Благословлён тот день, когда я встретил тебя

— Опять убегаешь? Наранча поймал его почти на рассвете. Даже птицы ещё спали. — Да. Гвидо улыбнулся коротко и рванул в ещё тёмный и влажный от росы пролесок. Через час его заполнит пение птиц, и их переливающиеся, разноцветные голоса будут отражаться в каплях, повисших на сухих листьях и измождённой солнцем траве. Но пока Миста словно нырял в неизвестность, хотя знал, кто ждёт его в конце пути. — Подожди! Паренёк догнал его и схватил за плечо. — Можно с тобой? — Я иду к кое-кому, — Гвидо игриво пожал плечами, но не отмахиваясь. — Неужели ты встал в такую рань, чтобы пойти со мной? Трава, опавшие листья и земля зашуршали под их ногами, когда юноши медленно поплелись вперёд. — Мне стало интересно, куда ты пропадаешь так надолго. — Я хожу на охоту. — Ты приносишь не больше упитанной крысы в день. Наранча заулыбался, и по нему было видно, что если Миста отреагирует так, как он хотел, то засмеётся. — Сам ты ловишь крыс! Это кролики! Громкий хохот раздался в утренней чаще. — Как скажешь. Так куда ты идёшь? Нужно было быть полнейшим глупцом (или слепцом), чтобы не заметить, как мечтательно Гвидо прикрыл глаза. — Я хочу. Увидеть кое-кого. — Я так и знал. Прекрасная девушка? — Нет, — Миста улыбнулся. — Юноша? — Нет, — он прикрыл глаза. Наранча удивился, улыбнулся, замолчал. Понял ли он? Гвидо не знал. Хотя улыбка на его лице выдавала его. — Если он не испугается тебя, — начал юноша, чуть понижая голос, — я представлю его тебе. Гирга ничего не сказал. — Кто он такой? — Он сам скажет тебе. Может быть, Наранча сам понял, что это дело — лишь для двоих. — Вообще-то, я не совсем за этим пошёл. — А за чем же тогда? Оба понимали, что Наранча врал. Но обоим хотелось в эту ложь верить, и лукавая улыбка проскользнула на лице младшего.

***

— Я не могу отделаться от ощущения, что я всё испорчу. Ласковые пальцы Джорно нежно поглаживали лицо Мисты. Подушечки мягко оглаживали линии его губ, бровей, носа. — Всё будет хорошо, — улыбнулся Гвидо. Если бы прямо сейчас эти воздушные, как перья цапли, пальцы не лежали на его лице, он бы точно взял юношу за руку. Но он только накрыл её своей. — Я боюсь, я не могу пообещать тебе того же. Когда Джорно поджал свои губы, сердце Гвидо пропустило удар. Почему этот юноша, которого солнце, что было позади него сейчас, делало похожим на саму жизнь, саму судьбу, саму веру — почему он так печален? И чем придётся за эту печаль заплатить? Миста бы был только рад, чтобы ему назвали цену. — А я постараюсь. Секунда — и кроткая улыбка на лице юного полубога сменилась искажённым в боли ртом. Глаза, что были блаженно прикрыты — широко распахнулись, обнажая душу, но, что более важное — глубинный страх, что превратился в реальность. Джорно сорвался с места и бросился в чащу; прежде, чем Гвидо мог что-то понять. Прежде, чем он услышал истошный вопль, от которого птицы, которые водились в округе, уродливо-чёрным роем взметнулись вверх. Но, что было гораздо более страшно — это то, что крик принадлежал его другу. «Наранча», — полушёпотом выдохнул юноша. Ноги несли его сами собой. Миста не чувствовал земли под собой, не чувствовал усталости в мышцах, не осознавал своих мыслей — он просто бежал. Разламывая сухие кусты, что мешались на пути, отшвыривая путающиеся ветви лавра и перепрыгивая пересохшие русла ручьёв. Он наткнулся на них на залитой солнцем поляне. Джорно сидел сгорбившись. Даже в такую минуту солнце не смело покидать его широкой спины — но солнце блестело не только на ней. С рук юноши на сочащуюся жизнью траву крупными каплями падала кровь. — Это случилось, — тихо прошелестел он. Гвидо подошёл ближе. На траве лежало бесчувственное тело Наранчи. — Это… Его грудь совсем не колыхалась. Даже кровь перестала течь. — Дикий вепрь, — Джорно вторил мыслям юноши. Гвидо не помнил себя, когда упал на колени рядом с юношей. Его горячие слёзы — горячее, чем само солнце — падали в напитанную кровью траву и землю, когда юноша подхватил его своими руками. Миста рыдал, что-то рьяно отрицая, пока сильные руки гладили его по голове. Он вцепился в ладони Джорно, не глядя на него, но неустанно спрашивая о чём-то: то ли Джорно, то ли богов, то ли самого себя. Юноша обессиленно упёрся головой в плечо юного полубога, когда его отвлекло движение его руки. Широкая ладонь Джованны легла на грудь Наранчи — и тут же вокруг него стали восходить побеги. Слёзы застыли в глазах Гвидо, когда он посмотрел Джорно в лицо: он улыбался, а глаза его были наполнены слезами. Ещё чуть-чуть, и они бы засыпались, словно жемчуг, вниз. И, как только одна слеза медленно скатилась с лица Джованны, побеги распустились облачно-лимонными цветками. — Наранча, — одними лишь губами произносит Джорно. — Это — единственное, что я могу сделать для тебя. В воздухе разливался аромат нарциссов.