Клятва рыцаря.

Легкие спирало от дыма, а сердце словно птица в силках билось где-то далеко в груди. Хаяси мало что помнил. Только то, как его грубо тащили за шкирку по ломкой от пепла травы. На них напали. Словно гром среди ясного неба или сокол, охотящийся за беззащитной мышью, кочевые разбойники разграбили все, что только можно было. Они забрали с собой почти всех. Единственный выживший Камиширо, слабо подкатил глаза от боли. Брат, родители и даже еще ни в чем неповинный племянник. Все они погребены мечами Восточного королевства. Собака никогда не нападет на кормящую руку, а рука на собаку? Тяжелые побои порой приводят к неизлечимым ранам и незатягивающимся шрамам. Так, подобно самому эгоистичному на свете существу, король сам возглавил разорение собственной, подвластной ему деревушки. Нет, никто не должен знать о таком позоре. Никому просто не позволено знать… Но… Кайто проявил слабость. На краткий миг, его еще совсем юношеское сердце не могло заставить руки вонзить меч в трепещущую перед своей кончиной грудь. Дав остальным воинам приказ возвращаться с докладом правителю об успехе, первый придворный рыцарь навсегда изменил своему государству. Кодекс чести твердит слушать лишь посланника от бога – короля. Душевные порицания и пожелания – нижнее в сравнении с божьей волей, которую твердит король. Но для Кайто не было иного выхода. Слишком тяжела была эта участь. В кошмарах ему будут видеться эти перекошенные от боли лица и застывшие выражения лиц. Хаяси все знал. От самого начала до конца. Едва послышался этот полный ужаса крик, оба брата стремглав помчались на площадь к домам. Кто-то почти сразу замертво падал наземь, кто-то умудрялся вступить в бой. Но силы были неравны… Выхватив клинок, хотя боец из него был и не лучший, Хаяси накинулся на первого, ближайшего пришельца. Это был невысокий мужчина, средних лет, с ног до головы укутанный в черное. Было видно, что тот даже не напрягается, отражая неловкие удары более неопытного юноши, но что-то все-таки не ускользнуло от взгляда младшего Камиширо. Эта поступь, манера ведения боя и меч… Все это принадлежать могло только королевскому рыцарю, ведь более не один воин не воспитывался с подобными боевыми манерами. Выражение замершего страха в глазах ближайшей односельчанки только раскочегарил дух наследника графского рода. Хаяси стал увереннее наступать и отбиваться, а его соперник, наконец, стал прилагать к поединку какие-либо усилия. Между ними кипело кровавое море. Все больше тел падали к ногам «разбойников» и все меньше сил оставалось у бедных земледельцев. Большинство мужчин не держали меча в руках всю свою жизнь, но все же, как мать защищает свое дитя, отважно боролись за свое мирное существование. Все полыхало огнем. Горело фамильное поместье. Сакральный дом Камиширо совсем скоро превратиться лишь в кучу сожженных углей, не имея возможности быть чем-то большим. Где-то вдалеке кто-то вновь погиб, кто-то кричал от нестерпимой боли, принесенной лезвием королевского меча. Каждый день люди погибают сотнями, но смерть была так далека от этого места? Как же получилось, что за короткие мгновения она преодолела такой путь? Как смела она переступить эту очерченную идиллию? В последние мгновения своего сознания Хаяси видел все. Видел, как погибали его друзья, как пронзались уже едва вздыхавшие груди мечами. Видел и последний удар для его брата. Захотелось закричать, потянуться и растолкать, но от дыма младший потерял сознание вместе с тем, что потерял самого близкого на свете человека. Очнувшись, Камиширо не захотел подниматься. Ему хотелось долежать так до самой своей смерти. В этой теплой траве, пригретым сотней солнечных лучей. Хотя, первая мысль его была про рай и ад, вскоре он ее отмел. Кто-кто, а Хаяси никак не мог оказаться в раю и на царство нижнее похоже не было. Он устало открыл глаз и тут же закрыл, ослепленный самой яркой на свете звездой. Невольно потирая ушибленный затылок, граф загадал скорейшей смерти самому себе и сел. Мир вокруг полыхал зеленью, а рядом по камням бежал быстрый ручеек, звонко урча от удовольствия, словно кот на майском солнце. Откуда-то издалека доносилось тонкое, зловонное благовоние дыма. Однозначно, от дома его оттащили далеко, но кто это сделал? Солдаты явно позаботились о том, чтобы свидетелей не осталось, но кроме односельчан этого никто сделать не мог… Верно? Хаяси развернул тяжелую голову и увидел силуэт у дерева. Рыцарь! Сейчас ему не хватило бы сил даже встать, а о схватке не могло быть и речи. Тем более, свой меч он где-то успешно потерял. — Ты можешь убить меня, если тебе это угодно, — спокойно отвесил юноша и, собрав все силы в кулак поднялся. На шатающихся ногах он успел сделать пару шагов ближе к неизвестному солдату, прежде чем онеметь от шока. — Ты…! — Да, я первый придворный рыцарь, - спокойно произнес Кайто, с сочувствием глядя в глаза несчастному. — Изменщик и трус. — Ну да, как и твой король, — к Камиширо вернулась его гордыня, и ему удалось надменно вскинуть голову. — Для чего ты меня спас? — Потому что я один не смог бы хранить правду всю жизнь, — тон мужчины ничуть не изменился, словно эмоций кроме ледяной собранности, он не признавал. Хаяси демонстративно фыркнул и отошел к бившему из-под камней ключей. Быстро умывшись прохладной водой, он посмотрел на себя и на лице его отразилось непонимание. Он не мог вспомнить, чтобы видел такого человека, когда-либо. За пару часов, казалось бы, граф безумно состарился. В отдельных местах, на нежно-каштановых волосах, которые приятными локонами обрамляли левую часть лица, выступила седина. Желтые глаза утратили свой привычный блеск и вовсе перестали гореть тем живыми огнем. Скулы приосанились, превращая его в мужчину из мальчика, которым он был до этой катастрофы. Это было так странно. Камиширо смотрел на себя и вообще себя не узнавал. Это не тот графский и избалованный сын со своими странными идеями и помыслами, а мальчик, потерявший семью и дом. Что дальше? Куда идти? Хаяси представить даже не мог. Теперь нет ни дома, ни статуса. Нет не тех идей, не тех, кто был самым близким угольком к его непокорной бурей бушующей личности. — Король не узнает о том, что ты жив, — тихо подал голос Кайто, видя его неприятие. — Ты свободен. Можешь пойти куда захочешь и стать тем, кем захочешь. Юную душу сковали когти жгучего гнева, и он резко развернулся, прежде чем прокричать скорее в пустоту, чем для рыцаря: — А я пойду! Пойду и навсегда избавлю мир от рода предателей и от таких, как те, что живут в вашем королевстве! Я вас всех со свету белого сживу и заставлю горько пожалеть о дне, когда ты и твой король родились!