(Не)верный выбор 3: Солнце, вспыхнувшее над Чернобылем.

Человек остался человеком даже после конца света.

Он всё также готов был грызть глотки своим собратьям из-за абстрактных идей…

Даже война, на которую я ехал теперь, была эхом какой-то древней войны между красными и фашистами.

Человек не меняется.

Метро 2033.

***

В две тысячи пятнадцатом году, семнадцатого февраля, в день, когда я родилась, время на Земле остановилось. Казалось, что как прежде уже никогда не станет, и нам, людям, остается лишь молится всем Богам, которые существуют, чтобы просто выжить в этом жестоком мире. Теперь в нем правят боль, страдания, слезы, горе и… Смерть. В тот день в один миг погибло больше четырех миллиардов людей. А те, кто выжил, были вынуждены скитаться по разрушенным ядерными ракетами городам в поисках убежища, еды и чистой воды. В половине городов началась ядерная зима, которая за последующие два месяца убила еще… Я уже и забыла сколько. Но я помню точно, что число жертв перевалило за полтора миллиарда невинных жизней. Всего за два месяца население планеты почти что угасло. Но… В мире было лишь два города, который полностью уцелели. А если быть точным - они даже не были затронуты. В них жили люди, которые подчинялись самому главному на тот момент человеку - Киняеву Дмитрию. Он был источником всех бед, которые произошли за буквально за три месяца. Он был виновен в смерти всех этих людей. Он был виновен в том, что дети стали сиротами, и были вынуждены скитаться по образовавшимся пустырям в поисках убежища от "последователей" Киняева. Он создал искусственный интеллект, который подчинялся только ему. С помощью него он погубил еще сотни тысяч или даже миллионов людских жизней. Эту цифру было невозможно подсчитать. В конце концов Киняев создал еще машины. Его новой целью стало уничтожение "дефективных", по его мнению людей. А дефективными он считал тех, кто не способен сам себя защитить, не способен подчинять себе других. В общем всех тех, кто был забитым и слабым человеком, как духом, так и телом. Он так же изучал подробное влияние радиации на человека. Новой целью стало создание "сверх людей", которые имели бы различные способности, такие как регенерация, влияние на разум (вызов галлюцинаций, создание фантомов), подчинение на физическом уровне, подчинение разума (их заставляли делать то, что приказывали им "голоса в голове"), и еще очень многое другое, я точно все не вспомню. Все это далеко не все, что эта тварь сделал с нашими жизнями. Были и еще отвратительные поступки. Моя мама предвидела каждое событие, которое происходило. Вскоре после ядерной атаки, выжившие стали называть ее пророком, а некоторые даже считали Богом, явившимся в этот мир для предупреждения и спасения. Фанатики ставили так называемые самодельные алтари для моей матери. Фактически они сделали из нее новую религию, что в какой-то степени усугубляло ситуацию. Но были так же и те, кто считал мою маму "шарлатанкой", "ведьмой", или "сатаной в человеческом обличии, явившимся для уничтожения всего живого на планете", "источником всех этих бед". А знаете, что худшее во всем этом? Киняев отец моей матери - Кудияновой Эвелин, урожденной - Руминой. Он - мой дедушка. Только моя мама могла остановить этот геноцид. Ей предстояло убить собственного отца. В первый раз у нее не получилось, и она была сильно ранена, но она смогла восстановиться. У мамы было не так много времени, чтобы осуществить то, что ей было предназначено еще при рождении, и ей нужно было учится управлять своими необычными силами, данными ей отцом и Зоной Отчуждения. Мама любила рассказывать про мир до войны: про путешествия в прошлое и будущее, про свою прежнюю жизнь вместе с моим отцом. Он спас маму тем, что когда ей было шесть лет, он увез ее к себе в Москву из маленького провинциального города, и воспитывал для того, чтобы отомстить за то, что компания подростков лишила его работы и жизни. Целью мамы в те года было убийство и предотвращение аварии на Чернобыльской атомной станции. В первый раз у них не вышло это сделать. Зато во второй… Они вместе с моим крестным отцом смогли сделать это ценой жизни друзей. Позже они вернули все в прежнее русло, но легче от этого никому не стало. Мама говорила, что существует много-много реальностей и сейчас всем им, помимо нашей, угрожает смертельная опасность и то, что постигло наш мир. Я унаследовала те же способности, что были у мамы. Когда я была маленькая, папа говорил, что я - особенная, ведь я умею делать так, как не могут другие дети. До моих пяти лет мы жили в чем-то типа защищенного и секретного, которое находилось в горе. Оно было большим, и нам хватило места обустроить все оборудование, и так же сделать