Истерзанные любовью

      Семейные завтраки королевской семьи вновь становятся событием рядовым, стоит Рейегару и Элии вернуться в столицу. Король на них обычно отсутствует к всеобщему облегчению. Общество Эйериса — тяжкая повинность для любого в Красном замке, исключая, возможно, Вариса, но за то Эртур ручаться бы не стал. Мастер над шептунами загадочен и опасен, в его присутствии рука так и тянется к клинку, но король евнуху благоволит, и Эртуру остаётся лишь тщательней следить за собой.       В конце концов, у него тоже есть тайны, которые очень не понравятся Эйерису.       Принц Рейегар обыкновенно опаздывает, всегда входит в столовую с извинениями, целует жену в щёку и виновато улыбается матери. Искусство пунктуальности, едва ли не единственное, ему никак не хочет покориться. Королева Рейела не опаздывает никогда. Но сегодня именно её не хватает за накрытым столом. Без неё и Визериса стол кажется Эртуру совсем сиротливым: Элия, Рейегар да Оберин — вот и всё.       Когда-то на завтраки приглашали и лорда Тайвина с детьми, но те времена в прошлом, а очаровательные львята покинули столицу: Джейме женился на Лизе Талли и уехал учиться управлять Утёсом Кастерли. Его сестра последовала за ним. А вот лорда Тайвина король не отпустил даже на свадьбу сына. Эртур не дежурил в тот день у покоев государя, а Барристан не любит болтать, но и без того известно, что король и десница рассорились вновь. Эйерис Ланнистера ненавидит и боится, но держит при себе. Здесь, в Красном замке, полном пташек, все, как на блюдце, не то что за его стенами.       Рейегар что-то шепчет жене на ухо. Его рука — на спинке её стула. Эртур невольно отмечает это: обычно столь собственнический жест принц себе не позволяет. Но напротив супругов сидит Красный Змей, и это всё объясняет. Оберин зятя терпеть не может, ухмыляется дерзко, блестит чёрными глазами. Будь здесь Эшара, не преминул бы положить руку на её плечо, дразня. Не сковывай Эртура обеты, он сумел бы положить конец этим фривольным играм сестры с Оберином. Но Эртур белогвардеец, и личных дел иметь не смеет, а Эшара лишь смеётся на все предостережения старшего брата, жмётся к боку, как кошка, шепчет: «Оберин мне не страшен. Ты переживаешь напрасно, зануда».       — Не хотите поделиться с нами всеми, принц Рейегар? Ваша матушка и брат запаздывают, а без них, признаться, очень скучно.       — Это личное, принц Оберин. Когда вы женитесь, вы поймёте. — Тон Рейегара ровный и предельно вежливый. Так же он говорит и со своим отцом.       — Жениться? — Оберин хмыкает, — О, я создан не для этого. Выбрать из тысяч женщин лишь одну — это стезя не по мне. Хотя женатые мужчины часто довольствуются не только женой…       — Тебе лучше знать, братец: с женатыми мужчинами ты пересекаешься не в пример чаще, — Элия игриво щурится, а затем кладёт изящную руку на округлившийся живот и переводит взгляд на мужа: — Твоей матушки действительно долго нет. Не случилось ли чего…       Эртур хочет вызваться узнать, что с королевой, но дверь отворяется прежде, чем он произносит хоть слово, а после никакие объяснения и не нужны.       Вошедший Эйерис окидывает присутствующих подозрительным взглядом, цепко хватается за ладонь жены. Отросшие ногти несомненно впиваются в её кожу, но Рейела не морщится. Рядом с неопрятным королём она выглядит не его женой, а, скорее, дочерью. Над этой женщиной ни время, ни невзгоды не властны. Визерис жмётся к матери с другой стороны.       За Эйерисом, словно шлейф духов за знатной дамой, тянется ощущение тревоги и страха. Эртур невольно напрягается и обменивается с Ливеном и Барристаном обеспокоенными взглядами. Всё очень плохо: король никогда не изменяет своим привычкам просто так.       Эйерис устраивается во главе стола:       — Собрались, значит. Ну что ж, садитесь.       В его устах даже эта безобидная фраза приобретает зловещий оттенок. Вставшие при появлении короля Оберин и кронпринц с женой, возвращаются на свои места. Эртур успевает заметить вопросительный взгляд Рейегара, брошенный матери, но Рейела смотрит лишь в свою тарелку, прекрасная и безучастная, как каменное изваяние.       