Небо идеально покрытое синяками

ЧЕЙЗ — Чейз, тебе не стоит сюда приезжать сейчас. — Он пришел к нему домой, Лола! — я еле контролировал рвущийся наружу яростный крик. — Я понимаю, но здесь его отец. Я замер у мотоцикла, придерживая его за ручку. — Оливер Хадсон? Что он делает в Логанвилле? — Даже не представляю. Говорят на кухне. Я хотела подслушать, но дед привез сюда свои живые щиты. Они дом окружили и у каждой двери стоят — не прорваться. — Приехал навестить сынишку. Встреча двух легендарных ублюдков, — выплюнул я. — От него ждать проблем? — смело поинтересовалась девочка. — Он последний мудак, который подчищает всё за своим сыном. Но не думаю, что его приезд как-то связан с нами. — Класс, — вздохнула Лола. — И все-таки тебе здесь делать нечего. Папаша хоть и угрожал твоему другу, но пока ничего предпринимать не собирается. — Предлагаешь сидеть и ждать, пока не начнет? — Бить его — бесполезно. Ты сам убедился в этом. Усмехнувшись, я вспомнил о том, как в прошлый раз при нашей с Коулом встрече, Лола благодарила меня за избиение этого мудака. Скорее всего, она, как и я, позже поняла, что этот поступок был ужасным. В момент, когда адреналин в крови зашкаливает, ты уже не понимаешь, что хорошо, а что плохо, а потом накрывает отрезвляющее осознание. Я вздохнул, ощущая такое знакомое бессилие, что меня почти стошнило от самого себя и всей этой ситуации. Кожа будто зудеть начала, а от чёса лучше не становилось. Только разболелась и покраснела. Хотелось ногтями содрать с себя эту гадкую оболочку отчаяния и найти способ разобраться. Найти и доказать, что могу. Но пока я не мог ничего. Связанный по рукам и ногам, я чувствовал, что начинаю терять себя и всё, к чему стремился. — К чёрту всё. Я приеду. — Сделаешь только хуже. — Хуже уже быть не может. Я отключился и бросил телефон на стеллажи с инструментами. Кровь отхлынула от пальцев рук, они мерзли. Коул посмел прийти к нему, он посмел угрожать тому, кто мне дорог. Я проглотил? Нет. Никогда. Чувствуя, как сознание погружается в черную дымку, затмевающую здравые мысли, я смел со стеллажей все инструменты. Каждое мое грёбаное действие приводило к усугублению проблемы, никак не к решению. Хотел отгородить своих родных от опасности, но в итоге вывел опасность в массы. Почему я продолжаю играть под дудку этого ублюдка? Что, если пойду и прострелю ему башку, сверну шею? Вдох. Выдох. Нужно действовать иначе.

***

НОЕН И всё же поговорить с родителями насчет Чейза в тот вечер я не смог. Не то, чтобы мне не хотелось, просто как-то не срослось. Постоянно крутящиеся негативные мысли вызывали головную боль. Даже таблетка не дала и толику того облегчения, на которое я рассчитывал. Поздно ночью боль сама по себе отступила. А спать мне все не хотелось. Бессонница давно не посещала меня, и я уже забыл, что значит целую ночь ворочаться в кровати, прописывая в голове наихудшие сценарии будущего. И вот вспомнил. В эту ночь я не хотел оставаться один, поэтому написал Райли. Мы немного поговорили о повседневных делах, и это помогло мне продержаться, без разъедающих мозг навязчивых мыслей задушить Коула Хадсона собственными руками. Казалось, что эта длинная ночь никогда не закончится, и я больше никогда не увижу, как лучи солнца освещают небосвод. Но все обошлось. Рассвет наступил так же внезапно, как и мною завладело желание немного поспать. Не помню, когда именно я отключился, но это случилось далеко за раннее утро. В три часа дня я смог подняться с кровати. Все тело болело, как если бы я уснул сразу после сложной тренировки в зале. Я наскоро привел себя в порядок и спустился на кухню. Здесь сильно пахло моющими средствами. Я ненавидел этот запах всю жизнь, потому что он всегда сопровождался колоссальной нервотрепкой и чисткой всего дома. Стоит почувствовать стойкий запах хлорки — быть беде. Значит, мама не на шутку разошлась и решила вычистить всю грязь в доме за день. Эти неприятные воспоминания из детства больно кольнули в сердце, делая этот день более несносным. Мама, увидев меня, прекратила начищать и без того блестящее окно. — Чего такой злющий? — шутливо спросила женщина, стоя на подоконнике в нескольких метрах от меня. Красный