Пиковая масть

Серый снег застрелил глаза,

Глупый ветер разодрал лицо,

Я скажу, что такая весна

Всё же лучше, чем вовсе ничего…

© Песня Весна'13 — Твоё Нежное Безумие

      14 марта 1983 года.       Куромаку соврал бы, скажи он, что его жизнь его полностью устраивала. Нет, на самом деле он довольствовался неприлично многим по сравнению со своими сверстниками — у него дома имелся компьютер, домашний телефон, да и в общем его семья была обеспеченной. Была у него также заботливая старшая сестра и… ну, был ещё отец, взваливший на своего сына бремя наследника власти и не терпевший отклонения от идеала.       Куромаку вздохнул, поёжился от по-зимнему промозглого ветра и обхватил себя руками. Зря это он ограничился ветровкой и не удосужился надеть хотя бы кофту. Март в этом году был холодным, даже снег не спешил сменяться грязью — вместо этого он на пике дня слегка подтаивал, растекаясь вязкой водой, а ночью образовывал гололёд. Куромаку чихнул, после чего поправил очки, едва не слетевшие с его носа.       — Кхм-кхм… Алебард… мы скоро будем на месте?       Алебард был высоким стройным мужчиной, одетым в непримечательный длинный серый дождевик. С выцветшими голубыми волосами, заплетёнными в низкий хвост, он выглядел несколько старше своих сорока шести лет, да и глубокие морщины свежести, если честно, ему не добавляли. Алебард работал в доме мэра слугой и нянькой по совместительству уже как двадцать лет и можно сказать заменил Куромаку с Клеопатрой их вечно занятого отца и покойную мать.       — Скоро, господин, — был ответ.       Куромаку на несколько секунд замолчал.       — Зачем отец вообще позвал меня?.. Он ведь, ну… — Куромаку запнулся. — Он обычно не хочет видеть ничего, кроме аттестата. Ему, очевидно, просто неинтересно.       — Вы слишком критичны к нему, господин, — Алебард неодобрительно покачал головой. — Ваш отец не бесчеловечный.       — А я и не говорил, что он бесчеловечный. Просто он вообще не интересуется ни моей жизнью, ни жизнью Клео. Он хочет видеть результаты, но и только. Словно мы даже не его дети.       Алебард тяжело вздохнул. Да, тринадцать лет — тяжёлый возраст. Увы, но через подростковый период приходится проходить всем, даже по обыкновению покладистому и тихому Куромаку, избранному самим мэром в качестве наследника.       — Вы двое просто не знаете, как сильно ваш отец заботится о вас. Вы же понимаете, он хочет для вас только лучшего… — Алебард попытался придать своему голосу мягкости. Тем не менее, он сам не до конца верил в сказанное. Нынешний мэр славился своим жёстким нравом и полным отсутствием жалости. Разумеется, то были только слухи, но даже с Алебардом, проверенным и наверняка преданным слугой, он вёл себя максимально отстранённо и холодно, а о своих детях предпочитал не говорить.       — Он заботится не о нас, а о нашей эффективности. — Куромаку зло фыркнул. На самом деле его можно было понять — с тех пор, как его избрали в наследники (что случилось пять лет назад), нагрузка и психологическое давление на него значительно увеличились. Такие разговоры были как минимум неудивительны.       Алебард тяжело вздохнул. Ох уж эти подростки. Спорить ему не хотелось. Повисла тишина.       — У Клео появился новый ухажёр. — Вдруг резко сменил тему Куромаку.       — Ухажёр? — Алебард приподнял бровь. На самом деле этот факт был вполне себе ожидаемым — Клео была дочерью самого́ мэра города, да ещё и писанной красавицей. Не так давно ей, к слову, исполнилось шестнадцать лет. — Кто же, если не секрет?       — Да какой же это секрет? Этот ухажёр — какой-то бедный пацан. Он мне не нравится. Клео говорила, что он выходец из детдома. Старше неё на два года, к слову.       — Выходец из детдома?       — Ну, он в общаге живёт. Он сюда учиться приехал. Правда, денег у него мало.       