Зимняя вишня

Зима в том году была относительно тёплой. А может, это и они так сильно бежали, что их разгоряченная кровь согрела, закипев в жилах, их тела. Воздух был сухой и холодный, колючие снежинки, ведомые сильными порывами ветра, ударялись об их раскрасневшиеся лица. Ноги Гарри были босы и немного озябли, а нос Рона, и без того немного припухший, алел, словно маков цвет, на румяном лице парня. Видела бы их только миссис Уизли! Уже подбегая к речке, успевшей за довольно короткий срок покрыться льдом, мальчишки дружно споткнулись о корягу, чуть не загремев прямо под лёд. Гарри хмыкнул первым — сказывались нервы, ведь в последнее время всем, и Поттеру в особенности, приходилось несладко. Потом и рыжий фыркнул, как бы соглашаясь с другом. Спустя несколько совсем не напряженных мгновений они оба смеялись, как сумасшедшие, и если их спросил бы кто, никак не сумели бы определить причину своего смеха. — Гарри, где твои ботинки? — раздался за их спинами нравоучительный голос Гермионы. — А ты, Рональд, где твои шарф и шапка! Вы хотите заболеть? Даже от слов девочки смех никуда не делся. Парни лишь ещё громче залились, а в уголках глаз их собирались уже первые слёзы. — К тому же, вы, что, забыли уже, зачем мы на самом деле сюда пришли? Вопрос был риторический, мальчики тут же вспомнили о своей первоначальной цели, с силой заставив себя проглотить последние смешки, чтобы те в свою очередь не вызвали последующих. — Гермиона, — уши Рона стали, кажется ещё краснее, чем его замёрзший вконец нос, видно было, что парень волнуется. — А что если мы… ну, не эти самые с тобой… — Не соулмейты? — закончила за него Грейнджер. — А разве это должно что-то поменять? — ответила она в конце концов вопросом на вопрос. — Нет, но я просто подумал… — Тогда начнём, — оборвала его девочка, легким взмахом палочки материализуя легкий букет из алых тюльпанов*. — Я первая, — самодовольно улыбнувшись, добавляет она. Им не больше пятнадцати, только Грейнджер шестнадцать. Зеленоглазый, вечно лохматый брюнет, Гарри неловко потирает затылок в любой неловкой ситуации, а кривоватые очки-велосипеды так и норовят свалиться с веснушчатого слегка вздернутого мальчишечьего носика. Он самый низкий в этой компании, хотя Гермиона, являясь его личным психологом по совместительству и советует парню не комплексовать по этому поводу, он все равно постоянно считает себя не вполне полноценным. Уже пятнадцать лет как Гарри считается «Мальчиком-который-выжил», хотя сам никакой заслуги своей в том и не видит, ведь все, что случилось с ним — полнейшее везение! Не таков Рон, наоборот считающий себя недооценённым, вот уж у кого точно нет проблем с самооценкой. Однако, такого верного друга ещё поискать надо. Никогда ещё Уизли не бросал товарищей в беде. Несмотря на высокий рост, он не смеётся над Гарри, как это некогда делал его магл-кузен. Рон вряд ли сможет это признать, но он завидует Гарри, хоть завидовать-то и нечему. Ведь у мальчика нет никаких близких, кроме рыжего семейства и Гермионы. Гарри и соулмейта встретить своего не надеется, но точно уверен: Рон и Гермиона — созданы друг для друга. И Грейнджер, и Уизли — чертовы умники. Нет, Гарри отнюдь не бездарь и не глупец, и материал он учит лучше всех учеников вместе взятых… если, конечно, учит… А вот друзья его, как Поттеру иногда кажется, просто помешаны на учебе. Если все, что делает Гарри, это прочитывает бегло учебники по всем предметам, а потом выезжает за счёт своих уже имеющихся знаний, то эти двое не устают поражать его своей дотошностью в вызубривании материала, хотя он и пытался несколько раз предложить другие способы получения хороших отметок. «Магловские» предметы, введённые в Хогвартсе не так уж и давно, даются и Гарри, и Гермионе особенно просто, чего нельзя сказать о других волшебниках. Математика и физика, можно даже сказать, стали одной из основных причин, доведших Рона до того, что парень стал зазубривать материал. И ничего против этого не скажешь, ведь предметы эти в школе вести стали почти сразу элитные учителя, специально подобранные новым министром. Министром, которого за глаза называют Темным Лордом. И Темным