Побледневшие слуги суетятся вокруг короля: за нерасторопность легко лишиться жизни. Эйерис долго глядит на вино в кубке, словно пытаясь проникнуть в самую его суть, но так и не делает ни глотка. Ни для кого не секрет, что он боится отравления. Зачем же тогда вышел из своих покоев?       Визерис нервно ёрзает на стуле, и его шумное дыхание кажется единственным звуком в комнате.       — Что это вы притихли? Боитесь при мне вести свои изменнические разговоры? — король говорит почти шутливо, но Эртур, да и никто в этой комнате, не обманывается.       — Это не так, отец, — смиренно отвечает Рейегар. Любое его слово вызовет недовольство, но и молчание ничем не лучше.       — Принц Оберин, я слышала в Солнечном Копье построили новую септу, — приходит сыну на помощь королева, поворачиваясь к дорнийцу.       — То правда, светлейшая государыня. Правда, нельзя сказать, что я там частый гость, — усмехается Оберин, и Рейела отвечает ему улыбкой светлой, но холодной. Принц ей не нравится, как не нравится он и Эртуру. — А ещё у нас появился храм последователей Владыки… Огня, кажется. Забавное зрелище эти его жрицы.       — Вы находите? — вмешивается Эйерис. — По мне так ничего особенного. Дикий огонь мне нравится много больше всех этих фокусов.       — Мне больше по нраву фокусы, — дерзко улыбается Оберин.       — Оно и не удивительно. Что же ещё ждать от дорнийца, — пренебрежительно замечает король, и улыбка Оберина увядает, а в глазах вспыхивает недовольство.       — Отец, я хотел попросить вашего дозволения отправиться с женой на Драконий Камень, — отвлекает на себя внимание Рейегар.       — Что такое? Хочешь опять ускользнуть от меня? Думаешь, моя власть не распространяется за границы столицы?       Рейегар выдерживает тяжёлый взгляд отца, не дрогнув. Спокойный, в меру любезный и будто даже не напряжённый.       — В вашей власти весь Вестерос, в том не смеет сомневаться никто, у кого есть голова на плечах. Я всего лишь хотел…       — Ты останешься здесь! — отрезает Эйерис. Его голос становится всё раздражённее, всё злее. — Тайвин вон тоже засобирался…свадьбу сына отпраздновать. Думает, я не понимаю, к чему всё идёт. Все эти свадьбы, союзы… Я чую измену. Ты останешься здесь, как и Тайвин. Под моим надзором вы не посмеете плести свои интриги.       — Я никогда бы не посмел пойти против вас, отец.       — Во лжи тебе нет равных, — уголки губ короля дёргаются, будто он находит это забавным. — Жаль, что не в уме. Что Тайвин пообещал тебе? Трон? О, он умеет морочить голову, этакий сукин сын. Тайвин никогда своего не упустит. Какую бы игру с ним ты не затеял, ты проиграешь.       Он не может ни о чём знать, иначе они бы все здесь не находились. Эртур замечает, как Элия переплетает под столом свои пальцы с пальцами мужа.       — Вы видели меня сговаривающимся с лордом Ланнистером? У вас есть компрометирующие меня письма? Или это всего лишь доносы лизоблюдов, желающих нас рассорить?       — Мне не нужно знать, — Эйерис наклоняет голову снисходительно. — Я это чую. И ты сгоришь, мальчик мой, сгоришь.       Он откидывается на спинку стула, довольный произведённым эффектом. Улыбка, предвкушающая, коверкающая черты приводит в дрожь своим обещанием. Рейегар умолкает и больше не выглядит мнимо расслабленным. Даже Эртуру, всего лишь наблюдателю, становится трудно дышать. Визерис испуганно крутит головой, достаточно проницательный, чтобы распознать напряжение, но недостаточно взрослый, чтобы понять его причину.       — Ваша воля для меня закон, — принц склоняет голову. Слова даются ему с трудом.       — Пусть так и будет. Пусть так и будет.       — Можно хотя бы Элия уедет?       «И заберёт с собой Эшару», — мысленно добавляет Эртур. Сейчас не лучшее время для ещё одной просьбы, но лучшее время в случае Эйериса не наступает никогда. Король внимательно смотрит на невестку, разглядывает пристально, не упуская ни одной детали, будто она сочный кусок телятины в тарелке, который не знаешь, с какого бока начать резать.       — Элии действительно будет лучше подальше от столичной суеты… — мягко замечает королева.       — Разве я спрашивал тебя о чём-то? — осведомляется Эйерис, покручивая в руке вилку. Он даже не смотрит на жену, а Эртура уже знобит. — Нет? Тогда почему бы тебе не умолкнуть. Видят Боги, молчание — твоё главное и единственное достоинство.       