they burning all the witches, even if you aren't one

Слишком молода, чтобы так долго страдать, мне больно. Стоило ли оно того?

20 мая, 21:59. Нью-Йорк, Нижний Ист-Сайд, галерея «Timeline». ♫ Taylor Swift - Love Story (1989 Studio Version).

Я слышу стук каблуков, её притаившуюся тень, наблюдающую за нами исподтишка, и заставляю Гарольда сделать шаг вперёд, обхватывая коленями его бедра. — Не двигайся, — шепчу одними губами, ладонями чуть сжимая кожу запястий, впуская в личное пространство, на заранее оговоренную запретную территорию и клянусь себе, что за это он дорого заплатит. Все так же одними губами: — Она не уйдет? Он отрицательно дергает головой, в глазах — океан сожаления и досады. Внутри всё трясется от одной только мысли — если Мередит хотя бы краем уха об этом услышит, мне не сдобровать. Придвигаюсь впритык, скользя пальцами по твердым и напряженным плечам Стайлса вниз к локтям. Сосредоточенный взгляд не даёт мне покоя, начинает бить озноб, я ощущаю приближение очередного морального потрясения, после которого ещё долго не смогу прийти в себя. Мужские руки замыкают меня в кольцо, уже без моего направления крепко стягивают талию. — Привет, — он замирает на вздохе, вспыхивая красногубой улыбкой. Светлой, дерзкой, с ямочками на щеках. Такой красивый, что захватывает дух. Я понимаю каждую из них, правда. Разжимаю стиснутый кулачок и скольжу ногтями по затылку, оттягивая пальцами длинные пряди его волос. Приникаю с поцелуем к области подбородка чуть ниже губ, медленно выдыхая теплый воздух на кожу, вместе с тем прикрывая рот ладонью, потому что если она увидит, что происходит на самом деле, очередной порции самодовольного лепета не избежать. Чувствую, как напрягается живот и грудь Стайлса от моих движений. Слушай, парень, я тоже не о таком первом поцелуе в своей жизни мечтала, но я же терплю, хотя мне куда сложнее. Вот и ты потерпи. Горячие ладони прижимают к мужскому телу крепко и вместе с тем чутко. Сложно дышать, не успеваю делать вдохи, но продолжаю целовать мягкую кожу, прокладывая дорожку из легких поцелуев по скулам к шее, кусая за ухом, слабо дергая мочку к себе. Снова эти пронзительные каблуки гулко звенят в ушах, позволяя облегченно вздохнуть куда-то под воротник темно-синей рубашки. Я сделала это! Каждый раз, когда не получается дать отпор или когда я не уверена в своем решении, мне кажется, будто я слаба. Но нет же, я могу. Через страх, через стыд, через боль, просто взять и сделать! — Гарольд, — хмурюсь, убирая руки с его плеч. — Уже можно отпустить, она ушла. Крепкие тиски по бокам моего живота слишком долго не разжимаются, не позволяя вздохнуть что есть силы всей грудью и отдышаться, у меня начинается паника. Лицо Стайлса красное, но мое, наверное, ничем не лучше; в глазах — полный беспорядок. — Малыш, это была очень плохая идея, — шепот громче, чем крик, но не отрезвляет. Я сглатываю, больше не ощущая пульса под кожей, увидев взгляд, что остановился на уровне моих губ. Мельком замечаю, как его кадык прошелся по шее, а губы приоткрылись. Грёбаный Бог, я готова умолять на коленях, пожалуйста, только не это. Сердце ударилось о ребра с двойной силой, пламенем обрушившихся на меня губ напрочь лишив дыхания. Медленно на прерывистом вдохе, он выпил весь мой воздух до последней капли, новым касанием побуждая губы еще больше раскрыться, жадной рукой прогибая под талией к