Белые фиалки и желтые лютики

Геральт не верит, что ему может быть кто-то предназначен. Это же смешно. За всю свою жизнь уже навидался, как Судьба разыгрывает карты, насмехаясь над людьми, передвигая пешки огромной и железной рукой Предназначения, и надеялся, что его это не коснется. Он портачил со многими вещами, портил жизнь крестьянам одним лишь своим присутствием, обещавшим обязательные проблемы и убытки, несмотря на то, что избавлял их от настоящих чудовищ, которые иной раз были в разы опаснее, чем любой ведьмак. Столько раз пытаться убедить себя, что так не должно быть, что не может у какого-то мутанта, мясника из Блавикена, быть родственной души, и наблюдать, как иногда на пальцах рук, предплечьях или коленях мелкими бутонами расцветают небольшие ядовито-желтые лютики, переплетающиеся с рисунком тонких нитей зелени и шрамами на теле. Они никогда не задерживались надолго, стирая вместе с собой любое напоминание о том, что охотник не одинок. И каждый раз появлялись вновь, унося надежду, что его существование лишний раз не обременяет хотя бы родственную душу. Ведьмак продолжал отрицать свою возможную связь. Смех да и только. Весемир бы точно подавился воздухом от несдерживаемого хохота, если бы узнал, что Геральт старался не получать слишком серьёзных ран. Не таких, чтобы они оставили неисчезающий рисунок цветков на чужом теле. Получалось из рук вон плохо. Поэтому Геральт проклинает себя, мысленно извиняется и берет еще один опасный и сложный заказ, выполнение которого, он знает, принесет новые порезы и ссадины. Или если не повезет - шрамы, которые точно оставят на коже след. Не только ему. *** Их знакомство с бардом, с прозвищем его цветов на теле, кажется Геральту чем-то ироничным. Шутка Судьбы, не иначе. Судьбы, в которую он не верит. К черту Предназначения. И туда же эту самую Судьбу. Случайные совпадения, стечение обстоятельств, вечное невезение - называйте, как хотите. Но Лютик увязывается за ним, не отставая ни на шаг, следуя словно цепью прикованный, как мелкая лоза, струящаяся вдоль рисунков на ведьмачьем теле, и так же, как цветки, завораживает, когда выступает, когда попадает в новые и новые неприятности, когда уверенным шагом обгоняет своего уже друга, несмотря на усталость.. Защищать поэта - становится неотъемлемой частью жизни и путешествий ведьмака. Геральт соврал бы, если бы сказал, что ему это хоть сколько-то претило, но лучше бы их дороги разошлись. Из охотников не может получиться хороших попутчиков: с удобными ночлежками, всегда теплой едой и безопасной дорогой. Главное - безопасной, никак иначе. Лютик не раз оказывался в опасной для жизни ситуации из-за своей очевидной связи с ведьмаком. Благо, что бегал достаточно быстро. И это несмотря на то количество вещей, который таскал на себе бард, начиная с одежды и заканчивая побрякушками и сумками. Даже сейчас, когда они шли уже битый час под палящим солнцем, Лютик, еле дышащий от загруженности и жары, не снимал с себя ни шарфа, ни перчаток, которые точно были сейчас неуместны. - Не слишком ли жарко для теплых вещей? - интересуется Геральт, окидывая хмурым взглядом барда, когда тот в очередной раз споткнулся почти на ровном месте. - Ты едешь в черной кожаной курте и весь покрыт серебром. Тебе ли мне что-то говорить, Геральт, - перебрасывает ему бард. Мужчина выдыхает, протягивая ладонь, чтобы закинуть юношу на седло позади себя. Лютик устало и громко выдыхает, чувствуя как ноги начинают гудеть в несколько раз сильнее, и упирается лбом в плечо ведьмаку, скрывая дрогнувшие в улыбке губы. Они преодолевают оставшийся путь в тишине: Геральт больше не задает вопросов, а бард не находит в себе сил, чтобы развлечь себя (и Геральта, конечно) разговором или песней. Они добираются до нужного места – маленькой деревушки, среди бесконечной пустыни – и ведьмак, несколько раз переспросив у жителей насчет полученного письма с заказом, отправляется