это чем-то типа дома. В пять лет было решено, в целях безопасности ехать в самую отдаленную часть России, в одну из уцелевших деревень. Ну, с моей точки зрения, это было больше похоже на поселок городского типа, чем на деревню: там было два продуктовых магазина, в которых, конечно, была еда, но выбор был достаточно скудным. Всю еду в основном поставляли из близлежащих деревень: мясо животных, овощи-фрукты из огородов. Некоторые даже старались делать свои сладости дома. Да, был дефицит, но он не очень ощущался в таких местах. В какой-то момент у меня даже начали появляться друзья - такие же дети, как и я. Их было немного, буквально трое — две девочки и один мальчик. Разница в возрасте у нас была небольшая: Элли было семь, Роксане девять, а Даниле шесть с половиной. Было, конечно, и несколько подростков, но они в основном работали на заводе, фермах или продавали еду/одежду/вещи/старую мебель на рынке, который находился между этим ПГТ и тремя деревнями. Одежду тут люди шили сами, а те, кто не мог, покупали ее за продукты. Денег в те времена уже практически не осталось, а те, что остались, были либо у простых людей в качестве воспоминаний, либо у коллекционеров. Да, привыкнуть к такой жизни, особенно для тех, кто вырос в мирное время и принять такие изменения, было довольно тяжело, однако выхода не было. Нужно же было как-то выживать. Подобие власти все-таки было сохранено: в каждой деревне был свой "представитель". Его избирали сами жители путем голосования. Обычно таким человеком становился мужчина, который жил в деревне достаточное количество времени, или прожил тут всю жизнь. Критерием так же было умение вести учет хозяйства, помогать соседям в каких-либо вопросах, касающихся жителей, решать конфликты и споры, которые возникали между людьми (а желательно минимизировать их вообще), а так же следить за порядком. В последнем помогали добровольцы. В городе-деревне обязательно должны были быть два-три каких-никаких врача-педиатра, которые могли бы поставить основные диагнозы по типу простуды, ОРВИ, ОРЗ, отравления и так далее. В качестве лекарств мы научились использовать травы. Если нужно было сделать операции или зашить глубокие раны, то чтобы немного обезболить мы использовали следующее: травы продырявленных зверобоя и кипрея, листья перечной мяты, плоды боярышника, корневища лекарственной валерианы, цветки календулы, траву пустырника, цветки аптечной ромашки, листья стевии, траву чабреца, плоды шиповника коричного и листья лесной земляники. Мы выращивали их сами, либо набирали в лесах неподалеку. Это, конечно, не морфин, и не обезболивало полностью, но альтернатива была неплохая. Воду мы добывали из речки, которая находилась в пяти километрах от нашего поселка. Мы очищали ее своими силами. Зимы тут были очень холодные. Мы согревались с помощью дров и печей, которые стояли в каждом доме. У нас даже были домашние животные! В нашем поселке две старушки умели делать и шить теплые куртки, наполненные овечьей шерстью. Мы начали отлавливать бродячих собак по деревням, скрещивали их друг с другом и приручали, воспитывали, размножали их. В общем, делали все, чтобы выжить. У некоторых были машины, которое еле как ездили. Таких на всю округу было лишь девять, но бойню за автомобили никто не устраивал, и берег их на случай, если нужно будет срочно покинуть поселок или деревню. Из девяти автомобилей, пять принадлежали нам. А вот с топливом было тяжеловато. Я до сих пор не до конца поняла схему, по которой мы производили топливо, но оно было у нас, и мы часто обменивали его на одежду или продукты. У меня были игрушки. Их не было немного, и сделаны они были в основном из дерева неравнодушными старушками или стариками. За эти поделки мы давали им так же продукты, одежду, вещи. Мебель так же была деревянной. Электричество работало от генераторов. Они были не у всех, но люди охотно делились ими с другими. К такой жизни я адаптировалась быстро. Но была одна вещь, которую я больше всего ненавидела… Папа и мама постоянно уходили на всякие спецоперации. Они ездили по всей России и даже по некоторым странам Европы. Это все, что мне говорили в те года. В один момент мы снова переехали, только теперь это был, если можно было так назвать, небольшой городок. Там было намного лучше, чем в деревне. И вот тогда родителей я почти что перестала видеть. Каждый раз, когда мама и папа уходили в очередную "командировку", я боялась, что вижу их последний раз. Мы редко проводили время вместе, но я всегда чувствовала их любовь. Ведь они сейчас спасают мир ради меня и моего будущего. А так же будущего всех на этой земле, чтобы больше никто не страдал, чтобы прекратились эти убийства, слезы, горе и боль.

