Злодей, который влюбился

*** «Взрослые женщины порой бывают очень коварны…» Именно к такому выводу пришла Вальбурга, хотя она - как пусть и юная, но тоже представительница «коварного» пола - догадалась о тайной подоплеке этого разговора гораздо раньше, чем ее друзья. Наверное, уже тогда, когда леди Малфой и мадам Долохова ненавязчиво завлекли их в эту уютную гостиную в сиреневых тонах. Но, к ее стыду, оформляться в четкие подозрения ее догадки стали только по мере роста количества задаваемых им вопросов. Вопросов чем дальше, тем более странных и, казалось бы, абсолютно не связанных друг с другом. А когда Вальбурга окончательно поняла, что леди пытаются вытянуть из них троих, то резко напряглась: «Это нехорошо. Очень нехорошо…» Ее друзья - чуть более тугодумные, чем она - тоже пришли к правильным выводам. Ничего, что только после пары ее очень выразительных взглядов. И теперь их мучал один на троих вопрос: «Если они выболтают что-то лишнее, Том ведь их убьет, да? Пожалуй, да…» Да уж… Троица слизеринцев слишком хорошо знала своего друга и его характер. «Но с другой стороны…» - Вальбурга задумалась, припоминая некоторые поступки и слова Тома. Недавно она стала подозревать, что Том планирует начать понемногу распускать слухи об их предполагаемых отношениях с мистером Гонтом. Пусть Том и не говорил этого прямо, но было похоже, что таким образом он намерен, так сказать, подготовить почву и обозначить мистера Гонта как «свою добычу». Им всем уже не единожды предоставлялась возможность лично убедиться в том, что их друг был неимоверным собственником. Том очень не любил, когда на его мужчину смотрел кто-либо другой. И совершенно неважно, кто именно, Том был готов порвать любого. Вальбурга сама - еще в начале этого учебного года - получила пусть и запоздалую, но тем не менее далеко не слабую выволочку от Тома. За тот раз, когда - во время ее с друзьями совместного визита в дом Гонтов - она осмелилась искать возможность приватного разговора с мистером Гонтом. Ее до сих пор бросало в дрожь, когда она вспоминала взгляд Тома и его тихий голос, рассказывающий о том, что с ней будет, если она посмеет повторить свою, как Том это назвал, выходку. И Вальбурга была искренне признательна мистеру Гонту, потому как, оказалось, именно он уберег ее от чего-нибудь похуже, чем этот… «выговор». Исключительно благодаря тому, что мужчина уже успел лично разрешить с Томом это недопонимание и самостоятельно с ним объясниться, Вальбурге пришлось столкнуться только с тлеющими угольками гнева ее друга, а не с неконтролируемым пожаром ярости, который вполне мог оставить от нее только те самые угольки. В ином случае ни их подобие дружбы, ни громкая фамилия девицы Блэк, ни ее личная, весьма возросшая к тому моменту сила не имели бы никакого значения и никак ей не помогли бы. «…Нет, какими бы ни были планы Тома, вмешиваться в них и в их отношения с мистером Гонтом со своей непрошенной помощью нам не стоит. А мне - в особенности! Уж я-то на практике знаю, насколько это плохая идея… Но вот получить пару советов лично нам от кого-то постарше и явно опытнее - точно не было бы лишним». Тем более Абраксас с Антонином много рассказывали о своих матушках. Судя по словам обоих, эти дамы были довольно понимающими матерями, пусть и явно неимоверно любопытными. Но обе обладали острым умом и языки за зубами держать умели. Поэтому вполне могли бы дать своим детям дельный совет по поводу того, что тем стоит предпринять в сложившейся ситуации. Ведь беспокойство друзей за Тома никуда не исчезло, а Вальбургино так и вовсе чуть ли не удвоилось. И пусть они больше не собирались лезть в любовные дела Тома, но хотя бы решить, как им троим действовать… «Нет, правильнее будет сказать, как поддержать нашего общего друга в том случае, если в итоге мистер Гонт ему все же… Все же откажет…» Честно говоря, Вальбурге вовсе не хотелось даже предполагать нечто подобное, ведь было очевидно, что в таком случае стоит ждать большой беды. Но им все-таки стоило подготовиться и к такому исходу. Поэтому Вальбурга просканировала внимательным взглядом своих друзей, а после - их матерей и пришла в итоге к вполне стройному порядку действий. Улыбнувшись, она придвинулась чуть ближе к двум старшим леди и, бросив предостерегающий взгляд на парней - намекая, чтобы те ей не мешали, и обещая объяснить все чуть позже - повела диалог в нужную ей сторону. *** Айра с Викторией наблюдали за действиями подруги их сыновей и, не сговариваясь, пытались скрыть умиленные улыбки. Они быстро поняли, чего девушка пытается добиться, и были совсем не против. Они с удовольствием болтали с ней, а главное - внимательно слушали, ловя как произносимую информацию, так и «читая между строк». И от некоторых моментов им очень хотелось вздыхать и хмуриться. Ведь они, в силу возраста и опыта, не только видели и понимали проблему, которую обиняками, не раскрывая сути и имен, пыталась донести до них мисс Блэк. Они видели и другие нюансы, которые неопытные подростки совсем не замечали. Ведь кроме плохой реакции Тома на отказ, стоило опасаться и согласия его опекуна. Обе дамы прожили не так уж и мало, и им не раз приходилось слышать о неприятных итогах некоторых любовных отношений. Как юных леди и джентльменов с куда более взрослыми мужчинами, так и пылких юнцов и девиц с ушлыми дамочками бальзаковского возраста. Немало слухов циркулировало в обществе, немало слез наивных девушек и юношей было пролито. Хотя, стоит заметить, бывало и обратное: как счастливые исходы, так и страдания старшей и более опытной стороны. И хоть обе леди сходились во мнении, что мистер Гонт совершенно не производил впечатления недостойного джентльмена, но… Всегда есть это «но»… Ни