не по цвету магии или мантии, а исключительно потому, что с его приходом для особенно консервативных чистокровок настали темные времена. О том, что у названия «Темный Лорд» есть продолжение, мало кто знает. Но, как ни странно, Гарри — в числе этих немногочисленных. Темный Лорд Волдеморт, или же «Владыка Смертей», как особо умные колдуны интерпретируют французскоязычное именование. Этот новый министр, выскочка-полукровка, почти до конца века честно исполнявший роль серого кардинала, наконец взобрался на мостки, сменив во главе Английского Магического общества одного из своих подчиненных — Абраксаса Малфоя. Среди волшебников немного найдётся тех, кто оспаривает идеи своего Лорда, но Гарри почему-то кажется, что министр просто весьма успешно затыкает рты недовольных своими влиянием и могуществом. Реформы Министра Реддла безумны, но действенны. Гарри до сих пор помнит общественные недовольства по поводу модернизации системы. Кто-то даже говорил, что от этого «магловского мусора» не работает магия. Где сейчас был этот кто-то, от кого даже имени не осталось? Но, несмотря на такие печальные моменты воздвижения и правления министра, колдуны зато медленно, но верно выбирались из-под гнета немагов. Это было нечто новое, но не такое плохое, как это видели влиятельные чистокровные рода. Да, волшебникам было нужно много чего в себе изменить, но почему бы и нет, если это поможет в то же время сохранить себя, свою культуру и историю. — Гарри, ты все ещё не сплёл венок? — вырвал его из размышлений голос Рона, чьи руки уже сжимали аккуратный венец из пурпурных глоксиний — символ любви с первого взгляда. Гарри тут же почувствовал себя абсолютно растерянным. Из них троих в соулмейтике и языке цветов он разбирался лучше всех, но он понимал, что уж кто-кто, а Гермиона точно поймёт значение букета из засохшего базилика**. Поттер готов уже был придумать какое-нибудь глупое оправдание, когда к нему чуть ли не в руки прилетел откуда-то сверху заснеженный влажный венок сакуры. Откуда, каким ветром занесло сюда эту азиатскую диковинку? Парень и задумываться не собирался. — Нет, вот мои цветы, — возразил он, заметив, что никто из друзей и внимания не обратил на странность происхождения этой таинственной вишни. Следуя таинству родственных душ, оставалось лишь запустить букет в плавание по заледенелой реке, предварительно расчистив ему путь. Когда Рон и Гермиона выполнили это условие, Гарри заметил, как они изменились, с осознанием какой важности посмотрели они друг на друга. «Может он мертв, — продолжал размышлять Поттер, — или, что ещё хуже — Малфой, ведь у меня нету более заклятого врага, кроме Драко… В таком случае лучше умереть в одиночестве…» Юноша не успел окончить мысли, так как в этот миг сакура выпала из его рук, и в тот момент, когда она коснулась воды, время для Гарри замедлило свой бег… |*красный тюльпан — объяснение в любви, поверь мне **базилик — отвращение, ненависть, засохшие цветы означают умершие чувства| *** Это было похоже на медленное погружение в воду. Воздух постепенно становился все более плотным, уши словно затапливало чем-то вязким, напоминающим кисель, жидкий воздух заливался в легкие. «Чудесно, — подумал Гарри, — значит, умру в попытках встретиться с соулмейтом. Неудивительно, что это должен был быть базилик…» Закрыв глаза, Поттер отсчитывал секунды. Через семьдесят его сердце прекратит биться. Потом клиническая смерть, а дальше… Воздух неожиданно потерял былую тяжесть. Воскресли звуки и образы. Гарри будто очнулся от глубокого зачарованного сна. — Урод, уродец! — приближались крики со стороны деревни. Гарри не сразу понял, кому кричат. Почему-то сначала ему показалось, что время повернулось вспять, и двоюродный брат снова преследует его со своими дружками. Поттер даже пригнулся, подготавливая себя к встрече с тяжелым кулаком, прежде чем осознал всю драмкомедию ситуации. В конце-концов он взрослый маг и вполне способен постоять за себя. Гнались не за ним. Мальчишка лет десяти выскочил из-за деревьев. Он был невысокий и до чертиков тощий. Как Гарри некогда в его годы. Волосы мальчика растрепались и слиплись от долгого бега. — Да