***

Семнадцатое февраля две тысячи пятнадцатого года, двенадцать часов ночи.

— Линочка, давай, ну, почти! — Спокойный, но в то же время волнительный голос мед сестры раздавался эхом где-то в сознании. — Да ебаный в рот, сука! — Лина уже почти ничего не соображала от боли. Да, ошибкой было не спросить у других рожавших девочек в отделении, как это все происходит в подробностях, а не в паре слов, которыми они перекинулись в коридоре. — Давай, чуть-чуть еще! На секунду сознание девушки отключилось. Она фактически упала в обморок, но следующие слова медицинской сестры и акушерки, а так же слабый, тихий, но все же крик ребенка вернул ее "с небес на землю". — Девочка! Лина смогла выдохнуть. Она закатила глаза и откинула голову назад, испытывая долгожданное облегчение. Роды начались в начале восьмого месяца, и врачи опасались, что могут быть небольшие осложнение, учитывая соотношения маленького веса пациентки и ее роста. Она даже в беременность не смогла набрать больше пяти килограммов, что было довольно странно для возраста и первой беременности девушки. Боль, конечно же сразу не утихла, но оно того стоило. Сердце бешено колотилось, а дыхание никак не могло прийти в норму. Ноги сильно тряслись, а правый глаз даже начал немного дергаться. — Так, вес два килограмма девятьсот двадцать три грамма. А рост… — Акушерка на секунду замолчала, — Ой! А она у тебя прям малютка такая! Сорок семь сантиметров! Даже для срока твоего маловато! — Да я вроде не под два метра как бы… Сейчас единственное, о чем по мимо касания к дочери мечтала Кудиянова, было достать из пачки сигарету, взять ее в рот, лопнуть кнопку, поджечь и сделать длинную затяжку, от которой сильно закружиться голова, а дым обожжет легкие, вызовет неприятные ощущения в горле на пару секунд, и даже вызовет несильное жжение в желудке. — Глаза у малышки красивые… — Проговорила женщина средних лет, — Зеленые с серыми, кажется, пятнышками. — Она дала Лине ребенка, — Имя-то уже придумали? — Д…Данияра… Эвелин не могла поверить, что сейчас на руках она держит их с Сергеем дочку. Такую долгожданную, красивую, маленькую и беззащитную. Даня родилась ровно в двенадцать часов и пять минут ночи. Что было удивительно, Лина родила малышку всего за два часа. И это учитывая время прибытия в больницу. А вместе с дорогой - два часа и тридцать пять минут. Для первых родов было довольно неплохо. Сергей дико хотел спать, но все равно сидел и ждал, пока ему скажут, что, как и где. Он почти что вырубался, сидя на кресле в заранее оплаченной одноместной палате. Мужчина доплатил еще денег, чтобы он мог находиться с теперь уже женой и новорожденной дочерью все время. Костенко не мог взять даже телефон в руки, ведь он считал каждую минуту, ну, и волновался. Он знал, что все будет хорошо, но шанс осложнений тоже был. Буквально через десять минут он уже держал на руках свою Даню, пока Лина чуть ли не умоляла дать ей сигарету. Врачи отчитали девушку за то, что она сломя голову чуть ли не бежит курить, но надо же было как-то снять стресс. Сергей не слушал ее просьбы, а просто смотрел в маленькие глазки. Он заметил, что глазки были разного цвета: левый - серого, а правый - зеленого, как у него. Мужчина сразу понял, что это Данияра унаследовала от Кудияновой, у которой как раз таки родным цветом глаз был серый. Они были похожи на утренний туман над рекой после ночного ливня. — Я чуть не сдохла… — Эвелин провела рукой по лбу, по которому стекал пот, — Это… Шмотки мне мои дай, а то я как бабка выгляжу. — Она такая маленькая… — Ага. А орать будет по ночам так, что спать оба не будем… — Линусь, я ночью кормить буду, а ты спать. Днем ты кормишь. — Костенко дал девочку обратно Лине, — Ты, кстати, решила, чем кормить будешь? — Вот хоть убей - грудью не буду. У меня сейчас сиськи хотя бы на сиськи похожи. — А так можно разве? Ну, с рождения кормить этой… Как ее там… — Смесью. — Ответила Лина, садясь в кровати, — И да, можно. — Ну извините, у меня вообще нету опыта. — Сергей сел рядом с девочками, и тут же поймал на себе злой взгляд девушки, — Ладно-ладно. С такими маленькими нету. — Он погладил девочку по голове, — Я кое-что проверить хочу… — Мужчина аккуратно и медленно дал указательный палец дочери, который она тут же взяла в маленькую ручку. — Бля, а мой телефон где? — Эвелин попыталась вытащить вторую руку, и собиралась положить Даню на коленки, но как только она начала убирать руку, то малышка тихонько захныкала, — Все, поняла босс, не трогаю! — Так на тебя похожа… — Естественно. Девочка же. — А если бы сын был, то на меня думаешь? — Да хер его знает. Ты мне шмотки дашь или нет? — Кудиянова вновь попыталась медленно положить Данияру на коленки. Девочка же на этот раз отреагировала спокойно, и лишь осматривала лицо мамы. — Тащи давай! А то я как из дурки выгляжу! — Я не хочу ее отпускать. — Даня все еще не отпускала его палец, — Такая маленькая… — С.е.р.е.ж.