Куромаку никогда не судил людей по их материальному состоянию, и Алебард это занал. Очевидно, Куромаку просто слишком сильно беспокоится за свою сестру, мол, а вдруг её хотят использовать ради денег. Это было вполне обоснованно.       Алебард озадаченно почесал подбородок и хмыкнул. Если этот «ухажёр» действительно приютский, то вполне очевидно, что поступил на учёбу в Куроград он на бюджет. А для этого нужны как минимум очень хорошие результаты на экзаменах — всё же Куроград, как никак, был культурной столицей Зонтопии.       — На кого он учится?       — Клео вроде говорила, что на врача, — Куромаку хмыкнул. — Я не вникал.       — На врача, значит… Вы знаете его имя, господин? А Масть?       — Его Данте зовут. Про его Масть Клео ничего не говорила. Не думаю, что она вообще этим интересовалась.       Оставшиеся десять минут прошли в тишине.       Куромаку нравилось ходить пешком. Да и не то чтобы были причины торопиться. Судя по тому, что Алебард шёл своей обычной размеренной элегантной походкой, вызов отца был не срочным. Что было удивительно — обычно мэр требовал делать всё тут же, без промедления. Наверное, сегодня какой-то особый день, раз они не несутся к нему со всех ног, а идут прогулочным шагом.

*

*.................*

      Не то чтобы у него вообще было имя. По крайней мере, отец никак к нему не обращался — бросал только короткие фразы по типу «на», «идём» и тому подобное. Тем не менее, приход отца всегда был желанным явлением, хотя и частым — отец был для него высшим авторитетом.       Ничего не знающий о жизни и не знавший никаких людей, кроме отца, молчаливых учёных и слуги, он только и делал, что практиковался в магии странного чёрного цвета, читал книги и рассматривал картинки. Да и не то чтобы другие занятия вообще были.       Сколько он себя помнил, его всегда окружали монотонные стены и сосредоточенный хмурый взгляд его отца и создателя в одном лице. Не то чтобы он сильно стремился к общению. Он просто не знал, что возможна другая жизнь. Разве что из приключенческих или эпических книг, но такие книги почти всегда были выдумкой. Так сказал отец. А отец был, несомненно, всегда прав.       Он встал напротив зеркала и несколько озадаченно посмотрел на своё отражение. Отражение вторило. В зеркало он смотрел крайне редко — в основном потому что в его внешности никогда ничего не менялось. Всё те же короткие лохматые волосы, с одной стороны чёрные, с другой белые, тёмно-багровые глаза, чересчур бледная кожа и белый больничный халат. Полноценному образу «бедного подопытного» мешал только красный платок, повязанный на шею, — однажды отец забыл его, а он подобрал.       Он покрутился на месте, будто бы выискивая изменения. А они были. Он значительно подрос, а черты лица слегка изменились, стали более взрослыми. Тем не менее, подростковая угловатость и некоторая нескладность никуда не делись — он выглядел скорее как высокий среднешкольник, а не как юноша, почти мужчина. Глаза, источающие искреннюю наивность, ситуацию отнюдь не спасали.       На его лице сама собой нарисовалась улыбка, но она тут же сменилась удивлением. Он вдруг засмеялся. Ему показалось, что его отражение смотрится очень смешно.       Вдруг дверь открылась, и он обернулся, тут же перестав смеяться. Тем не менее, на его лице тут же появилось выражение искренней радости. Отец пришёл!       — Приветствую, — сухо сказал мужчина, стоящий на пороге белой комнатушки без окон. В руках он держал пакет. — Оденься в эту одежду и выходи. Не забудь расчесаться. Объяснения потом.       И, положив пакет на пол, развернулся и ушёл, закрыв за собой дверь.       Он только недоумённо моргнул, но, едва пришёл в себя, кинулся исполнять сказанное.       Вышел он через несколько минут. Мужчина с пепельными волосами, одетый в официальный костюм и белый медицинский халат, только поморщился, — вероятно, он совсем слегка нервничал.       — Тебе, наверное, интересно, зачем я позвал тебя? — мэр почесал подбородок. Несмотря на то, что предложение было поставлено как вопрос, оно скорее походило на утверждение. Подросток, одетый теперь уже в белую футболку и чёрные брюки (увы, но отвратительный красный платок, как называл его мэр, тоже присутствал у него на шее), только кивнул, не переставая глядеть на него глазами, выражающими искреннюю заинтересованность. — Я познакомлю тебя кое-с-кем. Постарайся вести себя нормально.       Подросток удивился. Он никогда в жизни не общался ни с кем, кроме отца, слуги и некоторых учёных. Тем не менее, он кивнул. Разочаровать отца ему хотелось меньше всего на свете.       — И не забывай хоть немного разговаривать, — подумав, добавил мэр. Он прекрасно знал, что его создание, коим являлся этот подросток, почти не говорило. Не ввиду неумения или чрезмерной робости, а за ненадобностью.       Подросток снова кивнул, и мэр вздохнул. Где-то глубоко внутри он осознавал, что эксперимент в какой-то мере провалился, — созданный в лаборатории Пиковый имел, как и планировалось, бесконечную преданность, но, тем не менее, был чересчур наивным. Менталитетом он походил на ребёнка или раннего подростка, несмотря на физические восемнадцать лет, — этот факт был скорее неудобным, чем что-то другое. Заставить повзрослеть эксперимент без социального взаимодействия между ним и другими людьми было невозможно. Пришлось составить план, согласно которому надо будет познакомить эксперимент с Куромаку. Тем более что этим шагом мэр убьёт двух зайцев одним выстрелом — и расскажет своему сыну и наследнику в одном флаконе про план, составленный ещё прошлым мэром, и заставит, пусть и несколько жестоким способом, эксперимент повзрослеть.       Хотя, быть может, то, что запланировал сделать мэр, было рискованно и несколько бесчеловечно, он не сильно сомневался. Благо, в надёжности эксперимента уже не было сомнений: эксперимент активно развивал контроль над Пиковой Мастью, но, тем не менее, был бесконечно предан своему создателю. Все плюсы перекрывал всё тот же минус — эксперимент был чёртовым ребёнком психологически. И каким образом с помощью него можно будет угрожать правителю Зонтопии, если от него так и веет наивностью?       Ясно было одно — эксперименту было просто необходимо повзрослеть.       До лифта шли минуты две, не больше. Подросток неуверенно схватил мэра за рукав в районе локтя. Сначала мэр хотел было шикнуть на него и одёрнуть руку, но передумал — так уж и быть, пусть думает, что «отец» заботится о нём. Да и, в конце концов, на лифте эксперимент ездил крайне редко. Очевидно, ему было несколько страшно.       Мэр нажал на кнопку минус третьего этажа, и подросток нахмурился, обеспокоенный. На этот этаж он ещё ни разу не ездил.       — Не веди себя как тряпка. Я не потерплю этого. — Жёстко сказал мэр, и эксперимент понурил голову. Это было почти жалко — смотреть, как юноша, можно сказать мужчина, ростом почти с самого́ мэра, хватается за него, словно ребёнок за родителя. Мэр раздражённо вздохнул. Видимо, ранее он был слишком мягок к эксперименту. Ничего, скоро он это исправит.       Лифт остановился, и подросток облегчённо вздохнул. Мэр высвободил свой рукав из его хватки. Довольно с эксперимента «пряника». Вскоре он приступит ко «кнуту».       Просторное светлое помещение, где они оказались, было, как и вся остальная лаборатория, без окон, с искусственным освещением. Посреди комнаты почти одиноко стояли диван, стол и два стула, а на полу лежал светло-серый ковёр. В правом верхнем углу комнаты располагалась чёрная камера, чего эксперимент, конечно, не заметил.       — Садись, — мэр махнул рукой в сторону дивана. Подросток послушался. — Гости скоро должны прийти.       