держите вы уже этого ненормального! — крикнул кто-то из приближающейся толпы детей. — Повтори судьбу моего кролика! — горланил пухлый мальчишка ростом чуть пониже Гарри. Поттер сам не прочь был бы спрятаться где-нибудь от этой оравы, только вот чертовый комплекс героя, о котором непрестанно любил ему напоминать Снейп, не давал бросить мальчишку одного. — Том, стой! — раздался откуда-то тоненький девчачий голосок. Гарри обернулся, пытаясь понять, что же происходит с этим, по всей видимости, Томом. Всплеск воды стал ответом на все его не прозвучавшие вопросы. Недолго думая, парень прыгнул в реку следом. *** — Ты жить что ли не хочешь? — отфыркиваясь от воды, обратился Гарри к этому, по всей видимости, Тому. Они сидели на другом берегу, куда Гарри каким-то чудом сумел их аппарировать. Оба мокрые и продрогшие до костей. Том упорно продолжал молчать, пялясь в одну точку, но когда Гарри хотел было уже обратить внимание мальчика на его невежливость, он наткнулся на до боли знакомый отрешенный взгляд — его взгляд. — Они правы, — хмуро заметил мальчишка, убирая с лица прядь каштановых волос. — Я действительно урод. — Нет, они просто глупые мальчишки, ничего не смыслящие в жизни… — попытался возразить Поттер, но Том на это лишь покачал головой. — Ты меня не знаешь, а уже защищаешь, — как-то тоскливо протянул мальчик. — Я ведь выпотрошил кролика того мальчугана, выпотрошил и подвесил за потроха прямо на колокольни той церкви, служитель которой называет меня дьявольском отродьем… Деревня, церковь — как это все напоминало детство самого Гарри. Куда бы он ни попал, но мальчик этот нуждается в помощи, которую он просто не может ему не оказать. — Я Гарри, Гарри Поттер, — представляется брюнет, поправляя чудом уцелевшие очки на носу, и протягивает руку Тому. — Том. Меня зовут Том Марволо Реддл, — немного удивленно отвечает на рукопожатие шатен, широко распахнув свои небесно-голубые глаза. *** А потом они идут в деревню, где все уже давным давно украшено к празднику. Вместе. Тонкие пальцы Реддла и Поттера крепко, неразлучно сплелись вместе. Они словно стали друг для друга единственной неколебимой опорой. Впрочем, частично это можно назвать правдой, ведь для Марволо в мире нет ни единого друга, кроме его нового знакомца, а все друзья Гарри остались в той, прошлой жизни. Йольские свечи скоро станут единственными источниками света, не считая бледнеющих в черноте неба далеких звезд, а зелень еловых веток заменит, кажется, все цвета. И запах — этот чудесный запах Йоля, праздничных угощений, витающий в морозном воздухе. Ничего будто больше и не надо для полного счастья… — Говорят, в это время встречают родственную душу, — неожиданно вспоминает Гарри, но Реддл его тут же обрывает голосом, наполненным слишком большой горечью для такого слишком юного существа. — Глупости, вранье. — Ты разве не смог ничего наколдовать? — удивляется Гарри, и Том качает головой. — За колдовство в приюте таскают за уши и не только, по крайней мере меня. Раньше ведьм вообще на кострах сжигали, так что мне, считай, повезло… Гарри тоже повезло. Он рос не в приюте. У него были родные — дядя, тетя и милейшей наружности кузен, очень любивший над ним поиздеваться из-за низкого роста Гарри и слабого телосложения. А ведь слабеньким и маленьким он был лишь потому что кормили его чем придется и через раз… — Если у меня и есть где-то родственная душа, она меня, наверно, ненавидит, так как цветов у меня нет никаких… Том взмахивает палочкой, неизвестно как появившейся у него в руке, но вопреки его печальному монологу, на кончике расцветает боярышник*. Надежда всегда умирает последней… |*Ветка боярышника (Crataegus) — надежда. Название происходит от греч. κραθαιος («крепкий»)| *** Не зная почему, но Гарри находится под большим впечатлением, увидев цветок Реддла. Словно не только этому мальчишке, но и ему самому дали право на счастье. Но ведь это невозможно. Разве может быть счастлив тот, подле которого цветет лишь базилик, да и тот тут же засыхает? Но ведь это можно и проверить… Ночь Гарри проводит в библиотеке и почти не спит, думая о Томе, о том, как до странного похожи их судьбы. Может, неслучайно судьба забросила его именно в это место, и может, Том… Нет, он не будет об этом думать. Хватит вечной череды разочарований! Не в силах однако больше терпеть, Поттер взмахивает палочкой, и в нос ему ударяет терпкий запах вереска*. Да, этот день действительно полон новых открытий… И с этими мыслями Гарри засыпает… |*Вереск, Вереск обыкновенный (Calluna vulgaris) — защита, желания сбудутся.