Айра, ни Виктория - как, собственно, и трое подростков перед ними - не знали Гонта-старшего так уж хорошо. А ведь первое впечатление часто бывает обманчивым. Мистер Гонт всегда был очень замкнутым и необщительным, пусть временами и пытался создать видимость, что это не так. О нем мало что было известно. Даже трое друзей Тома знали его опекуна в основном с его же слов. А верить словам влюбленного мальчишки… Юноша наверняка идеализирует объект своей любви. В конце концов, обе леди по себе знали, каково это: смотреть на человека сквозь розовые очки первой любви. И всегда неприятно, когда эти самые очки разбиваются. А уж если принять во внимание силу чувств Тома - а таковые, похоже, гораздо глубже, чем то изначально предполагали дамы - то боль от вонзившихся в сердце юноши осколков будет ужасающей. *** Но как бы приятен и познавателен ни был разговор, настало время прощаться. Вальбурга, поблагодарив за прекрасный обед и хорошо проведенное время, засобиралась домой. В каминный зал она отправилась в сопровождении наследника и его друга. Старшие дамы совершенно не настаивали на том, чтобы тоже ее проводить. По их улыбкам было понятно, что те просто дали своим сыновьям возможность переговорить с их подругой наедине. А еще Вальбурга заметила, что дамы были немного обеспокоены. И неплохо было бы узнать, к каким выводам они пришли. Она выдала двум леди очень тщательно отобранную информацию, которой, как она считала, можно было поделиться с посторонними. Во время беседы же Вальбурга удостоверилась, что ее поняли правильно. Теперь оставалось лишь довериться парням, чтобы те, каждый со своей матушкой, завели - «Желательно, по отдельности и с глазу на глаз», - более личные диалоги. Она уверенна, леди найдут, что им сказать и на что указать. А уж обсудить с друзьями все, что те разузнают, они смогут и в школе. *** И вот, пару часов спустя, Тони и Абраксас, сидя каждый в собственной отдельной маленькой гостиной в компании своей матери, напряженно хмурили брови, пытаясь в полной мере осознать сказанное им. А подумать было над чем. Оказалось, их матушки, даже за такой короткий срок и основываясь всего лишь на выданном им Вальбургой - вот же хитрая лиса! - скудном минимуме информации, смогли не только понять ситуацию, но и задать своим сыновьям очень правильные вопросы. Те, над которыми юные слизеринцы раньше совсем не задумывались. *** Поначалу, только прибыв домой и уложив Тома спать, Гарри, несмотря на предупреждение лорда Малфоя, собирался заняться разработкой контрзаклятия, надеясь хоть немного сократить срок страданий Тома. Список возможных состояний был весьма внушителен, а также отдельно отмечалось, что их порядок и количество варьируется от случая к случаю. И это не удивляло. Принимая во внимание хаотичность плетения проклятия, такая же хаотичность в воспроизведении его последствий была как раз таки ожидаемой. Но все же самое вероятное их количество было - четырнадцать. А значит - в общей сложности семь дней. И Гарри даже посвятил пару дней разбору плетений, ведь, как и было обещано, наступило затишье. Том удивительно быстро шел на поправку, зелья прекрасно действовали на рану, и юноша уже даже потихоньку мог шевелить пальцами. Но это продлилось недолго, и по истечении двух суток началось все то, о чем говорил лорд Малфой, и что значилось в присланных им бумагах. И стоило лишь проявиться первому же из ожидаемых состояний, как о сидении в мастерской пришлось забыть. Гарри просто не мог бросить Тома на Мидси. *** Первым, что пришлось испытать Тому, было головокружение. Из-за постоянно уплывающих куда-то в сторону предметов, пола и стен, он не был способен сделать самостоятельно практически ничего! Он не мог даже стоять, потому что ему казалось, что стены кренятся, а пол уходит из-под ног, что уж тут говорить о ходьбе. Тому было трудно даже самостоятельно есть. Он промахивался мимо приборов, мимо тарелок, мимо рта… Постоянно обливался. Поэтому почти все время действия этого состояния он проспал или пролежал с закрытыми глазами, слушая, как Гарри читает ему вслух. И Гарри читал. А еще кормил, поил, развлекал разговорами и даже разучил медицинское заклинание по опорожнению мочевого пузыря, потому что альтернативой было - водить Тома в уборную и помогать ему там… ну хотя бы не упасть! На подобное оба не были согласны. Не то что бы Том стеснялся что-то этакое показать, а Гарри - посмотреть, но… Однозначно - не в таких обстоятельствах! И это был первый раз, когда Гарри пришлось задуматься об их отношениях. В дальнейшем - тогда, когда было время задуматься хоть о чем-то постороннем - он все чаще и чаще возвращался в мыслях к их отношениям, застрявшим на каком-то промежуточном этапе, и их возможному будущему… совместному или… раздельному. А обстоятельства располагали, как говорится, и думать о том, как Том уходит от него и заводит собственную семью, становилось раз от раза все больнее. *** Через примерно двенадцать часов Том почувствовал, что ему понемногу становится лучше. Но к сожалению, так и не исчезнув окончательно, головокружение усилилось до тошноты. Теперь он постоянно чувствовал дурноту. Все, что ему скормил Гарри в предшествовавшие полсуток, стремительно покинуло его организм. Есть и даже пить Том не мог, да и без того его регулярно рвало желчью и слюной. И естественно, постоянные рвотные позывы сопровождались и всеми сопутствующими «прелестями»: неприятным кислым запахом во рту и жжением в горле и пищеводе от едкого желудочного сока. От обезвоживания сводило мышцы, особенно перенапряженный пресс, руки тряслись, в ушах звенело, пульс колотился где-то в горле… Тому казалось, что он умрет, что его бедное сердце не выдержит… Но тем не менее, он все