Мой прекрасный сон

Мне – три, и мама с папой ссорятся. Папа машет руками, толкает стул, бьёт кулаком в стену, мама плачет. Я подбегаю к ней, становлюсь между папой и мамой, и колочу папу мягкой игрушечной змейкой, твердя "не надо, не надо!". Мне очень-очень страшно! Папа обзывает меня плохим словом. Я не знаю, что такое "выродок", но оно точно плохое! Я не понимаю ничего, папа никогда не пугал меня раньше. Может, потому что к нам приходил крёстный накануне, подарил мне змейку и книгу. Змейка мне очень понравилась и я с ней разговаривал. Мама задвигает меня за себя, даёт папе громкую пощёчину, от которой я дёргаюсь, будто ударили меня. А потом мама хватает меня, выбегает на улицу и крутится. Мне тесно, душно и страшно, будто меня запихнули в трубу. Я кричу, а после долго плачу. Мама пытается меня успокоить, а потом вдруг сама начинает плакать, и я замолкаю. Папа несколько раз говорил мне, что мужчины не плачут. А я – мужчина! Поэтому я утешаю маму, она вытирает слёзы мне и себе, и несёт меня куда-то по улице, освещённой яркими фонарями. У нас дома таких нет, там фонари тусклые, и свет мигает, как в приоткрытой печке. И дома здесь все одинаковые, а у нас разные. У соседки, миссис Бати Баг – у неё сложное имя, я всё время путаюсь, и она разрешила называть её так – дом вообще похож на замок с привидениями, что я видел в книге про графа Дракулу. Мама не читала мне её, сказала – ещё рано, – но разрешила посмотреть картинки. Потом мама стоит на пороге и долго стучит в дверь. Вспыхивает свет, и нам открывает большой усатый человек, который кричит что-то вроде: "Пеееетиии", и я прячу лицо у мамы на шее, там где сладко пахнет корицей и яблоками. Хоть я и мальчик, но мне страшно! Тонкий вскрик заставляет меня подглядеть через завесу волос. О! Мы оказываемся в гостях у тёти Петти! Я разворачиваюсь к тёте и улыбаюсь, тяну к ней руки – обняться. Мне тут нравится! Тётя печёт волшебные пироги, от неё всегда вкусно пахнет ванилью. Дядя Вернон – а это именно он замер на пороге – большой, горячий и гудит как улей, когда что-то рассказывает. От него пахнет одеколоном и машинным маслом. На его ноге так удобно сидеть! И когда он смеётся, то весь колышется, как бьющийся на берегу кит! Это смешно. А у кузена целая комната разных игрушек. Попасть туда – это как оказаться в пещере сокровищ – обязательно найдёшь что-то необыкновенное! Я улыбаюсь тёте, но она почему-то смотрит на меня с жалостью, а потом забирает из маминых рук, прижимая к себе и успокаивая. Что-то требовательно нудит Дадли, дёргая свою маму за халат, и я срываюсь с рук тёти к кузену. Он смешной: здоровенный, мягкий и неуклюжий. В полосатой пижаме, делающей его похожим на откормленную зебру, которую я видел в зоопарке. Я бегаю вокруг него и кричу. Он смеётся. Я подпрыгиваю и обнимаю его, но мне еле-еле хватает длины рук, чтобы обхватить его за плечи. От Дадли пахнет зубной пастой и ванильным пирогом. Тётя уводит маму на кухню, а дядя Вернон велит нам идти наверх. У Дадли большая кровать, ведь и он сам большой, и мы всегда спим вместе, когда приезжаем в гости. Правда, я так и не понял, как мы оказались тут так быстро. Обычно из дома в гости к Дурслям мы едем вначале электричкой, а потом автобусом. И от автобуса или берём такси, или дядя Вернон встречает нас на машине. Дадли хвастается мне железной дорогой, которую дядя Вернон подарил ему на день рождения. У него день рождения раньше моего, но тоже летом. Этот его праздник я пропустил, потому что болел. Железнодорожные пути стелются, петляя, по всей комнате, и мы, упав на пол, следим, как медленно, покачиваясь на стыках, едет заводной поезд. Чтобы он ехал, надо крутить специальный ключ. Мама заглядывает в комнату, долго меня целует, тискает, щекочет и называет "своей смелой маленькой змейкой", я хохочу так, что у меня начинает болеть живот. А потом обещает, что мы поживём тут некоторое время. Я рад! Я чищу зубы, переодеваюсь в старую пижаму Дадли, которая мне всё равно велика, и ложусь под тёплый бок кузена. – Давай всю ночь не спать, а рассказывать страшилки?! – шепчет он. Глаза его в темноте возбужденно блестят. Я сжимаю в руках свою плюшевую змейку и стараюсь быть смелым, хотя мне одновременно и жутко, и интересно. – Давай! – киваю я, и мы оба засыпаем на первой фразе страшилки про белого колдуна, серую гниль и мальчика, который выжил.