
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Со дня смерти сына Цзинь Гуанъяо прошло чуть больше недели, а Лань Сичэнь узнает об этом только сейчас.
Примечания
ПРЕ-СЛЭШ! В работе присутствуют только намеки!
Метка «канонная смерть персонажа» указывает на смерть сына Цзинь Гуанъяо — Цзинь Жусуна.
Возможно присутствует ООС Цзинь Гуанъяо, так как персонаж очень неоднозначный, и каждый воспринимает его по-своему. За основу внешности и поведения А-Яо я брала его дунхуашную версию, а не дорамную.
Часть 1
14 ноября 2019, 07:01
Рекомендую перед чтением истории немного освежить память и прочитать два небольших отрывка из новеллы.
Цитата из 86 главы (перевод YNT):
Вэй Усянь прошептал Лань Ванцзи: «Так вот почему в тайной комнате он сказал Цинь Су, что А-Сун должен был умереть».
Не он один в Зале Познания Меча вспомнил об А-Суне. Глава клана Яо произнес: «Исходя из этого, осмелюсь предположить, что его сына убили вовсе не какие-то посторонние люди, а он сам, собственными руками».
«Почему это?»
Глава клана Яо озвучил свои размышления: «Большинство детей, рожденных от близких родственников, оказываются слабоумными. Цзинь Жусун умер через пару лет после рождения, именно в этом возрасте дети начинают познавать мир. Пока ребенок был еще совсем мал, окружающие не могли ничего заметить, но по мере взросления его отличие от других детей становилось бы все очевиднее. Даже если никто не усомнился бы в статусе отношений между родителями, при обнаружении у ребенка слабоумия люди неизбежно начали бы пенять на Цзинь Гуанъяо и говорить, что ребенок родился таким только потому, что в его отце течет грязная кровь шлюхи».
Все решили, что это очень убедительное суждение. «Умно, Глава клана Яо!»
Глава клана Яо продолжил: «А тем, кто убил Цзинь Жусуна, так удачно оказался глава клана, противившегося установке смотровых башен… какое совпадение! — Он холодно усмехнулся. — Так или иначе, как ни крути, Цзинь Гуанъяо не хотел оставлять в живых сына, который почти наверняка оказался бы идиотом. Он убил Цзинь Жусуна, оклеветал выступавшего против него главу клана и во имя мести за сына начал бороться против тех, кто отказывался принять его… Несмотря на всю жестокость, это помогло ему убить двух зайцев одним выстрелом. Хитроумная тактика, Ляньфан-цзунь!»
Цитата из 106 главы (перевод YNT):
Лань Сичэнь жестко возразил:
— Разве здесь могло не быть иного выхода?! Это твой брак! Твоего отказа было недостаточно? Пускай ты бы разбил Цинь Су сердце, но всё же такой исход многим лучше, чем разрушить жизнь той, которая искренне тебя любила, почитала и никогда не относилась с презрением!
Цзинь Гуанъяо:
— Разве моя любовь к ней не была искренней?! Но у меня не было выхода! Если я сказал «не было» — значит, не было! Да! Это мой брак, но неужели ты считаешь, что я по-настоящему мог отменить его, лишь объявив, что не согласен?! Брат, твоя наивность тоже должна иметь какие-то пределы. Я приложил неимоверные усилия, чтобы Цинь Цанъе согласился выдать за меня свою дочь, с огромным трудом мне удалось окончательно удовлетворить все требования, что выдвинули и Цинь Цанъе, и Цзинь Гуаншань, а ты хочешь, чтобы я внезапно отменил свадьбу, когда торжество уже на носу? Какие доводы я должен был привести? И как впоследствии объясняться перед обоими?! Брат, ты хоть представляешь, что я почувствовал, когда, как мне казалось, всё устроилось как нельзя лучше, но тут внезапно явилась госпожа Цинь с тайным визитом, чтобы раскрыть мне правду? Удар молнии, сверзившийся с небес прямо в темя, не вселил бы в меня большего ужаса! А знаешь, почему она не отправилась к Цзинь Гуаншаню, вместо этого тайком решила обратиться ко мне? Потому что Цзинь Гуаншань взял ее силой! Мой распрекрасный отец не обошёл стороной жену своего подчинённого, который служил ему многие годы, и даже не заметил, когда у него появилась еще одна дочь! Столько лет она не решалась рассказать о случившемся своему мужу, Цинь Цанъе! Но как ты думаешь, если бы я внезапно отменил свадьбу, тем самым позволив им узнать причину, кого в конце концов объявили бы виновным в разладе между Цзинь Гуаншанем и Цинь Цанъе, кто более всего пострадал бы, не в силах достичь примирения ни с одной из сторон?!
