приёме ты выглядишь просто восхитительно! — обеспокоенно отозвался Ёсан, вспомнив статьи, посвящённые тем самым мероприятиям. Такие новости, безусловно, не шли первой полосой на сайтах или в интернете, а скорее предназначались для искушённых и посвящённых, поэтому Кан в свободное время изучал статьи, чтобы увидеть хотя бы в одной из них упоминание о Фине. И во многих из них он смог обнаружить её фотографии вместе с матерью. За прошедшие годы в разлуке это стало для него своеобразным ритуалом.         — Потерпи чуть-чуть, послезавтра любовь всей твоей жизни будет в Мадриде, — ответил Уён, игриво поджимая губы и кивая. Окружающие косо на него глянули, стараясь скрыть любопытство. — Будешь хорошо себя вести, попробуем договориться о твоей проходке за сцену.        Младший кинул на Хонджуна многозначительный взгляд, на что тот, продолжая сидеть со сложенными на груди руками, как родитель, надзирающий за детьми в песочнице, лишь недовольно закатил глаза.        — Ничего не обещаю, — сказал он, предупреждающе вздёрнув ладони перед камерой.        — В субботу приём у Лопезов, — протянула Фина, пытаясь разгладить пальцами морщинку между бровей и скрыть увлажнившиеся глаза. После такого длительного нахождения рядом с матерью придётся задуматься о паре омолаживающих инъекций и приёмов у психолога. — Палома явно организует всё в мрачных тонах и попросит гостей одеться соответствующе. Иногда мне кажется, что она до сих пор не вышла из подросткового готского периода.        Фина погрузилась в размышления о приятной пожилой даме, с которой Марреро уже много лет поддерживали контакт, так как семья Лопезов была довольно известна в винном бизнесе, а муж Пенелопы водил тёплую дружбу с её покойным отцом. Лопезы всегда производили впечатление семейки Адамс, со своим мрачным особняком, викторианскими роскошными нарядами и приёмами, которые проводили с королевским размахом и изысканностью. Фине всегда нравилась Палома своим уникальным чувством стиля и собственного достоинства. Из всего псевдоаристократического сброда она, кажется, единственная не скрывала истинных чувств, чётко и громко обозначая свои «фи» и «ах».        Когда парни разбрелись, Хонджун остался перед экраном один. Во всей его позе сквозило необъяснимое напряжение, что передалось и Фине. Сперва ему пришлось повоевать за одиночество с Уёном, но стоило бросить испепеляющий взгляд, как Сан, под успокаивающие уговоры: «Пойдём, расскажешь мне, что тебя беспокоит», бережно утащил обезоруженного младшего.        — Я не в восторге, что о наших максима-а-ально конфиденциальных отношениях начали узнавать посторонние люди, — Ким несколько секунд выжидающе смотрел на Фину, видимо, пытаясь повлиять на неё очередным воспитательским взглядом. Девушка лишь невпечатлённо вздёрнула уголок верхней губы: он явно намекал на Тию, которая в течение всего звонка валялась в кровати на фоне. Темнокожая уже давно была в курсе их знакомства, поэтому говорить о внезапно прознавших «посторонних» было как минимум неуместно, а как максимум несусветным бредом собачьим. — Но это не первопричина, которую я хочу обсудить.        — Ты так говоришь о людях из моего окружения, будто они не медийные личности и не понимают, как устроена индустрия, — блондинка помахала рукой в воздухе, строя какую-то горизонтальную пирамидку. Число подписчиков в её личном инстаграме уверенно перевалило за миллион ещё пару месяцев назад, а на ютуб-канале команды близилось к отметке в два с половиной миллиона. Популярность командного аккаунта в тик токе она даже не брала в расчёт. Можно считать её медийной персоной? Или она всё ещё в младшей лиге?        — Но это не те же масштабы, — Хонджун грозно сверкнул глазами.        — Какой ужас! — Фина наигранно удивилась и хлопнула рукой по груди, будто перед ней только что переехали кошку, причём туда и обратно. — Прости нас, как мы вообще посмели…        — Не драматизируй, — перебил её довольно агрессивно брюнет. Он на несколько секунд замолчал, провожая глазами кого-то за экраном. — Я не против нашего общения, если оно имеет официальную огласку и одобрено руководством, но до этого момента…        Хонджун многозначительно пожал плечами, и Фина поражённо усмехнулась. Удивительно, что он не произнёс это вслух, потому что в глазах явно читалось облегчение и некоторое удовлетворение.        — Я правильно понимаю: ты только что самолично запретил мне общаться с ребятами? — блондинка даже не подняла на него глаз, смотря в стол и произнося слово за словом, будто не могла понять их смысл. Абсурд.       Когда она всё-таки выплюнула эту неприятную комбинацию из букв, истерика, крепко сдерживаемая в горле, поползла наружу. Фина замаскировала приступ под гнев, поднимая глаза на Хонджуна. Ответа не последовало. Старший лишь поджал губы, смотря с какой-то ненатуральной жалостью, и Фина завершила вызов, чувствуя, как слёзы хаотично начинают течь из глаз, словно бурлящее масло во фритюрнице.       