равно старался не показывать Гарри, как же на самом деле ему плохо, пытался шутить. Где-то примерно между десятым и пятнадцатым - точнее он сказать не мог бы - приступами изматывающей рвоты, Том исхитрился пошутить, что, должно быть - судя по интенсивности тошноты - умудрился забеременеть как минимум тройней. И Гарри бы даже посмеялся над вполне себе удачной шуткой, если бы лицо его мальчика не было настолько бледным, а испарина на лбу - столь обильной. Он смотрел на его обескровленные губы, покрытые сухой потрескавшейся корочкой, на бьющуюся на шее жилку… Гладил по влажным, слипшимся прядям ранее шелковистых волос… Заглядывал в лихорадочно блестящие глаза… Если бы только была возможность, Гарри с радостью забрал бы себе все страдания Тома. Ему и так было невыносимо больно наблюдать за всем этим. Но, к сожалению, он не знал способа провернуть подобное. Все, что он мог, просто быть рядом. *** К счастью, создатель проклятья не хотел смерти своих потомков. «Правильно, как бы в таком случае они смогли вынести из случившегося урок - не хватать руками непроверенное. А может, просто считал смерть слишком легким наказанием… кто его знает», - Гарри уже готов был поверить и в такое. А возможно, им просто повезло… Но после рвоты пришла Жажда! Да, именно с большой буквы. И поначалу Гарри даже обрадовался. Ведь вода, с осторожностью поглощаемая, стакан за стаканом, Томом - памятуя о постоянной рвоте, тот не спешил наполнять желудок - усваивалась иссушенным организмом несчастного юноши буквально без остатка! Но потом… Потом Гарри пришлось наколдовать ему лед, чтобы хоть как-то замедлить процесс поступления жидкости в организм. Он сомневался, что почки Тома смогут без последствий вынести подобное издевательство. Благо хоть тот не возражал, принимая с благодарностью всю ту заботу, что Гарри с нежностью и душевной болью изливал на свое сокровище. *** Последовавшие за жаждой двенадцать часов Том испытывал постоянный голод. Конечно, непреходящее желание набить желудок было тревожащим и неприятным, но намного менее опасным для здоровья, чем даже то, что происходило пару часов назад. Тем более последние дни у Тома совсем не получалось поесть, питался он очень мало и редко и сильно похудел. Так что Гарри - поняв, что происходит - просто убрал из доступа почти все продукты, кроме крепкого бульона и питательных, но жидких пюре, быстро приготовленных по такому случаю Мидси. Подобная пища будет насыщать, но сможет и быстро покинуть организм. А иначе недолго и разрыв желудка или тонкого кишечника получить. Сильно помогло им обоим и то, что Гарри вовремя вспомнил о маггловских лекарствах, которые Том натаскал в дом прошлым летом, в целях изучения и сравнения с зельями, предназначенными для лечения тех же проблем у магов. Таким способом Том надеялся отыскать пути для улучшения имеющихся зелий. К счастью, Гарри вовремя успел вмешаться и изъять затесавшиеся между различными мазями и антибиотиками препараты эфедрина и опиаты, по незнанию включенные Томом в список изучаемых веществ. Но сейчас Гарри пришла в голову поистине потрясающая идея - воспользоваться маггловским снотворным! Ведь пусть зелье «Сна без сновидений» и было для несчастного Тома бесполезно, как и любое другое магическое воздействие или лекарство, но вот простое снотворное было более чем уместно! И пусть не сразу и не слишком надолго, но оно смогло усыпить Тома и облегчить для него этот и некоторые последующие периоды. Хотя картинка, где его Том сидит посреди ночи за кухонным столом и активно жует сворованный огурец, определенно, останется с Гарри надолго. Тот был как никогда милым, похожим на очень голодного и сердитого крольчонка. *** Следующими пришли судороги, от которых тоже помогли маггловские противосудорожные препараты, а иначе Том мог и кости себе переломать, столь интенсивны были приступы. «Чем только думал этот проклятый древний Малфой? Чтоб ему вечно в Аду от последствий своего же проклятия корчиться!» - негодовал Гарри. И ведь действительно, страшно представить, как переживали - и все ли пережили? - эти постсостояния предки Майрона, не имея более-менее современных вспомогательных средств. *** После судорог последовала потеря связной речи. Том мог только мычать нечто маловразумительное. На парселтанг это тоже распространялось. Впрочем, этот период был самым спокойным для всех. Гарри эти часы крепко проспал в своей собственной кровати, что случилось впервые за эти дни. Ведь ему приходилось находиться рядом со своим драгоценным мальчиком - без преувеличений - денно и нощно, постоянно отслеживая состояние того, помогая, успокаивая, принимая меры и раздавая указания Мидси. А ведь были еще и две нервничающие и переживающие за обоих хозяев змеи. Их тоже приходилось успокаивать Гарри, рассказывать о состоянии Тома, не пускать в его комнату, во избежание возможных травм как для них, так и для юноши. Гарри ведь даже спал все эти дни в комнате Тома, на узкой трансфигурированной из стула кровати. Хотя «спал» - это громко сказано, скорее, пытался. Порой ему приходилось вставать каждые несколько минут. Том же, в отличие от других состояний, сейчас мог позаботиться о себе самостоятельно, что с радостью и делал. Если же ему было нужно что-то, что он не мог сделать сам, то он просто писал записку с просьбой и показывал её Мидси. А еще он сгорал со стыда, вспоминая последние дни. Тому было стыдно за то, что Гарри приходится возиться с ним из-за собственной Томовой глупости. Но в то же время он был очень благодарен ему за заботу. Пережить весь этот кошмар в одиночку - было бы в разы сложнее, если вообще возможно. В этом он был уверен. И Том наконец-то смог прочесть список возможных постсостояний мордредова