Окружающие не впервые слышали о бессовестном поступке Цзинь Гуаншаня, и всё же слушателей прошибло ознобом от отвращения. Причём не ясно, какое чувство оказалось сильнее — отвращение или мороз по коже. Лань Сичэнь продолжил:
— Но даже если… даже если ты не мог не жениться на Цинь Су, ты ведь все равно мог избегать её. Почему ты с ней… для чего ты зачал А-Суна? Чтобы впоследствии убить сына своими руками?
Цзинь Гуанъяо схватился за голову и сбивчиво проговорил:
— …После свадьбы я ни разу не прикоснулся к А-Су. А-Сун… был зачат ещё до свадьбы. Побоявшись, что положение может перемениться к худшему, что могут возникнуть новые препятствия…
Он решил приблизить начало супружеской жизни с Цинь Су.
Если бы не это, он бы никогда не допустил кровосмешения с собственной сестрой. Только не ясно теперь, кого ему следовало ненавидеть больше — отца, который вовсе не похож на отца, или же себя за излишнюю мнительность!
***
«В Китае магнолия символизирует весну, женское обаяние, уважение к красоте, а так же считается цветком целомудрия и имеет религиозное значение. По фэн-шуй магнолия означает любовь, сладость, изысканность. Когда юноша дарит девушке цветок магнолии, он показывает, что в своих ухаживаниях он будет проявлять благородство и настойчивость. Магнолия так же считается символом красоты и олицетворяет семейное счастье»*.
Лань Сичэнь с группой заклинателей возвращался с охоты, когда неожиданно небеса разверзлись сильнейшим ливнем. Ближе всего они сейчас находились к территории Ланьлина, и Лань Хуань принял логичное решение не лететь в Гусу при такой непогоде, а переждать бурю в Башне Золотого Карпа, Цзинь Гуанъяо точно не откажет ему и его адептам в ночлеге. Создав небольшой защитный барьер, чтобы не промокнуть, мужчины в белых одеждах элегантно спикировали на мечах прямо ко входу пышущей богатством башни. Наступил поздний вечер, поэтому сложно было разглядеть что-то вокруг, а из-за туч, что густо облепили небеса, и вовсе нельзя было увидеть что-то даже на расстоянии вытянутой руки. Прибытие заклинателей быстро заметили слуги ордена Ланьлин Цзинь. Их с почестями встретили и проводили внутрь. — Доброго вечера, — в зале появился мужчина в бело-золотистых одеждах, — желаете ли отужинать или сразу пойдете отдыхать? — обратился он к главе ордена Лань. Лань Хуань хорошо знал этого мужчину — он был одним из управляющих ордена Ланьлин Цзинь и правой рукой Цзинь Гуанъяо. На вид ему было около тридцати, но он уже славился своими заклинательскими навыками. — Доброго вечера, — Сичэнь жестом поприветствовал управляющего, — а Цзинь Гуанъяо уже доложили о нашем прибытии? — Было странно, что названый брат до сих пор не вышел к нему, обычно он встречал его первым. Мужчина из ордена Цзинь тяжело вздохнул. Он скользнул взглядом по толпе заклинателей из Гусу, что стояли позади Лань Сичэня, и осторожно поинтересовался: — Простите, Цзэу-цзюнь, а вы не в курсе?.. Лань Сичэнь озадачился: — Не в курсе чего? — Ему уже пару недель не приходили письма от А-Яо, что тоже было немного странно, но не выходило за рамки нормальности. Они оба сильно заняты, поэтому подобное случалось и раньше. — Кхэм, — управляющий откашлялся в кулак. Лань Хуань кивнул, догадавшись, на что намекал заклинатель. — Вы можете организовать для моих адептов гостевые покои? — Конечно, — с готовностью ответил мужчина, — слуги сопроводят их. — Он махнул ладонью, давая знак слугам, что ждали в углу зала, заняться