себе. Я, как оголенный нерв, остро реагирую на малейшую перемену, запуская ладони в мягкие волосы, слабо стягивая на затылке. Он — губами своими чувствую — улыбается, притягивает, прижимает к себе так, что я с приглушенным стоном врезаюсь в твердую грудь. Ничего не стоит разлететься в щепки, как хрупкий фарфор. Беспощадные поцелуи не оставляют мне ни единого шанса, почему он никогда не оставляет мне шансов? Ощущаю, как проводит большими пальцами по щекам, спускаясь к скулам, с внимательностью ощупывая кожу, вызывая ответный трепет. Отстраняется, давая возможность вздохнуть, очерчивает линию подбородка, при этом заставляя смотреть в глаза. И вновь поцелуй — мягкий, успокаивающий, тягучий. Толкаю ладони под распахнутый воротник рубашки, где венки вздрагивают под моими пальцами. Впитывает взглядом каждый мой жест, каждый взмах ресниц до ощущения настигающей пустоты. Теряю голову, ощущая между двумя один воздух. Пропадаю. Рубашка разошлась от его вскинутой руки, открывая напряженные мышцы натянутого живота и сильную, вздымающуюся в быстром ритме грудь. Горячий лоб соприкасается с моим, я до сих пор чувствую порывы дыхания на своих щеках. — Больше так не делай. — Как? — Сам знаешь. Я же попросила не двигаться. Непослушный рассудку шепот срывается с его губ вместе с выдохом: — Ты полагаешь, что я кукла, которой можно приказ.. — Я полагаю, что ты взрослый человек, который в состоянии управлять своим телом, — нерешительно поднимаю руку, убирая упавшие на его глаза пряди волос. — Все-таки адекватный? — издевается над моими словами, ухмыльнувшись. — Уже хоть что-то, мисс Харрингтон. Уже хоть что-то. — Честно, я очень хочу домой. Сейчас сознание потеряю, как хочу. Смотрю в немигающие глаза и вижу, как в них зажигается огонек, расцвечивая искрами потускневший было взгляд. Светлая бледная кожа, оскорбительно красный рот и пустые глаза. Какие же они темные при этом освещении. Настойчивые. — Честно? — дразнится. Едва улыбаюсь, опуская голову. Он не отодвигается и закрывает спиной встречный ветер. Я закрываю глаза, втягивая носом аромат — сегодня другой: никакого одеколона, только лосьон и его кожа. Скоро я смогу коллекционировать запахи, различая их по вечерам, которые мы провели вместе. — Когда мы увидимся в следующий раз? Маргарет ничего не говорила? — Скорее всего, в конце июня — у меня концерт в Нью-Йорке. — Я там только для видимости, — обозначаю для себя. — Можно мне за кулисами побыть? — Само собой, — сразу же отвечает, не задумываясь. — Спасибо, что делишься своими мыслями на этот счёт. Я просто не могу не закатить глаза. — Ты опять? Я просила без моралистики. — Это воспитанность, а не моралистика, — не понимаю почему, но мое раздраженное лицо его смешит. Он хохочет, откинув голову назад. — Оливия, ты невозможна. Я знаю. — Когда у тебя день рождения? — увидев мой сконфуженный взгляд, объясняется: — Обычно, даже злюки в день рождения смягчаются. — Я Гринч, — ворчу, глядя исподлобья. — Так когда? — расслабляется, но не отступает. — Две недели назад. Я спрыгиваю с балкона, медленно направляясь к машине. Ноги болят от каблуков, я бы с радостью сняла их и пошла босиком. — А почему.. так, у меня серьёзные вопросы к Джереми. — Он не знает, — глухо бормочу, когда Гарольд догоняет меня и теперь мы идём плечом к плечу по пустой улице наугад. — Мы не отмечали. — Злюка сидела в свой день рождения одна? Я реагирую