Семья Поттеров | the family potter

Лили вспоминала свою сестру, когда-то так живо и восторженно реагировавшую на магию. Петунья восхищалась миром, который был так близок, но навсегда от неё недоступен. Со временем она поняла, что ей суждено лишь наблюдать со стороны, не касаясь того, что, казалось, было так притягательно. Последние слова Петуньи перед смертью всё ещё эхом звучали в голове Лили. Холодное, как лёд, «прощай» прозвучало после семейного ужина, завершившегося криком в прихожей. Петунья яростно выкрикнула: «Ты чудовище!» Лили не удержалась и прошипела в ответ: — Лучше быть чудовищем, чем жить в твоём чёртовом мирке, Тьюн. Ты хоть осознаёшь, кем стала? Ты счастлива? Теперь она медленно укачивала Дадли на руках. Его маленькие пальцы едва касались её подбородка, и это вызывало воспоминания о том, как точно так же когда-то поступал маленький Гарри. Джеймс тихо прошёл мимо, тоже укачивая Гарри. Он осторожно шепнул: — Похоже, он уснул. Лили остановилась, ощущая тяжесть своего племянника, прижавшегося к её груди. Её муж тихо улыбался, а сестра уже была похоронена. — Джеймс, — прошептала она едва слышно, — как мы справимся с этим? Джеймс мягко ответил: — О, дорогая… Не сдерживай слёзы. Хотя, если тебе нужно плакать, плачь, но потише, а то разбудишь их. Эй, всё будет в порядке. Выпусти это. — Он подошёл ближе, осторожно переложил Гарри на другое плечо и коснулся её лбом своим. — Мы уложим детей спать, а потом сами отдохнём. Когда проснёмся, будет новый день. — Новый день… — повторила она, словно пытаясь поверить. — Ещё один день… Джеймс, я так вымоталась. — Тогда давай отдохнём, — мягко ответил он. — Увидишь, всё станет легче утром. А если нет — значит, станет лучше на следующий день. — Ты обещаешь? — прошептала она, её голос был наполнен тихим отчаянием. — Даже лучше, — уверенно произнёс Джеймс, нежно целуя её в холодный лоб. — Я покажу тебе. Каждый день.

***

Дадли не оказался у порога дома Поттеров среди молочных бутылок, как это могло быть в какой-то другой судьбе. Вместо этого Лили получила тревожный телефонный звонок на старенький стационарный аппарат, который они до сих пор хранили в Годриковой Впадине. Ей сообщили о страшной автокатастрофе, и ей пришлось пойти в маггловский полицейский участок, чтобы опознать тела сестры и её мужа. В чулане под лестницей, который когда-то был полон пауков, метёлок и старой швейной машинки, подаренной матерью на свадьбу с Джеймсом, теперь царила пустота. Дадли спал на нижнем этаже, а Гарри и он научились общаться через стену, разделявшую их комнаты, благодаря хитроумным закодированным сообщениям, которым их научил дядя Ремус. На заднем дворе, у шаткого крыльца, укрытого стремительно разрастающимся живым забором, Джеймс показывал мальчикам первые шаги в полётах. Сначала это были детские метёлки, на которых их маленькие ноги едва касались травы, а затем они перешли на тренировочные, те самые, которые Джеймс использовал для тренировок юниорской квиддичной лиги. Когда мальчикам исполнилось по десять, всего с разницей в пять недель, оба получили в подарок новенькие сверкающие «Нимбусы». Первая метла досталась Дадли на его день рождения, а на день рождения Гарри — комплект зачарованных квиддичных мячей, которые они делили между собой. Бладжеры были заколдованы быть мягкими, но это не мешало Дадли часами гонять их, а Гарри усердно преследовать золотой Снитч. У Гарри был шрам на лбу в виде молнии — наследие его раннего столкновения с магией. У Дадли не было шрамов — автокатастрофа, унесшая жизни его родителей, обошла его стороной. Он сидел пристёгнутым на заднем сиденье, крепко обнимая плюшевого динозавра. Лили никогда не верила в ложь, особенно когда речь шла о детях. Она сама ещё не так давно была ребёнком, а воспоминания о войне всё ещё оставались свежими. Когда Дадли спросил её о своих родителях, она спокойно ответила: произошла авария. Она достала старые фотографии, хранившиеся на полке, и написала друзьям Петуньи, чтобы попросить ещё снимков. Письма с фотографиями приходили по почте — обычные, неподвижные изображения, казавшиеся для Дадли странными и чуждыми. Каждый день, выходя играть, он махал рукой фотографии у чёрного входа, на которой были его родители в день их свадьбы. Они каждый раз махали ему в ответ — хотя и оставались безмолвны. — Твоя мама была очень умной, — говорила Лили. — Она всегда стремилась всё знать. — А папа? — Вернон… он, кажется, любил… автомобили? — предположил Джеймс, задумчиво глядя на жену. — Это правильное слово, Лили? — Я не очень хорошо знала его, — честно ответила Лили. — Кажется, он был фанатом дрелей. Он работал в компании, которая их производила, и часто говорил об этом. Дадли осторожно водил большими пальцами по тупым краям старых фотографий. На следующее утро, когда Лили ушла на работу в штаб-квартиру авроров, Джеймс решил устроить для мальчишек импровизированный невидимый тур по фабрике Граннингс. Они крались по длинным коридорам, минуя кулеры с водой и звонящие телефоны. Спрятавшись под мантией-невидимкой, они осторожно двигались между громоздкими машинами на производственном этаже, где стук и грохот были настолько оглушительными, что Гарри и Дадли могли спокойно шептаться, не опасаясь, что их кто-то услышит. Лифт доставил их на самый верхний этаж, а Гарри весело и слегка странно насвистывал под звуки лифтовой музыки. Магглы, заметив нечто странное, теснились у дверей, стараясь нажать кнопки этажей ниже, чем планировали изначально. На этаже повсюду были коробки, шкафы, кипы папок и столы, заваленные бумагами и экранами компьютеров, на которых мелькали бесконечные строки цифр в таблицах. — Чёрт возьми, — пробормотал Гарри, которому было семь с половиной, и он был несказанно горд, что использовал такое выражение. — Люди могут целыми днями на это смотреть и не умереть? — Работа — это тяжкий труд, — серьёзно заметил Джеймс. — По крайней мере, мама может заклинания произносить, — задумчиво добавил Гарри. Дадли, вглядываясь в доску, испещрённую замысловатыми записями маркером, тихо спросил: — Моему папе это нравилось? Здесь столько всего… Может, он тоже любил узнавать новое, как моя мама. Когда позже мальчики спросили о шраме на лбу Гарри, Лили и Джеймс переглянулись. Это был вопрос, который они всегда боялись, но знали, что однажды его придётся объяснить. — Знаете, как иногда мы сидим с дядей Ремусом и вспоминаем войну? — осторожно начал Джеймс. — Или с мисс Амелией и мистером Наземникусом, — добавил Гарри. — Мистер Наземникус немного… пахнет, — сказал Дадли с таким серьёзным видом, что Лили едва сдержала улыбку. — Так говорить невежливо, — мягко поправил его Джеймс. — Мы учим их быть вежливыми? — с лёгкой усмешкой спросила Лили, нахмурив брови. — Я стараюсь, — отозвался Джеймс, пожав плечами. — Вы говорили о войне, — кивнул Гарри, как бы подводя итоги. Дадли, внимательно слушая, тоже кивнул. — Тогда был очень злой человек, — продолжил Джеймс. — Волдеморт, — тихо вставила Лили, и Джеймс поморщился от одного лишь звука этого имени. — Он был настолько страшен, что многие до сих пор не осмеливаются произносить его имя, — объяснил Джеймс. — Он охотился на нас, потому что мы сражались против него. Однажды он пришёл в наш дом и попытался причинить тебе вред, Гарри. Но ему это не удалось. Заклятие, которым он пытался тебя убить, отразилось и оставило на твоём лбу этот шрам. — Он вернётся? — спросил Дадли, его лицо побелело от страха. — Никто не слышал о нём с тех пор, — ответила Лили, стараясь говорить успокаивающим тоном. — А где вы были тогда? — спросил Гарри, с недоумением глядя на родителей. В его памяти они всегда были рядом. Лили на мгновение замялась, у неё пересохло в горле. Слова не шли. — Мы были на похоронах родителей Дадли, — медленно произнёс Джеймс. — В то время за вами присматривал наш друг Сириус. И… в тот день он погиб. Плохой человек пришёл в дом, и Сириус отдал свою жизнь, чтобы защитить вас. Лили тихо положила руку на колено Джеймса, а другой рукой нежно откинула волосы со лба Дадли. — Ты выжил, Гарри, — сказала она. — А Волдеморт исчез. Вот почему иногда люди на улице смотрят на тебя с таким любопытством. — Джеймс машинально поправил воротник на рубашке Гарри, словно стремясь отвлечься от тяжести воспоминаний.