гостями. — Прекрасно, спасибо, — Лань Хуань благодарно улыбнулся. — Могу я увидеться с Цзинь Гуанъяо? Он сейчас не занят? Управляющий отреагировал немного странно — он поджал губы и слегка скривился, но все же ответил: — Следуйте за мной, пожалуйста. Когда они вдвоем оказались в коридорах павильона, то смогли говорить спокойнее — без посторонних ушей. — Так что случилось с Цзинь Гуанъяо? — сердце Лань Хуаня ускорилось от нехорошего предчувствия. — Маленький господин Цзинь… А-Сун… — управляющий говорил очень тихо. — Его убили… — Что? — рот Лань Сичэня приоткрылся от удивления. — Как такое могло произойти? — Может быть, вы помните тот скандал — когда глава одного соседнего ордена очень яростно выступал против смотровых башен? Вот он и убил маленького господина… Такая трагедия! Это случилось с неделю назад. Молодой господин Цзинь, конечно, быстро нашел и покарал виноватых, но такая утрата… невосполнима… Госпожа Цинь Су уже несколько дней не покидает свои покои… Без конца плачет… — мужчина резко замолк. — А как Ляньфан-цзунь? — Лань Хуань даже представить не мог, какой это должно быть удар для его названого брата. Потерять родного сына… Что может быть ужаснее? — Он… — управляющий начал нервно заламывать себе пальцы. — Э-м… Молодой господин Цзинь… По-своему справляется с утратой. — Что это значит? — не понял Лань Сичэнь. — Ну-у… Первые дни он ходил сам не свой… С ним было страшно даже заговорить… — мужчина понизил голос до шепота. — Но потом… со временем… Кхэм… — он снова откашлялся. — Иногда мне кажется, что он в порядке… А иногда он будто не здесь… Его взгляд делается таким холодным и пустым, что мороз по коже, — признался он, качая головой. Лань Сичэнь кивнул. Он мог это понять, каждый переживает горе по-разному. — Хорошо, что вы прибыли! — управляющий сделал поклон головой Нефриту. — Честно говоря, я думал, что вы в курсе… Уверен, ваша поддержка сейчас пригодится господину. От подобных новостей Лань Хуань немного растерялся, но не сомневался в том, что всем нужна поддержка и внимание, особенно в такие непростые периоды жизни. Управляющий остановился перед рабочим кабинетом Цзинь Гуанъяо. — Молодой господин Цзинь сейчас там. Позовите, если что-нибудь понадобится. — Спасибо большое, — Лань Сичэнь сделал небольшой поклон, и управляющий удалился. Лань Хуань набрал побольше воздуха в грудь и постучал в двери. Выждав немного, он постучал снова, но ответа не следовало. Возможно, Цзинь Гуанъяо заработался и заснул в кабинете? Или его там вовсе не было? Лань Хуань постучал снова и сказал: — Брат, ты там? Я вхожу. — Он решил лично проверить, на месте ли А-Яо. Он тихонько отворил двери, боясь, что может разбудить брата, если тот все-таки спит, но оказавшись внутри, Лань Сичэнь почувствовал еще большее замешательство. — Брат? — тихо позвал он, оглядываясь по сторонам. Лань Хуань множество раз бывал здесь, но еще никогда прежде тут не было так мрачно. В погоде за окном было дело или в том, что в помещении горело лишь несколько свечей, но Лань Сичэню определенно не нравилась царящая здесь атмосфера. — О! Цзэу-цзюнь решил почтить меня своим присутствием? Я очень рад… — сказал Цзинь Гуанъяо из темноты, слегка растягивая гласные. Он сидел в дальней части кабинета — не за своим рабочим столом, а возле резного столика в углу, предназначавшегося для чайных церемоний. Свечи были зажжены только возле рабочего стола, поэтому лицо А-Яо почти полностью скрывала завеса вечернего сумрака. Лань