спокойным молчанием. — Злюке так комфортно. Целый мир погрузился в темноту и тишину. Никогда не видела Нью-Йорк прежде таким тихим. Может быть, когда две прекрасные вещи соприкасаются, они уравновешивают друг друга? Может, это их единственный шанс расслабиться? Остановиться, замедлить бесконечную поездку. Может, время останавливается на секунду, на минуту, на целую жизнь. И все в порядке, в порядке, в порядке. В паре метров от нас сверкнули фары, следом показался Джереми, зазывающе кивая рукой в сторону машины. Очередной бесконечный день почти закончился. Потерпи немного, ещё совсем немного. Стучусь к водителю, он опускает стекло. — Дай знать, когда доедем, хорошо? Я этим двоим не доверяю. — Будет сделано. Люк мне сразу понравился. Приятный мужчина и похож на медвежонка: такой же с виду большой и пугающий, а на деле — добрый и честный. За то время, что мы с ним успели поговорить, пока носили коробки сегодня, я узнала, что он работает с Гарольдом уже больше двух лет личным охранником. Поэтому везде и при любых обстоятельствах рядом. Полагаю, если Стайлс не боится доверять ему свою жизнь и свою безопасность, парень он надёжный. А еще весёлый: каждый раз, когда я начинала грустить, рассказывал мне очередную историю из жизни, где дети из-за его круглого живота дразнят его «принцессой, у которой в животике кто-то живёт». Он говорил об этом с такой иронией, что я не могла удержаться от смеха. Если бы в машине не было никого, я бы просто упала поперёк кресел и уснула. А так приходится сидеть и маяться в неудобной позе: спина стоит колом, плечи тянет от напряжения, шея не может держать тяжелую голову, отчего вторая постоянно опускается на плечо. Почему-то каждая публичная встреча со Стайлсом, выбивает из меня все жизненные силы. Это он вампир или его окружение? Не знаю. Жить такой жизнью очень сложно морально — постоянно держать осанку, лицо, думать о каждом произнесенном слове. Его слишком много сегодня, прямо с самого утра и до этого момента. Если бы Мередит было чуточку лучше, если бы она была более вменяемой, я бы с радостью уступила ей все условия, все деньги, только бы не проходить это снова. Отовсюду эхом «Стайлс, Стайлс, Стайлс». Мне больно находиться рядом с ним на расстоянии вытянутой руки и знать, что по его вине моя сестра превратилась в больного, измученного человека. Теперь я сижу в кожаном салоне его машины, ощущаю рядом его запах и присутствие, но от этого не становится лучше или хоть немного легче. Да, он хороший, добрый, заботливый и кучу всего ещё, Мередит влюблена оправдано, только это все равно мало что меняет в моем отношении к нему. Куда бы я ни ткнулась везде призраком лицо сестры по пятам. Я пытаюсь посмотреть под другим углом, пытаюсь быть мягче, я хочу почувствовать хоть что-то, кроме равнодушия и щемящей душу ненависти к нему, но не могу. Для чего жизнь даёт испытания, которые я не в состоянии пройти? Одинокая капля скатывается по моей щеке, пока мы проезжаем мимо неоновых вывесок и снова на время погружаемся во мрак, иногда нарушаемый фонарным блеском. Интересно, а что, если я действительно осталась бы во Франции? Жила бы в каком-то уютном городке, завела свой цветочный магазинчик, каждый вечер наслаждалась бокалом вина у камина, на выходных изучала изломы карты на машине. С друзьями или одна. Вернуться в Америку было худшим решением, на которое я только была способна.