а. У Костенко особого выхода, кроме как исполнить просьбу жены, не было, или она вынесет ему все мозги. Он не мог поверить в то, что полтора года назад всего этого еще не было. Не было отношений с Линой, она не была его женой, у них не было такой прекрасной дочери… Они тогда толком даже ничего друг о друге не знали, и жили как соседи, сожители, не больше. Он в принципе давно и думать забыл, что у него будет собственная семья и собственная дочь. А вот то, что она будет от Лины, которая младше его на почти тридцать лет, даже и подумать не мог. Да, в ее восемнадцать лет ему хотелось иметь с ней какую-либо связь, но на тот момент это было больше влечение и симпатия, нежели любовь, которую он сейчас чувствует к ней. Осознание того, что он и вправду любит ее пришло лишь тогда, в Зоне, в той сторожке, когда он увидел призрак матери девушки. И он прекрасно помнил обещание, даже нет, клятву, которую он дал женщине в тот день - любой ценой оберегать, защищать, и заботится об Эвелин. Любой ценой. — Слу-у-у-у-шай… — Девушка вытянула из сумки маленький меховой костюмчик, — Надень на нее, а то замерзнет. — Кудиянова кинула мужчине одежду, — Сможешь? Или мне сделать? — Она заметила его чуть ли не испуганный взгляд, — Да не бойся ты! — Лина накинула на себя майку, которая была ей фактически по колено, — Ладно, давай сюда мелкую. Девушка аккуратно взяла с рук Сергея дочку, распеленала, и аккуратно надела милый костюмчик, который был в виде медвежонка с маленькими ушками на голове. — Ну, смотри. — Лина села на край кровати, — Медвежонок наш. — Я не думал, что вообще когда-нибудь у меня будет семья… — А я не думала, что расстанусь с Артемом, замучу с тобой, выйду за тебя замуж, а еще малую рожу от тебя же. — Эвелин встала с кровати, подошла к небольшой тумбочке, взяла уже заранее приготовленную маленькую бутылочку со смесью, взболтнула, и подошла обратно, — Хочешь покормить? — Она протянула бутылочку мужу, у которого чуть ли тряслись руки, и положила бутылочку рядом с ним. — А если я ей что-нибудь не так сделаю? — Сергей теми же самыми дрожащими руками взял бутылочку, одновременно чувствуя на себе взгляд Эвелин из серии "ты дурак что ли?". — Ц, Сереж, смотри, как кормить надо. Сам же вызвался по ночам мелкую кормить. — Кудиянова аккуратно положила Даню на правую руку, а в левой держала еду для малышки, — И вот там, где соска, видишь? — Лина кивнула головой в сторону бутылочки, — И дай ей в ротик ее, а она сама будет есть, понял? — А если… — Сережа! — Девушка чуть ли не крикнула на него, — Просто попробуй. Не будешь же ты меня в два часа ночи будить и: "Линусик! Дай ей поесть! А то я ссыкло!" — Ладно-ладно… Так… — Сергей переложил девочку так же, как ее держала Лина, а после, держа в правой руке бутылочку, дал ее Данияре, которая сразу поняла, что нужно делать, — Лин! Лина! — У мужчины чуть было глаза из орбит не вылезли, пока он смотрел на это. — Получилось! Эвелин же в это время уже курила в открытое окно, закатывая от кайфа глаза. Она наконец получила столь желаемое, а каждая затяжка приносила уже такое забытое удовольствие от каждого вдоха в легкие. Да, этот вкус… "Bond" с яблоком… Одни из самых любимых сигарет девушки за последние семь лет никотиновой зависимости. Они были приемлемыми и по цене, и по качеству, и по вкусу. Даже когда эта сигарета была скуренной до самого фильтра, Кудиянова продолжала делать затяжки, пока не почувствовала едкий и горький вкус, от чего она кашлянула пару раз и выкинула окурок в окно. — Кормишь? — Лина убрала пачку обратно в свою черную, кожаную сумку через плечо вместе с красной зажигалкой на бензине. — Ага. А сколько надо по времени кормить? — Спросил Сергей, придерживая головку дочери, — Ну там… Час-два? — Пятнадцать — тридцать минут за одно кормление достаточно. — Эвелин быстро натянула джинсовые шорты вместе с низкими, белыми носками с черной стрелочкой от "NIKE". На пару минут они оба замолчали, просто наслаждаясь моментами, и попытками принять то, что их теперь трое. Все происходило так, как и предсказали те видео в планшете Никиты. Маленькая девочка с зеленым и серыми глазами, с пухлыми щечками и лицом точь-в-точь как у Лины, такой же маленький курносый носик, ну, и конечно же маленький рост и вес. Это уже девочка точно унаследовала от Кудияновой. Они знали, что Даня будет маленькой, но, чтобы настолько… Сергею было страшно даже дотрагиваться до малышки, он боялся что-нибудь ей сломать, или сделать больно. — Сереж… — Эвелин коснулась маленькой ножки дочки и стала поглаживать ее, — Ты же знаешь, что скоро произойдет, верно? — Тон голоса сменился с радостного на взволнованный. — Знаю. Нам скоро нужно будет уезжать. Ты себя нормально чувствуешь? — Ну, болит все чутка, а так пойдет. — Мы должны это сделать ради Данички… — Костенко убрал бутылочку, когда, как ему показалось, дочка уже поела, и коснулся руки Кудияновой, — Собирай вещи. Лучше ехать сейчас. — Я так не хочу, чтобы это заканчивалось… — Лина нехотя, но стала завязывать кроссовки, — Не хочу, чтобы Даня видела все это… — Маленькая, послушай, я защищу тебя любой ценой. Точнее… Вас обеих. До тех пор, пока мы не останемся на Земле втроем, понятно? — Мужчина взял дочку на руки, затем сумку, передал Данияру Эвелин, которая взяла ее одной рукой, и вывел их из палаты, а затем - больницы.