Очевидно, что подростка распирало от любопытства. Тем не менее, он молчал. Любая речь отца была для него почти святой — прерывать её вопросами он не позволил бы сам себе.       На столе стояло четыре кружки, некоторые столовые приборы, чайник и небольшая красивая деревянная коробочка. Мэр открыл её и извлёк оттуда пакетик с кофе. Впрочем, он тут же положил его обратно.       — Придёт Алебард. И ещё один человек. Ты должен установить с ним контакт. — Мэр намеренно сделал акцент на слове «должен». Не то чтобы он ожидал от эксперимента, прожившего всё время в абсолютной изоляции, отличных социальных навыков. Отнюдь. Предполагаемый провал был не более чем частью плана.       Подросток неуверенно кивнул. Мэр нахмурился.       — Не разочаруй меня, — строго сказал он. — Человек, с коим тебе стоит установить контакт, никогда о тебе не слышал. Он знаком со мной, но не с тобой. И он не один из учёных.       Подросток закусил губу. Но кивнул.       — Славно.       Тут же дверцы лифта, из коего несколько минут назад вышел мэр с подростком, раскрылись. В помещение вошёл Алебард, одетый в белый медицинский халат, и невысокий, где-то на голову ниже эксперимента, подросток в очках, одетый в школьную форму.       — Здравствуйте, господин. И вам здравствуйте. — Алебард учтиво кивнул и привычно откланялся, обращаясь и к мэру, и к эксперименту. Подросток рядом с ним, видимо, немного нервничал.       — Здравствуй, — мэр кивнул. — И тебе здравствуй, Куромаку.       Названный немного растерянно махнул рукой в знак приветствия.       — Да… здравствуй. — Куромаку, кивнув, перевёл взгляд на подростка. — Прошу прощения, но кто вы? Я ни разу вас не видел.       Подросток, судя по его виду, растерялся и оробел. Он немного сгорбился, словно стараясь казаться меньше, и не нашёл слов. Куромаку изогнул бровь. Мэр решил взять ситуацию в свои руки. Он медленно встал с дивана. Эксперименту не оставалось ничего, кроме как тоже встать. Вздохнув, мэр взял обоих сыновей за плечи, как бы контролируя их.       — Я… эм… — голос эксперимента был ломающимся и слегка хриплым. Было очевидно, что он долгое время не разговаривал.       — Кто это? — шёпотом просил Куромаку у отца. Тот промолчал и только сильнее сжал плечо эксперимента, как бы показывая, что тот обязан что-то сказать. Куромаку поджал губы. Он явно ничего не понимал. В конце концов, он вздохнул и сложил руки на груди. — Ладно. Меня зовут Куромаку, мне тринадцать лет. Вы, как я полагаю, один из коллег моего отца?       Эксперимент, казалось бы, окончательно оробевший, слегка раскрыл рот, удивлённый. Тем не менее, он нашёл в себе силы отрицательно покачать головой.       — Нет? Прошу прощения за нескромный вопрос, но вы, эээ… не разговариваете?       Мэр хмыкнул. Эксперимент не делал ничего выходящего за пределы ожидаемого. Очевидное отсутствие социальных навыков играло свою отрицательную роль. А вот Куромаку абсолютно ничего не понимал — он, очевидно, думал, что эксперимент является одним из детей знакомых своего отца.       Эксперимент снова отрицательно покачал головой. И совсем зажался. Очевидно, он чувствовал себя крайне некомфортно в обществе незнакомых людей, несмотря на своё обычное пассивно-агрессивное отношение к некоторым учёным.       — Отец? — Куромаку, явно ничего не понимающий, озадаченно посмотрел на мэра. Тот не отреагировал.       — Меня… зовут… — эксперимент вдруг замолчал. Заинтересованный и несколько скептический взгляд Куромаку заставлял чувствовать себя неловко. Да и тот факт, что имени у него не было, не делал ситуацию лучше. А у нормальных людей было имя. Эксперимент окончательно сжался и сгорбился. Он не хотел разочаровать отца, но просто не знал, как отвечать. Не знал, что отвечать. — Лет… мне… эм… — эксперимент умоляюще посмотрел на отца, но столкнулся только с равнодушным взглядом карих глаз. — Меня зовут Риккардо. Мне восемнадцать…       Сказать честно, это имя было первым, которое пришло на ум. Кажется, оно упоминалось в книге, рассказывающей про историю Пиковой Масти. Говорить, что у него не было имени, было бы крайне неловко, из-за чего пришлось выкручиваться.       — Риккардо? Приятно познакомиться, — Куромаку кивнул и протянул вперёд руку, как бы предлагая рукопожатие. Риккардо вздрогнул. Он понятия не имел, что значит этот жест.       — Пожми ему руку, Риккардо, — мягким голосом подсказал мэр, и эксперимент снова вздрогнул. Он тут же схватил руку Куромаку и неумело, чересчур резко пожал её.       Мэр хмыкнул и выпрямился, убрав руки с плеч парней. Он кинул взгляд на Алебарда. Тот стоял в своей обычной нейтральной позе, заведя руки за спину, и выражением пустой безучастности на лице. Мэр кивнул. Алебард, поклонившись, подошёл к одной из табуреток и сел.       — Итак, — мэр улыбнулся. — Молодец, Куромаку, не растерялся. А теперь я хочу представить вас друг другу сам.       Риккардо так и замер, ошарашенный. Его отец только что… похвалил этого мальчика перед ним? Просто так? Хотя тот даже не старался? Риккардо потупил взгляд в пол. Вероятно, он бы мог заметить крайнюю степень озадаченности на лице Куромаку, если бы не сделал этого.       — Знакомься, Куромаку, это мой сын, Риккардо. Знакомься, Риккардо, это мой сын, Куромаку. — Мэр не без удовольствия наблюдал за реакцией парней. Риккардо сначала просиял, ибо его назвали сыном, но тут же удивлённо приоткрыл рот. Куромаку просто недоверчиво поморщился. — Вы двое можно сказать братья.       — В смысле? — Куромаку несколько иронично усмехнулся. — Ты шутишь, что ли? Не помню, чтобы ты любил шутить.       — Молодец, Куромаку, что не доверяешь сразу, — снова похвалил его мэр всё тем же преувеличенно заботливым тоном. — Тем не менее, я не шучу. Риккардо — это эксперимент, выращенный в этой лаборатории. Он имеет мои гены, но не гены твоей мамы. Не волнуйся, никакой измены тут нет. Скрещение происходило лабораторным путём.       Риккардо молчал. Он просто стоял на месте, ссутулившись и смущённо рассматривая своя руки. Тем не менее, он вздрогнул, когда Куромаку снова похвалили.       — Лаборатория? Чего? Что ты несёшь? — Куромаку изогнул бровь, явно не веря.       — Его искусственно создали для того чтобы он научился контролировать Пиковую Масть.       — Чего?!       — Риккардо — оружие восстания.       — Какого ещё восстания?       — Куромаку, — мэр несколько раздражённо вздохнул. — Я рад твоей любознательности, но ты задаёшь уж слишком много вопросов.       Куромаку гневно фыркнул.       — Это не я задаю много вопросов, а ты несёшь бред.       — Куромаку, — строго произнёс мэр, — следи за языком. И лицо попроще сделай. Я расскажу тебе всё позже.       Тот действительно заткнулся, но злобное выражение лица от этого не пропало.       Риккардо смотрел в пол и ничего не говорил. Если честно, Куромаку ему не нравился. Невысокий подросток, кажется, не стеснялся не только грубить отцу, но и с лёгкостью получал его похвалу. Риккардо обнял себя руками. Ему вдруг захотелось провалиться сквозь землю от непонятного стыда.       Раздалось лёгкое постукивание чайной ложки об кружку. Алебард сдержанно улыбнулся, намеренно привлекая к себе внимание.       — Прошу прощения, господа. Вам не кажется, что лучше обсудить всё в более расслабленной обстановке? Я сделаю напитки. Пожалуйста, садитесь.       Мэр почесал подбородок, будто что-то прикидывая.       — Почему бы и нет? Я буду кофе. А ты, Куромаку?       — Кофе. Как ты обычно его делаешь, Алебард, — Куромаку неловко кивнул.       Мэр мягко улыбнулся сыну.       