Сичэнь сложил ладони за спиной и подошел к названому брату поближе. — Как ты? — мягко спросил он. — Ты уже в курсе… — один уголок губ Ляньфан-цзуня пополз наверх. — Что ж… Как видишь, я в порядке. — Он развел руками в стороны. — Чего стоишь? Присаживайся, — он указал ладонью на место напротив, — я, правда, рад, что ты здесь. Выпьешь со мной? Лань Сичэнь сел на циновку — на то место, куда ему указал брат. Разгладив свои одежды и слегка расправив широкие рукава, он принял удобную позу. Чуть более расслабленную, чем если бы он сидел напротив менее близкого ему заклинателя, но все равно Сичэнь казался слишком зажатым. Его идеально ровная спина и расправленные плечи навевали мысли о натянутой струне гуциня. — А, точно, ты же не пьешь, да? — Цзинь Гуанъяо тихонько усмехнулся сам себе и поднял со стола белую фарфоровую чашечку с узором из золотистых пионов. — Тогда я выпью за тебя, — он отсалютовал в воздух, будто чокаясь с Цзэу-цзюнем, и залпом выпил содержимое чаши. Только сейчас Лань Сичэнь обратил внимание на то, что на столе не было ничего, кроме нескольких чашечек и пары сосудов с вином. Возле столика валялись еще несколько сосудов, но те уже явно были порожними. Лань Хуань неодобрительно поджал губы, но ничего не сказал. И все же выражение его лица не укрылось от Цзинь Гуанъяо. — Что? Осуждаешь? — спросил он, слегка прищурившись. — Хм… Хотел бы я, чтобы ты оставался тем, кто далек от порицаний… — Ляньфан-цзунь щедро плеснул себе еще прозрачного рисового вина. — Ты… Да, именно ты… — он кивнул сам себе. — Ты единственный, чью критику, я не желал бы слышать… Не суди меня, хорошо? — он поднял взгляд на названого брата и замолк. Было что-то такое в глазах Цзинь Гуанъяо, что заставляло Лань Сичэня нервничать. Он начал ощущать покалывание в кончиках пальцев, граничащее с легкой дрожью, поэтому сжал ладони, лежавшие на коленях, в кулаки. — Брат, как я могу судить тебя? Я и представить себе не могу, каково тебе сейчас… Потерять родного сына… — он покачал головой. — Все так радовались за тебя — первый ребенок и сразу наследник — чистая удача! А теперь… Какая несправедливость… Цзинь Гуанъяо тяжело вздохнул и опустил взгляд на чашу, которую продолжал крутить в руке. — Я потерял его очень давно… — невнятно пробормотал он себе под нос. — Что? — не расслышал Лань Хуань и слегка подался вперед. — Что?.. — Цзинь Гуанъяо тоже подался вперед, сокращая расстояние между их лицами. — Зачем ты сюда пришел? Лань Сичэнь удивленно заморгал. — А разве ты не желаешь моей компании? Если бы я знал, то приехал бы раньше… Мне кажется, в такие времена поддержка близких людей особенно важна. Цзинь Гуанъяо поднялся на ноги, слегка пошатываясь на ровном месте. — Желаю твоей компании… — повторил он, пробуя слова на вкус, будто вино, что плескалось в его чашечке. — Желаю, — признал он. — Более того… — Ляньфан-цзунь сделал несколько нетвердых шагов и сел прямо возле Лань Сичэня. — Я очень хочу, чтобы рядом находился дорогой мне человек… Лань Хуаню стало неуютно от такой близости — Цзинь Гуанъяо практически дышал ему в плечо, поэтому он нервно поерзал. — Конечно. Это нормально, что тебе хочется, чтобы рядом был брат. Я здесь. Я рядом. Губы Ляньфан-цзуня расползлись в полуулыбке-полуусмешке. — Я всегда хочу, чтобы рядом со мной был мой… брат. Цзинь Гуанъяо сидел настолько близко к Нефриту, что тот мог чувствовать его пряно-алкогольное дыхание. — Ты всегда можешь ко мне обратиться, — Сичэнь