дальше, оставляя своего барда в крохотной таверне, где тот уже весело просвещает местных о великом защитнике и спасителе - Ведьмаке. Лютик становится первым и единственным, кто не замечает в нем монстра, охотящегося на себе подобных. Он, Геральт, видит это в чужих глазах. Молчаливая забота и немое восхищение, каждый раз, когда ведьмак выбирается из опасных ситуаций, оставаясь хотя бы еле живым. «Но живым же!» - восклицает Лютик, сверкая улыбкой и прижигая очередную ссадину, не забывая однако всякий раз причитать: - Знаешь, ты мог бы и не так часто попадать под удар, - Геральт тихо шипит, - Терпи теперь. Мужчина чувствует аккуратное прикосновение холодных пальцев и вздрагивает еще раз. В нос ударяет запах зверобоя. - Ты хоть раз задумывался каково твоей родственной душе? - непривычно тихо и серьёзно спрашивает поэт. - Нет у меня родственной души, - кидает охотник, поднимаясь и ускользая от рук Лютика. - Эй, я не закончил, - возмущается он, - У всех есть. И у тебя должна быть. - Нет её, - обрывает мужчина, накидывая рубаху. - Хочешь сказать, что никогда не видел на своем теле цветов? О, я даже это представляю. Грозный и суровый Геральт из Ривии покрывается...ммм...какими-нибудь разноцветными герберами и благоухает лавандой на милю вокруг, - смешливо щурится юноша, не скрывая улыбки. - От цветов на теле никто не благоухает, Лютик. - Точно! А тебе бы стоило. Ни один, даже заядлый пьяница и любитель таверн и бардов, не продержится рядом с тобой и двух песен, если ты спустишься прямо так. Нет слушателей - нет денег, таков, знаешь, закон. Геральт грузно хмыкает и под громкий возмущенный вдох выходит из комнаты, потому что ему нужно выпить, а не ванна и благоухание. Если вспомнить, то и на Лютике никогда цветов не было. Ни на руках, ни на лице, ни на... Мужчина с легким удивлением отмечает, что видел поэта без куртки только раз, но даже тогда тот почти все время стоял за спиной или носился вокруг, размахивая руками и неумолимо пытаясь втянуть спутника в очередные неприятности. Геральт сразу же отмахивается от навязчивой мысли, когда заказывает себе выпивку. Ведьмак не хочет искать свою родственную душу. Не готов увидеть тело, испещренное цветочными шрамами, которыми он же его вознаградил. Крокусы- а он был уверен, знал, что это были именно они - как обманчивая надежда на счастье, приправленная его эгоизмом, которую Геральт мог отдать взамен на приглашающее улыбчивые и ломкие золотистые лютики. Такой себе расклад. Даже баллады красивой не выйдет. Геральт не хочет искать свою родственную душу. Геральт вообще не хочет, чтобы она у него была. И он не знает, что в его устоявшемся мировоззрении меняется, когда они приходят к ней. Йеннифер из Венгерберга. Геральт не забывал даже во сне. Ни вызывающие фиалковые глаза, ни темные, роскошные волосы, ни обманчиво хрупкие руки, умело касающиеся плеча, ласково скользящие вдоль рук и тела. Ни одного чертвого движения и слова. Словно выбитые в граните его сознания, как что-то само собой разумеющееся. Меньше, чем за день их знакомства, Геральт действительно желает, чтобы она оказалась той. И, когда он влетает в спальную, чуть ли не снесенный безумным вихрем, видит, как идеальная оголенная кожа светится от чистоты - без единого цветка, даже лепестка, на тех местах, где у него когда-то огнем горели шрамы, то ведьмаку кажется, как последняя его надежда трескается, ломается и взрывается, оставляя после себя ядовитую, желтую пустоту в груди. Он никогда так не ненавидел свои цветы, как в тот момент. И никогда не будет их ненавидеть меньше после. Кто знает, о чем он вообще думает, когда говорит свое последнее желание. Стараясь хотя бы таким способом заклеймить, обмануть Судьбу и заставить её встать на правильный путь. Тот, где он рядом с этой женщиной: не важно покрытой его цветами или нет. Все мысли Геральта носятся вокруг одной единственной, пока Лютик что-то захватывающе