***

Спустя два дня после похорон сестры Лили, Поттеры снова стояли под хмурым ноябрьским небом. Прощание с названным братом Джеймса обостряло ощущение утраты, холод впивался в кожу, как и горечь происходящего. Сириуса Блэка вычеркнули из рода много лет назад, отреклись, как от чужого. Но для Лили и Джеймса он всегда оставался близким другом и братом. Вместе с кузиной Сириуса, Андромедой, и их старым соратником Ремусом, они провели тихую церемонию на семейном кладбище Поттеров. Последнее пристанище Сириуса было окружено вековыми деревьями, словно охранявшими его покой. На поминках, несмотря на грусть, они вспоминали его с теплотой и смеялись над старыми шутками про странный запах белок, осеннюю линьку и верность. Ремус, измученный войной и потерями, заснул прямо на их диване и остался у них жить на месяц — тёплое убежище в разгар холодного ноября.

***

Лили понадобилось два часа упорных переговоров с кадровым отделом Министерства, чтобы выбить два пропуска на день «Приведи ребёнка на работу». — Но он же маггл. — Он не маггл, — отрезала Лили. — Он наша семья. Ей пришлось получить специальное разрешение, подписать целую кипу документов и привести мальчиков пораньше, чтобы Дадли окутали чарами, защищающими его от действия Анти-Маггловых заклинаний Министерства. — Если маггл каким-то образом всё-таки попадёт сюда, — объясняла Лили Дадли, — ему покажется, что это всего лишь странно пахнущий офис, полный скучных бумаг, и он тут же уйдёт. — Дадли серьёзно кивнул и потянул Гарри за руку, увлекая его к фонтану. Солнечный свет, пробиваясь через недавно очищенные окна атриума, заливал помещение мягким сиянием. Сотрудники Министерства наконец-то добились успеха в переговорах, и окна, покрытые пятнами от дождя и грязью, вновь пропускали свет. Водные струи фонтана искрились под золотыми статуями, а вокруг собрались дети сотрудников, весело перешёптывающиеся и смеющиеся. Дадли увлечённо вытаскивал кнаты из фонтана, погружая руку по локоть, а затем снова бросал их в воду. Гарри смеялся рядом, придумывая необычные желания, загадываемые на каждую монетку. Лили не сказала «сын». Она сказала «семья». И это было правдой, не так ли? У неё был сын, и был племянник — ребёнок, который приходил к ней после ночных кошмаров, и с разбитыми коленками, ищущий утешения. Это было не меньшее чувство — просто разные слова. Она боялась, что отбирает у Петуньи ещё одну частичку её жизни. Петунья кричала на Лили в дамских комнатах, у дверей пригородных домов, шипела на неё в продуктовых магазинах и за семейными обедами. Всегда обвиняла её в том, что Лили досталось всё. А теперь у Лили был её сын. Лили легко могла представить это — как лицо Петуньи искажается от гнева, а подбородок упрямо устремляется вперёд. «Ты могла иметь всё, а забрала ещё и моего сына — моего сына!» — Ты оставила его мне, — прошептала Лили, но знала, что это не совсем так. — Ты ушла, — добавила она ещё тише, но и это звучало неверно. Она пошла к фонтану, чтобы отвлечься и спросить мальчиков, хотят ли они увидеть тренировочные полигоны для заклинаний авроров. Рукава мокрой рубашки Дадли капали на пол, а волосы Гарри лезли ему в глаза, но оба улыбались так радостно, что могли соперничать с зачарованным солнечным светом. Когда Гарри исполнилось одиннадцать, его письмо из Хогвартса доставила сова. Он уже несколько лет случайно открывал окна и поджигал овощи, так что это не стало большим сюрпризом. Джеймс отвёз его за первой палочкой к Олливандеру, а Лили в тот же день взяла Дадли в зоомагазин. Он пытался убедить её построить в саду вольер для птиц, но в итоге они вернулись домой с жирным чёрным котом, который шипел на всех без исключения. Дадли назвал его Призрак, а Лили — Монстр. — Зачем тебе это нужно было? — недоумевал Джеймс. — Это самое злобное создание, какое я встречал. А я видел Ремуса в полнолуние без лекарства и Сириуса, когда его бросила первая девушка. Лили, с чернильным пятном на щеке и ручкой, застрявшей за ухом, не отрывая глаз от арестантского протокола, просто махнула в сторону гостиной. Дадли спал в кресле, а кот уютно устроился у него на коленях, обняв его руку, пока мальчик нежно гладил его запястье. — Ладно, — сказал Джеймс, улыбнувшись. — Да, тебе пришлось. Когда Джинни Уизли, размахивая руками, бежала вслед за уходящим поездом, увозившим её старшего брата в его первый учебный год в Хогвартс, её переполняли эмоции. Рядом с ней бежал пухлый, розовощекий мальчик. Её тонкие руки, казавшиеся прутиками на фоне могучих рук Дадли, взлетали в воздух, сталкиваясь с его локтями, а смех, вспыхнувший между ними, становился всё громче в их веселом соревновании. — Пиши мне письма! — кричала Джинни. — Пришли настоящий Снитч! — вторил ей Дадли. — Или гиппогрифа! — раздавалось откуда-то сзади. — А мы пришлём тебе сиденье от унитаза! — крикнул Фред, заглушая шум поезда. Дадли так громко захихикал, что вынужден был присесть, вытирая глаза от смеха. — Привет, — Джинни протянула руку. — Я Джинни Уизли. — Дадли Дурсль, — ответил он, крепко пожав её ладонь. Каждая частичка Джинни была усыпана веснушками, её рыжие волосы были собраны в пушистый хвост, который прыгал при каждом её движении. Дадли она сразу приглянулась. — Я так зла, — засмеялась Джинни, отряхиваясь от бега. — Я тоже хочу поехать в Хогвартс. Дадли не стал добавлять «я тоже», но невольно задумался. Он вернулся к своим родителям и опекунам, которые обсуждали, не взять ли всем мороженого. Это был первый год, когда мальчишек не будет дома вместе. Вместо того, чтобы учиться на дому у Джеймса Поттера, они отправились в школу. Гарри писал домой о квиддичной команде Гриффиндора, о троллях, праздниках и загадочном профессоре Снейпе. Как только он упомянул квиддич, ему прислали метлу, а за жалобы на Снейпа Лили ринулась в школу, чтобы поговорить с кем-то по имени Северус. Дни Дадли и Джеймса Поттера теперь проходили по-разному. По утрам они сидели за кухонным столом, что-то записывая, пока Джеймс создавал магические иллюстрации и рисовал светом над садом. После обеда Дадли занимался тренировками в младшей квиддичной лиге или корпел над домашними заданиями, наблюдая, как Джеймс проводит уроки полётов или учась в Министерстве магии, когда мама брала его с собой. Иногда он отправлялся на экскурсии с дядей Ремусом, который старался приучить Дадли называть Джеймса Поттера дядей Джимми. В Министерстве у Лили всегда находилось лишнее место для её сына за письменным столом, но её бумаги то и дело разлетались по кабинету. Иногда Дадли проводил время в кафе атриума, где маги жевали размякшие бутерброды и пили горький кофе, а иногда заходил в комнату с запасными ключами, когда дежурила мисс Хиггинс. В особенно тихие дни он уходил в архивы, где царила тёмная тишина, позволяющая сосредоточиться на книгах и лимериках, которые помогали справляться с громкими мыслями. По выходным, а иногда и в будние дни, в окно кухни Поттеров влетала потёртая семейная сова Уизли. Джинни писала, что ей нужна компания для игр, и Дадли с радостью мчался к ней. Однажды Джинни на целую неделю погрузилась в стеснение, осознав, что кузен Дадли — это не просто обычный мальчик, а родственник Того Самого Гарри Поттера. Однако соблазн поиграть с запасными метлами дяди Джеймса и набором для квиддича, который включал Квоффл, Бладжеры и Снитч, оказался слишком велик. Гарри и Дадли не отказывались от возможности летать, и Джеймс приносил им сундук с инвентарём. Сам он в это время предпочитал сидеть в саду с миссис Уизли, пока их дети, потные, счастливые и уставшие, врывались в дом в поисках сладостей и мягкого дивана, чтобы рухнуть от усталости. Когда Дадли удавалось закончить домашние задания раньше, работая с Лили, он нередко помогал сотрудникам кафе в Министерстве. Он пересчитывал мешки с кофейными зёрнами в кладовке, разносил запасные ключи для мисс Хиггинс или спускался в архивы, чтобы помочь мисс Горбачёк, грозной хранительнице документов с хриплым голосом и острым, как сталь, взглядом. В один из дней мисс Горбачёк наконец доверила Дадли не только таскать коробки, но и разбирать бумаги. Это так его взволновало, что он вприпрыжку поднялся по лестнице к столу Лили, чтобы поделиться своей радостью. Лили, повязывая шарф вокруг шеи, усмехнулась и покачала головой. — Похоже, у тебя отцовская склонность к скучным деталям, — сказала она. Но улыбка на её лице и лёгкий поцелуй в макушку заставили Дадли расправить грудь от гордости и радостно подтвердить: — Ага! Летом Гарри вернулся из Хогвартса, рассказывая захватывающие истории о коридоре на третьем этаже, волшебном камне и человеке с двумя лицами. Лили и Джеймс проводили долгие беседы на кухне, явно обеспокоенные, и несколько раз обсуждали с Гарри, как важно не попадать в опасные ситуации и, желательно, дожить до взрослого возраста. Половину лета Поттеры провели в Норе, доме Уизли, или в Годриковой Лощине, которая на время заполнилась шумной рыжеволосой семьёй. Гарри и Рон постоянно толкались локтями, соревнуясь друг с другом, в то время как Дадли кружил вокруг, задумчиво грызя ногти, пытаясь разобраться в этом новом друге своего кузена. — Он нормальный? — однажды спросил Дадли у Джинни, склонившись к ней. Джинни лишь пожала плечами. — Для старшего брата, — ответила она небрежно. Но стоило Гарри обернуться к ним, как Джинни вспыхнула, покраснела и тут же поспешила на кухню, под предлогом помочь матери с посудой. Фред и Джордж были шумными, но с ними всегда было весело. Они научили Дадли нескольким трюкам с Бладжером, которые он усваивал, сосредоточенно хмуря лоб. Перси, казалось, мог бы стать отличным собеседником для разговоров о сложных и скучных деталях, но, когда Дадли попытался обсудить с ним систему архивов Министерства, Перси не проявил особого интереса. Летом Дадли также познакомился с Гермионой Грейнджер, когда она приехала в гости. Она говорила так быстро, что Дадли едва успевал следить за её словами, а её впечатляющая шевелюра затмевала даже причёску Лили. — Мы вместе сразились с горным троллем, — рассказывал Гарри с гордостью. — И ещё с трёхголовым псом! — Что?! — воскликнул Дадли, глаза его округлились от удивления. — Мы можем завести одного? Гарри, спроси у своей мамы! ТЁТЯ ЛИЛИ, МОЖЕМ МЫ ЗАВЕСТИ ТРЁХГОЛОВОГО ПСА, ПОЖАЛУЙСТА? Лили, не отрываясь от бумаг, спокойно ответила: — Думаю, Монстр будет против. На кухне Джеймс как раз переворачивал блины на сковороде, пока Гермиона с энтузиазмом рассказывала ему о происхождении этого блюда и его значении в различных культурах. — О, точно, — осознал Дадли и пошёл к Монстру, чтобы почесать его за ушами в знак примирения. Огромный кот замурлыкал так громко, что, казалось, стены затряслись. Однако стоило Гарри подойти, чтобы поздороваться, как Монстр тут же зашипел, выразив своё недовольство.