♫ Taylor Swift - Innocent.

— Спасибо за вечер. — Спокойной ночи. Недоволен ответом, но молчит. Прожигает в моем теле дыру, точно уверенный, что я не замечаю. Через какое-то время я действительно больше не замечаю, потому что негромко хлопаю входной дверью, вдыхая воздух до коликов в груди. Снимаю туфли и иду к себе в комнату, не интересуясь, что собирается делать Герберт — не маленький, позаботится о себе сам. Захожу в спальню, тихо закрываю за собой дверь. Несколько продолжительных минут я просто стояла на месте, слушая собственное дыхание и пытаясь успокоить бешеный стук сердца, а после рухнула на пол, срываясь на слезы. В голове каша, тело болит, мысли перепутались вместе с чувствами и теперь образовались в электрический клубок, к которому я боюсь притрагиваться. Вся эта сумасшедшая энергия в воздухе, когда я нахожусь рядом со Стайлсом, дико утомляет. Его магнитное поле слишком сильно на меня действует. Я слишком слаба, слишком уязвима, меня легко вывести из равновесия одним только взглядом и он делает это. Знает и постоянно делает. Бес, полыхающий инфракрасным. Боюсь его до мурашек. До оцепенения. До дрожащей нижней губы и стучащих зубов, когда похититель водит ножом по твоему горлу. Он живой: он дышит — я слышу его дыхание, его пальцы длинные, его кровь течёт по венам, он двигается, он думает о чем-то. Он существует прямо здесь, прямо сейчас, в эту секунду на самом близком расстоянии, которое только можно представить. Я не хочу, чтобы со мной произошло то же, что и с Мередит, нет, я не позволю. Главное, оставаться бдительной, не говорить, не думать, не подпускать к себе близко. И тогда я выживу. Спотыкаясь, я доковыляла до душа, кое-как разделась и встала под струи. Горячая вода сменилась теплой, потом холодной и, наконец, ледяной, а я все продолжала стоять, упираясь ладонью в мокрую плитку на стене. Чистое белье не принесло никакого облегчения. Я задыхалась. Наблюдала в окно за тем, как просыпался город, который никогда не спит. Плавала где-то между сном и явью. Сознание потихоньку покидало разум, тело становилось тяжелым, я мягко погружалась в небытие. Буря из гула машин помогала мне забыться. Мои руки бессильно лежали на коленях, взгляд оставался затуманенным. Я потеряла представление о времени. Вновь накатило чувство утраты. Я была опустошена. Я знаю, я не должна быть самым счастливым человеком на свете. Это нормально — быть грустным. Я ведь человек. Ревность, злость, агрессия не менее важные эмоции, чем любовь и радость. Душа мира питается не только положительной энергетикой, но и отрицательной. Угнетенное состояние — это просто состояние, оно проходит. Стоит почувствовать мучительную боль. Кричать изо всех сил своих легких. Плакать навзрыд, пока глаза не начнут болеть. Уделить время для постоянных возвращений в прошлое. Отпустить это. Не подавлять. Позволить своим эмоциям сжечь всю систему. Позволить своему разуму разжечь это пламя еще сильнее. Позволить своим эмоциям сгореть дотла. Терпеть, пока не почувствуешь себя онемевшей; пока не останется иного выбора, кроме как позволить всему этому покинуть нутро. Нужно время, чтобы прочувствовать это. Вспомнить всё, пока голова не начнет разрываться от боли. Топить себя в слезах, пока не провалишься в сон. Стоит сделать это для себя, потому что нуждаешься в этом. Сделать это так, как хочется; сделать, пока не устанешь, до тех пор, пока не сможешь вырваться из того удушающего места, где была, чтобы спокойно вздохнуть. Просто сердце пытали так много раз, что это уже убивает. Я закрыла лицо ладонью, выплакивая эмоции, потому что мне было самой стыдно за свою слабость. Я надеялась, что если не покажу их дневному свету, о них никто не узнает. Вставать не хотелось. Больше никогда. Плечи дрожали от непрерывных всхлипов, щеки враз стали мокрыми, отчего кожа щипала и стягивалась. Я открыла глаза и посмотрела в окно, продолжая лежать на подушке. Каждый раз это больно, словно впервые. Казалось бы, пора привыкнуть, выстроить стену, просто не впускать в голову и личное пространство. Но это случается каждый день и по-прежнему до коробящих ощущений неприятно, обидно, больно. Слезы