положил ладонь на колено Гуанъяо. — Ты знаешь, что можешь рассчитывать на мою помощь и поддержку, — он говорил это совершенно искренне. — На помощь и поддержку говоришь… Хах… — А-Яо издал тихий смешок и отпил немного вина из чашечки, которую так и не выпускал из рук. — Если бы только знал… Если бы знал все то, что я… Ох… — он приложил пальцы левой руки к виску и слегка надавил. — Ты не представляешь, насколько мне тяжело… Лань Хуань несколько раз провел ладонью по золотистым одеждам названого брата, надеясь приободрить его. — Скажи мне, чем я могу тебе помочь? Как облегчить твою ношу? Цзинь Гуанъяо опустил взгляд на руку Лань Сичэня, что поглаживала его колено. Только у рожденных в наследной ветви клана Лань могли быть столь совершенные кисти: идеально гладкая кожа, сквозь которую проступали узоры вен, изящные тонкие аристократичные пальцы, ухоженные ногти. Одной лишь рукой Сичэня Гуанъяо мог бы любоваться часами… Не устояв перед искушением, Ляньфан-цзунь накрыл руку названого брата своей ладонью и неловко переплел их пальцы. — Ты так прекрасен… — эти слова он сказал тихо, почти шепотом, они были сродни выдоху, но Сичэнь все равно их услышал. — Что с тобой сегодня? Ты сам не свой… — Лань Хуаня настораживал настрой Цзинь Гуанъяо. — Старший брат, а ты… — он прервал себя на полуслове. — Прости, я что-то глупости болтаю, — черты его лица расслабились, а на лице проступила беззаботная улыбка. — Как жаль, что ты не можешь разделить со мной этот сосуд вина! Это вино безупречно, оно прекрасно подошло бы для тебя… — он глянул на брата, а потом перевел все внимание на пузатый глиняный сосуд на столешнице. — Ну, ты лучше меня знаешь, чем все заканчивается, если я выпью, так что… — на белых щеках Цзэу-цзюня проступили едва заметные капельки румянца. Именно с Мэн Яо Лань Хуань когда-то впервые попробовал алкоголь. Это было еще в те времена, когда он скрывался от преследователей из клана Вэнь. — Это правда, — согласился Цзинь Гуанъяо, вновь наполнив свою чашу. — Но мне приятно уже от того, что ты рядом. — Быстро все выпив, он налил себе снова. — А-Яо… — осторожно произнес Лань Сичэнь. — Мне кажется, что тебе лучше пойти отдыхать. Время уже позднее… Комментарии главы ордена Лань позабавили Цзинь Гуанъяо. — Ты боишься? — спросил он со странной улыбкой. Этим вечером все улыбки А-Яо были странными. Каждое выражение его лица казалось Лань Хуань чужим, несвойственным… Но он никак не мог уловить подвоха… Брат точно не притворялся. — Ну что ты, — Лань Сичэнь улыбнулся ему в ответ, — как я могу тебя бояться? — Если бы ты знал правду, то не говорил бы сейчас так… — Цзинь Гуанъяо перевел взгляд на окно — за пределами башни по-прежнему бушевал ливень. — Что, если я сказал бы тебе, что сам убил своего сына?.. — Что? — Я… Я не хотел, но… Так должно было случиться… Будто у меня был выбор… Будь у меня выбор… Я должен был сразу это сделать, но не смог… — бормотал он себе под нос. Его голос становился все тише, а слова делались неразборчивыми. — Что ты такое говоришь? Как ты можешь быть причастен? Если я верно понял, то это дело рук главы соседнего ордена, разве нет? Цзинь Гуанъяо ненадолго зажмурился, а потом повернулся к брату с совершенно спокойным выражением лица. — Это я имел и в виду — из-за моих разборок с другим кланом пострадал ни в чем неповинный ребенок… — А-Яо… — Сичэнь нервно сглотнул. — Не переживай за меня, — он допил остатки из чашечки и отставил ее на стол. — В будущем я