Королева покорно склоняет голову и отпивает глоток из кубка. Её рука не дрожит, и во взгляде, который случайно ловит Эртур, нет даже намёка на недовольство.       — В чём же дело, Элия? — интересуется король почти без паузы. — Неужели моё общество тебя так тяготит?       — Нет, Ваша Милость. Ваше присутствие скрашивает любой день.       — Тогда что? Боишься, что и в этот раз родится чумазая девка?       Оберин ощутимо напрягается, стискивает зубы, наткнувшись на взгляд Рейегара. Ливен за спиной Оберина переступает с ноги на ногу, и Эртур узнаёт в его глазах тот же гнев, который разгорается в нём самом.       — Вы говорите о своей внучке, — с укором произносит кронпринц. Опасно возражать королю, но уж лучше осторожные слова Рейегара, чем гневные — Оберина.       — О моей ли?.. Запомни, девочка, ещё одного дорнийского ублюдка я тебе не прощу.       В словах короля неприкрытая угроза, и, что хуже всего, угроза вполне выполнимая. Лицо Элии остаётся всё такой же невозмутимой маской, но её брат дёргается, как от пощёчины.       — Вы называете мою сестру шлюхой? — рычит он, вскакивая с места. Эртур прикрывает на мгновение глаза и медленно выдыхает. Эта выходка может стоить очень дорого. Эйерис намеренно медленно поворачивается к Оберину, которого до этого момента игнорировал:       — Весь Вестерос знает о распутности дорниек. Вам есть, что ещё добавить?       Эртур может поклясться, что в его голосе предвкушение, и холодеет.       — Она не…       Ливен резко шагает к столу, стискивает плечи племянника и силой садит его на место.       — Вы что-то хотите мне сказать? — Эйерис поднимается неожиданно легко, идёт вдоль стола, ведя по дереву уродливыми ногтями, останавливается рядом с сыном и невесткой. Элия смотрит на брата умоляюще, со страхом, плохо спрятанным в тёмных глазах, и Оберин сдаётся, шипит сквозь зубы:       — Нет, Ваша Милость.       — Жаль, — король коротко хохочет. — Значит, вы со мной согласны?       — Моя жена мне верна, — быстро вставляет Рейегар, не давая разгневанному Оберину раскрыть рта.       — Дай, Семеро. Мы же поняли друг друга, девочка? — Эйерис ведёт ногтем по щеке посеревшей Элии — на коже проступает кровь — и криво усмехается Ливену, наслаждаясь всеобщей беспомощностью: — В который раз убеждаюсь, что дорнийцев нельзя принимать в приличном обществе.

***

      — Ты и сама понимаешь, что он должен уехать. Так будет лучше.       За скорбностью тона принца скрывается сталь. Эртур не обманывается: это не предложение, не просьба.       — Понимаю, — Элия кивает невозмутимо, поглаживает рукой живот, нежно улыбается нервной Эшаре. Будто и не ей расставаться с любимым братом, оставаться без его поддержки перед рождением дитя. Первые роды едва её не убили, вторые… Да смилуются Семеро. Если кто и достоин их защиты, то это Элия. — Оберин не откажет мне.       Эртуру не нравится Оберин. В частности за то, что он нравится Эшаре. Дорнийский Змей — плохой компаньон для девушки на выданье, но сестре, кажется, плевать: она упертая и своевольная.       — Я хотел бы, чтобы всё было иначе, зная, как сильно вы обе привязаны к Оберину.       Эртур с удивлением различает в тоне отголосок язвительности, а Эшара стискивает пальцы и, вопреки обыкновению, не улыбается — дурной знак. Неужели между Оберином и сестрой не только невинный флирт, и Рейегар об этом знает? Со своего места у двери Эртуру прекрасно видно и её, сидящую на краешке дивана, и Элию, расслабленно откинувшуюся в кресле, и стоящего позади принца, с видимой небрежностью положившего руку на спинку кресла.       — Я поговорю с братом, и довольно об этом.       — Мне жаль, что я не сумел уговорить отца отправить тебя на Драконий Камень.       — Я буду с тобой, — Элия запрокидывает голову, чтобы посмотреть мужу в лицо. Легко касается пальцами его руки, не то успокаивая, не то ища поддержки. Обычно беременность делает женщин капризными, ранимыми и вспыльчивыми, но только не Элию — она наполнялась безмятежностью и уверенностью, сколь бы тяжким не было вынашивание дитя.       — Это опасно.       Посвящена ли Элия в планы супруга?       — Дорнийцы никогда не бегут от опасности, — улыбается она и, повернувшись к Эртуру, подмигивает уже ему.

