Цветы на завтрак

      Все тело непривычно больно ноет, словно мышцы вытащили и тянут, как тренировочный жгут. Ви завалилась на кровать как в личный рай, удивляясь, как тело и разум поощряет такой отдых. Иногда отдыхать полезно.       Надо в душ. Ночью не было сил даже снять обувь, нежели включать горячую воду. Глаза свинцом залиты, на голове полный фиаско, горло — пересохло как от бурной алкогольной вечеринки. Не хочется вставать, но долг зовет.       Поперек кровати всегда неудобно спать, но и в этот раз не спит, как нормальный человек. Протирает глаза, ресницы слиплись из-за туши, пару раз прокашливается и через мутный сонный взгляд видит откуда-то небольшую стеклянную вазу, наполненную водой, а в ней стоят красивейшие листки ее любимых цветов, которые она не видела несколько лет. Ромашки.       Про цветы знала только она и ее бывшие. Все. На этом список людей кончился. Часто врала на счет любимых цветов, говорила то розы, то лилии, то хризантемы или вообще тюльпаны. Это казалось чем-то особо личным, еще хуже, чем пристрастия в постели. Только истинным говорила, что обожает ромашки больше, чем любые цветы на планете. Но эти… красивые, свежие, и выделяются сильнее всего в серой квартире. Слишком милые и роскошные. Ромашки топят в Ви весь арктический лед, который образуется из-за образа жизни.       Настроение сразу поднимается до потолка. Хочется бегать по горам, совершать грандиозные планы, осталось супергероем стать. Встает с кровати сразу, подбегает к вазе, и дотрагивается до ромашек. Настоящие. Высокие. Полевые. Очень большая редкость. Небывалая. Для настоящего неземного счастья, оказывается, ей надо так мало.       Достает одну ромашку из общего букета, принюхивается. Эфемерный аромат. Еле слышится. Тонкий, мнимый, идеальный. Два вздоха — и нос уже привык, надо нюхнуть кофе для перезагрузки рецепторов. Вся накопленная усталость в одно мгновение покинуло ее, как пробка из-под шампанского, и тут ее осенило.       — Джонни?       Не отвечает. Но затылок слегка покалывает, значит, он внутри и все видит и слышит.       Ни Ривер, ни Джуди не знают, что именно любит Ви. А Джонни Сильверхенд, случайный гость в ее мозгу, знает, как себя самого.       — Джонни, я знаю, что это ты.       По помехам, доносящихся где-то справа, оборачивается и видит его, облокотившегося на автомат с едой. Авиаторы скрывают его взгляд, и Ви не может понять, то ли удивлен, то ли доволен.       — Вау, ромашки? — притворно изумляется, хоть и понимает, что она уже до всего догадалась. — Не люблю ромашки.       — Как ты… когда ты успел?       — Не понимаю, о чем ты, — пожимает плечами. — Это не моих рук дело.       — Но никто не знал об этом, — одинокая и самая большая ромашка у нее в пальцах, и она растаяла, как маленький ребенок перед маленьким котенком. — Ни Уорд, ни Джуди. Я им ничего не говорила. Остальные даже не знают, где я живу.       — Это могла быть Мисти. Или Виктор, — вновь фальшиво предполагает, снимая очки. — В качестве благодарности, что ли. Или совместной поддержки.       — Ключей нет. Ни у первого, ни у второго.       — Тогда я точно не знаю, кто тебе решил подарить такой букет ромашек.       — И ты не видел никого, да?       — Ага. Никого, прикинь?       Ромашки никогда не дарят просто так. Символизируют ромашки нежность, влюбленность, простоту. Открытую душу, распахнутую, как рубашку, для каждого. Джонни подождал, пока она уснет, и перехватил контроль за телом, чтобы принести ей в душу немного радости, — взял мотоцикл и выехал далеко-далеко, спрашивая у каждого по дороге, где здесь можно купить цветы.       И ему ответила какая-то наркоманка, которая удивилась, что люди до сих пор не потеряли романтику в этом проклятом городе. Девка, у тебя что, сильная влюбленность, что тебе нужны ромашки? За тем углом цветочный, но если ты подкинешь лишних эдди, то получишь такие огромные и красивые, что даже я буду твоей на час! Может, на час с половиной!       Увидел, когда сидел с ней в машине, стоя на красном светофоре, как Ви смотрит на мужчину, который тащит куда-то большой букет цветов. Наверное жене, дочери, которых так любит, несмотря на дешевую одежду и загорелый вид, словно крыши и нет. Пока ей не начали сигналить, она бы и не двинулась с места. И в бессердечном Джонни что-то перемкнуло, как при скачке электричества, и у него появился хитрый план.       Джонни отдал деньги Ви для нее же. Хоть как-то побаловать, избавить от дерьма вокруг на время. Проснется и уже будет что-то, что исправит неурядицы.       И у него получилось. Можно сказать, что Джонни даже перестарался, пытаясь ей угодить.       