***

Два года спустя…

Время шло. Данияра потихоньку росла, и из маленького комочка превратилась уже в подросшую девочку со своим характером, складом ума, хобби и хотелками. Больше всего девочке хотелось жить так, как ранее жили отец с матерью: в беззаботном, казалось, мире, полным зеленых лесов и парков, о которых Дане рассказывала Эвелин, про парки аттракционов, про кинотеатры, про торговые центры, кафешки и рестораны, игровые центры и комнаты, развлечения для детей… Все это Даня застать не успела, и лишь слушала с загоревшимися глазами рассказы Лины, представляя в голове то, как эти места выглядели бы сейчас, и то, как бы она ходила в них, и что бы делала. Но пока что воплотить эти фантазии в реальность не было возможным из-за "сложившейся ситуации". Это был обычный, казалось для Данияры вечер. Только вот ей лишь казалось так. Она еще не знала, что ей придется расстаться с родителями на несколько недель, а может быть даже месяцев уже завтра. Точное время разлуки никто не знал. Даже сами Лина и Сергей. Им нужно было поехать сначала в Москву, в часть города, где находился единственный уцелевший, а точнее заново отстроенный район и один из, если можно так сказать, офисов, где работали ученые. Они создавали разные препараты и проводили опыты на "врагах" (а это были лишь обычные люди, которые пытались вернуть своих близких из тюрем, построенных для последователей Лины), которых считали опасными для их "идеального общества". Так же в этих опытах принимали участие те самые, как их стали называть в народе, "элитные" люди. Вкратце - элита. К элите относились те, кто мог принести этому идеальному обществу пользу. Это были такие люди как: те же самые ученые, ставившие опыты и занимавшиеся разработкой препаратов, люди, которые изобретали и умевшие работать с машинами и разной техникой, и те, кто разбирался в других науках - таких как физика, изучал ее воздействие на новую окружающую среду, на растения и на всех живых существ. Целью "сопротивления" был подрыв каждого из офисов и каждой лаборатории, подрыв четвертого энергоблока, и в конце концов убийство отца Эвелин. Почему нельзя сначала убить, а потом и устроить теракты? Сила, которую получал Киняев брала свое начало из блока, а так же испытаний препаратов. Если препарат проходил необходимые исследования и его эффективность была доказана, то его получали все те, кто был подопытным. А уже после препарат доставляли Киняеву. А вот что он с ними делал - до конца известно не было. Но все знали одно: они нужны ему, как воздух, без которого нельзя жить. Источником его жизни была Зона. Если Зона будет уничтожена, то все то, что мужчина делал, потеряет всякий смысл, ведь тогда источник энергии будет уничтожен. Но как уничтожить Зону, при этом сохранив эту реальность никто не знал. Вариант был один - вновь предотвратить аварию, сделать так, чтобы СССР не распался. Но тогда они снова все потеряют, и их действия потеряют всякий смысл.