проклятия. Когда они только получили этот список от Малфоя, то Гарри просто спрятал письмо, очевидно боясь ухудшить стрессом и испугом и так скверное самочувствие пострадавшего. Поэтому ознакомиться с перечнем возможных гадостей у Тома получилось только сейчас. Сказать, что он был в ужасе, - это ничего не сказать. Пунктов было больше пятидесяти. На любой вкус! И «счастливым» обладателем каких из них лично он может стать в ближайшем будущем, предугадать было невозможно. А ведь некоторые приводили в самый настоящий ужас! Да, некоторые были безобидны, как например - двенадцатичасовая импотенция, а вот некоторые… Коварство непрекращающегося пения было сложно переоценить. Горло и связки потом придется восстанавливать не один день. «А вот это… Ужас!.. - шокированный Том задержал взгляд на одном из пунктов списка. - Или вот это… - он перевел глаза на другой, не менее пугающий пункт». Кроме того, теперь, когда у него выдалась возможность хоть немного прийти в себя от увлекательного путешествия «долиной смертной тени», как он метко обозвал все происходящее с ним, Том с ужасом обнаружил, что зимние каникулы заканчиваются уже завтра. Но Мидси успокоила младшего Хозяина, сказав, что в Хогвартс тому ехать не придется. Как оказалось, Гарри, сразу по возвращении их домой из Малфой-мэнора, отправил директору Блэку письмо, предупреждающее, что Том приступит к занятиям только спустя неделю после начала семестра. Естественно - никаких подробностей! Причина - плохое состояние здоровья. Ни Гарри, ни самому Тому не хотелось бы, чтобы в школе хоть кто-то прознал о том, что с ним случилось. *** Но, как говорится - «счастье было недолгим». После «молчанки» началась чесотка. И тут Том взвыл. Никогда еще ему не хотелось настолько сильно чесаться, как в эти двенадцать часов, наполненных сплошной пыткой! Он был готов просто-таки разодрать на себе кожу! Слава Мерлину, Гарри его обездвижил. Сразу после попытки Тома расцарапать себе лицо, на него были наложены магические путы. Заклинание подействовало, так как не было призвано напрямую облегчить состояние проклятого. Так что все, что Том мог, - это беспомощно извиваться на постели спеленатой невидимыми путами гусеничкой и материться, прерываясь иногда на слезные просьбы почесать его. И Гарри действительно чесал. Но не расчесывая до крови, как сам Том, а исключительно так, чтобы не повредить кожные покровы. И этого было так мало! Сложно выразить словами, как же он радовался по прошествии этих двенадцати часов, даже рвота и судороги больше не казались такими уж ужасными. *** Следующие два состояния были относительно неплохи. Первым был насморк. Конечно, заложенный нос, слезящиеся глаза, постоянное чихание и тяжесть в голове, вкупе с шелушащейся вокруг носа кожей, жутко бесили, но это можно было считать сущей мелочью. К тому же насморк тоже удалось облегчить с помощью маггловских капель для носа. *** Следом за насморком на голове у Тома выросли цветы. Вот уж ерунда! Это пост-проклятие даже нельзя было счесть настоящим неудобством. Было похоже, скорее, на какую-то шутку, наложенную младшекурсником с сомнительным чувством юмора. Просто вместо волос цвела разноцветная клумба. Гарри это, кажется, даже знатно позабавило. А самой жертве было просто наплевать. Произойди такое в школе или в каком-нибудь другом месте, где Тома окружали бы нерасположенные к нему люди, это, конечно же, был бы серьезный удар по его репутации и самолюбию. Но он был дома, среди самых любящих, а значит - это не имело никакого значения. И Том просто проспал это время, набираясь моральных и физических сил перед заключительным этапом. Ведь кто его знает, что еще может принести это мордредово проклятие? А силы в любом случае не помешают. *** А дальше… То, что происходило дальше, вспоминать Тому было еще стыднее, чем всю извергнутую из себя в присутствии Гарри блевотину или свой скулеж в поисках того, обо что можно было бы почесаться. Это были именно те пункты из списка, которые Том меньше всего хотел бы испытать на себе. Первым воистину дерьмовым пунктом было состояние плаксивости. Том рыдал не переставая почти все двенадцать часов кряду! И все бы ничего, если бы он просто непрерывно лил слёзы и размазывал сопли. Покрасневшие глаза, с жутко распухшими веками, и забитый нос его не пугали. Но нет! Все вышеперечисленное шло в комплекте с соответствующим эмоциональным состоянием. Том не только рыдал, он истерил, буквально умоляя Гарри обнять его и никогда не бросать. А еще постоянно ныл о том, как он себя плохо чувствует. Как ему ужасно тоскливо. Как сильно ему - какого-то Мордреда! - хочется ванильного мороженого. А самое главное - как же это грустно, что Гарри так до сих пор и не ответил Тому согласием, хотя Том так его любит! Так любит!.. «Кошмар!!! Право слово, стоит начинать стучаться головой об стенку от стыда!» - краснея думал Том, даже не подозревая, что впереди его ждет состояние худшее, чем это. *** Следующим наступило то, что в списке древнего Малфоя именовалось как «Неукротимая правда», с дополнением в скобках: «…честен будешь в каждом слове и помысле». И тут Том опять был готов выть. Он-то думал, что просто не сможет соврать, но не тут-то было! Правда действительно была неукротима! Он не мог молчать! Он просто не мог НЕ говорить! И говорил он непрестанно! И исключительно правду! Когда ему в голову приходило какое-либо желание или мысль, он тут же спешил всех посвятить в правдивые подробности. Вот и стали понятны слова в скобках. Уже через полчаса Том, полыхая от стыда как ритуальный костер и не слушая никаких возражений, буквально вытолкал Гарри за дверь своей комнаты и забаррикадировался внутри, наложив вдобавок еще и чары приватности. Это состояние