А вазу он украл из этого же цветочного магазина. Ну, она криво стояла. Он не виноват.       Ви подходит ближе к нему, и Джонни напрягся.       — Ты же не знаешь язык цветов, да?       — Конечно, нет.       — Ромашки дарят влюбленности. Подруге. Ромашки символизируют верность.       — Тебе подарили эти ромашки, потому что это твои любимые цветы.       Джонни тут же прикусил язык, и Ви мягко улыбнулась ему, прощая вранье.       — Они очень красивые, Джонни. Я очень давно не видела ромашки в живую.       Джонни замолкает, глубоко выдыхая. Очень рад, что смог увидеть ее улыбку и забыть на мгновение, в какой жопе они находятся.       — Пусть ты даже и перехватил контроль над моим телом, что я категорически тебе запрещаю, но это… это прям меня задело.       — Рад стараться.       Ви никогда не видела Джонни таким… лирическим. Чувствует, что это не просто поступок, а что-то большее, чем просто подаренный букет полевых ромашек. Она без понятия, как и где Джонни их нашел в таком прекрасном виде, будто сам пошел и сорвал, но ясно одно — за короткий промежуток он обыскал все точки, пытаясь найти именно те ромашки, которые хочет она. Ни больше, не меньше, и никак иначе.       И ему это удалось.       Ромашки еще символизируют признание в любви. Это негласное правило, о котором никто не знает, но Ви — знает. Язык цветов ей известен благодаря Мисти, которая невзначай говорила, что Джеки ей после ссор дарил желтые розы, в качестве извинений. Джеки не знал, а Мисти было очень приятно. Или ему подсказывала флорист.       Ви хочет обнять Джонни за это. С благодарностью, теплом, которое заслуживает, даже несмотря на все всплывшее дерьмо на поверхность; несмотря на его едкий характер как мышьяк, любовь к сарказму и колкостям, как любит сладкоежка шоколад. Джонни простой, как эти ромашки, но вместе с этим крайне трудно к нему подобраться близ.       Ви тянется к нему, и тут же Джонни пропадает и появляется у иллюминатора. Сгорбившись, смотрит на дневной город, которому так не хватает мощного пожара.       — Никаких объятий, — говорит он, не смотря на нее. — Это просто жест дружбы.       — Я не могу тебя по-другому отблагодарить, — приближается к нему, находясь немного на расстоянии. — Ты подарил мне цветы, которые я обожаю. Я уже и забыла, как пахнут ромашки, Джонни.       — Мне не было огромной проблемой найти их, — бросает он, все еще не смотря на нее. — Я увидел, что ты с детства любишь ромашки, и подумал, что было бы неплохо подарить их тебе. Освежить память, так сказать.       — Цветы в Найт-Сити реже, чем птицы в воздухе. Я… я не могу оставить это просто так, — делает шаг к нему, вынуждая обернуться на себя и встречается его сумрачным взглядом.       — Пустяки. Не усложняй ситуацию.       — Я хочу поблагодарить тебя. Хотя бы так, как могу…       — Если тебе так неймется меня обнять, то хотя бы прими душ, — Джонни замечает абсолютный бардак на голове и грязь на джинсах. — А то мне стремно на тебя смотреть.       — Что, все так плохо? — поправляет запутавшиеся волосы, в которых и пыль, и грязь, и еще какая-то шелупонь. — Ну, вот тут подправить… здесь…       Джонни исчезает и появляется рядом с компьютерным столом. Любит же он нарушать иллюзии нормальной жизни своими телепортациями и голубыми помехами.       — Вот так сильно ты меня не любишь?!       — Солнце мое, никакие ромашки не спрячут смрад этого города и пороха, — полуулыбается Джонни, приглашая ее в душевую кабину. — Хочешь обнять меня, то будь добра, выполни условие. Оно крайне простое, мокрое, мыльное и расслабляющее. Прям сауна, бля.       Ви невесомо улыбается ему, аккуратно возвращает одинокую ромашку к остальным, пытаясь не помять белые лепестки. Бросает куртку на пол, разувается и снимает по дороге майку, оголяя впалый живот и проходящие желтые синяки. Джонни еле заметно скользнул взглядом по телу, пытаясь не выдавать себя, но вышло крайне неудачно.       — А разрешишь…       — Нет, — обрывает Джонни, смекнув ее мысль на три шага вперед. — Мы не настолько близки.       — Ну хотя бы щеку, Джонни!       — Никаких поцелуев!       — Ах, ну да, ну да. Не водили друг друга в рестораны, не признавались в любви, не держались за ручку…       — О Боже… меня сейчас стошнит.       Джонни перемещается прямо в душевую кабину, смахнув волосы с лица.       — Давай так: ты примешь душ, я в очередной раз подскажу тебе, где ты не смыла гель и там уже посмотрим, на что ты способна.       — С тобой так легко договориться?       — Со мной можно договориться, если только я этого захочу. Я прост, как эти ромашки, Ви.       — Ненавижу тебя, Джонни, — любя говорит она, стремительно лишая себя остальной одежды.       — Ага, я это уже слышал.