тонкий ободок с миниатюрным бантиком смотрелся очень мило на её волосах, сцепленных в пучок. Табита не любила выглядеть строго и властно, хотя подобный образ, казалось бы, является обязательным для женщины, занимающей приличную должность в суде Логанвилла. Наполнив стакан водой из графина, я за несколько секунд осушил его. Еще столько же потребовалось, чтобы перевести дыхание. — Не мог уснуть до утра. Голова болела. — Сейчас все нормально? — Ага. Мама вернулась к своему занятию, насухо протирая вымытые окна. — Почему ты дома? — я вновь налил воду в стакан и теперь уже медленно потягивал глоток за глотком. — Выходной, милый. Я стукнул себя по лбу. — Точно. Я совсем потерялся. Она села на подоконник, отложила тряпку и внимательно вгляделась в моё лицо. — Ты действительно выглядишь неважно. — Мне нужно поговорить с тобой, — проигнорировав её последнюю реплику, я решил перейти к делу. — Где папа? — На рыбалку уехал с другом, — на автомате ответила женщина с взволнованным выражением лица. — О чем ты хочешь поговорить? — Не волнуйся, мам. Я просто хочу поделиться с тобой кое-чем. — Ну? — не терпелось узнать ей. — Я и Чейз… вроде как встречаемся. Женщина сдержанно улыбнулась. Не думал, что буду нервничать при обсуждении этой темы с мамой, но волнение накрыло само собой. Крутя в руке стакан, я неловко поджал губы и хмыкнул. — Знал, что ты не удивишься. — Конечно, не стану. Я начала подозревать, что вы вместе, когда ты зимой привел его к нам в первый раз. Я рассмеялся. — Забавно, что в тот момент мы ненавидели друг друга. Мама комично отмахнулась и слезла с подоконника. — И всё же… — продолжил я, сдерживая улыбку, — как ты к этому относишься? Сверля спину матери взглядом, пока женщина мыла руки, я ждал конкретных слов. Когда она, наконец, повернулась ко мне, лицо её утратило прежние нотки веселья. — А я должна к этому как-то относиться? — Нет, однако мнение у тебя все же сложилось. Она взяла салфетку со стола и скомкала её в руках. Я знал, что мама нарочно тянула с ответом, но не мог назвать этому точную причину: то ли дело было в желании обдумать дальнейшие слова, то ли в подготовке перед тем, как сказать что-то такое, чего мне слышать не захочется. В любом случае, я уже не ждал ничего хорошего. — Милый… я не знаю. Дело в том, что Чейз так изменился… — Конечно, — хмыкнул я, — столько лет прошло. Он уже не ребенок. Да и я тоже. — Я не об этом. Чейз стал слишком, как бы сказать… скрытным. Замечала несколько раз, что он что-то не договаривает, нервничает, но при этом вроде бы всегда в хорошем настроении, ну, или же старается выглядеть таким. Знаю, что он хороший парень, но… — Ты ему не доверяешь? Она сдалась и признала — кивок. — Я тоже не доверял ему раньше и, как уже сказал, ненавидел. А потом так об этом пожалел, — я подошел к женщине и взял её за руки. — Мам, он самый лучший человек из всех, кого я знаю. Просто… словами не передать, какой он замечательный. Мама смотрела мне в глаза, не моргая, будто пыталась понять меня. — Боже, я действительно говорю это вслух. Чейз бы очень удивился, услышь от меня такое, — невольно усмехнулся и в смущении отвел взгляд. — Ты любишь его? Я снова посмотрел ей в глаза. Пелена влаги готова была вот-вот коснуться щек матери, однако женщина умело сдерживалась. От этого зрелища я растерялся, почувствовав её впервые такой уязвимой и открытой. Мама боялась за меня, а я, в свою очередь, боялся разочаровать её. Горячая кровь хлынула к сердцу, разносясь по артериям, затем по сосудам. Щеки мои запылали. — Не знаю, — честно признался я. — Никогда не испытывал этого чувства. Сложно понять. — О Барбаре ты никогда не отзывался так восторженно, как о Чейзе. — Барбара очень хорошая. — Но? — Но она не Чейз Хадсон, — рассмеялся я. Мама улыбнулась и неожиданно ущипнула меня за плечо. — Почему тогда говорил мне, что между вами ничего нет? — шутливо отругала она меня. — Себя обманывал или меня? Я потер место, где она ущипнула меня, изображая при этом боль на грани смерти. — Себя. — Ладно, я хочу домыть окна, — махнула она тряпкой в мою сторону. — Иди уже. Я резко прижал маму к себе и поднял её над полом. — Спасибо, мам! Люблю тебя! — И я тебя люблю, а теперь