***

Полная луна освещала комнату мягким серебристым светом. Ремус, с животом, наполненным зельем, мирно спал у камина, его дыхание было ровным и спокойным. Дадли уютно устроился, положив голову на его лохматый бок, слушая, как тепло потрескивают поленья. Лили вдруг вспомнила слова своей сестры, звучащие эхом в голове: «чудовище». Тихо подошла к ним, Лили принесла одеяло и аккуратно накрыла Дадли и Ремуса, чтобы им было теплее. Затем она села у мерцающего огня, и её взгляд устремился в танцующие языки пламени. Она заговорила, обращаясь к теням, к призракам прошлого, которые, казалось, оживали под светом луны. — Я не знаю, чего бы ты хотела, Петунья. Не уверена, возненавидела бы ты меня за всё это или поняла, но тебя здесь нет, а мы здесь. У Дадли есть я, Джеймс, Гарри и Ремус. У него есть ужасный, но преданный кот, который его обожает. Он научился летать — и, может быть, ты бы разозлилась, узнав, что я дала ему метлу, но я помню, как однажды ты разбила себе сердце. И мне кажется, что это была моя вина. Я бы делала для тебя цветы из листьев каждое утро, Тьюни. Я бы водила тебя по Косому переулку каждое воскресенье, мы бы заглядывали в витрины, и я научила бы тебя кормить сов с ладони. Джеймс бы придумал способ пробраться в Хогвартс, и мы могли бы сидеть у озера, смотреть, как отражается в воде свет. Помогло бы это? Слова повисли в воздухе, словно ожидали ответа, но в ответ лишь потрескивал огонь, а луна мерцала, озаряя комнату.