было самым худшим!!! «Да лучше чесотка, судороги и блевотина вместе взятые, чем это! Мерлииин, какой кошмар!!! Какой стыд! Какой ужас!» Тому хотелось просто исчезнуть, умереть, лишь бы не помнить этого! *** А Гарри нервно посмеиваясь, стоял за дверью комнаты, из которой его столь бесцеремонно выставили, и - с не менее красными, чем у Тома щеками и ушами - перебирал в голове все то, что успел выслушать за эти полчаса. Смущенно глядя в пол, он медленно побрел в свою комнату, а в ушах все еще звенели слова Тома. Гарри, кажется, за обе его жизни не делали такого количества комплиментов, какое он сейчас выслушал от своего сокровища. Огромное количество комплиментов! Всему! В том числе: его «очаровательной улыбке», «мягким, шелковистым, непослушным локонам», «ласковым рукам» и «сияющим непередаваемой зеленью глазам». А также великолепной физической форме Гарри, а в особенности… - его заднице! Помнил он и признание Тома, что тот не просто так каждое лето торчал по утрам на своем балкончике, пялясь на то, как голый по пояс Гарри делает разминку. И что тот несколько раз даже пытался подсматривать за ним в душе. И что Том с ума сходит и от запаха Гарри, и от звука его смеха. А еще… Именно на этом высказывании у Гарри окончательно отнялся язык и подкосились ноги, и он, пораженный, сел на стул и просто слушал красочный и подробный рассказ о том, что Том сделал бы с ним, если бы только Гарри ему это позволил. И пожалуй… Пожалуй, это было самое смущающее, что Гарри доводилось слышать за всю его жизнь… Нет, за обе его жизни! И как бы он ни не хотел это признавать, но ему сейчас было ох как жарко, когда он вспоминал пылкие откровения Тома… И теперь, перебирая в памяти смущающие подробности, Гарри приходил к весьма определенным выводам… *** Том снова открыл дверь в свою комнату только тогда, когда истек срок «правдивого состояния». Он старался даже не смотреть на Гарри и уж тем более не сказал ему ни единого слова. Впрочем, Гарри тоже не спешил заводить разговор. Обоим было неловко. Оба хмурились, краснели и не знали, как теперь смотреть друг другу в глаза. Но это быстро прошло, потому что вскоре проявившийся следующий пост-симптом заставил обоих напрочь позабыть о любой неловкости. Потому что дальше была боль. Тому казалось, будто в каждый сустав в его теле одновременно втыкают маленькую, но очень острую иголочку. И такое «прелестное» ощущение повторялось каждые десять минут, которых хватало как раз на то, чтобы отдышаться, утереть выступившую испарину и кое-как расслабить сведенные судорогой конечности. Но стоило Тому только чуть отойди от испытанного, как приступ тут же накатывал снова! Он корчился от боли на быстро пропитавшихся потом простынях и каждый раз кусал губы, силясь не закричать в голос. Гарри попытался дать ему простое маггловское обезболивающее, но лекарство не принесло почти никакого эффекта. Боль все приходила и приходила, и таблетки совсем ее не заглушали. И именно на этом, двенадцатом по счету, этапе - «Мордред! ДВЕНАДЦАТОМ! А дальше что?!» - Гарри был в шаге от того, чтобы ворваться в поместье Малфоев и прикончить белобрысого лорда собственными руками! «Неопасные состояния, говоришь, сволочь?! Это вот, что ли, НЕОПАСНОЕ?! ТВАРЬ ТЫ БЕЛОБРЫСАЯ!!! Да я тебя собственными руками в гроб уложу!!!» Но и это они смогли пережить. Гарри бахнул двойную, а после и тройную дозу успокоительного, взял, как говорится, себя в руки и аппарировал в маггловский Лондон, оставив с Томом плачущую от жалости к маленькому Хозяину Мидси. Он нашел госпиталь, посмотрел, как медсестра ставит капельницы, а потом - без малейшего зазрения совести! - украл систему и несколько банок внутривенного наркоза, подготовленные для какой-то операции. Пусть не с первого раза, но у него получилось поставить Тому капельницу. Оставшиеся часы этого безумия Гарри провел, сидя у его кровати, держа свое сокровище за безвольно расслабленную руку и слушая, как тот жалобно постанывает каждые десять минут. Гарри казалось, что к концу этих двенадцати часов он будет абсолютно седым. *** Так подошел последний день и, как они оба надеялись, два последних состояния. И представляли они из себя контрастную парочку - жар и холод. Первые полсуток Тому было неимоверно жарко. Его тело было настолько горячим, что казалось на нем можно было жарить яичницу. Он постоянно испытывал жажду и пил очень много холодной воды, пытаясь хоть так подавить снедающий его изнутри жар. Гарри опять пришлось наколдовать ему лед, чтобы тот мог его грызть. Позже пришлось наложить на простыни и одеяло максимум охлаждающих чар, вместе с этим распахнув в комнате все окна. Сначала Гарри подумывал о ванне со льдом, но побоялся переохлаждения и последующей простуды из-за двенадцати часов сидения в ледяной воде. Хотя, если бы знал, что настигнет Тома дальше, то ни минуты бы не сомневался. Но конечно же, знать он этого не мог, а потому просто делал все от него зависящее, чтобы облегчить своему сокровищу эти нелегкие часы. Хотя предпринятого было явно недостаточно: Том тяжело дышал, непрестанно потел и, кажется, был готов вслед за давно уже снятой пижамой сбросить с себя и кожу, лишь бы не было так жарко. Но ему пришлось поменять свое мнение, когда - ровно через двенадцать часов - ему стало так холодно, что захотелось прыгнуть хоть в жерло вулкана, лишь бы согреться. Гарри засуетился, закрывая окна, нагревая воздух в комнате и приказывая Мидси тащить все одеяла, что есть в доме, но тут уж Том категорично потребовал себе горячую ванну. *** И теперь он лежал в ней, весь красный и почти невидимый за густой завесой пара, поднимающегося от горяченной воды, но - как и в прошлый раз - этого все равно было ужасно мало. Он все еще стучал