***

— Я не знаю, как ей сказать! — Кудиянова нервно курила, стряхивая пепел вниз с балкона, — Ей всего два! Она вряд ли поймет то, зачем мы уезжаем… — Маленькая, послушай, — Костенко взял из рук девушки вторую сигарету, — Даня умная девочка. Она все поймет. Даже скорее всего она уже понимает происходящее. — Сделал длинную затяжку, — Она наша девочка, — Такая же умная, как и ее мама. — Выдохнул, и стряхнул пепел в самодельную пепельницу. — Я? Умная? — Эвелин усмехнулась, улыбнувшись уголками губ, — Мы вместе 3 с половиной года, а ты все так же считаешь меня умной? — Линусик, ты самая умная для меня и всегда ею будешь. — Мужчина пододвинул стул, на котором сидела Лина ближе к себе, — И ты всегда будешь моей маленькой девочкой. — Взял за две руки, — В прямом смысле маленькой, — Притянул к себе, и поцеловал, — Мы переехали сюда не больше, чем на две недели, и ты знаешь зачем. И время пришло. — Я знаю, но… — Эвелин даже чуть немного всплакнула, — Я никогда не оставляла ее так надолго… Мы… Не оставляли… — Я придумал, как скажу ей. — Сергей уже было хотел уйти с балкона, как Кудиянова схватила его за руку, — Лин, будет лучше, если она будет знать правду. Лжи во благо не бывает. — И что ты ей скажешь? Что мама с папой могут больше не вернуться? — Нет. — Ответил мужчина, доставая из кармана какую-то бумажку. — Тогда что? — У нас нет выхода, кроме как вернутся. С этими словами Костенко пошел к дочери, которая в это время катала по комнате машинки вместе с какими-то фигурками. Сначала она даже не заметила, как отец подошел к ней, ведь слишком сильно увлеклась игрой, ни на что не обращая внимания. Оторвать ее от такого процесса было сложно, ведь если девочка концентрировалась на чем-либо, то отвлечь было фактически невозможно, ведь в любимые дела Даня уходила с головой. — Эй, Данёк, — Сергей присел на корточки рядом с дочерью. — А? — Даня посмотрела на него вопросительным взглядом. — Нам с мамой надо будет уехать. — Он говорил спокойным голосом, — Если честно, мы не знаем насколько. Может на пару дней, может на пару недель, а может на пару месяцев. После этих слов, в уголках глаз Данияры появились капельки слез. Они покатились по щекам уже через пару секунд словно ливень. Она еле сдерживала крик, и тихо всхлипывала, а губы дергались от начинающейся истерики. Хотелось заорать и заплакать, но даже в своем возрасте девочка понимала, что есть вещи, которые нельзя изменить, устроив истерику или долго и громко плакать. Тут от нее и ее чувств ничего не зависит. Это лишь тяжелая и грустная правда, которую нужно было принять. — То есть… Вы умрете, да? — Звонко проглатывая слюну спросила девочка, — И я вас больше никогда не увижу? — Голос сильно дрожал, и это было слышно. — Дань, у нас с мамой очень важное задание: нужно сделать так, чтобы ты могла гулять на улице без защитной маски, чтобы ты ничего не боялась, понимаешь? — Сергей поправил черную прядь волос, упавшую на лицо дочери, — Мы делаем это даже не ради мира, мы делаем это ради тебя. Из носа Дани потекла бесцветная жидкость вместе со слезами. Она попыталась вдохнуть обратно, но ничего не получилось, и тогда она решила вытереть все кофтой, на которой остались белые пятна. — Ну не плачь, ты мы вернемся, слышишь? Лина все время стояла сзади них, наблюдая за этой картиной. Она, в отличии от Костенко, верила в ложь во благо. А учитывая возраст дочери - лучше было бы соврать, нежели заставлять девочку нервничать еще больше. Да, для своего возраста она действительно была очень умным ребенком, но это не отменяло факта того, что она была ребенком, которому нужны были живые родители. Эвелин ни в коем случае не могла допустить того, чтобы Данияра росла в семье без родных отца и матери, как росла она в своем время. Детям нужны родные родители, а не опекуны. Кудиянова боялась не вернутся, а того, как отреагирует дочка на то, что и кто скажет/скажут про них с Сергеем. Уйти все же было решено ночью. С Даней останутся, как всегда, Паша и Аня. Никите, хоть он и был крестным (каковым все считали его), то зная его характер, не особо доверяли ему девочку, так как тот любил "играть" с ней в такие игры, что она потом была вся в синяках. Нет, он не бил, просто придумывал такие вещи, из-за которых она падала, а Лина потом орала на него под смех дочки, которая считала это "смешным".

"Ну конечно, кидать в двухлетнего ребенка подушкой так, что она чуть ли не головой об диван бьется - лучшее развлечение"