сделаю все, чтобы соответствовать тому, каким меня видит мой прекрасный названый брат. — Он снова придвинулся к лицу Лань Хуаня. — Скажи, что ты обо мне думаешь? — его дыхание обжигало губы Нефрита. — Я должен знать, чему соответствовать. — А-Яо, — Лань Сичэнь положил ладонь на грудь Ляньфан-цзуня, надеясь слегка оттолкнуть его, но тот перехватил его ладонь и лишь сильнее притянул к себе. — Ну же, глава ордена Лань, скажите, что думаете о своем младшем названом брате. Возможно ли, что наши мысли совпадают? — его губы оставались приоткрытыми, а глаза прожигали взглядом рот Лань Хуаня. — Я думаю, что сегодня ты ведешь себя слишком фривольно, А-Яо, — сказал Сичэнь с ноткой твердости в голосе, — отпусти, — попросил он и дернул руку на себя. Цзинь Гуанъяо широко улыбнулся. — Фривольно… — повторил он. — Такое красивое слово с таким неприятным смыслом… — он громко цокнул. — Но ты прав. Сегодня я могу себе позволить немного фривольности, правда? — он взял в руки длинную черную прядку волос брата и принялся накручивать ее себе на пальцы. — Совсем немного… — А-Яо, сколько ты выпил? — Какая разница? М? Раз я пьян, позволь мне немного… м-м-м… отвлечься? Забыться? Или все сразу… Я так устал… — Цзинь Гуанъяо приложил эту прядь волос к своим губам. — Ты всегда так вкусно пахнешь… Магнолиями… Они напоминают мне о тебе… Я посадил несколько под окнами спальни, чтобы представлять, что ты всегда рядом… Лань Хуань начинал всерьез беспокоиться о состоянии Цзинь Гуанъяо, А-Яо сегодня нес полную чепуху… Если бы он не знал брата достаточно хорошо, то решил бы, что тот от горя слегка повредился умом. — И все же мне кажется, что ты выпил слишком много. — Он мягко отстранил руку Гуанъяо от своих волос. — Давай я отведу тебя в твои покои. Ляньфан-цзунь молча улыбнулся и положил голову на плечо Лань Хуаня. — Ты лучшее, что есть в моей жизни… — мямлил он. — Глядя на тебя, во мне оживают глупые надежды… Как бы я хотел поверить в них… Лань Сичэнь понимал почему А-Яо ластится к нему, словно изголодавшаяся лисичка — ему просто требовалось внимание. Простое человеческое внимание и сопереживание. Сичэнь по себе знал, как тяжело нести на плечах обязанности целого ордена и как хочется порой побыть просто человеком. Не заклинателем, не мудрым управленцем, не кем-либо еще. Просто мужчиной со своими слабостями и недостатками. Хорошо, что они есть друг у друга. С самой первой встречи их связывало нечто особенное — нечто, что нельзя увидеть, потрогать или понять. Только почувствовать. — Тебе пора спать, — негромко сказал Лань Хуань, ласково поглаживая названого брата по голове. — М-м, — Гуанъяо так уютно устроился на сильном и надежном плече брата, что теперь не хотел его покидать. Он закрыл глаза и блаженно улыбался. — А-Яо, — Сичэнь слегка похлопал его по спине, — идем в твои покои. Не стоит тебе засыпать здесь. Цзинь Гуанъяо тихонько вздохнул и распахнул глаза. Пристально уставившись в карие глаза Цзэу-цзюня, которые на свету отливали чистым золотом, он прошептал: — Никогда не мог решить: хорошо это или плохо, что ты ничего не знаешь… Взгляд Ляньфан-цзуня казался удивительно осознанным в тот момент. — Ты можешь рассказать мне все, — Лань Сичэнь ободряюще сжал плечо Цзинь Гуанъяо. — Ты же знаешь? — Знаю, — он кивнул, — а потому никогда не расскажу. Все же хорошо, что ты ничего не знаешь… Хотя… — взгляд Цзинь Гуанъяо скользнул по лицу Лань Хуаня, чуть дольше положенного задержавшись на его губах. — Ты