зубами и дрожал от холода, будто застигнутый снежной бурей в чистом поле путник. - Том, - Гарри утешающе погладил его по мокрым от пара волосам, - пожалуйста, потерпи еще совсем чуть-чуть. Все уже совсем скоро закончится. Гарри сунул руку в воду, попробовать температуру. Он совершенно обоснованно опасался, как бы потом не пришлось мазать Тома с ног до головы противоожоговой мазью и надеялся, что его мальчику действительно холодно, и это не ментальное внушение, иначе сердце точно может не выдержать таких высоких температур. Гарри тяжко вздохнул и поболтал пальцами в обжигающей воде, нечаянно задев плечо Тома. Не желая зря провоцировать свое сокровище ненужными сейчас прикосновениями, он постарался незаметно убрать руку. Но Том, раньше совершенно никак и ни на что не реагировавший, вдруг дернулся и с наслаждением прильнул щекой к его руке. - Тепло… Мерлин, как же теплооо… - с восторгом выдохнул он, еще плотнее прижимаясь к руке Гарри, будто стараясь вобрать в себя все тепло чужого тела. Кажется, Том уже совсем не отдавал отчет в своих действиях, будучи неимоверно счастлив даже от тех крох тепла, что смог получить при контакте с Гарри. А тот замер, чувствуя, как ледяная щека Тома медленно, очень медленно, но все же становится чуть теплее. Но стоило ему пошевелиться, всего на секунду убрать руку, чтобы принять более удобное положение, как Том заскулил и потянулся следом, пытаясь снова за нее ухватиться. Гарри тут же вернул руку и даже добавил вторую, прижимая теплые ладони к щекам Тома, согревая. Если бы это могло помочь хоть чуть-чуть, он был готов простоять на коленях у ванны всю ночь. Том же, блаженно выдохнув от согревающего прикосновения, крепко сжал дрожащими пальцами запястья Гарри, стараясь задрать рукава его рубашки как можно выше, чтобы получить больший доступ к коже, несущей такое желанное тепло. Но Гарри видел, что Том все еще дрожит. Видел, сквозь толщу воды и клубы пара, как тот трет ноги друг об друга, чтобы согреть их, как то и дело норовит свернуться клубочком в явно маленькой для этого ванне. Тому все еще было очень и очень холодно… И для Гарри это стало последней каплей. Семь дней. Целых семь дней он наблюдал, как его сокровище страдает от самого разнообразного дерьма, и не мог толком помочь… Но сейчас он мог. Мог! И он поможет! И плевать на все! Плевать на свою нерешительность и возможную неловкость! Он поможет! Высвободив руки из цепкой хватки, чем вызвал у Тома очередной разочарованный стон, Гарри начал действовать очень быстро. - Мидси, я сейчас выну Тома из ванны, - произнес он, вставая и быстро стягивая с себя пижамную рубашку и штаны, - а ты тут же высушишь нас обоих. - Мидси все поняла, Хозяин Гарри! - Молодец. Потом мы ляжем в кровать Тома, а ты накроешь нас как можно теплее. - Да, Мидси все так и сделает! *** Как только Гарри поднял скулящего и дрожащего Тома из практически кипятка, Мидси щелчком пальчиков высушила обоих, а заодно и убрала горячий пар, мешающий видеть. Гарри, бегом промчавшись до спальни Тома, плюхнул свою ношу на кровать и сам следом забрался под одеяло, крепко обнимая того со спины. Бедный Том вначале пораженно замер, но уже в следующую секунду все понял и сам изо всех сил вжался в свою живую грелку. Гарри чувствовал себя весьма неловко, но предпочел отложить самобичевание на потом. Сейчас же он всеми силами пытался прижаться к Тому как можно плотнее, а руками растирал его грудь и плечи, холодные несмотря на то, что кожа была покрасневшей от горячей воды. Гарри не знал почему - ведь все остальные средства не подействовали, - но чувствовал, как кожа Тома постепенно становилась все теплее на ощупь, пока, наконец-то не сравнялась по температуре с его собственной. Ему удалось согреть свое замерзшее сокровище! А чуть позже Том и вовсе тихо засопел в его объятиях. И сам проваливаясь в сон, Гарри ощущал на своих губах улыбку. *** Наутро Том проснулся в своей постели уже один. Но он четко помнил, что Гарри был с ним всю ночь, согревая. Он помнил, как тот обнимал его, растирал его кожу и как всеми силами пытался передать хоть немного собственного тепла. Том помнил чужую обжигающую щеку, прижимавшуюся к его - ледяной. Помнил, как Гарри прятал в своих теплых его замерзшие ладони. И помнил, как сам прижимался к такому потрясающе горячему телу, цеплялся за него, не желая отпускать ни на секунду, в жажде получить еще хоть чуть-чуть его жара. И Гарри не отказал ему… И более того! Он сам разделся до белья, чтобы было больше контакта кожи с кожей, чтобы Том смог поскорее согреться! Теперь, лежа в куче одеял и чувствуя себя уже намного лучше, Том никак не мог прекратить улыбаться, заливаясь стыдливым, но счастливым румянцем. Ему было так тепло! И внутри, и снаружи. И ему очень хотелось увидеть Гарри. Очень! И он не смог отказать себе в этом желании. Собственно, не в первый раз… С некоторым трудом выбравшись из-под горы одеял разной толщины, Том - как был, в расстегнутой пижаме и босой - помчался к комнате Гарри, но того там не оказалось. В том же темпе он посетил и мастерскую. Пусто… Перепрыгивая через ступеньки, Том понесся на первый этаж, где и обнаружил стоящего возле длинного кухонного стола Гарри, заваривающего себе чай. Тот самый. Успокоительный. Зеленый, с ромашкой и мятой. Увидев это, Том не смог сдержать совсем не свойственную ему широкую улыбку и вошел в кухню. Гарри не обернулся на звук его шагов и равно никак не отреагировал на прижавшееся к нему со спины тело. Просто все также продолжил стоять, глядя на танец чаинок. Только руки чуть дрожали… *** Проснулся Гарри в постели Тома. Он не помнил, когда сам уснул. Поначалу все мысли были только о том, как бы согреть Тома, а потом… Потом мыслей