Лине не очень-то и хотелось уходить, но выхода сейчас не было. — Маленькая, я тоже волнуюсь, но она девочка умная, понимает все. — Сергей сделал затяжку. — Ага. Понимает. Она бы не плакала, если бы "понимала". — Лина выкинула окурок куда-то в сторону, и села обратно на корточки. — Ну… — Костенко сделал то же самое, что и она, — Ну… — Что "ну"? Что, Блять, "ну"? Хуи гну! — Эвелин резко встала, и уже было хотела уйти, но мужчина взял ее за руку и притянул к себе. — Я же обещал. — Он попытался поцеловать девушку, но та выдернула свою руку и вышла с балкона. — Лин! Лина! Кудиянова лишь показала ему средний палец, закрывая балконную дверь, а точнее просто хлопнула ею так, что та чуть с петель не слетела. Она отошла чуть подальше, завернула за угол, и прислонившись к стене просто сползла на пол, закрывая лицо руками, оперевшись локтями об коленки. — Что ты психуешь? Лина лениво подняла голову и увидела Никиту. Его вопрос она проигнорила, и снова "ушла в себя". — Лин, от того, что ты будешь ее так опекать, лучше не станет. — Парень сел рядом с ней, — Я знаю, ты боишься оставить ее одну, но… — Что "но"? Да что Блять вам всем от меня надо?! — Ты чего? Что я тебе сделал?! — Да вы все говорите, что я должна меньше опекать ее! А ты хоть знаешь, что такое расти без родителей? А ты знаешь, что такое, когда твой родной отец убивает твою мать?! А потом еще пытается убить и собственного ребенка?! Знаешь?! А?! Знаешь?! — Крики девушки уже были слышны на половину базы. — Лин, успокойся. — Сергей подошел к ней и попытался обнять, чтобы успокоить, но та лишь оттолкнула его, — Линусик, ну ты чего? Иди сюда. — Мужчина тут же получил звонкую пощечину. — Отвалите все от меня! Отъебитесь! — Голос Кудияновой заметно стал дрожать, говоря о том, что она сейчас находится на грани истерики. Сил хватило лишь на то, чтобы дойти до ванны и закрыться там. Лина села на пол, положив ногу на руки, которые лежали на ее коленях. Слезы сами потекли по щекам. По вкусу они были такие же, как и всегда - соленые и теплые. Лицо быстро стало краснеть. Хотелось закричать, но она не могла этого себе позволить, и лишь молча плакала, уже закрывая рот рукой. Эвелин поняла, что сейчас ей поможет только одно действие. Но это действие повлечет за собой явно не очень хорошие последствия. Сейчас девушкой управляли эмоции и состояние аффекта, в котором она находилась последние десять минут. Лина встала на пол, на дрожащих ногах подошла к маленькому шкафчику, достала от туда бритву, сняла кожаную куртку и кинула ее куда-то на пол. Предмет верхней одежды с небольшим грохотом из-за железных цепей, которые служили украшением, упал. Этот звук было негромким, но достаточным, чтобы его можно было услышать в соседней комнате или перед дверью в ванную комнату. Кудиянова надавила бритвой на внешнюю сторону руки, зажмурить глаза, и со всей силы дернула руку. Из раны тут же выступила алая жидкость, первая капля которой покатилась вниз, упала на белый кафель и белый носок девушки, от чего тот быстро окрасился в ярко-красный цвет. Затем Лина повторила действие, но уже на внутренней стороне руки в области вен перед кистью. Из первой раны кровь уже текла достаточно сильно, и на полу находились больше пяти среднего размера капелек. Эвелин вдруг наступила в них, делая шаг вперед. Теплое чувство разлилось от ступней к коленям, вызывая в какой-то степени приятную дрожь в ногах. Через минуту на коже с двух сторон было уже больше шести таких порезов. Девушка решила добавить еще больше ощущений, поэтому включила кран, повернула его на максимум горячей воды, и подставила под мощную струю израненную руку. Лина чуть слышно вскрикнула, но тут же закрыла рот рукой. Кипяток, лившийся из крана, обжег раны. Кровь смывалась с рук, вытекая в саму белую раковину, а струя воды, лившаяся из крана, смывала жидкость в водосточную трубу. До Кудияновой быстро дошло, что она натворила. А дошло тогда, когда даже после промывки ран кровотечение не останавливалось, а лишь усиливалось. Лина дрожащими руками стала искать антисептик и зеленку или йод, дабы прижечь порезы. Найдя баночку зеленки, девушка вылила пол банки на руку. Жжение еще больше усилилось, и Лина не смогла удержать банку в руке. Та упала на пол, окрасив кафель не только в красный, но уже и зеленый цвет. От резкой и сильной боли, Эвелин сначала согнулась пополам, прижимая к себе руку, а затем и вовсе села на корточки, все еще прижимая израненную часть тела к себе. В таком положении она просидела пару минут, пережидая самые сильные боли. Кровотечение быстро остановилось, и жжение начало утихать. Как только появились силы встать, Кудиянова быстро перемотала руку бинтом. Осталось только попросить кого-то завязать его… Лина вышла из ванны в поисках Насти, дабы та покрепче завязала бинт. Но ей не особо повезло встретить Сергея, который сразу понял, что произошло. — Легче?! — Почти что крикнул он, подходя к девушке, — Тебе, Блять, легче стало?! — Отвали. — Эвелин спрятала руки за спиной. — Конечно. Как чуть что - "Сережа помоги", "Сережа спаси", а как ссоры - пошел Сережа нахуй! — Ты сам виноват. — Тихо промолвила Лина, — Это твой первый ребенок! Как и мой тоже! А ты ведешь себя так, будто бы десять детей воспитал! — Я тебя тринадцать лет растил! — Да?! Спасибо за детство! За детство, в котором ты заставил четырнадцатилетнюю девочку бить ножом мужика, который ни в чем не провинился! — Эвелин со всей силы толкнула мужчину назад к стене, — Я теперь понимаю, почему от тебя бабы бежали! В следующий миг они с Костенко поменялись местами, и теперь уже Кудиянова была прижата к стене, а ее запястья были сильно сжаты. — Руки убери. — Девушка попыталась пошевелить пальцами на обеих руках, но хватка мужчины была сильнее, и было больно делать даже такие простые действия. — Нет. — Ответил Сергей, смотря прямо в ее глаза. — Я тебе еще раз говорю: убери руки. — А если я не хочу? — Лина почувствовала на своей шее обжигающее дыхание, — Ты же теперь тоже не хочешь, чтобы я отпустил, так ведь? — Прошептал Сергей, прикусывая мочку уха девушки, от чего она запрокинула голову назад и тихо застонала, — Не хочешь. — Это была констатация факта. — С.