отпусти меня! Ночью я набрал номер Чейза. Но он не ответил. Впрочем, ничего странного. На звонки он никогда не отвечал, я же не терял надежды и продолжал звонить ему, как дурак. А сегодня не стал. Лишь написал сообщение, в котором интересовался его состоянием. Я впервые за долгое время расклеился. Гадко становилось от любых размышлений, ведь никакого положительного эффекта в процессе не наблюдалось. Я мог взять себя в руки, но не хотел. Устал очень. Настроение было хуже некуда и, не долго думая, я позволил себе исправить это. Стащив отцовские виски из шкафчика на кухне, который обычно распахивается только по праздникам, я наполнил бокал наполовину и начал медленно потягивать отвратительную жидкость. Горько. Скривившись, я глотнул еще, а потом еще. Меня быстро снесло с ног — не пил я уже давненько. А какое облегчение накрыло, когда все страшные мысли покинули мою голову, — не передать словами. Сидя в темноте на кухне и держа в руках бокал с темной жидкостью, я чувствовал себя ужасно одиноким. Родители давно спали. Хотя, что мне до них? Просить составить компанию за выпивкой я бы все равно не осмелился. Вытащив телефон из кармана шорт, я открыл чат с Чейзом. Он так и не ответил. Я хмыкнул, а затем набрал еще одно: «Не приходи в ближайшие два дня». Чейз как-то просил меня предупредить его, если соберусь пить. Ну вот, пора воспользоваться запылившейся функцией. Видеть меня в любом случае у него что-то нет желания. Вылакав полбутылки, я не заметил, как провалился в сон. Помнились только неприятные обрывки воспоминаний и прелый вкус во рту. Утром меня разбудила обеспокоенная мама, которая пыталась скрыть свою крайнюю степень волнения. У нее получалось из рук вон плохо, а я начинал нервничать за мельтешение перед глазами. Было паршиво от похмелья, но мама не давала мне расслабиться и всё пыталась узнать причину однодневного запоя. После аспирина полегчало, и я смог хотя бы раскрыть рот для разговора. — Мам, мне просто захотелось выпить. Я не пил очень давно. За бутылку не думайте — верну. — Да на кой чёрт нам сдалась эта бутылка? — вмешался до этого молча наблюдавший за неприятной сценой отец. — Чего ты решил вдруг напиться? — Мне было грустно, — пожал плечами я, неловко улыбнувшись. — И почему это вас так удивляет? — Мы думали, это прошло, — пробормотала мама себе под нос, не в силах поднять глаз. — По крайней мере, я надеялась на это. Отец тяжело выдохнул и подошел к осунувшейся матери, утешая её легкими поглаживаниями по спине. Отчего-то я почувствовал себя виноватым и растерянным. Почему мама так расстроилась? Она ведь всегда знала, что я любил налегать на алкоголь. Может, родители хотели верить, что мои запои закончатся? — Простите, мне жаль, — удалось мне выдавить из себя. — Это было в последний раз. Мама усмехнулась на мои слова, папа же никак не отреагировал, продолжая шептать что-то маме на ухо. — Брайан, прекрати, — отмахнулась женщина. — Ноен, ты взрослый парень, и я не хочу отчитывать тебя, но… что я могу сделать для тебя, как мать? Как повлиять на тебя, как вразумить? Какой позор! От жуткого стыда я не мог вымолвить ни слова. Я снова был тем мальчиком, который стоял, провинившись, перед матерью и пытался подобрать слова для оправдания. Только вот что делать, если тебе уже не пять, да и вина твоя заключается не только в том, что ты бессовестно съел на одну конфету больше положенного? Ответа на этот вопрос я пока не нашел. Отчаяние в голосе мамы вызывало во мне бурю эмоций, и мне казалось, что по какой-то сумасшедшей причине, я расплачусь, словно дитя. Всё так навалилось: страх за Чейза, за себя, за друзей, семью. Если раньше я справлялся, то после последнего визита Коула сил не осталось. Осознание серьезности проблемы накрыло неожиданно. А в голове было одно: только не плачь. — Мы ведь всё всегда делали ради тебя, Ноен, — покачала разочарованно головой она. — Почему, когда я начинаю верить в тебя сильнее, ты ломаешь мою веру к чертям? Если у тебя проблемы, пожалуйста, скажи нам. Мы постараемся помочь. Запивать здесь ночью — самое последнее, что стоит делать. — Вы не сможете помочь, — прохрипел я, не успев сглотнуть первую волну давящего соленного кома. — Что? — удивленно