***

На следующий год Джинни тоже уехала в Хогвартс. Дадли несколько месяцев ходил мрачный, несмотря на то, что миссис Уизли часто приглашала его и Джеймса на чай. Письма от Джинни становились всё более странными, а потом перестали приходить вовсе. Дадли начал думать, что, возможно, написал что-то не то. Государственные проверяющие, которые время от времени приходили, чтобы оценить его обучение на дому, говорили, что его уровень письма ниже среднего, хотя он очень старался. Его товарищи по команде по квиддичу, у которых дома были волшебники, рассказывали, что их проверяют представители магических школьных властей. У Дадли же проверяющие были маггловскими, но Джеймс зарегистрировал его в Министерстве как сквиба, поскольку другого варианта не было. Это избавляло их от излишних проверок, и Дадли был благодарен, что ему не нужно сдавать два разных тестирования. Но что-то всё равно неприятно сжималось у него в животе каждый раз, когда он думал об этом. Сквибы из его команды лишь пожимали плечами, говоря, что у них вообще никто не появляется, чтобы проводить проверки. В тот год их команда добралась до полуфинала, прежде чем проиграла. Лили брала отгулы, чтобы прийти и посмотреть игру. Она сидела на трибунах, улыбаясь, и мысленно обращалась к сестре: «Смотри, Тьюни». Дадли заметил, что Бладжеры становились хитрее, поэтому стал проводить больше времени на заднем дворе, тренируясь после того, как Джеймс помог ему настроить его тренировочный Бладжер. Кубок молодёжной лиги в том году забрала упорная команда из небольшой волшебной школы, и Дадли с Джеймсом смотрели финал, с удовольствием обсуждая, что Гарри — лучший Ловец, и с пренебрежением критиковали слабости местных Загонщиков. Как всегда, на Рождество Гарри приехал домой с маленькими подарками для каждого из них. — В школе есть маглорожденный фотограф, — сказал Гарри, пока Дадли возился с обёрточной бумагой. — Он первокурсник. Он научился превращать свои маггловские фотографии в движущиеся, так что я спросил, как это делается. Правда, пришлось кое-что подписать. Когда Дадли развернул подарок, перед ним на коленях открылся альбом с фотографиями. Как и все магические снимки, эти двигались, но лица на них были ему знакомы. Петунья и Вернон смотрели на своего сына, а Дадли смотрел на них. Гарри стоял рядом, улыбаясь. К концу учебного года Дадли понял, почему Джинни перестала писать. Гарри вернулся домой с очередной порцией жутких историй, и Лили с Джеймсом снова напряжённо обсуждали это на кухне. С тяжёлым чувством в животе Дадли слушал рассказы о василисках, зачарованных дневниках и кровавых надписях на стенах Хогвартса. Это неприятное чувство, как ни странно, всегда находило себе достаточно места в его растущем теле. Несмотря на регулярные игры в квиддич и постоянное таскание коробок с документами, Дадли рос не только ввысь, но и вширь. Его руки стали большими и мясистыми, а на подбородке появились первые признаки юношеской щетины. Гарри же оставался худым, даже немного костлявым, с его всё теми же лохматыми волосами, которые он постоянно убирал с глаз, смеясь. После ужина в честь возвращения Гарри домой, Дадли тихонько потянул Джеймса за рукав. — Можем завтра поехать в Нору? — спросил он. — Если Уизли не будут против компании, — ответил Джеймс с улыбкой. На следующий день Дадли взял с собой всё их квиддичное оборудование — мячи, биты, метлы. Миссис Уизли суетилась на кухне, не находя себе места, как будто не могла остановиться. Джинни почти не прикасалась к чаю, но её можно было выманить на улицу обещанием хорошей игры на свежем воздухе. — Хочешь поговорить об этом? — спросил Дадли, когда они вытаскивали Квоффл, застрявший в ветвях дерева. Джинни скользнула в воздухе, балансируя на метле, и прохладный ветер трепал её волосы, подгоняя их во все стороны. — Нет, — коротко ответила она. — Я не особо хорош в разговорах, — неуверенно сказал Дадли. — Всё нормально, Дадс, — откликнулась она с теплотой. Всё лето Дадли возвращался в Нору. Иногда с Гарри, а порой один. Они играли в квиддич на большом яблоневом поле или бродили по краям полей, сражаясь на мечах из стеблей травы. А иногда Дадли сидел за кухонным столом у Уизли, пытаясь разобраться в придаточных предложениях и ингредиентах вроде безоаров, пока миссис Уизли время от времени приносила им чай. Дементоров в Хогвартсе не было в третий год Гарри, но однажды, во время визита в министерство, они с Дадли заблудились в тёмных коридорах судебных залов. Дадли с лёгкой усмешкой позволил Гарри вести вперёд, зная, что тот обязательно запутается. И вот, как он и предполагал, они столкнулись с парой дементоров, которые сопровождали заключённого из Азкабана на допрос. Как только Гарри прошёл мимо них, он тут же рухнул на пол, словно все силы покинули его. Леденящий холод проник в живот Дадли, сжимая внутренности, но он быстро подхватил своего худого кузена под мышки и помчался с ним к лестнице. — Я слышал дядю Сириуса, — тихо сказал Гарри позже, лёжа на диване, укутавшись в одеяла. Лили сидела рядом, отламывая ему очередной кусочек шоколада, а Дадли стоял, напряжённо наблюдая. — Когда дементоры были рядом… я слышал ту ночь, когда он умер. Кажется, я слышал, как Дадли плакал, а Сириус ругался. Он ругается так же, как мама. — И правильно делает, — сказала Лили с улыбкой. — Я его этому и учила. Она отломила ещё несколько квадратиков шоколада; один из них достался Джеймсу. — Пойду приготовлю ужин, — сказал он, вставая. Но когда Дадли пошёл следом, Лили нежно остановила его, мягко обхватив за запястье. — Останься с Гарри, ладно? Спасибо, дорогой. Той ночью Джеймс вернулся с полётов так поздно, что Лили, утомлённая, уже уснула. Его кожа была холодной от резких, разреженных потоков воздуха, скользивших над домом. Но, несмотря на это, она обняла его, притягивая к себе ближе. Они спали, сплетясь длинными руками и ногами, а наутро проснулись в тепле, согретые друг другом. Позже Гарри рассказал дяде Ремусу ту же историю, приводя разговор к вопросу о том, чтобы научиться вызывать Патронуса в школе. Ремус, кивнув, ответил: — Да, ты прав, он ругался, — затем попросил Гарри зайти позже. Ему нужно было найти боггарта для урока и немного посидеть в тишине, наблюдая, как деревья за окном трепещут под ветром. Тринадцать был тем возрастом, когда Лили подарила Дадли его собственный мешочек с летучим порохом и научила пользоваться им. — Этот порошок сам по себе волшебный, — объяснила она, — так что тебе не обязательно быть волшебником. Дадли кивнул серьёзно. — Дядя Джеймс уже рассказывал мне о его оккультно-химических свойствах в прошлом году. — Оставив мне, как обычно, обучить тебя практическим вещам, — с улыбкой заметила Лили. Из соседней комнаты послышался смех Джеймса. Несмотря на то, что Джинни была в школе, Дадли с удовольствием использовал свою новую способность перемещаться с помощью летучего пороха и часто навещал Нору. Миссис Уизли с терпимой улыбкой похлопывала его по щекам, предлагала любую еду, что была под рукой, а потом показывала фотографии драконов, гробниц и сладкой пахлавы, которые присылали ей Чарли и Билл в письмах. — Дядя Джеймс рассказывал, что мой отец любил машины, — проговорил Дадли, с набитым патокой ртом. — Гарри сказал, что у вас есть одна? — О да, — с притворной мрачностью ответила Молли, но Артур, казалось, не заметил её тона и радушно улыбнулся Дадли. — Есть! В сарае, — сказал он с энтузиазмом. — Пойдём, я тебе покажу. — Сперва допей свой чай! — вставила Молли, но на её лице всё же появилась мягкая улыбка. Они с Гарри договаривались встречаться в Хогсмиде во время школьных поездок. Там они пробовали всевозможные сладости в «Сладком королевстве», заглядывали в магазин шуток, а потом, смеясь, кидались снежками на заснеженных улицах. Время от времени Гарри поднимался на холм с Джинни, Роном и Гермионой, чтобы поглядеть на Визжащую хижину, закатывая глаза в ответ на рассказы о её ужасах, а Дадли тем временем уходил в «Три метлы», где заказывал сливочное пиво и хмурился над домашними заданиями. Все сразу узнавали Гарри — стоило ему только распахнуть двери и стряхнуть снег с сапог, как в таверне тут же поворачивались головы. Люди исподтишка бросали взгляды на его лицо, а некоторые и вовсе не скрывали своих улыбок. Дадли мог видеть, как незнакомцы, сидящие за соседними столиками, с интересом разглядывали его кузена, шепча друг другу. Единственные, кто узнавал самого Дадли, были те, кто когда-то приносил плакаты на его квиддичные матчи. Это всегда вызывало у дяди Джеймса легкое нервное поджатие губ. Сидя за столиком, Дадли медленно вертел в руках кружку со сливочным пивом, стараясь смотреть на неё, а не на Гарри, который пробирался через волны чужих взглядов и радушных улыбок, словно кто-то невидимый прокладывал ему путь.

***

— Поездка, — сказал Джеймс, наклоняясь ближе. — Вставай, вставай, вставай, малыш. Дадли медленно сел в постели, чувствуя мягкую тяжесть одеял. — Что? — сонно пробормотал он. — Есть друзья, которых я хочу, чтобы ты встретил, — с широкой улыбкой проговорил Джеймс, поднимая брови так, как мальчики пытались подражать ему в детстве. Гарри почти научился этому. Дадли сейчас сам слегка шевелил бровями, пытаясь воспроизвести тот самый жест, а Джеймс, усмехнувшись, продолжил: — Господа Лунатик, Бродяга, Хвост и Сохатый. Они направились в Хогсмид, который Дадли уже знал довольно хорошо. Пока Джеймс рассказывал небрежные истории, перемежая их шутками, Дадли внимательно слушал, собирая воедино все мелкие детали, которые потом нужно будет пересказать Гарри. «Они придумали себе забавные клички, Гарри, как ботаны», — мысленно формулировал он. — «И еще дядя Джеймс может превращаться в гигантского оленя». Они спустились в подвал «Сладкого королевства», спрятавшись под Мантией-невидимкой, а затем пробрались по длинному скрытому проходу, ведущему к школе. — Мы точно должны здесь быть? — осторожно спросил Дадли, когда каменные стены вокруг начали становиться всё массивнее, словно замок чувствовал важность их присутствия и подчеркивал это своей внушительностью. Дадли ощущал, как амулеты против маглов, сделанные для него тётей Лили, начинали подстраиваться под новое напряжение. — А что значит «должны»? — отозвался Джеймс с ухмылкой. — Давай, проверка знаний. Когда основан Хогвартс? — Эм… около 990 года нашей эры, — неуверенно начал Дадли. — Замок был сотворён магией, а не построен, и сохраняет некоторую степень личности и… — он сглотнул, кидая взгляд на тени вокруг, — жизни. Каждый момент своей жизни, который Дадли мог вспомнить, был связан с волшебным миром. Он натирал до блеска кухонный стол у миссис Уизли, пока посуда самостоятельно мылась в раковине. Он засыпал в великом чёрном чреве Министерства магии, где стены иногда шептали, а меморандумы летали по воздуху, и волшебники носили сверкающие коробки, внутри которых было больше пространства, чем снаружи — и иногда даже драконы. Но когда он шагнул в Хогвартс, его сердце словно замерло под тяжёлой тканью Мантии-невидимки. — Я покажу тебе, как пройти на кухни, — сказал Джеймс. — Поздороваемся с домовыми эльфами, а потом удивим Гарри на его перемене. Дадли молча следовал за ним по коридорам, мимо портретов, призраков и тяжёлых доспехов, которые глухо скрипели при каждом шаге. Он думал о Джинни на платформе, когда она злилась и говорила: «Я злюсь». Он думал о ней, спящей высоко в башне Гриффиндора, о которой он только читал. Он сам не чувствовал ярости — или, по крайней мере, так ему казалось, — но его живот сводило от странного беспокойства. Он пытался подавить это чувство, заставить себя улыбнуться, когда Гарри подскочил за столом, ошарашенный их неожиданным появлением. А потом Дадли вернулся домой и тренировался с битой и Бладжером, размахивая ими в темноте, пока небо не окрасилось в глубокий синий.

