Язык цветов

Утром следующего дня Джон обнаружил на камине замечательное зрелище, в месте где Шерлок «казнил» самые трудные дела, стояла ваза розовых, вперемешку с фиолетовыми, цветами. Сирень. Она пахла так душисто, что хотелось навсегда остаться в этой комнате, остановить время, и целую вечность наслаждаться благоуханием этих цветов. Они приятно ласкали кожу. Как он узнал, что это его любимые цветы? В детстве, когда Джон болел, мама приносила ему сирень в вазе и ставила у окна, и ему сразу становилось легче. Это, наверное, его самый тёплый и любимый момент из детства. Веточки сирени золотились в первых лучах солнца, освещая пылинки, заставляя их танцевать вальс по комнате. Холмс не блещет оригинальностью, так что решил повторить трюк Джона с запиской. Сердце бешено стучало, но почему? Доктор Ватсон точно знал, что не испытывает никаких чувств к Шерлоку, или это не так? Он сам не понимал. Дрожащими руками, расправив записку, он заметил, что на ней кроется лишь пустота, обычный белый лист бумаги. Детектив опять играет с ним в игрушки? Как же бесит. Почему он не может просто признаться ему в своих чувствах. Он думает, что Джон не заметил, как Шерлок на него смотрит, как ему становиться лучше рядом с доктором, и плохо без него, как Холмс пытается скрыться за непробиваемой маской: «Я женат на работе, Джон». Он слышал это множество раз, но тот кажется так и не понял, что влюбился в Джона Ватсона по уши, и не может без него спокойно существовать. Холмс так неожиданно оказался за спиной Ватсона, что тот рефлекторно зарядил локтем ему в нос. Кроя всеми нецензурными словами Шерлока, доктор пытался остановить хлынувшую из его носа кровь, попутно извиняясь, Джон наливал в кастрюльку кипячёную воду из чайника. Хорошо, что его медицинский опыт позволяет без проблем обработать рану и определить наличие перелома. Надо было ещё несколько раз прикрикнуть на Шерлока за то, что он так неожиданно появляется за его спиной, особенно когда Джон на нервах. Он обернул замороженный кусок мяса в полотенце и протянул побитому, льда в холодильнике и в помине не было, а мороженое мясо в полотенце отлично заменяет любой лёд. Шерлок лежал на диване, запрокинув голову вверх, потирая переносицу, которая ещё немного болела от удара. Детективу нравилось, когда Джон словно сдувал с него пылинки и постоянно извинялся. Странно, но Холмс был даже рад своему разбитому носу. Может потому что ему нравилось, когда его «личный врач» присматривал за ним и приторно заботился. На теле Холмса часто появлялись ссадины и ушибы, ведь работа детектива подразумевала собой стремительные погони и угрожающие жизни ситуации, из которых только с божьей помощью выйдешь без повреждений. — Вроде ничего такого, просто ушиб. Пару дней поболит, потом перестанет. — невозмутимо сообщил Джон, хотя нос детектива явно не внушал спокойствия. — Слабо бьёшь. — Холмс вовсе не хотел задеть доктора, просто ему нравилось, как Джон смотрит на него, сверкая глазами, а потом просто отворачивается, не говоря ни слова. — Я знал, что это ты, просто не упустил возможности разбить тебе нос. — бывший военный точно не хотел казаться слабым, и Шерлоку нравилась эта черта в нём. Стойкий и гордый — так он представлял Джона, в своих чертогах разума. Однако, только перед детективом он может проявить слабость. — Извини, вру, я не знал, что это ты. Я боялся, что… — Что? — переспросил Шерлок, подбивая друга на ответ. — Понимаешь, я постоянно беспокоюсь о тебе и твоём состоянии. Как же это звучит… Надеюсь, ты меня понял. — Как ты можешь беспокоится обо мне? — Прости за сантименты, знаю, ты их ненавидишь, но ты дорог мне. — доктор сделал паузу перед тем, как перевести диалог в не такое смущающее для него русло. — Кровь уже не идёт? — Да. — разговор исчерпан и перед тем как уйти, Джон ещё раз извинился и потрепал кудрявого детектива по голове. Он уже было хотел пойти и сделать им двоим по чашке чая, но его окликнул Шерлок, хватая Джона за запястье. — Постой… Если бы у меня сейчас была кувшинка, я бы подарил её тебе. Ты знаешь, что это значит, Джон. То, что ты заглядывал в мою книгу это очевидно. Я заметил, как некоторые закладки лежат под другим углом, нежели я оставлял их до этого, ты и сам знаешь, я очень наблюдателен в мелочах. Ватсона как ледяной водой окатило, только вместо воды холодный пот. Жар и озноб одновременно, если бы он был болен, то ему бы точно пришлось вызывать скорую. Грудь вздымалась, тяжело опускаясь, а ниже живота приятно покалывало. Что это за странная реакция организма? — Шерлок, я не… — Джон, хватит прятаться от меня, я знаю тебя, как никто другой. — Шерлоку довались эти слова с трудом, он никогда так не испытывал таких тёплых, тревожащих сердце чувств. — Ты видел сирень на камине, и ты знаешь, что это значит. Я, кажется, влюбился в тебя. — Да ты бредишь, видимо потерял слишком много крови. — Он до конца не хотел признавать, что их любовь взаимна, однако организм сам это подтверждал. — Джон, я абсолютно серьёзен. — Тогда… Поцелуй меня. Шерлок, протягивая руку, подзывал Джона ближе к себе, поддерживая за талию, от чего последний чуть второй раз не врезал своему «другу» по лицу. Но сопротивляться Холмсу было бессмысленно, Джон был полностью в его цепких руках, что невозможно уже было выбраться, как бы он не хотел, взгляд голубых глаз проникал под кожу, обжигая само нутро. Каменея, ничего не оставалось кроме как поддастся Шерлоку. Заставлять повиноваться себе не имело смысла, ведь Джон и сам этого хотел. Хотел заполучить всю ту страсть, что с каждым днём растёт в них двоих всё сильнее. Длинные пальцы притягивали тело Джона к себе, зажимая в крепких объятиях, из-за которых ему пришлось примоститься у Холмса на коленях. Такое положение крайне смущало блондина, от чего тот робел ещё больше. Взгляд глаза в глаза, в них хочется погрузиться, как в прохладный океан. Их можно так долго рассматривать, находя всё больше оттенков голубого, зелёного и лазурного, они переливаются как шёлковая ткань и иногда выглядят такими печальными, что в этой печали можно утонуть и захлебнуться. Всё ближе и ближе и, кажется, оба готовы сейчас перевернуть свою жизнь с ног на голову. Разбить на до и после. Но Шерлок лишь прижимает любимого к себе, целуя в макушку, укрывает своим персиковым одеялом тело Ватсона, шепча на ушко заветные, тёплые слова: «Я люблю тебя, Джон…»