***

      Эртур провожает взглядом сира Харлана, которого только заменил на посту у двери в покои кронпринца. Харлан стар, очень стар. Разоружить его Эртуру не составит никакого труда. Харлан был славным воином в молодости, но его дни давно прошли. Однако служба в Белой гвардии пожизненна, а хранить тайны Харлан и вовсе умеет лучше всех, лучше, чем когда-либо надеется их хранить сам Эртур. Он служит без размышлений, сомнений, на одной преданности. Эртур так не может.       Дверь поддаётся легко и так же тихо затворяется за спиной: Эртур пользуется привилегией входить в покои кронпринца без стука. Так же проскальзывает к нему самому Эшара. Рейегар стоит у окна, глядя на кого-то во дворе с причудливой смесью нежности и отчаяния. На вошедшего друга он и не смотрит. Да и слышит ли вообще? Эртур не льстит себе: способностью красться кошкой в полном боевом облачении он не обладает, но Рейегар часто замирает вот так, отрешаясь от мира.       — Рейегар?       Эртур подходит ближе и теперь тоже может наблюдать веселую возню принцессы и её фрейлин. Обещанная весна оказалась лишь мороком, и холод вернулся, погубив только выбравшиеся из почек листья и ранние цветы. Зима щедро запорошила столицу снегом, показывая свою незыблемую власть.       Принц вздрагивает и только сейчас замечает белогвардейца, но быстро отводит глаза, будто стыдясь. Эшара за окном запускает в Джейн снежком и тут же прячется за Элию, показывая язык из-за её спины. Принцессе лучше впервые за несколько дней, в течение которых она не покидала своих покоев.       — Король не собирается отказываться от своих идей, — Рейегар скорбно кивает на полыхающие ядовитой зеленью костры на стенах замка. Они должны были испугать зиму, но пока боятся только люди.       «Король» — не «мой отец», отмечает про себя Эртур.       — Он не из тех, кто меняет свои решения, — он привычно понижает голос до шёпота: у стен этого замка есть уши. Рейегар дёргает плечом: это очевидно и для него. Лучше бы не вести такие разговоры в замке вовсе, но любая отлучка в город — это и так почти измена, слишком подозрительное мероприятие, которое не может остаться незамеченным королём. Подозрительность Эйериса возросла неимоверно: теперь не созвать лордов на Совет даже под прикрытием турнира: Эйерис просто никуда не отпустит сына. Он не понимает, что для убийства короля иногда достаточно двух верных не государю белогвардейцев.       — Мне всё равно придется решиться, — после долгого молчания произносит принц едва слышно. Фрейлины внизу затевают хоровод вокруг Элии. — Почему же я не могу? Всё жду и надеюсь, что Семеро смилуются и лишат меня выбора.       — Иногда мы должны поступиться честью ради чего-то большего, — отзывается Эртур. Ещё год назад такие речи ужаснули бы его. Рейегар предпочитает свою чистую совесть, и этого Эртур простить ему не может: свежий багряно-синий браслет на запястье королевы Рейлы, отчаяние и страх в её глазах не дают. Угрозы Элие не дают.       Рейегар горько усмехается, вновь бросая взгляд в окно:       — Я боюсь не за свою честь.       — Никто больше не в безопасности, — говорит Эртур, по-своему истолковав взгляд и намекая на недавний завтрак с королём. — Ты не сумеешь защитить тех, кого любишь.       — Пицель клянётся, что в этот раз родится мальчик.       — А если нет?       — Тогда мы все обречены.