***

Поздней осенью, в третий год обучения Гарри в Хогвартсе, аврор Лили Поттер случайно наткнулась на доклад, в котором сообщалось, что в Шотландии был замечен незарегистрированный анимаг в виде крысы. Между тренировками новобранцев и другими рабочими делами она изучала отчёты и неоднократно аппарировала на места, чтобы провести опросы свидетелей. Нарушив привычный протокол, Лили поделилась этой новостью с Джеймсом за рождественским ужином, когда их сын и преподаватель Защиты от Тёмных искусств, который на тот момент преподавал в школе, приехали домой погостить. Питер Петтигрю стоял за Сириусом и Ремусом в день, когда Лили выходила замуж за Джеймса. Он произносил тост, высказывая свои поздравления. Лили помнила, как Питер всегда был словно тенью Джеймса — в те дни, когда она их всех ненавидела за детские выходки; в годы войны, когда голоса становились всё тише, словно подавленные страхом, за исключением Сириуса, который, казалось, начинал разваливаться изнутри. И во все те промежуточные дни, что им довелось пережить. Ранней весной Лили нашла Питера. Его тело лежало на лугу за маленькой каменной церковью, а глаза были устремлены в бескрайнее небо. На теле не было ни следов насилия, ни повреждений. Лили стояла на холодном утреннем воздухе, её дыхание клубилось в воздухе белым паром. Она смотрела на мёртвого друга и думала о том, что значит совершить непростительное. Когда они вернулись с похорон Петуньи, двери их дома были распахнуты настежь, впуская ночной холод. Маггловские дети, одетые в костюмы на Хэллоуин, бегали от двери к двери, играя в «сладость или гадость». Лили и Джеймс вернулись домой — она держала его под руку — к этой открытой двери и к плачу младенцев, доносившемуся сверху. Они должны были быть в безопасности, спрятаны под защитой, которая казалась незыблемой, тайной, хранимой самым близким другом. Но вместо этого они побежали наверх с палочками наготове, в тревоге, в ужасе. В детской комнате на мягком ковре в горошек лежал Сириус. Его глаза были открыты, и, как у Питера, на его теле не было ни единого следа повреждений. Через два дня после того, как Лили похоронила свою сестру, Джеймс похоронил своего брата. Лили сообщила в Министерство прямо с того луга, где нашла Питера, стоя среди утренней росы, которая медленно впитывалась в подол её мантии. Несколько дней спустя она получила письма от Гарри, в которых тот сообщал, что Ремус всю неделю не выходил из своей комнаты — он был тих, слишком болен, чтобы впустить кого-либо. Лили написала в ответ: «Передай ему, чтобы отдыхал», и позволила отчёту по делу Петтигрю исчезнуть под груды других бумаг на её столе.