снова начали спускаться одна за другой, я уже не обращала на них внимания, просто тихо сопела носом, смаргивая пелену, что периодически мешала видеть вещи не размытыми. Каждый раз я чувствую себя маленьким нашкодившим ребенком, которого пытаются наказать за что-то. Выкачивают жизненные силы по капле, не мучая физически, а больше морально. Давят на мозг, на жалость, на совесть, на что получится, лишь бы добиться результата. — Лив, ты уже проснулась? Я могу войти? Я стерла кончиком простыни скопившиеся слезы, протерла лицо и, аккуратно поднявшись, подошла к двери. Приоткрыла её, выдыхая короткое: — Только быстро. Чего тебе? — Я иду в магазин, — утренним басом начинает Джереми, мельком взглянув на меня. Потом ещё раз, уже внимательно и хмурясь. — Тебе ничего не нужно покупать? Ты.. все нормально? — Всё нормально, ничего не нужно, — я захлопнула дверь и посмотрела на себя в зеркало. Ещё бы, такой видок испугал бы любого: опухшее лицо, красные глаза, область вокруг них и нос — натерла, когда пыталась вытереть слезы, полопавшиеся губы, в трещинках которых застыли маленькие сгустки крови. Мной можно малышей пугать и на личном примере показывать, к чему приводит отсутствие сна. Я вернулась в постель, обхватывая ладонями подушку, и уткнулась в нее лицом. Грудь беззвучно сотрясалась от новой волны всхлипов, но на этот раз я была - слез не слышно благодаря подушке. Нужно запомнить этот метод. В левом боку живота тянуло, пустой живот урчал и просил внимания, сердце сжималось. Это чувствуется так, словно по всем венам от пальцев на ногах до самого горла в твоем теле собирается онемение, медленно-медленно подбирается по органам к сердцу и хватает судорогой. Что, опять начинаешь? Приятель, тебе пора прекратить болеть так часто, а мне пора идти к кардиологу. Не знаю, сколько я пролежала, пялясь в одну точку, меня это мало интересовало. Но, по всей видимости, приличное количество времени, потому что дверь хлопнула, сообщая о возвращении Герберта и о том, что пора подниматься. В спальню постучали. — Дай мне пять минут. — К тебе пришли гости, а у лифта я встретил Дэйва, он передал для тебя кое-что, — парень замолкает, шурша пакетами. — Мне позвонила Маргарет, просила приехать подписать какие-то бумаги. — Хорошего дня, — отзываюсь, босыми пятками отыскивая тапочки на полу. Надеваю халат, запахивая потуже в районе груди, и показываю нос из комнаты, только когда входная дверь с громким звуком закрывается. Выглядываю в гостиную, осматривая лежащий на столе букет цветов и небольшую коробку, перевязанную шелковой лентой. На диване сидит Софи — девочка, с которой мы познакомились на лекциях по искусству, перекинув ногу на ногу, и читает один из моих журналов. Перед глазами мелькнуло молодое женское лицо и мягкая масса черных, блестящих, слегка растрепанных волос. Одетая в легкое белое платье, она и сама казалась легче, а жара, от которой не могла уберечься, слегка румянила щеки и уши, отражаясь дремотною томностью в её хорошеньких глазках. Её ум был пытлив и равнодушен в одно и то же время: сомнения не утихали никогда до забывчивости и никогда не дорастали до тревоги. — Привет, — с робкой улыбкой отзываюсь, не скрывая удивления. Голова немного кружится, затылок побаливает, а виски давят — приступы пора начинать контролировать, они доставляют физический дискомфорт. — А ты как здесь? Софи мигом поднимается и доброжелательно мне улыбается, махнув ладошкой. — Доброе утро. С новосельем, — играет бровями, посылая воздушный поцелуй. — Написала тебе сообщение, ты сама прислала адрес. А еще, я принесла тортик, чтобы отметить это дело. Герберт, невоспитанное животное, что ещё ты делаешь без моего ведома за спиной? Прячу смятение под учтивой полуулыбкой, неторопливо передвигаясь по кухне, и достаю из шкафчиков чашки. — Точно, забыла, прости. Но цветы — явно лишнее, да и повод не тот. — Это не от меня, — смущенно улыбается, осматривая жилище пристальным взглядом. — Где у тебя можно руки помыть? — Прямо по коридору и направо, первая дверь от кухни, — хмурюсь, включая чайник, и провожаю девушку взглядом, нервно потирая ладонью заднюю часть шеи.