***

      Сестра заявляется как обычно без предупреждения. Проходит вглубь комнаты, запрыгивает на стол и щурит смеющиеся глаза, болтая ногами — туфелька вот-вот свалится. Глаза у Эшары, как и у их старшего брата, переменчивые, насмешливые. На фразу Эртура о том, что он уже собрался уходить, Эшара лишь хмыкает и закатывает их к потолку:       — Неужели я не важнее?       Одни Семеро знают, зачем она приходит каждый раз, ведь не желает и слушать все переживания, советы, требования Эртура. Каждый раз её пропускают в Белую Башню без разговоров, хотя Эртур никогда об этом не просил.       — Мы с Рейегаром… — начинает он.       — Ах, вы с Рейегаром! Ну, тогда всё понятно! Кстати, передай «Рейегару», что ему стоило бы проводить больше времени с беременной женой.       — С принцессой фрейлины и мейстер, насколько я знаю.       — И что? Наш принц боится конкуренции?       Чёрные кудряшки падают на щёку сестре, и взгляд холодеет. Эртур слегка пожимает плечами и не видит смысла что-либо говорить: имя кронпринца для Эшары, что красная тряпка для быка. Она ненавидит его беспочвенно и ярко — и в этом вся его сестра. Рейегар грустно улыбается при упоминании фрейлины жены и молчит. И то, и другое отчего-то не нравится Эртуру одинаково.       — Тебе бы тоже стоило быть с принцессой, а не ходить одной.       Эшара вздыхает, улыбается вяло, без огня:       — Возможно. Но кто бы решился обидеть сестру Меча Зари? Для того нужна особая дурость.       — Ты плохо знаешь людей: дураков и преступников полно.       — Ты знаешь их не лучше.       Туфелька всё же падает с ноги, и Эшара цокает языком. Этот разговор нравится Эртуру всё меньше, и он отворачивается к сундуку, пытаясь вспомнить, куда положил ту старую рубашку, что так пригодилась бы сейчас.       — Зачем ты пришла? — Его действительно ждёт на тренировочной площадке Рейегар, и становиться предметом острот сестры нет никакого желания. — Неужели без принца Оберина совсем скучно?       — Ты не одобряешь его.       — Я не одобряю его, но тебе всегда было плевать на моё мнение.       Едва слышные шаги за спиной дают знать, что Эшара слезла со стола, направилась к брату.       — Это вовсе не так.       Руки сестры обвивают его талию, голос совсем глухой. Она льнет щекой к его спине, и Эртур отчётливо понимает, что Рейегар подождёт. Эшара пахнет сладко, как сады в Звездопаде. Гардения или жасмин? Эртур так и не научился различать эти запахи, пускай сестра над ним за это и смеялась. «Ты не понимаешь, — говорила она, — гарденией пахнут сожаления и тоска, а жасмином любовь».       — Что случилось, Шери?       Эртур накрывает руки Эшары своими. Гранатовый браслет на запястье холодит пальцы — вспомнить бы, откуда он. Сестра трется носом о его рубашку, фыркает и выглядывает из-за спины, как котёнок. На губах дрожащая улыбка, но в глазах такая печаль, что не продохнуть.       — Мне кажется, что где-то близко ходит беда. Ещё чуть-чуть, и всё рухнет в пропасть.       Эртур замирает, вспоминая сказанные только вчера слова принца: «У меня нет выбора, и это мое проклятье. Никто не в безопасности в Вестеросе, так что это даже не риск. Отцу больше нельзя доверять правление, иначе ещё чуть-чуть и мы все рухнем в бездну». Но Эшара не могла знать о зреющем заговоре… Не могла!       — О чём ты, Шери? — Эртур ненавидит себя за осторожный тон.       Эшара качает головой. На краткий миг кажется: она сейчас заплачет, но нет — только устало улыбается:       — Я дерьмовая фрейлина, знаешь.       — Элия смеётся только с тобой.       — Она ничего не знает, и ты ничего не знаешь, — сестра ускользает к столу, и Эртур следует за ней, пытаясь вновь поймать её взгляд.       — Тогда расскажи.       — Это не моя тайна…       — Тайны могут убивать.       — Я знаю, — выдыхает Эшара, прижимая ладонь к его груди, а затем неестественно ярко улыбается, глядя куда-то брату за спину: — Сир Освелл, как я рада вновь вас видеть!