рассказывает собравшимся вокруг него людям о каком-то очередном их приключении. Конечно, в песне. Конечно, наслаждаясь тем, чем он занимается. - Ты сегодня более хмурый, чем обычно, - говорит бард, подсаживаясь к нему и гремя полученными монетами. Геральт несколько секунд молчит и, сам не зная зачем, наконец признается: - Хотел тебя поблагодарить. Поэт удивленно моргает и счастливо улыбается, бодро склоняясь над столом. - Я сегодня был неотразим? - шутит (или нет) он. - Если бы ты не вырвал тогда крышку из банки джина, то мы бы не встретились с Йеннифер. Геральту не нужно ведьмачье зрение, чтобы увидеть, как Лютик крупно вздрагивает и в одно мгновение теряет весь свой настрой, отшатываясь чуть назад. Ведьмак взволнованно оглядывает его, но, когда возвращается к лицу, тот снова мягко улыбается, скрывая пробивающую тело дрожь. - Не за что. Наверное, - кивает бард. Спустя несколько минут он объявляет, что устал и собирается идти спать. Хотя Геральт точно помнит, что тот хотел отыграть еще две-три песни и представить всем что-то новое. Ведьмак мысленно пожимает плечами. Кто знает, что может взбрести в голову его спутника. Следующая встреча с Йеннифер отзывается не только теплом в сердце, но и тонким шлейфом боли. Они лежат в её постели, лениво перекидываются своими мыслями, но Геральт видит маленький белый цветок фиалки где-то в районе бедра. И еще несколько на плечах и запястье. Он же знал, что не получится, но последняя надежда остается в тех горах. Так же как и мечты, когда он понимает, что это не его. Как оказывается, прекрасные крокусы, предназначенные родственной душе Геральта, даже близко не стоят с белыми фиалками, редко-редко расцветающими на белоснежной коже Йеннифер из Венгерберга. Геральт их ненавидит. Белые и незапятнанные, мелкие и бархатные. В сравнение со светло-фиолетовыми, строгими, чуть резкими и пряными крокусами, они выглядят… - Ужасно, - шепчет Лютик, когда они с ведьмой возвращаются в общий для них (на какое-то время) дом. Потрепанные и уставшие после заказа ведьмака, на который с ним увязалась и Йеннифер с Цириллой. К счастью, здесь жители оказались более приветливы, чем обычно, и им было где переночевать, помимо очередной таверны с жесткими кроватями и недовольными посетителями. Бард привычными и отработанными движениями обрабатывает появившиеся раны, тихо хмыкая, когда ведьмак недовольно шипит от боли. Геральт падает спиной на кровать, когда Лютик заканчивает с ним и ждет начала привычных расспросов о неудачном заказе, где он снова подверг опасности не только себя, но и спутниц. Конечно, он все расскажет, куда деваться. Конечно, в баллады попадет только та часть, где сильный ведьмак спасает женщин от напастей за бесценок и опустится та, где ему чуть не вспарывают шею острые когти. - Ты начнешь уже свой допрос? – хрипло спрашивает ведьмак, чувствуя скользнувшую вдоль горла боль, и поднимает глаза на улыбающегося Лютика. Тот качает головой, непривычно тихо выскальзывает из комнаты и возвращается лишь тогда, когда уже на втором этаже разносится запах трав, заваренных в чай. После бард оставляет у его кровати заживляющую мазь, которую очевидно дала ему Йеннифер. Геральт ничего не говорит, впервые внимательно наблюдая за шеей барда, старательной укутанной в черный мягкий шарф. На дворе разгар лета, и ведьмак (не в первый раз) чувствует себя глупцом. Через несколько дней, когда все набираются сил для продолжения пути, Лютик соскакивает с лестницы. Его губы изгибаются в веселой, заразительной улыбке: - Идем? Геральт кивает, пробегаясь взглядом по новому наряду барда. - Не слишком жарко? – усмехается ведьмак, останавливая непривычно мягкий взгляд на лице своего извечного спутника. Лютик загадочно усмехается и бодрым шагом проходит мимо него, пряча глаза. Геральт видит мелкий фиолетовый цветок крокуса на шее поэта, когда тот счастливо вскидывает голову, ловя обжигающие солнечные лучи.