***

Кубок мира по квиддичу стал грандиозным событием. Команда Дадли по квиддичу буквально не могла усидеть на метлах от волнения во время летних тренировок. Несколько игроков весь сезон приходили с лицами, выкрашенными в зелёный цвет в поддержку сборной. А вскоре ловец и его запасной тоже появились с раскрашенными в красный, и когда их спросили, в чём причина, они с одинаковым восторгом отвечали: — Крам! Крам! Крам! Семьи Уизли и Поттеров заняли самые высокие места на трибунах стадиона, устроившись в огромной палатке, которую они делили вместе с Гермионой. Дадли заметил, что либо Гермиона научилась говорить медленнее, либо он начал понимать её лучше. Когда она узнала, что он иногда помогает архивистам в Министерстве магии, её глаза загорелись, и она тут же принялась допрашивать его. Однако этот «допрос» быстро перерос в увлекательную беседу. Но всё изменилось той ночью, когда появились Пожиратели Смерти. Джеймс годами обучал Дадли истории магии, как современной, так и древней. Дадли узнал тёмный знак, что зажёгся в небе, и знал, что означают маски и капюшоны, которыми скрывали лица эти тёмные маги. Он наблюдал, как они подняли без сознания маггловскую семью в воздух, закручивая их в диких вихрях заклинаний. Даже когда Джеймс, не теряя ни секунды, потащил его прочь через паникующую толпу, взгляд Дадли оставался прикованным к ужасающей картине. Он видел открытки от Чарли Уизли годами, лежащие на кухонном столе миссис Уизли. Слышал от Гарри истории о Норберте, незаконно выведенном дракончике, сидя под тёплым одеялом на диване в дождливый летний вечер. И пока опекуны Дадли обсуждали на кухне за чашкой чая предстоящий Турнир трёх волшебников, опасаясь участия Гарри, Дадли сидел, гладя Монстра, который раздражённо дёргался под его рукой, ожидая встречи с Чарли, которого обещали пригласить помочь с первым заданием. После того, как Гарри справился с драконом, Лили, не сдерживая эмоций, кричала так, что, казалось, воздух вокруг неё становился синим. Чарли не подвёл. Он подошёл к Дадли с широкой улыбкой: — Ты друг Джинни? — спросил он, с энтузиазмом пожимая руку. — Хочешь встретиться с настоящими драконами? Дадли не нужно было отвечать — его лицо говорило само за себя. Конечно, он хотел. — Я бы хотела, чтобы ты могла видеть, как он вырос, Тьюн, — тихо произнесла Лили однажды утром, когда Дадли случайно сжёг бекон на плите, а Монстр, не выдержав этого запаха, выл от отчаяния у его ног. — Я бы хотела, чтобы ты была здесь, — прошептала она в другой раз, наблюдая, как Дадли осторожно балансирует между архивными полками, держа в руках стопку папок и что-то бормоча себе под нос — вероятно, сокращения для сортировки документов. Лили протянула миссис Горбачёк стопку возвращённых дел через отполированную поверхность стола и добавила: — Я бы хотела, чтобы ты познакомилась с ним. Лили курировала аутопсии и организовывала квиддичные матчи, планировала вечеринки ко дню рождения и полицейские операции, стояла в очереди в мясной лавке и присутствовала на трибунах в суде, в самом нижнем этаже Министерства. — Я так хочу, чтобы ты была жива, Тьюн… Дадли исполнилось четырнадцать, и вскоре четырнадцать должно было исполниться Гарри. Они испекли для него огромный мягкий торт с патокой, отправив его в Хогвартс с помощью стазисного заклинания и совы. Для Дадли сделали большой шоколадный торт, который ели на завтрак всю неделю. — Я бы хотела, я бы хотела, я бы так хотела… В том году команда Дадли по квиддичу заняла второе место в национальной лиге. Гарри завоевал третье место во втором этапе Турнира Трех Волшебников, и вся семья — Поттеры и Уизли — наблюдала за его успехами с берега. Дадли смотрел, как Лили и Джеймс обнимают Гарри, взъерошивают ему волосы и называют его храбрым. Он старался отвести взгляд, но всё равно украдкой наблюдал, и те объятия казались такими же, как и тогда, когда он сам приземлился на зелёное поле, сжимая биту, зная, что выложился на максимум. Легонько ударив Гарри по руке, он пробормотал: — Кто бы мог подумать, что ты умеешь плавать. Ему снился Кубок мира, закручивающийся в небе зелёный свет, маггла в платье в цветочек и её безжизненное лицо, опасно близкое к земле. Проснувшись, весь в поту, задыхаясь под одеялом, которое ему сшила мисс Горбачек, Дадли отправился на кухню за тёплым молоком. Он пытался убедить себя, что тётя Лили никогда не носила платья в цветочек, и вообще она не маггл. Монстр, кружащий у его лодыжек, напоминал о своём присутствии, а он напоминал себе, что дядя Джеймс спит наверху и был рядом с ним в тот момент, когда они с отчаянием возвращались к Порталу. Потягивая горячее молоко, он думал о безжизненных телах, кружившихся в воздухе, о ненависти, маршировавшей и поющей внизу. Он пытался убедить себя: это были не они. Не могли быть они. Но в глубине души звучал другой голос: а что если бы на их месте был я? Допив молоко, он вернулся в постель, а Монстр недовольно последовал за ним. Когда Гарри вернулся тем летом, он был более замкнутым. Дадли находил его на кухне по ночам, когда сам просыпался за стаканом молока. Гарри жевал гору шоколада, который в начале июня привёз дядя Ремус, и Дадли наливал два кружка молока. Он спросил: — Кто такой Седрик? Он задал этот вопрос, потому что стены между их комнатами были тонкими, и если они сидели тихо, Монстр даже выходил и тёрся о ноги Гарри. На следующий год пришла Долорес Амбридж. Лили пошла в школу, чтобы накричать, а Джеймс отправился дать Гарри шоколад, а заодно передать Мантию-невидимку и Карту Мародёров. После этого они вдвоём отправились в Министерство — снова устраивать разнос. А Дадли, тем временем, спустился на архивный этаж, где его ждали восемьдесят лет образовательных политик. Джинни писала ему колкие письма о «профессоре Жабьей Морде» и упоминала вскользь о своих наказаниях и взысканиях. Гарри писал только о квиддиче, как бы Дадли ни пытался затронуть другие темы. В ответ Дадли отправлял аптечки первой помощи, которые ему помогала собрать мисс Хиггинс в комнате дубликатов ключей, и имбирные пряники, которые они испекли вместе с Ремусом. Лили, уже добившаяся судебного запрета на Риту Скитер во время прошлого Турнира, считала, что в противном случае журналистка давно бы разбила лагерь у дверей её кабинета. А пока она просто рассылала еженедельные «Громовещатели». В ночь, когда Гарри приснился Ремус, извивающийся в Отделе Тайн, в ночь, когда Амбридж осталась на милость кентавров и Грохха, в ночь, когда сердце ОД парило над Лондоном на фестралах, в ту самую ночь, когда умер последний из Мародёров, Дадли спал крепко. Куст за окном привычно постукивал по стеклу. Дадли не проснулся, когда Патронус Кингсли Шеклболта разбудил Лили и Джеймса, не услышал, как они активировали защитные чары или как их Аппарации нарушили ночное спокойствие. Он только перевернулся под тяжелыми одеялами, и Монстр, обойдя комнату, сверкая своими глазами в темноте, вернулся к постели. Лили и Джеймс привезли Гарри домой. Через неделю он вновь отправится в Хогвартс, чтобы закончить учебный год, но когда Дадли проснулся утром с заспанными глазами, Гарри лежал на диване, закутанный в одеяло, а Монстр, довольный и урчащий, устроился у него на коленях. Лили и Джеймс сидели на кухне, молча склонившись над пустым столом. В воздухе повисла тяжёлая тишина. Все были в пижамах, но на коленях Джеймса была грязь, словно он падал. — Что случилось? — спросил Дадли, чувствуя, как слова падают с языка тяжёлыми камнями. Он пожалел, что не умеет лучше справляться с такими моментами, что бы это ни было. Они похоронили Ремуса на том же участке, где покоился Сириус, на семейной земле Поттеров. Это был пустой гроб, но главное ведь — сам жест, верно? «Вы были ужасными, жестокими мальчишками», — думала Лили о своих призраках. — «Сириус, ты слишком сильно любил Джеймса, чтобы по-настоящему любить меня, пока я не пробилась в ваш круг. Самовлюблённый, высокомерный болван… Это не было твоим решением, но ты понял это, в конце концов». «Мы смеёмся меньше без тебя. Мы стараемся, но это не то. Ты был потерянным мальчиком, ты был смелым, храбрым человеком, ты умер ради моих детей. Спасибо тебе. Но это было так давно». «Ремус», — подумала она и сжала руку Джеймса так сильно, что это должно было причинять боль. — «Ремус, я не знаю, как мы справимся без тебя». Джеймс сжал её руку в ответ, и они просто сидели там, замёрзшие, пока солнце не скрылось за горизонтом. Потом они отправились домой. Гарри и Дадли постучали друг другу «спокойной ночи» через стену, как не делали этого уже много лет. Лили и Джеймс спали, переплетясь друг с другом, хотя сон это вряд ли можно было назвать. Они проснулись в тепле, но это мало что значило. Они оставались в объятиях друг друга, пока не услышали, как их дети гремят на кухне внизу. Гарри сжёг бекон, а Дадли поджёг тост, и Джеймс с преувеличенной осторожностью сделал глоток чая. — Мы не можем сжечь воду, — сказал Гарри. — Но я так в тебя верю, сынок, — улыбнулся Джеймс. Прошлым летом Гарри был тихим, но этим летом в его тишине появился гнев. Тишины стало меньше, её заменил нарастающий ропот недовольства. Джеймс, видя это, выкрутил настройки Бладжера на максимум и отправил Гарри на задний двор с битой Дадли — выплеснуть свою ярость. Когда Дадли в очередной раз пошёл с Лили в Министерство, он не сразу отправился в архивы, как делал обычно, оставив мать за рабочим столом, который едва выдерживал тяжесть документов. Он медленно спустился по лестнице, минуя гул и запахи отдела магических существ, мимо ярких плакатов квиддичных матчей, развешанных на следующем этаже, и летающих записок, танцующих в воздухе под нарастающий гул обсуждений. Фонтан в атриуме спокойно журчал, омывая позолоченные статуи ведьмы, волшебника и магических существ. Дадли прошёл мимо и купил мягкий брауни в небольшом кафе. За полночными разговорами и чашками тёплого молока Гарри как-то рассказал ему о Ремусе — о холоде, проникающем в жилы, о голосе, который искажал его мысли, когда он стоял в тех самых коридорах Отдела Тайн. Дадли медленно жевал