е.р.е.ж.а. — Она пыталась вернуть контроль над собой и своим телом, но последнее требовало явно совершения других действий. Его рука уже расстегнула пуговицу, а затем и молнию на джинсах девушки. Лина попыталась убрать руку мужчины, но тот не дал ей сделать этого, и коснулся двумя пальцами чувствительного места, от чего Эвелин не смогла сдержать томного стона, и через секунду оказалась вжатой в стену вплотную. Было плевать, увидит или услышит их кто-нибудь (главное, чтобы не Даня), желание сейчас было на первом месте. Сергей запустил руки в темные, длинные волосы девушки, немного оттянул их по середине вниз, запрокидывая голову Лины, и принялся оставлять там отметины. Эвелин прямо на месте принялась снимать с мужчины кофту, но Костенко одной рукой открыл дверь ванны, и толкнул Лину туда. — А… Ес… — Кудиянова пыталась сказать хоть одно слово, пока мужчина целовал ее шею, — Сере… Сережа… — Нет времени, маленькая. — Он расстегнул молнию черном топе девушки, кинул куда-то на пол, — Тебе всегда шел красный, — К топу отправил и лифчик. — А мне кажется, что мне больше идет, когда я под тобой. Тебе так не кажется? — Лина пошло ухмыльнулась, облизывая и закусывая нижнюю губу. — А мне кажется, что лучше будет вот так… — Сергей усадил Эвелин на раковину, снял с нее левый кроссовок, а затем и с левой ноги джинсы, — А — вот так еще лучше, — Через секунду он уже был в ней. Лина не смогла сдержать громкого стона, даже когда закусила нижнюю губу до крови, обнимая мужчину за шею. Сергей сразу начал быстро и резко двигаться в девушке, не давая даже глотка воздуха. Кудиянова, желая получить больше, прижимала Костенко к себе, крепко обнимая правой рукой, параллельно царапая длинными, острыми ногтями его спину почти что до крови. Мужчина резко положил правую руку на шею Лины, немного сдавливая ее. Большим пальцем он проник в рот девушки. Эвелин поняла, что от нее требуется, и немного прикрыв глаза, стала медленно посасывать его. В какой-то момент Сергей перестал себя сдерживать окончательно, и вынув палец изо рта девушки, переместил руку на правую грудь Лины. Он сжал полушарие настолько сильно, что Кудиянова даже чуть вскрикнула, а на коже остались красные отметины. Костенко припал губами к ее груди, и оставил там пару засосов, которые уж точно никто не увидит. Лина попыталась сделать то же самое, только с шеей мужчины, но Сергей не дал ей сделать этого, грубо войдя на всю длину. Эвелин инстинктивно сжала ноги крепче, чувствуя скорую разрядку, и запрокинула голову. Громкие стоны уже, кажется, были слышны по всему помещению, но сейчас это мало заботило их. — Сука… — Костенко вдруг замедлился. Он тут же поймал на себе удивленный, и в какой-то степени злой взгляд Лины. — Ты ч… — Кудиянова не успела договорить, как Сергей поставил ее на пол, развернул к себе задом и поставил раком. Мужчина снова сжал шею Лины, но уже немного придушивал, как ей и нравилось. Тело давно уже требовало разрядки, но Сергею было этого мало. Ему слишком сильно нравилось мучать и в какой-то степени издеваться на Эвелин. Большего всего привлекали ее глазки, которыми она смотрела на него, и то, как она просила. Нет. Умоляла его продолжить. А голос… Голос Лины, который Костенко слышал каждый раз во время их близости, доводил до максимального предела, если таковой вообще имелся. Спустя пару минут резких, грубых и глубоких проникновений, Кудиянова наконец почувствовала, как внизу живота разливается приятное тепло, которое медленным течением спускалось все ниже и ниже. Внутри стенки влагалища стали быстро сокращаться, а Лина перестала сдерживать громкие стоны, и кончила. Дыхание сильно сбилось, она фактически задыхалась и не могла продохнуть, но Сергею этого было мало, так что несмотря на то, что Эвелин почти была без сил. Он знал, что для нее и для него это явно не предел. Желание большего было сильнее, чем какая-либо усталость. Мужчина сжал левую ягодицу девушки и правую грудь. Пальцами провел по затвердевшей горошинке соска, и немного надавил. Смазка продолжала вытекать из лона девушки, и входить уже было не то, что легко, а фактически даже не чувствовалось что-либо еще. Сергей почувствовал, что сейчас кончит, и ускорился, сильнее сжимая горло Лины. Хватило пары резких и глубоких движений, чтобы они оба кончили. — Я ебал… — Мужчина застегнул молнию на джинсах, — Я не трахал тебя всего два дня, а такое чувство, что несколько лет… — Я вообще не понимаю, как мы за все время наших отношений у тебя до сих пор на меня встает. — Кудиянова завязала кроссовки, — Я же жирная стала… — Линусь, в каком месте жирная? А? — Сергей резко поднял девушку за талию и притянул к себе, — Я вот не вижу! — Провел рукой по плоскому животику Лины, — Даже ребра видно! — Надавил на сильно выпирающие ребра Эвелин. — Ну… — Аргументы кончились. — Что "ну"? — У меня и сисек то толком нету… И не было… — Кудиянова застегнула лифчик и накинула топ обратно, — Тут даже до первого не дотягивает… — А мне так нравится. Мне в тебе все слишком сильно нравится, чтобы не хотеть тебя двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. — Мужчина поцеловал Лину в губ, положив руки на ее талию. — Дурак. — Эвелин улыбнулась, обнимая его, — Я таким тебя и полюбила. — А я тебя любую люблю. — Уверен? — На все сто, маленькая.

***

Любовь является великим украшением жизни. Она заставляет природу цвести, играть красками, петь чудеснейшие песни, танцевать великолепные танцы.

Анатолий Луначарский.