Тия собиралась в очередной раз вставить свои жизненно необходимые три слова, но Фина вздёрнула палец, призывая к молчанию. Несколько секунд она выравнивала дыхание, успокаивая бушующее море отчаяния из-за всего происходящего в последние дни, и глянула на своё отражение в зеркале. Какое уродство, господи.        Она плотно прижала холодные пальцы к припухшим глазам. Звонить ребятам и жаловаться на умопомрачительные идеи их капитана было слишком по-детски, возможно, это и правда было поручение руководства, поэтому Фине оставалось лишь покорно ждать. О неприязни Хонджуна она задумалась с большим вниманием, вспоминая о том, как за прошедшие пять лет неоднократно впадала в немилость. Телефон отозвался входящим вызовом, который Марреро без раздумий приняла.        — Малышечка моя сладкая, я до тебя добрался! — пропищал Уён на том конце, будто они играли в прятки. Фина шмыгнула носом. — Ты что плачешь?        Интонация в его голосе от отметки «сладкая игривая булочка» слетела до «я покупаю билет и буду у тебя через тридцать секунд, чего бы мне это ни стоило». Фина выдохнула, не в силах издать и малейшего звука. Уён скомандовал срочно включить камеру и, когда блондинка убрала устройство от уха, на экране её уже ждало обеспокоенное лицо и мельтешащие во все стороны глаза, а ещё у него была… накладная борода ярко-красного цвета?.. Марреро включила трансляцию своего изображения, непонимающе смотря на причудливый аксессуар. Парень лишь недовольно цыкнул, закатил глаза и опустил камеру вниз, врезаясь ей в подбородок Сана, который поджал губы в милой улыбочке и махал рукой. Фина данную ситуацию никак не прокомментировала. Всего лишь Уён, сидящий у Чхве на голове, что здесь вообще необычного?        — Что хотел хён? — Уён поднял камеру обратно к своему лицу, поспешно шлёпнув Сана по затылку, чтобы тот не дёргался.        — Мы просто обсудили ваше выступление в Мадриде. Хонджун сказал, что затея, скорее всего, прогорит.        — Я думаю, мы с Ёсаном, как самые прилежные мальчики на свете, сможем уговорить папу, — Уён посмотрел куда-то поверх камеры, и через секунду в кадре появился упомянутый, вежливо помахивая рукой, словно они не виделись минут десять назад. Фина ждала пояснений.        — Как там дела с мамой? — полюбопытствовал Ёсан.        — Эта сучка живее всех живых, — недовольно отозвалась Тия куда-то в потолок, продолжая лежать на кровати в позе звёздочки. Марреро-младшая на неё шикнула, но темнокожая лишь подобралась ближе к экрану. — Чё, как, Ёсан, Уён и симпатичный парень?        Симпатичный парень, то есть Чхве Сан, опасливо напрягся, понимая, что в их диалог ворвались новые, неизвестные ему лица. Он начал перебирать в голове сценарии поведения, стараясь подобрать оптимальный. Уён и Ёсан радостно помахали. За последние пять лет во время созвонов школьной троицы Тия слишком часто находилась рядом, поэтому совсем неудивительно, что ребята были знакомы.        — Это Сан-и, — со всей любовью пропел Уён, прижимаясь щекой к чужой макушке и расплываясь по ней счастливой лужицей, но, заметив, что Чхве был не воодушевлён, слегка шлёпнул его по голове. — Расслабься ты, это Тия! Я столько раз видел её голой, что, кажется, знаю её даже слишком хорошо. Она не представляет опасности.  Сан, ещё более не впечатлённый услышанным, злобно зыркнул из-под бровей. Остальные поражённо застыли. Уён принялся объясняться.        — Да это вообще случайно вышло, мы с Финой пытались сказать, что она переодевается прямо в кадре, но нас не услышали. И я на неё даже не смотрел! — Уён по-детски пожал плечами, выпячивая нижнюю губу, словно он не сознался, в том, что видел голой девушку, с которой ни разу не встречался вживую, а пытался убедить маму, что не знает, куда делся последний кусок торта. Объяснения присутствующих не впечатлили, поэтому он упёрся кончиками пальцев себе в грудь, кидаясь в яростную защиту. — Да мне вообще не понравилось то, что я видел! Так, Тия, не в том смысле, что у тебя некрасивая грудь, она отличная, просто…        Уён поспешно слёз с чужой головы, буквально впечатываясь лицом в камеру и складывая ладони в умоляющем жесте, но был юрко повален на пол. За кадром началась наигранная драка. Тия с вопросом смотрела на Фину.        — Просто ему такое не нравится, — спокойно закончила за него блондинка, положив свою руку поверх ладони Тии и даже не пытавшись оправдать себя. Блондинка многозначительно на неё посмотрела, несколько раз подвигала бровями, и Тию осенило.        Когда Фина развернулась обратно к телефону, Ёсан и Сан молча, широко и не синхронно хлопали, что добавляло большей комичности. Уён сидел на корточках, повернувшись к камере спиной и виновато спрятав лицо в стене. Через несколько минут Сонхва забрал их ужинать, напоследок проворковав, чтобы Фина тоже хорошо поела, и звонок завершился.