брауни, продолжая спускаться вниз, к тем неприметным дверям Отдела. Его сотрудники иногда спускались в архивы за пыльными коробками с делами, и лишь изредка их возвращали. Остановившись у дверей, Дадли задумался о том, как крепко спал тогда в своей постели. О том утре, когда вся его семья сидела в грязных пижамах, как будто это был обычный день. О том, как его слова, скатились с языка, как камешки, подняв небольшие, но ощутимые волны. Вскоре он отправился обратно, поднявшись на лифте в архивную комнату, и с головой погрузился в работу — единственное, что казалось ему логичным и осмысленным. Джеймс разрыдался над миской с тестом для имбирных пряников, которые всегда готовил Ремус. Дадли сломал нос на тренировке по квиддичу, и Гарри залечил его заклинанием, которое выучил у Лили. Лили, в свою очередь, получила благодарственное письмо от Офиса авроров, а Гарри вновь отправился в школу. Джеймс пил чай с Молли, пока Артур и Дадли возились с «Фордом Англией». Дадли задремал за столом, едва не уронив лицо в тарелку с недоеденными спагетти, а Лили услышала шёпот своей давно ушедшей сестры: «Ты получила всё, чего хотела». Она медленно встала и отнесла посуду в раковину. Включив горячую воду, Лили наблюдала, как поднимался пар. Для этого, конечно, существовали заклинания, но она привыкла к тому, чтобы погружать руки в обжигающую воду и мыльную пену — так она делала с детства. «Я похоронила вас,» — прошептала она призракам своего прошлого. — «Я любила вас, я кричала на вас, я похоронила вас… и вырастила вашего ребёнка. Я приняла его, как своего, и я похоронила вас.» Лили мягко разбудила Дадли и направила его в кровать. Джеймс подошёл к ней сзади, обнял за плечи и поцеловал в висок. «Уходи, Петунья,» — подумала она, чувствуя знакомое внутреннее напряжение. — «Ложись спать и оставь меня в покое. Я не настолько сильна, чтобы думать о всех тех причинах, по которым ты могла бы ненавидеть меня.» «Я похоронила сестру. Я похоронила своих братьев. Мои сыновья здесь, и здесь, в настоящем, я должна жить». Этой ночью Лили прижалась щекой к плечу мирно спящего Джеймса и прошептала себе: «Ты жива. Ты жива. Ты жива». Позже Гарри написал из Хогвартса о крестражах, и Лили тут же отправилась на встречу с Дамблдором. В школьных коридорах она столкнулась с Северусом Снейпом, новым преподавателем защиты от тёмных искусств. Он попытался завязать с ней разговор, но она резко оборвала: — Я слышала, ты снова довёл Невилла Лонгботтома до слёз, Сев. Это ужасно. И не сбавляя шаг, она ушла, не дав ему шанса ответить. Вернувшись домой с суровым выражением лица и сжатыми кулаками, Лили бросила через плечо Джеймсу: — Похоже, у нас добавились внеклассные занятия. Дадли, дорогой, тебе, возможно, придётся больше заниматься самостоятельно в этом году. — Миссис Горбачек хочет переделать восточные архивы по новой системе, — задумчиво отозвался Дадли. — Это займёт много моего времени. Лили и Джеймс продолжили говорить на кухне шёпотом, обсуждая крестражи — змей, чаши и медальоны. На следующий день Дадли провёл время с мисс Хиггинс, помогая ей собрать новые аптечки первой помощи. Лили, продолжая работать лишь минимальное количество часов в Офисе авроров, отбивалась от расспросов коллег: — Горе, — говорила она им с подрагивающими ресницами, когда её спрашивали о результатах. В это время Дадли проводил многие ночи в доме один. Магические заклинания охраны тихо гудели у окон, а он сидел в темноте с Монстром, дожидаясь, когда два мягких хлопка в заднем дворе возвестят о возвращении родителей. Как-то утром, через совиную почту, они получили целую стопку писем, и среди них было сообщение о новом романе Гарри и Джинни. Написали Рон, Гермиона, Фред и Джордж — хотя близнецы уже давно не учились в Хогвартсе, — а также язвительное письмо от Снейпа, которое Лили тут же выбросила в мусор. Конечно, были письма и от Гарри с Джинни. Дадли, жуя свои хлопья, раздумывал, не должен ли он сказать что-то в стиле старшего брата, но не мог понять, кому именно это следовало бы сказать. Дадли никогда лично не встречался с директором Хогвартса, но Гарри вернулся домой в тот день совершенно измученным после похорон Дамблдора. В долгой ночной тишине за кружками молока и горой шоколада Дадли всё-таки вытянул из него всю историю. — Хм, — наконец вымолвил он, переваривая услышанное. — Пожалуй, ты уже достаточно насмотрелся смертей, чтобы говорить с уверенностью. Господи, — пробормотал он, покачав головой. Гарри засмеялся, но смех оказался таким резким, что он чуть не поперхнулся. Дадли протянул ему ещё кусок шоколада. — Знаешь, — задумчиво сказал Дадли. — Я всегда хотел учиться в Хогвартсе. Хотел быть… как ты. А не просто наблюдать со стороны. Он замолчал, подбирая слова. — Мне не хотелось просто стоять в тени, понимаешь? — Прости, Дадли, — тихо произнёс Гарри. — Мне жаль, что так получилось… Дадли задумчиво сжал фантик от шоколада в руке. — Это не твоя вина, — сказал он твёрдо. — Я давно это понял. Я ведь не глупый. — Я знаю, что ты не глупый, — ответил Гарри. Дадли усмехнулся и пожал плечами: — В любом случае… Твоя жизнь, откровенно говоря, не сахар. Так что я не слишком-то расстроен тем, что остался собой. Гарри фыркнул и съел ещё кусок шоколада, молча соглашаясь. Лили подала в отставку, прежде чем угасающее Министерство успело её уволить или рухнуть окончательно. Они заколотили окна дома в Годриковой Лощине и отправились на площадь Гриммо, которую Сириус завещал Ремусу, а тот — им. Вскоре прибыли Уизли, несколько семей, которые, как и Джеймс, обучали своих детей на дому, остатки Ордена Феникса и половина ОД. Лили и Гарри отчаянно ссорились в запылённой гостиной, сбивая паутину с потолочных балок, когда Гарри заявил, что собирается отправиться на поиски последних крестражей. Молли, поправляя диванные подушки, одобрительно кивала каждый раз, когда Лили произносила что-то разумное. Дадли тихонько толкнул Джеймса локтем, и все замерли, слушая их крики. — Мне семнадцать… — А я — чертовски опытный аврор, прошедший подготовку. Я боюсь того, что может с нами случиться. Ты же просто школьник, я не позволю тебе… — А сколько лет было тебе? — резко перебил Гарри. Лили вскинула руки в бессильной ярости. — Я больше не могу пережить ещё одну утрату, — тихо произнёс Джеймс, и его слова заставили обоих замолчать на несколько долгих мгновений. — Прости, пап, — сказал Гарри, и в его голосе слышалась сдавленная боль. — Но я в этой битве, хочешь ты этого или нет. — Гарри… — Мы все в этом, — неожиданно добавил Дадли, и комната снова погрузилась в тяжёлое молчание. — Дадли, — Молли сжала юбку нервными пальцами. — Но ты ведь… ну, дорогой… — Я — Поттер, — твёрдо ответил он. — Или почти, — добавил, и на лице Лили на мгновение мелькнула горечь. — Я не могу остаться в стороне. — Можешь, милый, — тихо возразила Лили. Дадли покачал головой. Каждое слово словно камнем ложилось на его сердце, и он не знал, как произнести их, не ранив никого. — Нет, не могу, — наконец сказал он. — И я не могу, — подала голос Джинни, что вызвало новый виток споров и криков. Когда свадьба Билла и Флер была прервана ужасными новостями, Гарри схватил Гермиону, которая мгновенно ухватилась за Рона. Фред схватил Джорджа, Джордж — Джинни, а Джинни потянула за собой Дадли. Мир вокруг них закачался и сжался, как будто сам воздух потерял опору. Дадли вырвало в кусты рядом с маленькой дорожкой, куда они аппарировали. Фред, хлопнув его по спине, сказал: — Мы, Загонщики, должны держаться вместе, правда? — Джордж вызвал влажную тряпку заклинанием, чтобы тот мог вытереть лицо, а Джинни стояла рядом, готовая к бою. — Да остынь ты, мелкая, — Фред подёргал её за прядь волос, стараясь скрыть беспокойство. — Мы же не собираемся тебя останавливать. Пошли, у Ли есть план. Лили и Джеймс год назад выкрали меч и кубок из хранилища Беллатрисы. Дамблдор уничтожил проклятое кольцо, а Гарри, сам того не зная, уничтожил дневник, когда ему было всего двенадцать. Когда Лили узнала больше подробностей о той ночи и сражении от самого Дамблдора, она едва не подожгла его старую бороду в приступе гнева. Пока Дадли передавал секретные сведения, артефакты и людей через сеть радио Ли Джордана, Гарри, Гермиона и Рон прокрались в офис Долорес Амбридж в Министерстве. Мисс Хиггинс с резервного стола ключей помогла им войти и выбраться обратно, когда Гермиона, с побелевшими от напряжения пальцами, сжала в руке потускневший медальон. В долгие, холодные дни Рон слушал голоса Фреда и Джорджа по радио, которое вело их маленькое сопротивление. Гарри же ждал новостей о Дадли, который возвращался с отчётами и вестями о своих вылазках. Дадли часто летал с битой Загонщика, обычно в паре с Виктором Крамом, который приехал с континента, и с Джинни. Когда они выяснили, что диадема находится в Хогвартсе, Гермиона разослала сигнал. Дадли собрал Крама и Джинни, Фреда, Джорджа и Ли и повёл их к тайному ходу в подвале магазина сладостей, который когда-то показал ему Джеймс. Рон и Гермиона достали клыки василиска из Тайной комнаты. Дадли размахивал битой, а Джинни стреляла с его плеча, как они делали весь этот год, слаженно и без слов. Невилл засунул руку в Распределяющую шляпу, вытащил меч Гриффиндора и убил Нагайну. Когда битва стихла, вокруг лежали тела, и большинство из них Дадли знал лишь по письмам. Лаванда — та, над которой Джинни шутила всё время во время «влюбленности Рона». Колин, который однажды показал Гарри, как маггловские фотографии можно заставить двигаться. Но когда они вернулись в Большой зал, где собрались выжившие, где уложили раненых и погибших, Дадли заметил, как Джинни вдруг застыла на месте. Молли Уизли тихо плакала, и Дадли понял, что хотел бы прожить всю свою жизнь, не увидев её лицо таким измученным и сломленным. — Фред, — прошептала Джинни. Летние каникулы после её первого года в Хогвартсе она тоже была неподвижной, словно застывшей в своей боли, и тогда Дадли не знал, как помочь. Сейчас было точно так же. Джинни медленно пересекла зал и приблизилась к телу брата, а Дадли остался стоять в