прав, я совсем пьян. Прости… — он повесил голову, в приступе самоуничижения. — Ничего страшного. Я все понимаю, идем, — Лань Сичэнь поднялся на ноги и потянул заклинателя в дорогих бело-золотистых одеждах за собой. Цзинь Гуанъяо с готовностью повис на Лань Хуане. Они быстро добрались до личных покоев Ляньфан-цзуня, никого не встретив по пути. Сичэнь осторожно усадил Гуанъяо на кровать и стянул с него сапоги. — Ложись, отдыхай. А завтра мы с тобой нормально поговорим, хорошо? Я с удовольствием тебя выслушаю, — голос Сичэня звучал мягко и мелодично, действуя на Цзинь Гуанъяо лучше любых успокаивающих трав. А-Яо повалился на кровать, его глаза закрывались сами собой. Последние дни вымотали его и физически, и морально, но рядом с Лань Хуанем он наконец-то почувствовал долгожданный покой. — Я так люблю… — его губы все еще были сложены в улыбку. — Люблю слушать твой голос… Чувствовать твой запах… Магнолии… Останься со мной… — бормотал он в полудреме. — Я здесь, — Лань Хуань лишь погладил названого брата по волосам, надеясь, что тот быстро заснет. Сичэню не хотелось бы оставаться в его покоях на ночь. — Скажи, — Цзинь Гуанъяо внезапно открыл глаза и приподнял голову, — а ты мог бы полюбить такого, как я? — Что с тобой сегодня, в самом деле? — Нефрит слегка нахмурился. — Я уже люблю тебя, — спокойно ответил он. — Как я могу тебя не любить? — он присел перед кроватью брата. — Ты ведь мой младший брат, верно? Помнишь наши обещания друг другу? А-Яо сильно поморщился. Обещания трех названых братьев друг другу… Это не то, что он хотел бы помнить, и не то, что мог бы забыть. — То есть ты считаешь меня своим братом, верно? — спросил Гуанъяо, и Сичэнь уверенно кивнул. — А твоей лобной ленты могут касаться только члены семьи, верно? — Еще один кивок Нефрита. — Значит… — он ненадолго замолчал, то ли размышляя, то ли решаясь. — Значит, я могу сделать так. Цзинь Гуанъяо резко подался вперед и поцеловал Лань Сичэня в центр лба — прямо поверх его лобной ленты. Лань Хуань улыбнулся. Кто бы мог подумать, что пьяный А-Яо может вытворять такое. — Спи, — он выпрямился и укрыл Гуанъяо одеялом. — Доброй тебе ночи! — пожелал он. Не успел Лань Сичэнь сделать и нескольких шагов по комнате, как глаза Цзинь Гуанъяо снова закрылись, а дыхание стало выравниваться. — Хорошо, — еле слышно произнес Лань Хуань. — Спи спокойно, — пожелал он, окинув взглядом фигуру брата. Когда Цзинь Гуанъяо лежал на кровати вот так — на боку и свернувшись клубком — то казался особенно беззащитным. Лань Сичэнь подошел к окну, чтобы проверить погоду. Есть ли надежда, что к утру дождь прекратится, и он с адептами сможет вернуться в Гусу? Лань Хуань поднял взгляд в небо, где светила удивительно яркая и полная луна. Ее свет разгонял мрак и озарял тучи. Судя по тому, что просветов между дождевыми облаками становилось все больше, надежда на то, что в ближайшие дни будет светло и тепло, все же была. Вдыхая приятные ночные ароматы, которые усиливал дождь, поднявший воздух все запахи улицы, Лань Сичэнь почувствовал что-то знакомое. Он опустил взгляд и прошептал: — Магнолии… — Ровно такие же, как те, что росли возле библиотеки Облачных Глубин и центральной залы главного павильона, в которой Лань Хуань чаще всего проводил встречи с представителями других орденов. А-Яо не соврал, он правда посадил магнолии возле окон своей спальни. Лань Сичэнь бросил на мирно спящего брата еще один прощальный взгляд и вышел из его покоев.