прибавилось… Судя по тому, что прижимающийся сейчас к нему юноша был уже вполне себе теплым, а не напоминал снеговика, последнее состояние пост-проклятия завершилось. И Гарри очень надеялся, что вместе с этим закончились вообще все «сюрпризы» несчастного проклятия. Он, несмотря на крепкий сон, чувствовал себя выжатым как лимон и даже не брался представлять, каково было Тому, испытавшему все эти состояния на себе. Гарри был настолько эмоционально опустошен, что даже не находил моральных сил пожурить себя за то, что лежит почти голым в постели своего воспитанника, при этом еще его и обнимая. Вместо положенных угрызений совести, он чувствовал усталую нежность и никак не мог побороть так и лезущую на лицо улыбку. Он лежал, смотрел на то, как Том, что-то тихо бормоча во сне, неосознанно потирается щекой об его плечо, и улыбался. Он ощущал, как сладко ноет его сердце. За прошедшие семь дней Гарри успел испытать весь спектр негативных переживаний и повторять подобный опыт ему совсем не хотелось. Но также, в некоторой степени именно благодаря этим переживаниям, с каждым днем Гарри все яснее понимал, что готов сделать для Тома все, что готов ухаживать за ним хоть всю свою жизнь, лишь бы тот чувствовал себя хорошо. Но ведь и раньше он чувствовал то же самое, так что же изменилось? А изменилось то, что - ярче всех плохих воспоминаний, четче всего негатива - перед внутренним взором Гарри стояли те моменты, которые так красочно описывал ему Том в своем «правдивом» состоянии. Они не оставляли его в покое даже сейчас. И теперь он смотрел на Тома… На Тома, который был так близко! И отчетливо понимал - он пропал. Гарри уже осознал, что любит свое сокровище совсем не родительской любовью, но только сейчас, именно в этот момент утренней неги, он в полной мере осознал, насколько же сильны его чувства к Тому. И теперь он гораздо лучше понимал, почему так долго пытался их отрицать. Ведь теперь он никогда не забудет. Просто не сможет забыть, а значит… Он не сможет отпустить Тома. Никогда… Сглотнув комок в горле, Гарри стал аккуратно выбираться из-под улегшегося на него Тома и слишком теплых одеял. Ему нужно было успокоиться и постараться привести мысли в порядок, а здесь этого сделать не получится. Напоследок нежно погладив Тома по щеке, Гарри покинул спальню. Приняв холодный душ и одевшись в чистую одежду, он спустился на кухню, собираясь заварить себе чай. Успокаивающий чай с мятой и ромашкой был именно тем, что сейчас ему нужно. Он насыпал в стеклянный прозрачный чайничек немного зеленого чая и добавил сушеный мятный лист и ромашку, залил все это кипятком, накрыл маленькой крышкой… Теперь оставалось только ждать. Гарри буравил взглядом чайничек, пытаясь решить, что же ему делать. Он больше не сможет притворяться, что не чувствует к Тому ответных страсти и любви. Внезапно на втором этаже раздался дробный топот. Это мог быть только Том. Ищет. Спальня… Мастерская… Скачки по лестнице… Нашел… Тихие шаги. Теперь тот остановился прямо за спиной Гарри… И он чуть не задохнулся, когда тот обнял его. Гарри почувствовал, как его руки задрожали от нахлынувших чувств. *** А Том наслаждался теплом Гарри, точно так же как делал это ночью. И ему сейчас так хотелось быть еще хоть чуточку ближе… Он вдыхал свой любимый аромат, и по его телу пробегала мелкая дрожь. Только теперь это была дрожь не холода, а удовольствия. Том и сам не понял, когда начал поглаживать грудь и живот Гарри, просто… Он просто делал то, что хотелось… Делал, стараясь не задумываться о последствиях. Он искренне наслаждался каждым прикосновением, зная, что в любую секунду его могут остановить. Но… Нет. Его не просили перестать… Он слышал тяжелое дыхание Гарри, ощущал ответную дрожь его тела… И тот не прерывал Тома, не отталкивал… Вместо этого, чуть поведя плечами, развернулся в руках Тома, оказавшись с ним лицом к лицу. Том был удивлен таким его действием и, стоило только Гарри пошевелиться, чуть расслабил от неожиданности объятья и отступил на шаг… Но Гарри не спешил уходить, и Том тут же снова придвинулся, на этот раз уже смотря прямо в лицо Гарри. Он ожидал увидеть сожаление, возможно даже раздражение, но нет… Ничего подобного. Гарри был спокоен. Только в самой глубине его глаз чудился Тому бешеный коктейль эмоций, который он пока не мог понять… И Том решил продолжить начатое. Он потерся щекой об щеку Гарри, совсем как ночью… Провел носом по краю уха… Нежно поцеловал в пульсирующую на шее венку… Его не остановили и сейчас! Том услышал, как Гарри нервно втянул воздух сквозь сжатые зубы, и его действия тут же стали чуть более откровенными. Он огладил широкие плечи и провел ладонями по груди Гарри, нежно спустился пальцами по открытой коже рук… Тому очень хотелось поцеловать Гарри в губы… Проникнуть языком в его горячий рот… Или даже оставить свою метку на его шее… Но нет, на такое Том все же не решился. Но даже от того, что ему только что было позволено, он откровенно плыл… Он продолжил свои достаточно скромные ласки, то и дело заглядывая в глаза Гарри и снова и снова убеждаясь, что тот не против, раз за разом приходя от этого во все больший восторг. Гарри позволял ему все эти прикосновения. Позволял! Значит ли это, что Гарри все же чувствует к Тому что-то? Что-то, похожее на то, что сам Том чувствует к нему? Что-то… *** Гарри почувствовал руки Тома на своей груди и не смог заставить себя возмутиться и прервать ласку. Вместо этого он, покрепче сжав напоследок столешницу, шевельнул плечами… Том мгновенно ослабил объятья… Именно этим послаблением Гарри и воспользовался, чтобы развернуться… И просто застыл, не зная, что делать теперь, не смея двинуться… А Том продолжил прикасаться к нему… Гладить… Не слишком