спросил папа. — Ничего. Это не важно, — добавил тут же я, смахивая со щек слезы, прорвавшиеся наружу. — Я устал. Давайте поговорим позже? — Дело в Чейзе, так? — спросила мама прищурившись, будто анализировала каждое изменение на моем лице. — Нет. Не упоминай о нем в таком контексте, пожалуйста. Чейз действительно самый светлый человек в моей жизни. — После этих слов я направился к лестнице, давая понять, что разговор окончен. Однако родителям на намеки было все равно. — Стоп, причем тут Чейз? — удивившись, спросил отец и глянул на маму. Я поспешил пояснить, избегая недопониманий: — Вчера я рассказал маме, что начал встречаться с ним. Хотел сказать и тебе, но ты уехал на рыбалку. Конечно, папа тоже давно понял, что между мной и Чейзом что-то есть, поэтому в ответ на эту новость он сдержанно кивнул. — Он хорошо влияет на него, Табита, — с ободрением напомнил мужчина. — Даже не знаю… Стоит ему не появиться у нас день-другой, так Ноен уходит в запой. Считаешь, это нормально? Я закатил глаза. — Боже, мам, я не из-за этого… — Тогда из-за чего?! — прикрикнула она и, видимо, сама от себя этого не ожидала. Собравшись, мама опустила взгляд к полу, не желая смотреть на меня. — Проспись. С тобой говорить бесполезно сейчас. — Милая, давай я тебя подвезу? Мне все равно по пути. Женщина кинула и, ни разу не взглянув на меня, направилась к выходу. Когда за родителями закрылась дверь, я медленно побрел в свою комнату под тяжелые ощущения пустого желудка и звуки урчащего живота. Я был безумно голоден, но в тоже время есть не хотел. Ссора с мамой больно давила на сердце. Ненавижу ругаться с родителями, я очень люблю их и не хочу разочаровать. Но что делать, если я — их сплошное разочарование? Лежа на кровати и глядя в стену, я думал о том, как всё исправить. С родителями все будет хорошо — помириться с ними не составит труда. Главное — Коул. Что делать с ним? Если собрать достаточно доказательств против него, то можно будет предъявить все это маме, а она, в свою очередь, поможет завести дело. Но правильно ли будет просить помощи у родных? Коул ведь способен навредить им, находясь за решеткой. Голова разболелась. Я прикрыл глаза, наивно полагая, что так смогу облегчить боль. Чёртово похмелье. Чёртовы проблемы. Мне показалось, что я почти смог уснуть, но тут кто-то вошел в комнату и тихо прикрыл дверь. Поворачиваться не хотелось, тем более я уже знал, кто это был. Без стука ко мне может зайти лишь один человек. — Я говорил тебе не приходить. Я сам не узнал свой хриплый голос, до чего он был ужасен. Будто кто-то скомкал мои голосовые связки, словно бумажный лист, а затем выпрямил в попытке придать нормальный вид. Кровать прогнулась, а через секунду я почувствовал смелые, захватывающие меня в объятия руки. Дрожь прошлась по телу, электризуя каждый нерв, но очень приятно и осторожно. — Я выпил, Чейз. Оставь меня. — Пьян? — Уже нет. — Отлично. Он прижался крепче, пробираясь руками под футболку. В этом действии не было ни намека на что-то интимное, лишь простое желание быть ближе. — Ты ведь говорил, чтобы я предупреждал тебя, если напьюсь. — Ты сделал это. — Разве тебе не противно? Он коротко усмехнулся. — Ты не можешь быть противен мне. Закатив глаза уже в который раз, я ответил: — Красивая сказка. — Мне противны люди, ведущие себя ненормально под воздействием алкоголя. Его руки поднялись выше, вызывая мой расслабленный выдох из груди. Когда я почувствовал нежный поцелуй на затылке, тяжесть на душе вмиг исчезла. Как же приятно лежать с ним на одной кровати в обнимку. — Что с тобой? — шепотом спросил Хадсон. — Тебе нездоровится? — Мне просто тяжело, — честно признался я. — Я хочу, чтобы все было в порядке, но осуществить это не в моих силах. Он снова осторожно поцеловал меня. — Расскажи, что тебя беспокоит. Я разберусь. Чейз, чёрт возьми, как ты это делаешь? Почему от твоих успокаивающий фраз мне действительно становится легче? Накрыв его руки под футболкой собственными, я прикрыл глаза. — Почему ты приехал? — Мама твоя написала. Сказала, что тебя отчего-то накрыло. Мои брови устало приподнялись. — У нее есть твой номер? — Конечно. Еще зимой обменялись. — Хорошо. Но почему ты не