Риккардо почувствовал себя ещё более неловко. Неужели он так мало значит для отца, что тот готов по него забыть в любой момент? Почему-то из-за этого в груди поднялась волна досады. Тем не менее, Риккардо сам оборвал эти мысли. Нет, отец не променял бы его на этого грубияна. Ни за что. Нужно просто получше постараться, чтобы доказать, что он ничем не хуже названного брата.       Мэр сел на диван и усадил рядом Куромаку. Второй выглядел весьма озадаченным. Он явно не понимал, почему это отец вообще так сильно старается показаться заботливым, хотя на самом деле ему всегда было в лучшем случае плевать.       Алебард встал и, подогрев магией воду в чайнике, принялся разливать её по всем четырём кружкам.       — А вы что будете, господин? — обратился он к Риккардо. Тот «отмер» и ойкнул. — Чай или кофе?       — Что… такое… кофе?..       — Это крепкий напиток, состоящий из кофейных зёрен. Знаешь, что это такое? — подал голос Куромаку. Риккардо, кинув на него несколько недоверчивый взгляд, осторожно кивнул. — Кофе довольно горький, если не добавлять в него молоко и сахар. Если хочешь, я дам тебе попробовать свой. Кстати, почему ты не садишься тоже?       Риккардо на одеревеневших ногах подошёл к табурету и, наверное, чересчур резко на него сел. Смотреть на отца или Куромаку, сидящих напротив, он не решался — он всё ещё чувствовал досаду.       Алебард, про себя улыбнувшись, налил Риккардо чай, а Куромаку, мэру и себе — кофе. Когда все сели за стол, повисло неловкое молчание.       — Так ты… значит, ты Пиковый? — прервал тишину Куромаку, обращаясь к Риккардо. Тот кивнул. Уж про что-то, а про Масти он знал. — Понятно… Ты что-то умеешь?       — Из магии?       — Ну… можно и из магии.       Риккардо осторожно кивнул, поставил кружку с чаем на стол и выставил руку, согнутую в локте, перед собой. Вокруг руки начала собираться магия чёрного цвета, пока в конце концов не образовала тонкий покров. Куромаку удивлённо расширил глаза. Очевидно, отец и слуга крайне редко демонстрировали ему магию.       — Ого… Ничего себе!       — Это магический покров. — Риккардо смутился. Тем не менее, он почувствовал некую гордость и торжество — судя по реакции «брата», тот так не умел. Магия рассеялась, повинуясь воле своего хозяина. — Это не очень сложно. Ты умеешь делать так же?       — Умею? — удивился Куромаку. — У меня ещё не пробудилась магия Масти. Нет, я знаю, что точно буду Трефовым, но магия определяется только по достижению совершеннолетия, хах…       Риккардо удивлённо моргнул. Точно. Он совсем забыл про это. А ведь отец пару раз упоминал этот факт.       — Зато я умею умножать четырёхзначные числа в уме… — Куромаку неловко посмеялся.       Мэр, размеренно попивающий кофе, только усмехнулся в чашку. Алебард спрятал улыбку, сделав вид, что тоже пьёт.       — Молодец, Куромаку. Это полезный навык. Горжусь тобой. — Сказал мэр. Куромаку в очередной раз в непонимании изогнул бровь, но ничего не сказал, а Риккардо снова злобно скривился, с трудом подавив раздражённое фырканье. Мэр мог поклясться, что во взгляде Алебарда промелькнула тень неодобрения, тут же, впрочем, пропавшая.       — Впрочем… — Куромаку неловко улыбнулся. — Я говорил, что поделюсь с тобой кофе, и…       — Не надо, — был тихий, несколько раздосадованный ответ.       — Не надо? Почему? Ты же хотел.       — А теперь не хочу.       Снова повисло неловкое молчание. Куромаку допил свой кофе и отодвинул от себя чашку.       — Я понимаю, что довольно тяжело говорить с незнакомцами, да и я сам не совсем понимаю ситуацию… — Куромаку вздохнул. — Но у тебя всё хорошо?       Вопрос был, несомненно, глупым, но он просто не знал, что ещё сказать.       Риккардо зло посмотрел сначала на Алебарда (тот делал вид, что самой интересной вещью в комнате является чайник), потом на отца (тот не отреагировал), а затем на Куромаку. Он что, не понимает? Тем не менее, Риккардо кивнул.       — Точно?       Кивок.       Мэр деланно мягко улыбнулся.       — Ты на удивление хорошо поладил с экспе… с Риккардо. Неплохо.       Куромаку посмотрел сначала на сильнее ссутулившегося Риккардо, старавшегося спрятать этим самым свою злость, а затем на отца. В его взгляде медленно начала появляться осознанность. Ну конечно. Вряд ли отец хвалил бы его просто так, без задней мысли. Это осознание вдруг вызвало гнев.       — Хватит, отец.       — Что — хватит? — притворно удивился мэр.       — Ты что, намеренно это делаешь? Хватит так откровенно… делать это. — В глазах Куромаку промелькнула тень ненависти. — До этого дня ты хвалил меня крайне редко. Дело в Риккардо, не так ли?       Риккардо захотелось провалиться сквозь землю. Мало того что он сейчас чувствовал себя ненужным, так ещё и тот факт, что Куромаку повысил на его отца тон, удручал сам по себе. Риккардо вдруг ощутил себя виноватым в этом споре. Злость на «брата» и отца отошли на второй план.       — Разумеется, нет. — Мэр наклонился к сыну и шёпотом, почти неслышно прошептал ему на ухо: — Сделай вид, что похвала для тебя нормальна. Это… эксперимент.       И тут у Куромаку будто что-то щёлкнуло в голове.       — …Ясно. — Он глубоко вздохнул, набирая в лёгкие воздух. — И ты серьёзно думаешь, что, похвалив меня пару раз перед другими людьми, ты тут же станешь идеальным отцом и заслужишь моё уважение? — Он вскочил на ноги и обвинительно указал на мэра пальцем. — Что я тут же с радостью буду помогать тебе с твоими идиотскими экспериментами, о которых ты меня даже не предупреждал; что я тут же смогу забыть все эти годы полного твоего отсутствия… Ты никогда в моей жизни не появлялся. Только смотрел мои результаты, говорил что-то типа «что и следовало ожидать от моего наследника», после чего снова пропадал на длительное время. А про Клео ты вообще забыл, словно её и не существует. Понимаешь ли, отец, тот факт, что она не является наследницей власти, не делает её пустым местом. И тот факт, что наследником являюсь я, не делает меня бездушной машиной, нацеленной только на работу и идеальные результаты. Думаешь, у меня нет своих увлечений, нет мечты? Всё верно! Ничего из этого у меня нет только благодаря тому, что ты не терпишь отклонения от идеала. Я — не ты. И я не хочу быть бесчувственным человеком, только и делающим, что работу. И ты думаешь, что, похвалив меня пару раз, ты заставил меня полностью забыть это? Только благодаря тебе у меня нет друзей. Только благодаря тебе я только и делаю, что приношу результаты. Нет, отец. Это так не работает. Твоя похвала для меня уже давно стала пустым местом. Да и ты никогда не контактируешь со мной близко без задней мысли. Ах да, я ведь не имею права на эмоциональность. Точно. Я же должен быть идеальным наследником. Отец. Это так не работает. Я тоже человек.       Повисла густая, давящая тишина. Куромаку переводил дух после своей гневной триады, в его глазах стояли слёзы — очевидно, сейчас он вывалил всё, что давным-давно хотел сказать. Алебард молчал — он просто смотрел на чайник безразличным взглядом. Это, впрочем, было лишь маской — на деле он был сильно удивлён. Риккардо потупил взгляд в пол. Слова «брата» буквально впечатались в его разум — сразу всё переосмыслить было невозможно. Мэр сидел с каменным выражением лица на протяжении всего монолога. Тем не менее, можно было заметить, что он раздосадован, — очевидно, у него не было плана на этот случай. Он никак не ожидал, что Куромаку, обычно покорный и тихий, вдруг позволит себе такие сильные эмоции.       В конце концов, Алебард поднялся, этим самым заставив табуретку протяжно скрипнуть. Он оправил немного помявшуюся одежду, после чего положил стоящему столбом Куромаку руку на плечо.       — Пойдёмте, господин. Здесь вам больше нечего делать.