откровенно… Скорее нежно, чем страстно. Гарри ощущал горячее дыхание Тома на своей щеке, шее, ухе… Почувствовал мурашки, пробежавшие по коже, когда тот его поцеловал. Гарри вело… От тепла чужого тела, от нежности прикосновений, от любимого запаха… Но в особенности от того, как Том на него смотрел. Смотрел глазами с поволокой, со зрачком, заполнявшим почти всю радужку, с плещущимися в них любовью и обожанием. Но он стоял, смотрел в эти глаза и опять не знал, что же ему делать… Опять на него нахлынули робость и сомнения. Теперь он понимал, что точно любит Тома, что хочет его… Любит безмерно, именно в том самом смысле! И хочет так же… И Том отвечает ему полной взаимностью. Но Гарри все еще не был уверен, что ему это позволено. Можно ли ему влюбиться? Можно ли ему полюбить Тома? Быть с ним? *** Тому очень нравилось прикасаться к Гарри. Нет, правда! Ему безумно нравилось, что ему позволено прикасаться к Гарри, но… Но он хотел бы, чтобы и сам Гарри тоже прикоснулся к нему. Том ужасно хотел, чтобы тот что-нибудь сделал… Обнял… Приласкал… Может быть даже… Поцеловал? Или слишком нагло с его стороны желать такого?.. Но все равно он очень хотел бы, чтобы и Гарри тоже как-нибудь показал, что Том ему не безразличен. - Гарри… пожалуйста… Пожалуйста, прикоснись ко мне… Обними меня, пожалуйста… Сделай что-нибудь… - прошептал Том, задевая губами ухо Гарри. «Пожалуйста… Пожалуйста-пожалуйста! Пусть он тоже меня любит!..» *** Гарри услышал эту тихую просьбу, и в нем будто что-то сломалось. Рухнула последняя стена, которой он ограничивал себя. И он решился. Решился позволить себе любить. Решился показать свою любовь. Признаться и себе, и Тому в этих глупых, но таких важных и нужных чувствах. Начать он решил с малого… Он поднял наконец висевшие плетьми руки и обнял Тома, прижал к себе. Только совсем не так, как делал это раньше. Эти объятья были совершенно другими. Они стояли так близко друг к другу, соприкасаясь телами. Гарри глубоко втянул в себя аромат Тома… Как же он обожал запах своего мальчика! Каждый раз, когда Гарри чувствовал запах Тома, он понимал… Понимал, что сделает абсолютно все для того, чтобы защитить свое сокровище. Том всегда был единственным, чьи жизнь и здоровье заботили Гарри, а теперь… Теперь он будет его. Его во всех смыслах, навсегда… Ведь теперь, когда Гарри наконец все для себя решил, больше он своего не упустит. И плевать ему на социальные условности, главное - сам Том не против! Этот прекрасный юноша - его! Гарри захлестывала эйфория оттого, что прямо сейчас Том - в его руках! И что теперь все между ними будет абсолютно по-другому! Но… Но это совсем не значило, что вот именно сейчас между ними хоть что-то будет. К чему бы не подталкивали Гарри беспардонные ручонки Тома на его заднице и недвусмысленное желание в глазах напротив, но… нет. Рановато. Гарри слишком дорожил своим сокровищем, чтобы так спешить. Его Том был достоин самых красивых ухаживаний и знаков любви и заботы, а никак не поспешного перевода отношений в горизонтальную плоскость, без какой-либо романтики. Нет. Гарри хочет, чтобы все было… правильно. *** Том замер, боясь пошевелиться. Гарри обнял его! И эти объятья были совершенно не такими, как раньше. Том едва удерживался от того, чтобы не начать тереться об Гарри всем телом как кот. И это было еще не все! Еще были прикосновения… Ничего особенного, просто мягкие поглаживания по спине и пояснице. Но от каждого из них Тома будто прошибало легким разрядом электрического тока. Было так хорошо… А эта нежность? Нежность, с которой Гарри к нему прикасался, была великолепна… Том не смог сдержать предвкушающего любопытства и чуть отстранился, чтобы посмотреть теперь уже точно его Гарри в лицо. И обомлел. Тот смотрел на него с такой любовью и с настолько явно сдерживаемым желанием, что у Тома пересохло в горле. Гарри и раньше, конечно, смотрел на него с любовью, но тогда это была другая любовь, совсем не такая, как сейчас. А уж обращенного к себе желания Гарри Том и вовсе еще никогда не видел. «Гарри хочет меня?.. Гарри хочет меня! Гарри любит меня. Любит!» Эти радостные, бессвязные мысли бились в его голове, и Том, все же не сдержавшись, прильнул к Гарри всем телом и стал ластиться по-кошачьи. Но долго наслаждаться подобной близостью ему не дали. Гарри вдруг отстранил Тома и резко поменял их местами. Теперь уже Том оказался зажат между столешницей и чужим телом, а Гарри был свободен, чем и не замедлил воспользоваться, тут же отходя на пару шагов. - Гар-ри? - испуганно заикнулся Том. «Неужели я сделал что-то не так?..» - Тише… тише, дорогой, - Гарри успокаивающе погладил его по щеке. - Все хорошо. Ты чего? - Я сделал что-то не так? Или… или я что-то не так понял? - спросил нервно Том, часто моргая повлажневшими от накатившей паники глазами. Он ведь думал, что поведение Гарри свидетельствовало о взаимности его чувств. Он ошибся?.. - Нет, Том. Ты все правильно сделал, - уверил его Гарри. - Тогда, почему? Почему опять? Почему ты опять от меня сбегаешь?! - внезапно вспылил Том. - Потому, что еще рано. - А?.. - Том, сокровище мое, это ведь только начало наших отношений, разве нет? - нежно улыбнулся ему Гарри и сразу пояснил. - Ты слишком важен для меня, чтобы так спешить. - А? - снова удивился Том. - То есть… То есть, ты согласен? Ты примешь меня? - А разве могло быть иначе? Теперь я просто не смогу без тебя, - честно признался Гарри и, наклонившись, нежно поцеловал Тома в уголок рта. Он уже хотел было отстраниться, но тут Том вдруг схватил его за воротник рубашки и резко притянул к себе, целуя со всем жаром, на который только был способен… Их поцелуй не длился долго… - Я люблю тебя… - прошептал Том ему в губы. - Я тоже… Я тоже люблю тебя…