♫ Marilyn Manson - You and Me and the Devil Makes 3.

Внутри живота начинается маленькая буря, по кончикам пальцев пробегают иголочки тока. У меня не так много знакомых в Нью-Йорке, которые в состоянии дарить такие подарки малознакомому человеку. С опаской подхожу ближе, ожидая найти между бутонов гранату или, как минимум, бомбу, но не замечаю ничего, кроме маленькой записки. — У тебя состоятельный поклонник? — интересуется Софи, смотря на мою немую сцену с букетом. — Сама пока не знаю, — бормочу, доставая бумажку, и аккуратно открываю её.

«Дорогая, ты, я и дьявол — нас трое».

Я громко и шумно сглотнула, покрываясь мурашками с головы до пят. Быстро побежала к ноутбуку, пока Софи наслаждалась букетом, открывая поочередно папки с музыкой. Я знаю это. Я точно где-то.. Копаюсь в каждой, бегая пальцами по клавиатуре, а мой желудок внутри кувыркается несколько раз, со временем просто начинает сильно болеть и крутить. Вот оно. Мэнсон. Захожу в «Гугл», выискивая текст песни, торопливо отбивая пальцами ритм по столу. Страшно. Холодею, когда вчитываюсь в текст.

Должно быть, ты то, что я ненавижу. Нет слов для описания того, что я хочу с тобой сделать. Счастливое изящное убийство, счастливое изнасилование.

Что ж, теперь у меня никаких сомнений — они отличная пара с Мередит, потому как даже песни любят одинаковые. И наклонности у них тоже одинаковые. Мне крышка. Нет, Гарольд, дьявол здесь только один и это — ты. Букет красочный и красивый, по-настоящему весенний, я насчитала больше пяти разных сортов цветов, но мое внимание привлекли белый пион и белая гардения. Выходит, он слушал меня вчера? Возвращаюсь к столу, развязываю ленту. Внутри ещё одна коробочка, но бархатная, маленький сверток, конверт и несколько веточек лаванды. Ради всего святого, где он откопал её в мае? Оливия, не неси бред, существует куча магазинов, где продают лаванду.Торопливыми пальцами разворачиваю сверток, доставая маленькую бутылочку с эфирным лавандовым маслом. В моей голове по-прежнему куча вопросов, надеюсь, то, что в конверте сумеет ответить хотя бы на часть из них.       «С (прошедшим) днем рождения! Прости, что не смог приехать лично, в то время, как ты читаешь это, я уже где-то высоко в небе (Дэйв был обходительным?).       Два месяца назад я познакомился с очаровательной девушкой. Её душа нарисована в форме лунного серпа, покрытого тенями и шрамами. Кто-то превратил её любовь в ненависть, её тепло в холод. Но, надеюсь, когда-нибудь она увидит, чем на самом деле обладает. Красота, спокойствие и ясность. Это наполняет небо и размывает тьму. Как розу не назови, она все еще будет розой, помнишь?       Оливия, не каждый должен быть «избранным». Не каждый должен быть тем, кто спасает мир. Большинство людей просто должны проживать свои жизни лучшим способом, на который они способны; делать вещи, которые замечательны для них, пытаться сделать свои жизни лучше, любить надлежащим образом. Все это время понимать, что жизнь, возможно, не имеет смысла, но искать способ быть счастливым в любом случае.       Я думаю, ты выглядишь прекрасно сегодня. И, я думаю, ты будешь выглядеть прекрасно завтра и каждый последующий день даже, если ты не видишь себя, тебе следует носить вчерашнюю улыбку, она идеально тебе подходит. Твоё сердце переполняют любовь и солнечный свет, даже если сама ты это отрицаешь и прячешь глубоко внутри». Я сморгнула слезы и осторожно открыла бархатную коробку. Внутри лежало украшение с эмалью и драгоценными камнями эпохи ар-нуво. Он с ума сошел? Я обомлела, потому что, во-первых, это было слишком неожиданно, а во-вторых, оно слишком дорогое, чтобы его можно было вот так просто принять. И красивое. Софи присвистнула, глядя на содержимое открытых упаковок. — Я знаю только одного человека с подобными инициалами, — указывает на записку в цветах. — И я понятия не имею, что ты должна была для него сделать, чтобы получить такие подарки. Поцеловать подбородок на крыльце галереи. — Где вы успели познакомиться? Я впопыхах стерла тыльной стороной ладони слезы со щеки, достала из рюкзака одну из очередных газет и сунула ей. Вернула все свертки внутрь большой коробки, уперлась ладонями в столешницу. Опустила голову, закрывая глаза и глубоко дыша. Подведем итог. Что мы имеем? За последние четыре года меня ни разу не поздравил мой отец, моя сестра, мои бабушки и дедушки, мои какие-никакие товарищи и приятели, но меня поздравил Гарольд Стайлс. И не просто поздравил, а еще и подарки преподнёс, которые стоят дороже, чем вся моя жизнь. Так что сейчас у меня только один вопрос к моей судьбе. Почему, блять, именно он? Что мы натворили?