стороне, на краю шумной комнаты, пытаясь вспомнить, как дышать. Он смотрел на лица вокруг, пытаясь угадать их имена. Длинные столы, отодвинутые к стенам — Гриффиндор, Хаффлпафф, Слизерин, Когтевран. Это здесь Гарри получал свои письма и посылки, ел яйца на завтрак, учил заклинания к экзаменам, писал Дадли раздражённые записки о том, как Рон и Гермиона снова ссорятся — и вот он снова здесь, в своей поношенной уличной одежде, в которой и появился, незаметно выходящий в боковую дверь. Дадли собрал все силы — и дыхание, и мысли — и последовал за ним. Он догнал Гарри через несколько поворотов в узком коридоре, следуя за его сутулыми плечами и быстрыми шагами, удаляющимися всё дальше от света. — Куда ты идёшь? — спросил Дадли, его голос прозвучал слишком громко в тишине, и Гарри остановился. Когда он повернулся, то лишь беспомощно пожал плечами. — Просто потому, что ты уйдёшь, это не значит, что они оставят нас в покое, — сказал Дадли. — Ты правда веришь, что сможешь победить его в одиночку? — Я знаю, что не смогу, — тихо ответил Гарри. — Тогда зачем… — начал было Дадли, но не нашёл слов, чтобы завершить вопрос. И тогда Гарри рассказал ему обо всём: о крестражах, о смерти Снегга и о тех ужасных вещах, что жили в нём — и что умрут вместе с ним. — Помнишь, как ты однажды сказал, что моя жизнь как-то… хреново устроена? Дадли вспомнил тот день, когда ему было девять лет, как они играли во дворе с новеньким набором для квиддича. Гарри гнался за снитчем, а Дадли, сжимая биту пухлыми пальцами, прикрывал его спину. — Мне нужно, Дадс, — сказал Гарри, словно надеясь, что Дадли поймёт, как тогда, в детстве. Дадли захотел поставить молоко на плиту, чтобы подогреть его. Захотел снять одеяло с кресла и положить Монстра на колени Гарри. Захотел очутиться дома, где живая изгородь скреблась бы о стекло спальни, как это бывало в дождливые ночи. Он хотел, чтобы это был всего лишь ещё один ночной разговор, когда Гарри рассказывал истории о том, как он уже победил, о врагах, от которых сумел сбежать, — как в те времена, когда его кузен просыпался от кошмаров, оставлявших шрамы в душе, но не лишавших его жизни. Гарри мог задыхаться, плакать или выкрикивать проклятия Лили, быть упрямым мерзавцем, запираться в себе и долго смотреть в окно, тревожа Дадли. Всё это было допустимо — лишь бы он продолжал дышать. Гарри должен был просыпаться и идти на кухню, где Дадли наливал ему чашку тёплого молока и находил плитку шоколада в кухонном шкафу. — Я мог бы пойти с тобой, — предложил Дадли. — Нет, не смог бы, — ответил Гарри твёрдо. Дадли вцепился пухлыми пальцами в свои руки, как будто это могло остановить тревогу, накатывающую волнами. Гарри глубоко вдохнул, явно стараясь держаться, и тихо добавил: — Передай Джинни, что мне жаль, хорошо? И позаботься о маме с папой. Дадли только кивнул. Гарри на мгновение обнял его за шею, крепко, но ненадолго, и исчез. Дадли медленно пошёл обратно через разрушенные коридоры, среди обломков и покосившихся дверей. Он держал биту в руках, его глаза были открыты, но вокруг не было ни души. Он вспомнил, как попал сюда впервые, когда ему было тринадцать. По секретным проходам, невидимый для окружающих, он ступил на этот каменный пол с сердцем, стучавшим в горле. Это было огромное и волшебное место — величественное, прекрасное, смелое, но не для него. Он знал это тогда, и знал это сейчас. И, возможно, это его злило. Но он не хотел злиться. Он хотел домой. Ему не следовало быть здесь, но он был. Гарри шёл навстречу своей смерти, и это казалось неправильным. Джинни не должна была стоять, вцепившись в локоть своей матери, с веснушками, ярко выделявшимися на её бледном лице. Фред не должен был лежать на холодном полу с застывшим, безжизненным взглядом, устремлённым в потолок. Но всё это происходило на самом деле. Он думал, стоит ли подождать, чтобы передать Джинни слова Гарри — что ему жаль. Думал, а вдруг следовало пойти за ним, невзирая на всё. Бита Загонщика. Живой щит. Отвлечение. Лили подняла голову, оторвавшись от разговора с Перси. Дадли не знал, что она заметила, но её взгляд стал тревожным. — Где твой кузен, Дадли? — её голос дрогнул. — Где Гарри? Джеймс уловил изменение в её интонации и тоже повернулся к ним, выпрямляясь. — Он крестраж, — глухо проговорил Дадли. — Он должен был… — Это не ответ «где», — тихо перебила Лили, но её дыхание стало неровным, сдавленным. — Дадли… Он ушёл? Ты видел, как он уходит? Дадли кивнул. — Он ушёл, — выдавил он наконец, чувствуя, что слёзы застилают его глаза. Джеймс опустился прямо на месте, где стоял. Лили бросилась к дверям Большого зала, но к тому моменту, как она добралась до внутреннего двора, они уже шли. Дадли, спотыкаясь, следовал за ней, чувствуя себя одновременно слишком большим и слишком маленьким в собственном теле. Хагрид нёс тело Гарри на руках, а Волдеморт улыбался, торжествующе оглядываясь вокруг. Кто-Знает-Кто, возможно, что-то презрительно говорил о «избранном», о «трижды оспоренном», но никто не слышал его слов за пронзительным криком Лили. Позже Дадли поймёт, что она закричала «Только не мой сын!», но в тот момент он видел только зелёную вспышку, вырвавшуюся из её палочки. Что такое непростительное заклинание? Волдеморт рухнул на землю, бессильная груда плоти. Лили вцепилась в руку Дадли, чтобы удержаться на ногах, едва не падая вслед за ним. Толпа наконец вышла из оцепенения. Повсюду засверкали заклятия — яркие, разноцветные, оглушающие. Дадли стоял посреди этого хаоса, чувствуя, как тётя рыдает у него на плече. Он крепко сжал её мантию у себя за спиной, словно пытаясь удержать мир, распадающийся на части вокруг них. Заклинания свистели в воздухе, люди падали, кричали, но Дадли просто уткнулся лицом в макушку Лили. «Всё кончено», — хотел он сказать, но слова не шли. Всё кончено. Человек, державший мир в страхе, был мёртв. Но Гарри тоже был мёртв. Его похоронят рядом с Римусом и Сириусом, и потом они вернутся в дом, где будет тихо и пусто. — Мама! Дадли поднял голову. Перед ним стоял Гарри, его очертания расплывались в заплаканных глазах. За его спиной битва затихала, Пожиратели смерти разбегались. Джеймс решительно направился к сыну. — Эй, — произнёс Гарри. — Всё хорошо, мам. Джеймс не остановился, налетел на Гарри, обнял его и крепко прижал к себе. Лили подняла голову, её глаза расширились. Дадли не был уверен, кто кого поддерживал — мать или сын, — но он сделал неуверенный шаг вперёд, подтягивая Лили за собой. Гарри протянул руку — Джеймс явно не собирался отпускать его — и потянул их к себе. Семья Поттеров стояла, прижавшись друг к другу, как будто хотела слиться воедино, обретя давно утраченный мир. Когда они наконец отпустили друг друга, когда тело Волдеморта убрали, когда всё было кончено и порядок начал восстанавливаться, Гарри поцеловал Джинни, но до того, как смыть с лица остатки грязи и пепла, они направились к Озеру. — Там и правда есть гигантский кальмар? — спросил Дадли, пытаясь отвлечься от всего, что произошло. — Однажды он чуть не съел Джеймса, — сказала Лили с улыбкой и похлопала рукой по траве, приглашая Дадли сесть рядом. Он опустился на землю медленно, словно забыл, каково это — сидеть на траве, словно не ожидал, что у него будет ещё один шанс это почувствовать — сидеть со своей семьёй и смотреть на тёмную гладь воды. Дадли пытался смотреть на озеро, но его взгляд то и дело возвращался к Гарри. Позже, в тишине ночи, за чашкой горячего молока, Гарри расскажет ему о том, как он разговаривал с призрачными тенями Римуса и Сириуса в Лесу. Расскажет о странном вокзале между мирами, а Дадли скажет: «Я бы так разозлился, если бы ты не вернулся». Но в этот момент никто не говорил. Джеймс обнял Лили за плечи и нежно поцеловал её в висок. Деревья тихо шелестели на ветру, мягкая трава шуршала под ногами. Они сидели молча, глядя на свет, отражённый в чёрной воде. И тогда Лили, чуть слышно, услышала голос своей сестры, прошептавший: «Ты получила всё». Лёгкий ветерок скользнул по древним стенам замка, пробежал по мягкой траве, прошёл над спокойной поверхностью Озера и чуть коснулся четырёх фигур, задумчиво сидящих на его берегу. Может быть, я и вправду обрела всё, что искала, подумала Лили, ощущая тёплую руку Джеймса, покоящуюся на её плечах, слыша тихое дыхание Дадли и видя, как Гарри с задумчивым видом крутит между пальцами травинку. Но я не буду просить у тебя прощения. Не перед тобой. Ты мертва, Петунья, а он — здесь. Ему нужна мать, но тебя рядом нет. Зато я — здесь. И я останусь с ними столько, сколько смогу. Ты ненавидела магию из-за тех причин, что сама называла, Тьюн? Потому что она казалась тебе чуждой, пугающей, отвратительной и ненормальной? Или всё-таки ты ненавидела её потому, что она была недоступна для тебя? Потому что, если бы ты позволила себе принять её, ты бы страдала всю жизнь? Ты была так полна обид и гнева, а я так по тебе скучала. Почему ты не могла услышать меня? Почему не попыталась — не сделала больше? Ты ведь любила меня достаточно, чтобы не позволять себе ненавидеть, правда? Почему ты всё заперла внутри? Хватило ли тебе того, что у тебя осталось? Ты была счастлива? Он счастлив, Тьюн. Лили открыла глаза. Солнечные блики играли на воде, лёгкий ветерок рябил её поверхность, а сердце тихо ныло от боли. Её руки согревали другие руки. Я дала ему всё, что могла. Твоему сыну. Он всегда будет твоим, Тьюни, но он вырос в моём доме. И, возможно, того, что мы пытались сделать, было недостаточно, но мы его любим, и он нас любит, Тьюн. Я ничего у тебя не отбирала. Я только отдавала. Я бы отдала тебе всё, что у меня было, если бы ты позволила мне. И я отдала ему всё, что могла. Так поступают, когда маленький мальчик приходит в твою жизнь с пустыми руками и открытым сердцем. Ты даёшь ему дом. Я не крала твою любовь. Он сам отдал её нам, потому что у него огромное сердце, способное свернуть горы. Я хочу верить, что ты бы поняла это, если бы жила, если бы узнала его. Это не борьба. Это семья. Что бы ты сейчас обо мне подумала, Тьюн? Что бы ты сделала, если бы это был мой сын?