Beautiful delirium

      I felt like dead flowers in a vase, Which somebody forgot to throw away       Своим одиночеством Акутагава, и вправду, напоминал букет увядающих цветов. Жил себе где-то в отдалении от внешнего мира и тихо вял, такой мрачный, холодный, отчуждённый…       Still standing here on public display All wilted and decayed       Среди людей он, впрочем, всегда пытался скрыть это, а потому они считали Рюноске всего лишь странноватым замкнутым типом, не зная, как пусто всё это время было у него на душе.       Wilted by darkness, wilted by thirst       Точно так же, как цветы гибнут от темноты и засухи, Акутагава погибал от гнетущего его чувства бессмысленности всего происходящего. Для него проклятием стало вампирское бессмертие и вынужденное нахождение в этом огромном поместье, где ничто не скрашивало его унылое существование. Иной раз ему казалось, что и Гин он не особенно нужен, — уж слишком редко та бывала тут, в доме, что некогда был для них обоих родным. Её объятия были тёплыми, и она никогда не скрывала радость от их встреч, но что-то в глубине его души так и кричало о том, что даже его младшая сестра не может понять всех его переживаний. Гин всегда было комфортно в одиночестве; Рюноске же одиночество практически убивало.       And then you came…       А потом в его жизни появился Чуя. Совершенно внезапно, спонтанно. Их случайное знакомство, однако, не стало таким мимолётным, каким должно было бы стать. Они оба будто понимали где-то на подсознательном уровне, что нечто большее связывает их, что их судьбы неизменно переплетаются.       Чуя стал его светом; светом, что прорезал эту зловещую тьму одиночества. И Рюноске полюбил его. Полюбил по-настоящему, искренне — вероятно, впервые. Эта любовь, столь непохожая на то, что он когда-либо чувствовал, поначалу казалась ему пугающей, но она же придала его жизни смысл.       You said I was a piece of art Wild, complex and dark       «Произведение искусства». Да, именно так Накахара как-то раз назвал Акутагаву, ещё в их первую встречу. Рюноске никогда и не думал, что может понравиться кому-то чисто внешне — он всегда был уверен, что балансирует на этой тонкой грани между «обычная вампирская внешность» и «что это за убожество?!», никогда не оценивая себя выше того. А Чуе понравился. Чуя сразу же, в первую их встречу, назвал его красивым. «Возможно, ты и не принц из сказки, но ты невероятный, — сказал он тогда, — Знаешь, твоя красота… Необычная, тёмная. Вот что в тебе особеннно привлекает».       You called me a magical bouquet With opium poppy and wolfsbane*¹ Thorny roses and nerium*² Such a beautiful delirium       Именно этим странным сочетанием и описывал Накахара Акутагаву.       «Сложный, таинственный мечтатель, душа которого скорее принадлежит тьме, нежели свету, — говорил он, — Скрытный, странный, как бы источающий опасность, ненависть, но оттого — лишь ещё больше мною любимый». Чуя сравнивал Рюноске с колючим стеблем, но ему самому всегда дарил только белые розы без шипов*³ — как знак их вечной любви, которую рыжий осознал, едва посмотрев на него в первую их встречу.       You said I looked like a painting Mysterious and fascinating       Чуя всегда заявлял, что красота Рюноске — в некой его неестественности. Акутагава всегда скрывался за тысячами масок, каждый раз добавляя в свой портрет всё новые и новые черты, и, кажется, он уже и сам не осознавал, кем является на самом деле. Наверное, это не должно привлекать, ведь обычно это считается скорее отрицательным качеством, но отчего-то Накахаре нравилось в нём именно это. Загадочная картина, постоянно меняющая свои цвета, — вот кем для него был Рюноске Акутагава.       You called me a magical bouquet With hemlock*⁴ and deadly nightshade*⁵ Thorn apple*⁶ and lily of the valley*⁷ Quite unusual, quite uncanny…       «Ты станешь моей смертью, — думал Накахара, глядя на Рюноске, — Но я никогда не смогу забыть тебя, ведь ты также являешься и моей жизнью».       До знакомства с ним Чуя, жестокий вампир, ненавидимый в равной мере и людьми, и своими сородичами, казалось, и вовсе не имел слабых мест. Для него, по правде говоря, никогда не было ничего святого: он мог убить и человека, и вампира, если того требовала ситуация. Самоуверенный бунтарь, он всегда с решимостью шёл к своим целям, даже если для этого необходимо было ступать по головам.       А потом в его жизни появился Рюноске. Его любовь. Его мечта. Его слабость. И эта уязвимость, когда дело доходило до всего, что связано с бледным черновласым аристократом, вероятно, не могла бы привести ни к чему хорошему.       Связываться с кем-то вроде Накахары — опасно, но это ничуть не заботило Акутагаву. Поначалу рыжему казалось, что Рюноске всего лишь развлекается, что ему просто стало слишком скучно. Невинные, почти дружеские отношения, нелепые шутки по поводу их излишней близости… И лишь когда тёмно-бордовая метка, оставленная клыками партнёра, расползлась под его кожей, Чуя осознал — чувство, связавшее их, куда сильнее, чем они оба могли предполагать. Впрочем, их по-прежнему всё устраивало.       Устраивало — ровно до того момента, когда давний враг Чуи оказался в саду их же поместья, и ландыши, растущие аккурат рядом с тем местом, куда упал пронзённый мечом Рюноске, обагрились кровью.       Рюноске был для него совершенством.       Был — потому что теперь от него остались лишь воспоминания.       Прекрасный бред сменился явью. Вот только Накахара больше не хотел жить в такой реальности.       В этот чудесный день, когда закат окрасил небо особенно глубоким оттенком красного, практически одновременно, рядом друг с другом, прервались две соединённые судьбы.       Принимая на себя удар, Рюноске Акутагава защищал Чую Накахару.       Вонзая кинжал в свою же плоть, Чуя Накахара защищал их лучшие моменты, не давая им превратиться в страдания о безвозвратно ушедшем прошлом.