отвечал на мои звонки? Я почувствовал, как Чейз нервно заерзал. — Я бы не смог сделать то, что сделал, если бы услышал твой голос. Забытая на некоторое время тревожность, снова пнула меня под дых. Я развернулся лицом к парню и моментально пожалел об этом. В глазах потемнело стоило мне заметить приличного размера фингал и заклеенную большим пластырем левую щеку Чейза. Видеть Чейза таким — было последним, чего мне хотелось. Я просто не выдержал. Отстранивший от парня, я сел на кровати спиной к стене, прижимая руки к лицу. Мне хотелось скрыть от него поток слез, что хлестал из моих глаз нещадно. Человек, который дорог мне, находился в большой опасности. Каждый день для него и его семьи может быть последним. У меня не оказалось сил, чтобы заставить свое тело перестать дрожать от выворачивающих наизнанку слезных конвульсий. Я знал, что Чейз обнимает меня, но не чувствовал его рук. Моё сознание было далеко отсюда, словно блокировало нежелательные и болезненные мысли. Опустошение — вот, что я ощущал. Опустошение и извечный, скрытый глубоко внутри, страх. — Ангел, что случилось? — слышал я голос Чейза где-то на задворках реальности. Меня хватило на то, чтобы взмахом плеч скинуть его руки прочь. — Ты из-за этой ерунды на лице? — не сдавался он. Меня злил странный удивленный тон Чейза. Я не понимал, к чему он, пока Чейз сам не объяснил всё: — Не могу поверить, что кому-то на это не все равно. — Чейз, уходи, — прохрипел я. Мне казалось, что лицо моё горит и вот-вот расплавится, прилипнув к ладоням. — Поговори со мной. Не может поверить, да? Не может, блять, поверить! Мои профилактические разговоры о том, как мне важно знать о состоянии его здоровья, в секунду превратились в ничто. Стоило ли мне вообще признаваться в том, что он дорог мне? Ему, очевидно, плевать. Снова откинув его руку со своего плеча, я убрал руки от лица. — Мои проблемы — не твои заботы, Чейз Хадсон. Проваливай. Парень моментально помрачнел и отстранился уже до конца. Однако уходить он никуда не собирался. — Я хочу, чтобы они стали моими. Подскажешь, как это сделать? — серьезно спросил он. — Нет. У тебя своих полно, — кивком указал я на фингал. — Я не мог заснуть вчера. Все думал, в порядке ли ты, действительно ли пошел работать. Мне очень хотелось верить в это, Чейз. Я боюсь за тебя. Очень. А ты смеешь заявляться ко мне в таком виде, зная, что я против того, чтобы ты ходил к тому гаденышу. — Я и не хотел, чтобы ты видел меня таким, — он, подобно мне, прижался спиной к стене, избегая пересечения взглядов. — Твоя мама сказала, что тебе плохо. Думаешь, я мог не прийти после такого? — То есть, если бы не мама, то ты динамил бы меня несколько дней, месяцев, пока краска вокруг глаза не слезет? Он не нашелся с ответом. Оба знали, что я прав. — Если ты еще раз исчезнешь без объяснений, Чейз Хадсон, можешь больше не появляться в моей жизни, — ровно произнес я, удивляюсь стойкости в голосе. — Ты даже не представляешь, как это больно. А боль я терпеть от тебя больше не хочу. От кого угодно, но не от тебя. — Я делаю тебе больно? — Как никто другой. Я сверлил глазами стену напротив, мысленно вымещая на ней всю свою злость и обиду. — Ноен, я… пытаюсь привыкнуть, что в моей жизни появился человек, который думает обо мне. — Мы уже обсуждали это. — Прости. — Ты обещал, что не пойдешь к нему, — грубо перебил его я, ни о чем не жалея. — Я не обещал такого. Коул угрожал моему человеку. Такое нельзя оставлять безнаказанным. — И что ты сделал? — Разукрасил его морду. Красочнее, чем он мою. — Герой, — иронично хмыкнул я. — А если он убьет тебя в один из таких дней? — Пусть попробует. Я сглотнул. — Если ты умрешь… боюсь, я умру тоже. Хадсон повернулся в мою сторону. — Похожими мыслями я руководствовался, когда шел бить ему морду. Я спас наши жизни, — усмехнулся парень. Я глянул на него в ответ рассматривая пострадавшее лицо. — Ты идиот. Больше никогда такого не делай. Его взгляд остановился на моих губах. От предвкушения я провел языком по нижней, смачивая соленные от слез губы. Когда он приблизился и медленно поцеловал меня, то мир растворился в самом себе. Я потерял голову, зная, что хочу только его. Его одного и больше никого.