| *** Целую неделю мальчики проводят вместе. С Томом интересно. Марволо только двенадцать, но он уже необычайно умен. Кажется, нет такой вещи, о которой бы он не знал. И это не просто знание школьного материала, как у Рона или Гермионы, это полное понимание того, о чем идет речь. Гарри не может поверить, что у него, наконец, появляется достойный во всех смыслах собеседник. — Учеба важна, Гарри, — замечает Реддл на очередной едкий комментарий Поттера в адрес какого-то преподавателя. — Жизнь тоже, Том, — не менее серьезно говорит гриффиндорец. Их умные диалоги иногда доходят до абсурда, и это бессмысленно отрицать. — Какой у тебя цветок? — глаза Марволо зажигаются таким озорным блеском, что не трудно догадаться, о каком цветке идет речь. — Был базилик, — кривится Поттер, — подсохший… — А теперь? — Вереск… Гарри чувствует, что грядет время прощаться. Непрошенные слезинки невольно собираются в уголках глаз. — Мы еще встретимся? — слишком унизительно моляще вопрошает Реддл. — Не знаю, — Гарри и сам сейчас — лишь жалкая своя тень, — не знаю… Он давно не призывал цветок, но когда он произносит заклинание, это уже не вереск, березовые серьги*, отдающиеся какой-то глухой болью в груди. Том не плачет, это просто слезы. На смену светлому боярышнику приходит унылый асфодель**… |*Ветка берёзы (Betula) — С одной стороны берёза символизирует печаль и смерть, с другой начало жизни и оберег. **Асфоделус, Асфоделюс, Асфодель (Asphodelus) — является символом забвения, смерти, траура, скорби и загробной жизни.| *** Когда Гарри вновь видит друзей, ему кажется, что прошла отнюдь не неделя, а долгие годы, когда здесь прошел лишь миг. Он не успел соскучиться ни по Грейнджер, ни по Уизли, но уже жутко скучает по Тому. Эта боль почти физическая… — Ты нашел свою родственную душу? — спрашивают его друзья, и их слова для него — ножом в сердце. — Нет, нет… я опоздал… Том не мог дожить до нынешних дней. Еще по книгам Гарри понял, что время Реддла — восемнадцатый век. А значит — все это было зря… Или нет? Ведь иначе они бы вообще получается не встретились… Проходит минут пятнадцать, пока до ослабленного печалью сознания Поттера не доходит одна простая, но очень важная вещь — Реддл. Сколько лет министру? … *** — То есть тебе, малец, срочно надо к министру, но почему — ты не скажешь? — переспрашивает у Поттера рослый аврор, не переставая направлять на парня свою палочку. Как же Гарри же устал объяснять — друзьям, крестному, миссис Уизли, тому колдуну у входа… — Просто скажите ему, что это Гарри Поттер, и, что это очень важно. Аврор пожимает плечами и скрывается за дверью. Когда он выходит вновь, в его взгляде можно прочесть благоговейное удивление. — Министр Реддл ждет вас, — потрясенно произносит мужчина, пропуская Гарри в кабинет. Поттер входит внутрь и замирает в оцепенении на пороге. Может, та неделя Йоля ему приснилась, и ничего этого не было, и… — Гарри? — оборачивается министр. В глазах Тома пронзительно-синий смешался с алым, словно на палитре художника-экспрессиониста. Годы — столетия — умудрили его богатым опытом. — Том, — немного смятенно, немного восхищенно отвечает Гарри, невольно делая шаг вперед. Марволо гораздо быстрее преодолевает расстояние, их разделяющее. Узкая ладонь нежно ложится на щеку брюнета. Том словно не может поверить своему счастью. — Ты даже не представляешь, как долго я тебя ждал, — произносит шатен своим глубоким бархатным голосом, от которого Гарри плавится, что та йольская восковая свечка. Их руки сплетаются, будто впервые. И по комнате уже вовсю распространяется сладкий запах вмиг расцветшего миндаля*… |*Ветка миндаля (Amygdalus) — сладкие надежды, очарование, чуткость, девственность, плодовитость, надежда, осторожность.|